сторге от тебя. Она тебя любит. Ее нельзя осуждать только
за то, что такова ее природа, как нельзя осуждать за это нас.
   - Теперь, узнав тебя, я не смогу без тебя жить.
   - Сможешь и будешь. Так должно быть. Он взглянул на меня с отчаянием.
   - Мы должны что-то придумать. Я покачала головой.
   - Я не являюсь  хорошей  женщиной,  Ричард,  как  ты  понял.  Но  таковой
является моя сестра.., моя сестра-близнец. Этому должен быть положен  конец.
Мне следует найти предлог для отъезда.
   - Этим ты разобьешь и ее и мое сердце.
   - Сердца быстро заживают, если кто-то занимается их лечением. Вы вылечите
друг друга.
   Он еще крепче обнял меня, и я воскликнула:
   - Нет! Я обязана уехать. Мне нельзя оставаться здесь.., в таком качестве.
Ты же видишь, насколько это опасно.
   - Я не могу отпустить тебя, - просто сказал он.
   - А я не могу остаться, - ответила я.
   -  Берсаба,  обещай  мне  не  уезжать  сразу...  Подожди  немного.  Давай
подумаем, как все это можно уладить.
   - Если я останусь.., это может повториться. Мы оба замолчали. Я понимала,
что он борется с кипящими в нем страстями точно так же, как и  я.  Мне  надо
было сохранять спокойствие. Я должна была думать об Анжелет.
   - Я не могу потерять тебя. Ты же знаешь, что представляет собой наш брак.
С твоим появлением  изменилась  вся  моя  жизнь..,  она  приобрела  смысл..,
исчезла вечная подавленность...
   - Это понятно, - ответила я. - Знаешь, сейчас мы слишком  взвинчены.  Мне
пора идти.
   В колеблющемся свете свечи  я  видела  лицо  Ричарда,  умоляющее,  полное
отчаяния и ставшее от  этого  более  молодым  и  беззащитным.  Мне  хотелось
успокоить его, дать обещания, которые были бы предательством по отношению  к
Анжелет, а ведь - Господь свидетель - я и так достаточно причинила  ей  зла.
Следовало прекратить думать о себе и о Ричарде.
   - Обещай, что пока не уедешь, - настаивал он. И я пообещала ему, а  затем
ушла. Я почти выбежала из спальни и  захлопнула  за  собой  дверь.  Потом  я
заглянула к Анжелет. Она  мирно  спала,  и  на  ее  невинном  лице  читались
удовольствие и облегчение.

***

   Было нелегко смотреть в лицо Анжелет, но я справилась с этим  лучше,  чем
Ричард. А в середине дня прибыл гонец с  вызовом,  и  он  явно  почувствовал
облегчение.
   До его отъезда нам удалось встретиться с глазу на глаз. Он сказал:
   - Мы что-нибудь придумаем. Но  я  знала,  что  ничего  придумать  нельзя.
Анжелет долго махала ему вслед  рукой,  а  затем,  повернувшись  ко  мне,  с
гордостью сказала:
   - Он занимает очень важную должность. С ним советуется король.
   Что касается меня, то мне хотелось побыть одной  и  подумать,  поэтому  я
отправилась к пруду, откуда открывался вид на стену замка, и стала думать  о
переживаниях Ричарда, о его ребенке-монстре,  который  был  заточен  там,  а
главное, о том, что будет с нами дальше.
   Шел декабрь, и Анжелет без конца говорила о  наступающем  Рождестве  и  о
том, как празднуют Рождество у нас дома. Отец пока  никуда  не  уехал.  Мать
писала, что дела с устройством конторы в Плимуте отнимают у него и  у  брата
много времени, но она счастлива, потому что они будут вместе  на  Рождество.
Сожалела она лишь об отсутствии своих дочерей. И я представила,  как  в  дом
вносят святочное полено, как появляются  певцы  и  мимы..,  наши  собирались
съездить на неделю-другую  в  замок  Пейлинг.  Дедушка  Касвеллин  вел  себя
беспокойно. К концу октября с ним так бывало всегда, поскольку в Хэллоуин  к
нему возвращались воспоминания о прошлом, он начинал волноваться  по  поводу
ведьм и выражал желание лично отправиться на их поиски и повесить их. Обычно
все это кончалось для него приступами слабости.
   "Так что, видите, дорогие мои, - писала мать, - все у нас по-прежнему.  Я
очень рада тому, что вы вместе. Анжелет должна уговорить Ричарда,  чтобы  вы
все приехали к нам в гости. Конечно, я понимаю, что время сейчас беспокойное
и солдату нужно быть готовым ко всему. Надеюсь, беспорядки улягутся, и жизнь
вернется в мирную колею. В Рождество мы, будем думать о вас".
   А мы, конечно, будем думать о них.
   В середине декабря подозрения, появившиеся у меня некоторое время  назад,
подтвердились. Не следовало, впрочем, удивляться тому,  что  мне  предстояло
стать матерью.
   Я сделала это  заключение  абсолютно  хладнокровно  и  даже  с  некоторым
радостным  возбуждением.  Рассмотреть  все  сложности,  связанные   с   этим
обстоятельством, можно было и потом. О чем я думала? Я была счастлива, что у
меня появится ребенок от Ричарда. Вот только в  качестве  кого  я  буду  его
вынашивать?
   Феб внимательно наблюдала за мной. Думаю, что она знала обо  мне  гораздо
больше, чем я поначалу считала. Она всегда следила за мной, и  ей  наверняка
было известно, что я не раз возвращалась в свою постель лишь под утро.
   Лежа в кровати, я спокойно взвешивала ситуацию. Я спрашивала себя, что  я
собираюсь делать. Надо все рассказать ему,  но  какова  будет  его  реакция?
Сначала он обрадуется, но потом представит, сколько трудностей  возникает  в
связи с этим, и начнет судорожно искать какой-то выход.
   Я могу пойти к своей сестре и заявить ей: "Я собираюсь родить ребенка  от
твоего мужа. Ты не хотела его, а я - хотела и вот результат".
   Даже мне, настолько хорошо знавшей Анжелет, было трудно представить,  что
сделает она в ответ.
   Я знала, какое решение предложит Ричард. Он захочет увезти  меня  отсюда.
Нам придется выдумать  какой-то  повод  для  моего  отъезда.  Я  буду  тайно
вынашивать его дитя, а он иногда будет посещать нас.
   Но как это сделать? Нужно было все предусмотреть.
   И почему я не подумала об этом заранее? А он? Похоже, страсть сделала нас
слепыми ко всему, что мешало ее удовлетворению.
   Для меня было характерно то, что, когда возможное  решение  напрашивалось
само, я не колебалась. Я всегда действовала слишком  быстро,  и  мать  часто
корила меня за это. Я была несдержанной,  импульсивной  по  натуре.  Видимо,
благодаря этим своим чертам я частенько  попадала  в  ситуации,  из  которых
потом с трудом выбиралась.
   Действительно, мне надо было предвидеть подобную возможность.  Отчего  бы
мне, страстной женщине, не быть плодовитой? Я не думала об этом, захваченная
самой интригой и радостью, которую получала от  этих  мимолетных  встреч.  А
может быть, я подсознательно отказывалась принимать такой исход.
   Фактом оставалось то, что я беременна и со временем все окружающие узнают
об этом, так что нужно было действовать.
   Я верхом отправилась на ферму Лонгриджей. Некоторое время  мы  болтали  о
том о сем с Эллой, а потом явился Люк. Он явно обрадовался, увидев меня, и я
решилась на разговор с ним, начав его по пути к Фар-Фламстеду, куда он  меня
провожал.
   Я прямо приступила к делу:
   - Вы хотели жениться на мне. Остается ли ваше предложение в силе?
   Он остановил лошадь и уставился на  меня.  Я  невозмутимо  встретила  его
взгляд.
   - Ибо если это так, - продолжала я, - то я принимаю ваше  предложение.  Я
выйду за вас замуж.
   - Берсаба! - В его голосе несомненно звучала радость.
   Я предостерегающим жестом подняла руку.
   - Вы должны знать причину моего согласия, - сказала я. - Я жду ребенка, и
в данных обстоятельствах мне просто необходим муж.
   Я видела, что Люк с трудом осознает смысл сказанного  мной.  Он  явно  не
верил, что я говорю правду.
   - Это правда, - сказала я. - Когда вы сделали мне предложение, я отказала
вам, поскольку тогда не знала об  этом  щекотливом  обстоятельстве.  Вы  мне
нравитесь. Вы мне интересны. Мне доставляют удовольствие дискуссии  с  вами,
но я хочу, чтобы вы знали причину, по которой я принимаю  ваше  предложение.
Конечно,  вы  можете  взять  его  назад.  Вы,  джентльмен   с   пуританскими
убеждениями, не должны брать в жены такую женщину, как я. Я и в  самом  деле
совсем вам не подхожу, и мы оба знаем об этом, но  вы  сказали,  что  хотите
меня, а я оказалась в очень затруднительном положении. Мне нужно решить, как
поступить, чтобы нанести минимальный  ущерб  окружающим  и,  конечно,  самой
себе. Простейшим решением является замужество. Таково мое предложение.
   Он молчал, и я продолжила:
   - Что ж, я уже получила ответ, тот, какого и ждала. Не думайте больше  об
этом. Теперь вы знаете, что я - аморальная женщина, я это и сама  понимаю  и
согласна с вами: такая женщина не может стать вашей женой. Ваше  молчание  -
красноречивый ответ. Слова не нужны. Мое предложение нелепо,  оскорбительно,
и я недостойна более называться вашим другом. Прощайте.
   Я повернула лошадь и приготовилась пустить ее в галоп, но в  этот  момент
он произнес мое имя.
   Остановившись, я обернулась.
   - Вы.., вы ошеломили меня, - сказал он.
   - Я понимаю, что вела себя совершенно недопустимо. Прощайте.
   - Нет. Дайте мне время. Я хочу подумать.
   - Чем больше вы будете думать, тем лучше будете понимать, насколько  дико
звучит мое предложение. Я сделала его только потому,  что  вы  сказали,  что
любите меня. Вы говорили об этом весьма страстно, и так как брак с вами  был
бы прекрасным выходом для меня, я  сделала  вам  предложение.  Но  теперь  я
понимаю, что об этом не может быть и речи.
   Уже сквозь стук копыт я расслышала:
   - Дайте мне время...

***

   Люк приехал в Фар-Фламстед в середине дня. Ко мне зашла Феб  и  доложила,
что он просит встречи со мной. Мы вновь пошли в сад. Погода  мало  подходила
для прогулок: темные низкие облака обещали снегопад.
   - Берсаба, - сказал он, - я прошу вас выйти за меня замуж.
   Меня охватило теплое чувство, которое я  не  могла  определить.  Я  почти
любила его, прекрасно понимая, как должна выглядеть такая женщина  в  глазах
человека пуританских убеждений. Вероятно, он  действительно  любил  меня,  а
может быть, это  было  просто  то  мощное  влечение,  предощущение  страсти,
которое испытывали ко мне мужчины?
   - И вы согласны стать отцом чужого ребенка?
   - Да, поскольку это и ваш ребенок.
   - Люк, - сказала я, - либо вы очень благородный человек,  либо  вы  очень
любите меня.
   - Я очень люблю вас.
   - Это нежная любовь или непреодолимое влечение?
   - И то и другое. Чей это ребенок?
   - Вы считаете, что вам необходимо это знать?
   - Я уже знаю. Похоже, здесь есть единственный кандидат. Муж вашей сестры.
- Губы его искривились от гнева. - Почему? - возмущенно воскликнул он. - Как
вы могли?.. Как он мог?
   - Причина та же, по которой вы, пуританин, изменили своим  принципам.  Вы
собираетесь жениться на такой женщине, как я. Поверили бы вы в это до  того,
как узнали меня?
   Он медленно покачал головой.
   - Тогда не задавайте таких вопросов. Так бывает.., потому что так бывает.
Мы такие, какими мы созданы, и некоторые из нас не  в  силах  сопротивляться
своим влечениям. Я, он, вы... Если я выйду за вас  замуж,  вам  не  придется
опасаться измены. С того момента, как мы дадим друг другу  клятву  верности,
мой ребенок станет вашим, и вы должны думать о нем только  так.  Я  понимаю,
насколько трудное решение вам пришлось принять, и люблю вас за это,  Люк.  Я
обещаю  вам,  что  буду  преданной  и  верной  женой  и  подарю  вам  вашего
собственного сына.., хотя, может быть,  вы  не  будете  возражать  и  против
дочери.
   - Я хочу на вас жениться, - сказал он. - Все будет так, как вы сказали. В
интересах ребенка брак следует заключить как можно скорее.
   - Тайный? - спросила я.
   - Безотлагательный. У всех  должно  сложиться  впечатление,  что  мы  уже
женаты. Мне придется рассказать об этом Элле, но она будет считать, что  это
мой ребенок.
   - Вы согласны не только жениться, но и солгать ради моего спасения?
   - Да, - сказал он, - я так и сделаю. Я получил то, к чему стремился, и не
имею права жаловаться на то, каким образом это произошло.
   Я протянула ему руку.
   - Вы будете мне хорошим мужем, Люк, - сказала я, - а я буду  делать  все,
чтобы стать для вас хорошей женой. Клянусь в этом.

***

   Церемония была очень простой и состоялась в гостиной их дома.  Элла  была
слегка шокирована, так как считала, что мы несколько поторопились с  браком;
но мысль о ребенке наполняла ее такой радостью, что она была готова подавить
свое неодобрение. К тому же, думаю, она втайне  была  довольна  появлению  в
доме еще одной женщины, тем более, что было ясно: я не  из  тех,  кто  будет
вмешиваться в вопросы ведения хозяйства.
   После  скромного  венчания  я  вернулась  в  Фар-Фламстед.  До  Рождества
оставалось два дня.
   - Я хочу тебе кое-что сообщить, - сказала я Анжелет. - Я вышла замуж.
   Она недоверчиво посмотрела на меня.
   - За Люка Лонгриджа, - пояснила я. Она все еще не могла поверить:
   - Ты шутишь.., ты.., вышла замуж за пуританина!
   - А почему бы и нет?  Пуритане  очень  хорошие  люди.  Я  думаю,  из  них
получаются хорошие мужья. Так или иначе, мы теперь это узнаем.
   - И когда это произошло?
   - Во всяком случае, я уже ношу ребенка.
   - Так это был тайный брак! Почему же ты не переехала к ним на ферму? Твой
муж живет там, а ты здесь... Нет, не верю!
   - Не задавай слишком много вопросов, - сказала я. - У меня будет ребенок,
так что, сама видишь, в брак мы вступили довольно давно.
   - Ребенок... А когда?
   - Видимо, к августу.
   - Берсаба!
   - Наша матушка всегда говорила, что я непредсказуема, разве не так?
   - А что скажет Ричард?
   Теперь наступила моя очередь краснеть.  А  что  он  может  сказать?  Меня
охватило ощущение непоправимого несчастья. Оно было окончено, это  волшебное
приключение, которого я никогда прежде не испытывала и уже никогда больше не
переживу.
   - Это не его дело, - холодно отрезала я.
   -  Он  хорошо  относится  к  тебе,  считает  себя  кем-то  вроде   твоего
покровителя. К тому же ты вышла замуж без согласия родителей.., и не сказала
нам.
   - Дело сделано. Его не переделаешь. И я жду ребенка.
   - Это будет чудесно... - Она перестала хмуриться и защебетала:
   - Ты будешь рядом со мной. Мы не расстанемся. Я буду каждый  день  ездить
на ферму, или ты будешь приезжать сюда. Я буду с тобой, когда родится малыш,
и помогу тебе ухаживать за ним.
   - Да, Анжелет, - сказала я, - хорошо. Она обняла и расцеловала меня.
   - Но Люк Лонгридж - пуританин! Ричарду это, наверное, не понравится.
   - Возможно.
   - Ему не нравятся Лонгриджи. Он  говорит,  что  пуритане  сеют  в  стране
беспорядки. Их слишком много в парламенте..,  и  они  все  время  пишут  эти
абсурдные памфлеты. Да к тому же он чуть не подрался с Ричардом на дуэли.
   - Как хорошо, что они не подрались. Иначе одна из  нас  осталась  бы  без
мужа.
   - Но ты нравишься Ричарду, Берсаба, я знаю.
   - Да, я думаю, ты права.
   - Ему будет не доставать бесед  с  тобой.  Он  так  любил  эти  битвы,  и
шахматы, и вообще все это. И ты намного умнее меня. Но ты  должна  приезжать
сюда.., часто приезжать.
   - Я должна быть возле своего мужа, и нам нельзя забывать, что между  ними
существует неприязнь.
   - Для нас это не имеет значения.
   - Никакого, - подтвердила я.
   Она вновь расцеловала меня и стала болтать о ребенке.
   А потом я велела Феб упаковать мои вещи, сообщив, что  мы  будем  жить  в
Лонгридже.

***

   Это было  странное  Рождество.  Анжелет  приехала  к  нам  на  ферму.  Мы
присутствовали на утренней молитве, на которую собрались  все  домашние,  и,
преклонив колени, слушали, как Люк молится за спасение наших душ.
   Как все это отличалось от праздников,  которые  мы  справляли  в  Тристан
Прайори и  в  замке  Пейлинг!  Здесь  Рождество  не  было  тем  днем,  когда
допускаются вольности. Мы отмечали день рождения нашего Господа, и не  более
того; постоянно поминалась Его мученическая смерть, так что радости  от  Его
рождения не чувствовалось.
   Стол не был уставлен множеством  разнообразных  блюд,  как  это  делалось
дома. Были поданы свинина, паштет из жаворонка и домашний  эль.  Перед  едой
помолились, и все это происходило с религиозной торжественностью.
   Потом мы беседовали о смысле  Рождества,  и  я  не  могла  удержаться  от
описания некоторых наших домашних празднеств. Анжелет тоже  рассказала,  как
мы выбирали в Двенадцатую ночь распорядителя праздника, которого самые дюжие
из гостей сажали себе на плечи, и он рисовал на балках дома кресты, чтобы  в
грядущем году нам везло.
   Люк с сестрой назвали этот обычай языческим  и  настаивали  на  том,  что
Рождество имеет одно, исключительное значение.
   Я находила некоторое удовольствие в том, чтобы поддразнивать Люка. Он  об
этом знал, и ему это нравилось, поскольку таким  образом  я  проявляла  свои
чувства к нему. Он мне нравился. В определенной степени я даже испытывала  к
нему страсть, что  может  показаться  странным  после  моих  клятв  в  любви
Ричарду.
   Ричард был мужчиной, созданным для меня; он был моим любимым; но так уж я
была устроена, что это не  мешало  мне  получать  удовольствие  с  мужчиной,
который привлекал меня физически, как мой муж. В моих чувствах к нему была и
изрядная доля благодарности: я не могла забыть о том, что он сумел  побороть
все свои сомнения ради обладания мной, а  для  такой  женщины,  как  я,  это
значило немало.
   Ко всему прочему меня все  больше  интересовал  мой  будущий  ребенок.  Я
постоянно думала о нем и не могла дождаться его рождения. Я знала, что после
этого со мной произойдут кое-какие изменения. Возможно, я и  не  отношусь  к
чисто материнскому типу женщин, как моя мать. Возможно, любимый может  стать
для меня важней, чем результат нашего с ним союза. Так, видимо,  было  бы  с
Ричардом, но так не могло быть с Люком.
   Люди и жизнь всегда интересовали меня,  и,  конечно,  больше  всего  меня
интересовала я сама; когда мне  удавалось  открыть  в  себе  какие-то  новые
черты, я была ужасно заинтригована.
   Я знала, что Анжелет уезжает в Фар-Фламстед совершенно ошеломленной, не в
состоянии понять, почему же я так поступила.
   Пришел январь. С каждым днем я все отчетливей  чувствовала,  как  во  мне
пробуждается новая жизнь; и это в значительной мере утоляло боль  от  потери
мужчины, которого я была способна любить до гробовой доски.

***

   Ричард вернулся в  январе.  Я  представляла  себе,  как  он  едет  домой,
размышляя о том, как бы нам исхитриться быть  вместе.  Он  несколько  удивил
меня, признавшись, что с самого начала раскусил мою уловку. Правда, я  часто
думала, что иначе и быть не могло, но он не подавал  виду,  когда  мы  после
этого встречались с ним, а это говорило о его скрытности. Человек становится
скрытным, если у него есть что скрывать. А когда я вновь пришла к  нему,  он
ясно показал, что вовсе не является  тем  холодным  мужчиной,  какого  знала
Анжелет. То же и с Люком, убежденным пуританином, который женился на мне  не
столько из желания выручить меня, сколько ради обладания мной под прикрытием
освященного Небесами союза. Я подумала, что со временем, когда  его  страсть
охладеет, он начнет внушать себе, что женился на мне, чтобы спасти  меня  от
безвыходной ситуации, в которую я себя загнала. И тогда я напомню ему о том,
как он рвался обладать мной. Я не забуду об этом и не позволю ему купаться в
его фарисейском пуританском самодовольстве.
   Жизнь была так интересна,  и  хотя  я  тосковала  по  Ричарду  и  глубоко
сожалела о том, что потеряла его, мои мысли постоянно были заняты  ребенком,
который должен был появиться на свет в августе.
   Ричард высматривал меня. Он подъехал к усадьбе, но не стал приближаться к
дому. Я заметила его из окна, надела  платье  для  верховой  езды,  оседлала
лошадь и выехала ему навстречу.
   Наши лошади стояли друг против друга, и я видела растерянное выражение на
лице Ричарда.
   - Берсаба! - воскликнул он. - Ты замужем  за  Люком  Лонгриджем!  Как  ты
могла это сделать? О Господи, я все понимаю. Анжелет  сказала,  что  у  тебя
будет ребенок.
   - Это правда, Ричард. Я  решила,  что  это  наилучший  выход,  поэтому  и
поступила так.