ся всего лишь сном!

***

   Генриетта никак не могла уснуть.
   Теперь она знала условия договора: ради Людовика и его любви  она  должна
склонить брата к поступку, который, и она отдавала в этом себе отчет, пойдет
ему во вред.
   Иногда ей хотелось прошептать себе: я не  могу!  Ей  вспоминался  ужасный
финал жизни отца, который пошел против воли своего народа. Не того ли самого
требовал Людовик от Чарлза?
   Она повторяла про себя текст документа пункт за пунктом. Чарлз должен был
присоединиться  к  Людовику  для  вторжения   в   Голландию.   Французы   не
пользовались в Англии особой  любовью,  и  это  было  нелегким  и  по-своему
опасным шагом, но не эта статья договора вызывала в ней наибольшую тревогу.
   Чарлзу   надлежало   сделать   публичное   заявление   об   обращении   в
римско-католическую  веру.  Людовик  обещал  в  случае  подписания  договора
выплатить ему кругленькую сумму и предоставить войска и снаряжение на случай
столкновения с подданными, если тем не понравится решение короля.
   Людовик сказал в ответ на ее сомнения:
   - Мне представляется, что только в  лице  католической  Англии  мы  можем
иметь надежного союзника.
   - Но если англичане не воспримут короля-католика?
   - Поживем - увидим.
   - Но для Англии это может обернуться трагедией?
   - Дорогая моя, предмет нашей заботы - Франция. Между прочим, твой брат по
складу характера и воспитанию скорее француз, чем англичанин. Для того,  кто
и так наполовину француз, было бы совершенно естественно принять нашу  веру.
До меня доходили слухи о том, что он и его брат Джеймс  были  бы  не  против
такого шага.
   - Но народ Англии...
   -  Я  уже  сказал:  сначала  Франция,  затем  все  остальное.  Твой  брат
придумает,  как  лучше  все  это  обставить.  Мы  же  не  требуем  от   него
немедленного заявления о переходе в католичество.  Он  сможет  сделать  это,
когда сочтет нужным. О сроках  публичного  оглашения  решать  ему.  С  нашей
стороны это и без того очень серьезная льгота.
   Но опять ночь, и опять она не может уснуть.
   - Я люблю их обоих, - шептала она. - Я люблю Людовика, я люблю Чарлза,  я
люблю Францию и я люблю Англию.
   Но ей не надо было объяснять, что она ставила  на  карту  безопасность  и
благополучие Англии, потому что ей предстояло уговорить любимого  ею  Чарлза
подвергнуть риску свою корону  во  имя  интересов  любимого  ею  еще  больше
Людовика.
   Ее прибытие в Дувр было обставлено с большой помпой. В  ее  свите  помимо
прочих оказалась молоденькая девушка, можно сказать, еще девочка, красота  и
свежесть которой очень импонировали Генриетте. Она  приблизила  ее  к  себе,
поскольку ей доставляло удовольствие на приемах и  церемониях  наблюдать  ее
искренний полудетский восторг и восхищение. Ее новая фрейлина  была  дочерью
бедного бретонского дворянина и звали ее Луиза де Керуаль.
   Это было чудесное мгновение, когда Чарлз и Монмут  поднялись  на  палубу,
приветствуя ее на земле Англии.
   Она тут же попала в крепкие объятия Чарлза и увидела слезы на его глазах.
   - Минетта! Столько  времени  прошло!  А  какая  ты  хрупкая,  милая  моя,
бесценная моя!
   После церемониального приветствия был устроен званый обед в ее  честь,  а
затем они остались наедине. Он сказал, что ему  больно  видеть  ее  в  таком
болезненном состоянии. Ему  известно  о  ее  страданиях,  о  браке,  который
оказался истинной пыткой, об истории с Лоррэном. Еще он добавил,  что  много
бы отдал за то, чтобы этот джентльмен оказался у него в руках.
   Как близки друг другу были они в эти часы!
   Потом он изучил условия секретного договора,  привезенного  ею.  Она  тем
временем наблюдала за его худым, смуглым, умным лицом. Она чувствовала  себя
не  в,  своей  тарелке,  и  Чарлз  это  почувствовал  и  понял  причину   ее
беспокойства. Он понял все, и она заранее могла бы догадаться, что ничего не
сможет скрыть от него.
   Более того, он уже предвидел аргументы, к которым  она  прибегнет,  чтобы
склонить его к подписанию договора; он понял, и это самое главное,  что  она
не на его стороне. Это было его характерной чертой - все  понимать;  его  ум
всегда был настороже. Он не раз говаривал, что если  бы  не  лень,  из  него
вышел бы образцовый  государственный  муж,  и  будь  он  падок  до  вопросов
государственной жизни так же, как и до женщин, он стал бы несравненно лучшим
королем, но одновременно никуда не годным любовником.
   Итак, ему стало ясно, что Людовик послал Генриетту с миссией, использовав
ее любовь к королю Франции.
   Чарлз на мгновение возмутился: не по причине ее  измены  -  он  ведь  был
всего лишь братом, и должен был появиться тот, кого она  полюбит  сильнее  и
безогляднее - но потому, что ей приходится страдать во Франции. Он  знал  ее
гордый нрав, знал об унижениях, которым она подвергалась со стороны Филиппа,
знал, что, едва приехав,  она  будет  вынуждена  вскоре  уехать  обратно  во
Францию, и там ее положение могло стать сносным только в  том  случае,  если
она станет фавориткой короля. Чарлз  любил  ее  и,  как  оказалось,  гораздо
больше, чем она его. "Я не государственный муж, а ничтожество! - подумал  он
с легкой горечью, но тут же добавил про себя:
   - Зато - хороший любовник!"
   Он взял ее лицо в ладони и поцеловал.
   - Я всецело и полностью твой, Минетта, - сказал он.
   Его сознание лихорадочно работало. Подписав договор, я получаю деньги  от
Людовика - это хорошо! Далее, о  своем  обращении  я  объявлю,  когда  сочту
нужным - тоже хорошо!
   Мой дед сказал: Париж стоит мессы! Так может быть, счастье  моей  сестры,
которую я люблю больше всех на свете, стоит моей подписи под договором?"
   Он усадил ее напротив себя.
   - Милая моя Минетта, - сказал он. - Ты должна вернуться  как  триумфатор.
Людовик - твой друг. Нет друга  лучше  и  надежнее,  чем  король  страны,  в
которой ты живешь, при условии, конечно,  что  король  знает,  как  удержать
корону на голове и голову на плечах. Ну, а у тебя, сестра моя,  не  один,  а
два таких короля, и оба любят тебя. Когда ты вернешься  во  Францию  с  моей
подписью под этой бумагой, ее автор, разумеется, не сможет не  любить  тебя.
Но не думаю, что даже после этого он будет любить тебя  больше,  чем  король
Англии. Счастливица Минетта! Быть любимой двумя королями!
   Ему не хотелось отпускать ее, а поскольку он не хотел видеть ее слезы, он
сделал то, что от него требовалось.
   Теперь в руках у Генриетты было все, ради чего она приехала. Чарлз  и  на
этот раз нашел выход из ситуации: он всегда находил выход из любой ситуации.
***

   Договор  был  отправлен  во  Францию  депешей.  Деловая  часть  оказалась
исчерпана, пришла очередь развлечений. Чарлз решил блеснуть перед сестрой  и
показать, что английский двор ничем не уступит французскому.  Но  величайшей
радостью, повторял он вновь и вновь, была для него сама  возможность  видеть
милую сестричку.
   Дни летели один за другим, и пробил час отъезда.
   - Ты получишь от меня прощальный подарок, - сказала  она,  стоя  у  трапа
корабля. - Вещичку, которая всегда будет напоминать тебе о нашей встрече.
   Она подозвала Луизу де Керуаль и велела принести шкатулку с  драгоценными
камнями, чтобы король выбрал себе камень по  усмотрению.  Но  когда  девушка
вернулась, глаза короля были  прикованы  не  к  шкатулке,  а  к  молоденькой
фрейлине.
   - Прошу тебя, выбери себе что-нибудь, брат, - попросила Генриетта.
   Чарлз положил руку на плечо девочки.
   - Я выбираю это прекрасное дитя, - сказал он. - Пусть останется при  моем
дворе. Это единственная драгоценность, которую мне не терпится иметь.
   Красивые  глаза  Луизы  широко  распахнулись:  она   тоже   не   осталась
безразличной к его обаянию.
   - Нет, - торопливо сказала Генриетта. - Я отвечаю перед ее  родителями  и
не могу без нее уехать. Возьми.., хотя бы этот рубин, Чарлз.
   Но Чарлз  и  Луиза  продолжали  обмениваться  взглядами,  и,  прежде  чем
Генриетта взошла на корабль, он успел поцеловать девочку.
   - Я тебя не забуду, - сказал он ей. - Однажды ты вновь приедешь ко мне  и
останешься.
   Вот так в жаркий июльский полдень  Генриетта  услышала  прощальные  слова
Чарлза, и все присутствовавшие при расставании плакали при виде  их  горя  и
говорили вполголоса, что не было еще на свете среди королей и королев  брата
с сестрой, которые любили бы друг друга так же сильно, как эти двое.

***

   Людовик встретил ее по возвращению во Францию с редкой сердечностью.  Она
вновь была его любимым другом; теперь он поверил ей полностью и бесповоротно
и для него больше не вставал вопрос, кому же из двух королей принадлежит  ее
любовь.
   Впереди были балы, маскарады,  празднества,  балеты,  и  королевой  двора
вновь предстояло стать Генриетте.
   Какое-то время, недели две, она вовсю наслаждалась своим успехом  и  была
весела. Но затем вновь  стало  всплывать  по  ночам  смуглое  и  умное  лицо
человека, которого она так любила, а в голове  вертелась  мысль,  что  он  -
мастер по части любви - оказался более верным в их взаимной любви. Ради  нее
он поставил подпись под договором, в то время  как  она  заставила  его  это
сделать ради Людовика. Он знал, что  говорил,  когда  то  и  дело  повторял:
"Любовь - не просто удовольствие, но - честь!"
   Он выразил эти мысли в стихах, которые показал ей:

   ...Мне кажется, нет ничего на свете
   Превыше радостей любви.

   Но она  предала  его  и  теперь  знала,  что  никогда  больше  не  сможет
почувствовать себя счастливой.
   Бессонные ночи начали сказываться на здоровье, и это заметила  не  только
она, но и дамы из ее свиты. Она еще  больше  исхудала,  и  вид  у  нее  стал
слишком изнуренный для молодой женщины двадцати семи лет.
   Филипп по-прежнему не давал ей жизни. Он вновь и вновь напоминал ей о  ее
влиянии на короля и требовал добиться освобождения де Лоррэна, а  в  случае,
если она этого не сделает, угрожал ей тяжкими последствиями.
   Она, и без того уставшая, отворачивалась и не слушала его.  Он  заставлял
ее жить вместе с ним в Сен-Клу, где,  казалось,  задался  целью  сделать  ее
жизнь и вовсе непереносимой. Только приказ короля  позволял  ей  выезжать  в
Версаль, но вслед ей тут же летели указания как можно скорее возвращаться  в
Сен-Клу.
   День за днем ей приходилось терпеть его общество, его непрерывные  жалобы
и попреки, и это мучило ее наряду с упреками ее собственной совести.
   У нее открылся сильный кашель; бывали дни,  когда  она  чувствовала  себя
слишком уставшей, чтобы сносить бремя жизни.
   Однажды вечером, через какую-нибудь пару-тройку недель после возвращения,
она обедала с Филиппом и  фрейлинами,  когда  почувствовала  вдруг,  как  ею
овладевает странная апатия. Когда обед закончился, она прилегла на  диванные
подушки, заявив, что чувствует себя необычайно усталой. День был  жаркий,  и
она уснула и начала грезить. Ей снилось, что она подплывает к  белым  скалам
Дувра, брат взбегает на корабль и протягивает руки,  но  она,  отвернувшись,
плачет от непереносимого стыда.
   Очнувшись от сна, она услышала тихие голоса:
   - Какой больной вид у мадам. Вы обратили внимание?
   Затем послышался голос Филиппа.
   - Никогда еще не видел ее столь больной.
   - Это все после поездки в Англию. Она так  и  не  оправилась  со  времени
возвращения.
   - Ох, уж эта поездка в Англию! - снова сказал Филипп. - И  как  я  только
разрешил ей поехать туда!
   Генриетта открыла глаза и сказала:
   - Я хочу пить.
   Мадам  де  Гурдон,  одна  из  ее  фрейлин,  поспешила   принести   стакан
цикориевого кофе. Генриетта выпила и в то же мгновение ощутила пронзительную
боль в боку. Забившись в судорогах, она закричала:
   - Боже! Как больно! Что было в стакане? Мне кажется, меня отравили!
   При этих словах ее взгляд застыл на Филиппе, поспешившем к ней.
   Фрейлины помогли  распустить  шнуровку,  и  она  без  сознания  упала  на
диванные подушки.
   Некоторое время спустя она с трудом разомкнула глаза и пробормотала:
   - Какое.., мученье! Я не вынесу! Кто меня отравил?
   Она вновь взглянула на Филиппа. Тот упал перед ней на колени.
   - Ты поправишься, - сказал он. - Ты обязательно должна поправиться!
   - Ты разлюбил меня, Филипп, - сказала она чуть слышно. -  А  впрочем,  ты
никогда меня и не любил.
   Филипп, закрыв лицо руками, в голос зарыдал. Одна из дам была послана  за
исповедником, другая позаботилась о том, чтобы  сохранить  для  обследования
цикориевый кофе.
   - Мадам, - шепотом сказала одна из женщин, - врачи скоро будут здесь.
   - Скорее мне нужен духовник, - ответила Генриетта.
   Дамы с участием смотрели на нее. Сквозь туман в голове  от  непереносимой
боли Генриетта почувствовала, что они подозревают мужа. Они не  сомневались,
что их хозяйка отравлена, а убийца - Филипп.

***

   Прошло несколько часов. На Филиппа было страшно взглянуть, такой  у  него
был жалкий вид, но Генриетта по-прежнему не верила ему. Он  решил  исполнить
свои угрозы в мой адрес, говорила она себе, и составил этот план.., вместе с
Лоррэном.
   - Мадам, мадам.., скушайте этот суп, -  попросила  одна  из  дам.  -  Это
вернет вам силы.
   - Ничто больше не вернет мне силы. Утром меня уже не будет, и я знаю, что
говорю.
   Закрыв глаза, она подумала: да и не хочу я больше здесь оставаться. Я  не
хочу жить, до конца дней попрекая себя...
   Немного погодя она сказала:
   - Есть человек, у которого при известии о моей кончине сердце  разобьется
на части. Вы поняли, о ком я говорю? Это мой английский брат, который  любит
меня больше, чем кого-либо другого на свете.
   - Мадам, - услышала она в ответ, - король выехал, чтобы увидеть вас.

***

   Когда Людовик приехал, она лежала на спине, совершенно измученная.  Он  с
трудом узнал ее, такой маленькой показалась  она  ему  в  ночной  рубашке  с
открытым воротом,  чтобы  следить  за  дыханием.  Лицо  ее  было  смертельно
бледным,  прекрасные  глаза  запали;  она  скорее  производила   впечатление
мертвой.
   У нее едва хватило сил, чтобы взглянуть на него. Он словно плыл перед  ее
глазами: высокий, внушительный, самый красивый мужчина на свете.
   - Людовик, - ее губы с трудом произнесли слово.
   - Генриетта.., милая!..
   - Людовик... Я умираю... Я скоро умру...
   - Нет! - крикнул он,  и  она  услышала,  как  он  всхлипнул,  -  нет,  ты
выздоровеешь! Ты обязана выздороветь!
   - Первое, что ты услышишь поутру, - известие о моей смерти.
   - Не бывать этому! Этого не должно быть!
   - Людовик, ты король и привык приказывать и распоряжаться, но даже ты  не
можешь приказать смерти уйти вон, если она решила прибрать меня к рукам.
   Людовик повернулся к врачам.
   - Неужели вы позволите ей умереть?.. Ничего не попробовав?
   - Сир, здесь мы бессильны.
   - Людовик, - воскликнула она, - вернись ко  мне!  Возьми  мою  руку..,  в
последний раз.
   Его глаза ослепли от слез, и он с трудом различал ее.
   - Генриетта, - прошептал он, - Генриетта, ты не можешь оставить меня.  Ты
не должна этого делать...
   - Мне придется оставить тебя.., тебя и Чарлза.., вас обоих,  кого  я  так
сильно любила. Найдутся многие, кто утешат тебя... Я беспокоюсь  за  Чарлза,
за моего брата. Он теряет ту, которую любил больше всех на  земле.  Людовик,
ты напишешь ему? Ты расскажешь ему о моем конце? Передай, что я  говорила  о
нем перед смертью. Расскажи ему все... А если я чем и  навредила  ему..".  Я
любила его... Я всегда любила его.
   - Я пошлю ему письмо. Я утешу его, прислав эту  бретонскую  девочку,  что
была с тобой... Ты ведь говорила, он очень хотел, чтобы  она  осталась.  Она
утешит его... Она будет напоминанием о тебе... Я пошлю ее  к  его  двору,  в
качестве утешения, от меня и тебя...
   Генриетта  попыталась  мотнуть  головой.  Она  поняла  замысел  Людовика:
послать девочку, чтобы та делала то, чем занималась  раньше  ее  хозяйка,  -
шпионила в пользу Франции.
   - Людовик, - задыхаясь, сказала она. - Нет.., нет.
   - Но ты поправишься, -  упорно  повторял  король.  -  Я  приказываю  тебе
выздороветь! Ты не можешь покинуть меня. Я не разрешаю тебе делать этого!
   Прибыл кюре прихода Сен-Клу. Причастив умирающую,  он  попросил  взять  в
руки распятие, ранее принадлежавшее королеве Анне.
   Всем стало ясно, что ждать осталось недолго.
   Мужчины и женщины, придворные и челядь - все столпились в  большом  зале,
потому что весть о  том,  что  мадам  умирает,  молниеносно  разлетелась  по
столице.
   Подле кровати стоял король, и его большое тело сотрясалось от рыданий.
   - Поцелуйте меня в последний раз,  сир,  -  прошептала  Генриетта.  -  Не
плачьте по мне, а то и я чего доброго заплачу. Ты  теряешь  хорошего  слугу,
Людовик. Во все времена больше  всего  на  свете  я  боялась  потерять  твое
расположение.., больше, чем умереть. И если  я  поступала  плохо..,  то  это
потому, что я верно служила вам. Людовик, не забывайте меня...
   Он нежно поцеловал ее и, встав на  колени  перед  кроватью,  закрыл  лицо
руками.

***

   Чарлз был потрясен новостью.  Генриетта,  всего  несколько  недель  назад
гостившая у него, умерла!
   Минетта, его любимая сестра, от которой сейчас  остались  только  письма!
Минетта, которую он любил больше всех и вся, ибо страсть к  любовницам  была
мимолетна, а любовь к сестре он пронес через всю жизнь.
   И эта Минетта умерла!
   Говорили, что она была отравлена, а виновниками смерти назывались  Филипп
и шевалье де Лоррэн.
   Чарлз в приступе ярости потребовал вскрытия и судебного  расследования  и
встретил полнейшее участие Людовика.
   "Мы все понесли горестную  утрату,  -  писал  французский  король  своему
английскому родственнику. - Если имел место преступный заговор, я не  меньше
вас жажду покарать убийцу".
   Цикориевый кофе проверили и даже  дали  выпить  его  другим,  но  никаких
следов яда не обнаружили, точно так же, как не  дало  результатов  вскрытие.
После этого вспомнили, что покойная давно уже не отличалась особым здоровьем
и что внезапная смерть всякой высокой особы дает пищу слухам об отравлении.
   Чарлз был не в силах скрыть горя. Он запретил кому-либо говорить о ней  и
отгородился от развлечений двора. По слухам, никто из  его  приближенных  не
видел его таким убитым.
   Но тут ко двору прибыла та, кто по мысли  французского  короля  могла  бы
хоть немного, но утешить его английского  собрата,  напоминая  последнему  о
сестре. Это был тот драгоценный камень, который Чарлз выпрашивал у Генриетты
перед ее отъездом.  Генриетта  сама  пожелала,  писал  Людовик,  чтобы  брат
получил его в свои руки. В сопроводительном письме выражалась  надежда,  что
король Англии  уделит  фрейлине  сестры  "кусочек  нежности"  и  поможет  ей
прижиться при дворе.
   В лице юной бретонки Луизы  де  Керуаль  оба  короля  обрели  замену  без
времени умершей Генриетте.
   Людовик, получив нового агента при английском дворе, который взял на себя
ту службу, которую раньше выполняла  Генриетта,  Чарлз,  наслаждаясь  свежей
красотой ее молодости, смягчающей его горе. Он выполнил просьбу  Людовика  и
уделил ей "кусочек нежности", и с тех пор она напоминала  ему  о  Генриетте,
точно так же, как Момут напоминал о Люси.
   В любви - утеха, говорил он всегда, и сам жил по этому правилу. Впереди и
у него, и у Людовика было много лет,  преисполненных  этими  утехами,  много
женщин, память о которых туманилась и теряла четкость, как это  произошло  с
Люси, но до конца жизни он хранил в душе воспоминания  о  своей  драгоценной
маленькой Минетте.



   Виктория ХОЛТ
   ФАВОРИТКИ



   ONLINE БИБЛИОТЕКА  http://www.bestlibrary.ru


Анонс

   Умер  великий  диктатор  Кромвель.  Трон  казненного  Карла  I  возвращен
наследнику. В Англии воцарился новый король. Карл II. Это - история. И это -
лишь фон, на котором  разворачиваются  события  романа,  главное  содержание
которого - любовь, любовь, любовь... Так  что  название  дилогии  "Любовь  у
подножия трона" (в которую вхо