Монтконтуром. Казалось невероятным, что
этот томный,  женственный  щеголь,  красивший  свое  лицо  и  завивавший
волосы, в возрасте двадцати одного года долго отдыхавший в постели после
занятий любовью, смог одержать победу в сражении над  Луи  де  Бурбоном,
принцем Конде. А Катрин,  будучи  peaлисткой,  говорила  себе,  что  под
Ярнаком  и  Монтконтуром  Генрих  командовал   превосходной   армией   и
располагал великолепными советниками. Как и  все  ее  сыновья,  он  рано
созрел и быстро начал стареть. В двадцать один год он уже  был  не  тем,
что в семнадцать. Его остроумие всегда останется при нем; он не  утратит
художественного вкуса; но любовь  к  удовольствиям,  порой  извращенным,
которым он постоянно предавался, отнимали  у  него  силы.  Сейчас  перед
Катрин стоял  отнюдь  не  мужественный  полководец.  Губы  Генриха  были
печально изогнуты; Катрин показалось, что она знает причину этого.
   - Тебе не следует беспокоиться из-за беременности королевы, сын  мой,
- сказала королева-мать. - Ребенок Карла не выживет.
   - Прежде ты говорила, что у него никогда не будет сына.
   - Пока что он его не имеет. Нам неизвестен пол ребенка.
   - Какое это имеет значение? Если родится девочка, они смогут  завести
других детей.
   Катрин поиграла браслетом из разноцветных  камней,  на  которых  были
выгравированы таинственные знаки: замок браслета был  сделан  из  частей
человеческого черепа. Это украшение внушало страх всем  видевшим  его  -
этого и добивалась Катрин. Оно было изготовлено ее магами;  она  верила,
что вещица обладает волшебными свойствами.
   Наблюдая за тем, как пальцы матери теребят браслет, герцог  Анжуйский
испытал облегчение. Он знал, что мать не позволит никому  стать  на  его
пути к  трону.  Однако  он  считал,  что  она  поступила  легкомысленно,
разрешив Карлу жениться. Он собирался сказать ей об этом.
   - Они не будут жить, - заявила Катрин.
   - Ты уверена в этом, мама?
   Она, казалось, сосредоточенно разглядывала браслет.
   - Они не будут жить, - повторила королева-мать. - Мой сын,  скоро  ты
наденешь корону Франции. Я убеждена в этом. Когда это произойдет, ты  не
забудешь о том, кто помог тебе сесть на трон, мой дорогой?
   - Никогда, мама, - сказал Генрих. - Но есть еще известие из Польши.
   - Я бы хотела, чтобы ты как можно скорее стал королем.
   - Королем Польши?
   Она обняла сына.
   - Франции и Польши. Став королем одной Польши,  ты  был  бы  вынужден
уехать в эту страну варваров. Я бы не пережила этого.
   - Именно этого желает мой брат.
   - Я никогда не отпущу тебя от меня.
   - Посмотрим правде в глаза, мама. Карл меня ненавидит.
   - Он ревнует тебя, потому  что  ты  был  бы  гораздо  лучшим  королем
Франции, чем он.
   - Он ненавидит меня, потому что знает, что я  -  твой  самый  любимый
сын. Он хотел бы изгнать меня из страны. Он всегда был моим врагом.
   - Бедный Карл безумен и болен. Мы не вправе ждать от  него  разумного
поведения.
   - Да. Чудесная ситуация. Сумасшедший король на французском троне.
   - Но у него много помощников.
   Они рассмеялись; потом Генрих стал серьезным.
   - И все же - вдруг у него родится сын?
   - Дитя не может оказаться  здоровым.  Поверь  мне,  тебе  не  следует
бояться болезненного отпрыска короля.
   - А если Карл потребует, чтобы я сел на польский трон?
   - Он еще не освободился.
   - Но королева мертва, а король серьезно болен. Мой брат и его  друзья
рассержены моим отказом жениться  на  королеве  Англии.  Что,  если  они
станут настаивать на том, чтобы я принял польскую корону?
   - Мы должны добиться того, чтобы ты  остался  во  Франции.  Я  бы  не
вынесла разлуки с тобой. Ты веришь, что это не может  произойти  вопреки
моей воле?
   - Мадам, я знаю, что этой страной правите вы.
   - Тогда ничего не бойся.
   - Однако мой брат становится опасен. Мама, прости меня за то,  что  я
позволю себе заметить следующее - окружение Карла усиливает свое влияние
на него.
   - С этими людьми можно справиться.
   - Они представляют для нас угрозу. Ты помнишь реакцию Карла на смерть
королевы Наваррской.
   Катрин помнила  это  превосходно.  Король,  как  и  многие  французы,
подозревал, что мать приложила руку к гибели Жанны  Наваррской,  тем  не
менее он приказал произвести вскрытие. Если бы яд был  обнаружен,  казнь
флорентийца  Рене,   личного   помощника   королевы-матери,   стала   бы
неизбежной. Карл считал мать соучастницей преступления, не испугался  ее
возможного разоблачения. Она не простит сыну такого предательства.
   - Нам известно, кто ответственен за его поведение, - сказала  Катрин.
- Причину можно устранить.
   - Колиньи слишком силен, - возразил герцог Анжуйский. - Как долго  он
останется таким? Как долго ты еще будешь позволять ему настраивать Карла
против тебя... против нас?
   Она промолчала, но улыбка Катрин успокоила Генриха.
   - Он едет ко двору, - сказал он. - На сей раз он не  должен  покинуть
его.
   - Я думаю, что на сей раз, когда Колиньи прибудет сюда,  влюбленность
Карла в него ослабнет, - медленно произнесла Катрин.  -  Ты  говоришь  о
влиянии адмирала на короля, но не забывай о том, что  в  трудную  минуту
Карл всегда вспоминает обо мне.
   - Так было прежде. А сейчас?
   -  Колиньи  весьма  умен.   Его   праведность,   суровая   набожность
действовали на короля. Но это  происходило,  потому  что  я  недооценила
способность короля увлечься своим  другом  гугенотом.  Теперь,  когда  я
увидела  силу  этого  человека  и  глупость  Карла,  я  знаю,  как   мне
действовать. Сейчас я отправлюсь к Карлу. Когда я уйду от него, он будет
относиться с меньшим доверием к своему драгоценному другу Колиньи. Думаю
что адмирала ждет холодный прием в Париже.
   - Я пойду с тобой и добавлю мой голос к твоему.
   - Нет, мой дорогой. Помни, что  король  завидует  тебе.  Позволь  мне
сходить к нему одной. Я передам тебе каждое слово нашей беседы.
   - Мама, ты не позволишь отправить меня в эту варварскую страну?
   - Я послала тебя в Англию? Ты забыл, как снисходительно я отнеслась к
весьма негалантному отказу который получила от тебя королева Англии?
   Катрин рассмеялась.
   - Ты оскорбил ее. Она могла объявить нам войну - ты знаешь,  как  она
самолюбива. Я никогда не забуду твое лукавое за явление о том, что, если
ты женишься на любовнице графа Лейчестерского, ему придется жениться  на
твоей любовнице. Ты весьма остроумен, я обожаю тебя за это. Я  не  смогу
обходиться без твоих шуток. Разве не страдала  я,  когда  ты  уезжал  на
войну. Нет, мой дорогой, я не позволю отправить тебя в Польшу...  или  в
другую страну.
   Он поцеловал ее руку; она осторожно коснулась его  локонов  -  он  не
любил, когда ему портили прическу.
 
*** 
 
   Король Карл находился в наиболее приятной для него части дворца  -  в
покоях Мари Туше, его обожаемой любовницы.
   Ему было двадцать два года, но он выглядел старше; морщины  покрывали
землистое лицо Карла. За свою жизнь он не был здоров больше восьми  дней
подряд; его волосы редели, он прихрамывал.  В  двадцать  два  года  Карл
напоминал старика. Однако его лицо было необычным,  порой  оно  казалось
почти красивым. Широко поставленные карие глаза Карла  имели  золотистый
оттенок; настороженные  и  умные,  они  напоминали  глаза  его  отца.  В
промежутках между приступами безумия  они  казались  добрыми.  Это  были
глаза  сильного  человека.  Их  несоответствие  слабому,  вялому  рту  и
безвольному подбородку делало лицо Карла необычным. В нем присутствовали
черты двух мужчин - того, каким мог быть Карл, и того, каким он  являлся
в действительности, сильного и доброго гуманиста, и  человека  с  дурной
кровью, всю свою недолгую  жизнь  несущего  бремя  дедовских  излишеств.
Еженедельно его заболевание легких обострялось; теряя  физическую  силу,
он все с большим трудом  управлял  своим  разумом.  Приступы  безумия  и
периоды  меланхолии  учащались.  Когда  посреди  ночи   его   охватывала
внезапная ярость, он вскакивал с кровати, будил приятелей, надевал маску
и отправлялся в дом одного из своих  друзей;  шайка  хулиганов  избивала
молодого человека в его постели. Это было  любимым  времяпрепровождением
короля во время его безумия; он поколачивал своих любимых друзей. То  же
самое он проделывал с обожаемыми им собаками. Обретя рассудок, он горько
оплакивал забитых до смерти животных.
   Он постоянно  испытывал  беспокойство  и  страх.  Карл  боялся  своих
братьев,  герцогов  Анжуйского   и   Аленсонского,   особенно   первого,
пользовавшегося безграничной преданностью  матери.  Карл  сознавал,  что
мать  хотела  отдать  трон  Генриху  и  что  они  что-то  замышляют.  Он
чувствовал, что беременность королевы тревожит их.
   Также он боялся Гизов. Красивый молодой герцог  был  одним  из  самых
честолюбивых мужчин  страны;  Генриха  де  Гиза  поддерживал  его  дядя,
кардинал Лоррен, коварный негодяй, чей язык мог  ранить,  как  меч.  Еще
были братья кардинала - кардинал де Гиз, герцог д'Омаль, Великий Приор и
герцог д'Эльбеф. Могущественные  принцы  Лоррены  не  отводили  глаз  от
французского  трона  и  использовали  все  шансы  для   продвижения   их
племянника,  Генриха  де  Гиза,  который  благодаря  своему  обаянию   и
достоинству пользовался любовью парижан.
   Но кое-кому король мог доверять. Как ни странно, в числе таких  людей
была его жена. Он не любил свою супругу, но завоевал ее сердце  добротой
и мягкостью. Несчастную юную Элизабет, как  и  многих  других  принцесс,
положили на алтарь большой политики;  она  приехала  из  Австрии,  чтобы
выйти замуж за Карла. Она была робким, застенчивым созданием, напуганным
предстоящим браком с королем Франции. Что сулило ей это замужество?  Она
много слышала о таких  великих  монархах,  как  дед  Карла,  остроумный,
обаятельный Франциск Первый, или  сильный,  суровый,  молчаливый  Генрих
Второй. Элизабет думала, что она выйдет замуж за человека  такого  типа.
Вместо этого она увидела юношу  с  добрыми  золотисто-карими  глазами  и
безвольным ртом; он заметил ее робость и пожалел Элизабет. Она отплатила
ему преданностью  и  теперь  удивила  Францию  своим  намерением  родить
наследника трона.
   Карл задрожал, подумав о своем будущем ребенке. Как обойдется  с  ним
королева-мать? Не  угостит  ли  она  его  своим  знаменитым  итальянским
пирожным? Король был уверен в одном: она не  захочет  оставить  в  живых
наследника трона. Он отдаст  ребенка  на  попечение  своей  старой  няни
Мадлен, которой он мог доверять. Она будет оберегать его дитя  так,  как
она оберегала самого Карла в годы его полного  опасностей  детства.  Она
успокаивала Карла в тяжкие дни, изо всех сил  пытаясь  оградить  его  от
влияния  воспитателей-извращенцев.  Она  делала  это  тайно,  незаметно,
потому что этих наставников подослала к нему  мать,  желавшая  усугубить
безумие Карла и привить ему склонность  к  перверсиям.  Если  бы  Катрин
догадалась, что Мадлен противостоит ее намерениям, старая няня  получила
бы итальянское  пирожное.  Часто  после  ужасных  часов,  проведенных  в
обществе воспитателей, он просыпался среди ночи, дрожа от страха, и брел
в соседнюю комнату, которую занимала Мадлен, - он  старался  держать  ее
как можно ближе к себе, - чтобы обрести покой в ее материнских объятиях.
Она убаюкивала его,  называла  Карла  своим  малышом,  позволяла  королю
Франции почувствовать себя маленьким мальчиком. Мадлен продолжала играть
роль матери, даже когда Карл вырос.  Он  настаивал  на  том,  чтобы  она
всегда оставалась рядом с ним, под рукой.
   Его сестра  Марго?  Нет,  он  не  мог  больше  доверять  ей.  Дорогая
маленькая сестренка превратилась в дерзкую нахалку. Она стала любовницей
Генриха де Гиза; она без колебаний  выдала  бы  этому  человеку  секреты
короля. Он больше не вправе полагаться на нее;  недоверие  не  оставляло
места для любви.
   Но еще была Мари - самое дорогое для Карла  существо.  Она  любила  и
понимала его, как никто другой. Ей он мог читать стихи, показывать книгу
об охоте, которую он писал. Для нее он был настоящим королем.
   Колиньи Адмирал был его другом. Карлу никогда не  надоедало  общество
Гаспара. С ним он чувствовал себя в безопасности, хотя  кое-кто  называл
его предателем Франции.  Карл  не  сомневался  в  своем  друге.  Колиньи
никогда не совершит подлости. Если адмирал решит выступить против Карла,
он немедленно заявит об этом королю в силу  своего  прямодушия.  Он  был
открытым, честным человеком. Если он гугенот, значит, эти люди не так уж
плохи. Карл дружил со многими гугенотами. К их числу относились его няня
Мадлен, Мари Туше, искуснейший хирург Амбруаз Паре и близкий друг  Карла
месье Ларошфуко. Сам король  был,  конечно,  католиком,  но  многие  его
друзья приняли новую веру.
   Один из пажей предупредил Карла о приближении  королевы-матери;  Мари
вздрогнула - это происходило с ней всегда перед  встречей  с  Катрин  де
Медичи.
   - Мари, не бойся. Она не обидит  тебя.  Ты  ей  нравишься.  Она  сама
сказала это. В противном случае я бы не  позволил  тебе  оставаться  при
дворе. Я бы подарил тебе дом и навещал тебя там. Но ты ей по душе.
   Мари, однако, продолжала дрожать.
   - Паж, - произнес король, - скажи моей матери, что я встречусь с  ней
в моих покоях.
   - Хорошо, Ваше Величество.
   - Это тебя устроит?  -  обратился  король  к  Мари.  -  До  свиданья,
дорогая. Я приду к тебе позже.
   Мари поцеловала его руку; она испытала облегчение, поняв, что  ей  не
придется увидеть  женщину,  внушавшую  девушке  страх;  король  вышел  в
коридор, соединявший его апартаменты с покоями любовницы.
   Катрин радостно поприветствовала сына.
   - Ты прекрасно выглядишь! - заявила  она.  Вижу,  грядущее  отцовство
красит тебя.
   Король сжал губы. Его душа переполнялась страхом  всякий  раз,  когда
королева-мать вспоминала о ребенке, которого вынашивала супруга Карла.
   - Наша маленькая королева тоже выглядит чудесно! - продолжила Катрин.
- Она должна беречь себя. Мы не можем  допустить,  чтобы  она  рисковала
сейчас своим здоровьем.
   Карл  боялся  подобной  неискренности  матери.  Королева-мать  любила
шутки. Чем более зловещими и мрачными  они  были,  тем  большую  радость
получала от них Катрин. Люди говорили, что она способна  с  ухмылкой  на
лице протянуть чашу с ядом своей жертве и пожелать ей при  этом  доброго
здоровья. Кое-кто считал Катрин доброжелательной, не видя циничности  ее
улыбки. Но Карл знал  мать  достаточно  хорошо;  поэтому  сейчас  он  не
улыбнулся.
   Катрин быстро заметила выражение его лица. Она сказала себе,  что  ей
следует внимательно следить за своим маленьким королем. Он  освобождался
от ее влияния быстрее, чем хотелось Катрин.
   - У тебя есть для меня новость? - спросил король.
   - Нет. Я пришла побеседовать с тобой. Я обеспокоена.  Очень  скоро  в
Париж прибудет Колиньи.
   - Это меня радует, - сказал Карл.
   Катрин улыбнулась.
   - Он коварен, этот адмирал.
   Она сложила ладони вместе и благочестиво воздела глаза к потолку.
   - Он такой добрый! Такой  набожный!  Он  весьма  умен.  Религиозность
Колиньи обманчива.
   - Обманчива, мадам?
   - Конечно. Он говорит о вере, замышляя кровопролитие.
   - Ты ошибаешься. Когда адмирал говорит о Боге, он думает о Боге.
   - Он заметил доброту короля и использует твое расположение к нему.
   - Я всегда ощущал его расположение ко мне.
   - Мой дорогой сын, это  ты  можешь  проявлять  расположение  к  своим
подданным. Они же обязаны служить тебе.
   Король вспыхнул; Катрин всегда умела заставить его почувствовать себя
глупцом, маленьким мальчиком, во всем зависевшим от матери.
   - Я пришла поговорить об этом человеке, - сказала  Катрин,  -  потому
что скоро он постарается снова очаровать тебя. Мой сын, ты должен видеть
все очень ясно. Ты уже не мальчик. Ты - мужчина и король великой страны.
Ты хочешь втянуть ее в войну с Испанией?
   - Я ненавижу войну, - мрачно сказал король.
   -  Однако  ты  поощряешь  тех,  кто  готовит  ее.  Ты  отдаешь   свое
королевство, себя и твоих родных во власть господина де Колиньи.
   - Не правда. Я хочу мира... мира... мира...
   Она пугала его. В обществе Катрин  он  вспоминал  сцены  из  детства,
когда Катрин говорила с ним, как сейчас, отпустив всех его приближенных;
она  описывала  ему  камеры  пыток  и  мучения,   которым   подвергались
беззащитные мужчины и женщины по воле могущественных людей.  Он  не  мог
прогнать из головы мысли о крови, дыбе, раздробленных конечностях. Мысли
о крови всегда вызывали у него  тошноту,  чувство  страха,  доводили  до
безумия. Охваченный безумием, он желал увидеть ее.  Мать  умела  довести
его до потери рассудка с большей легкостью,  чем  воспитатели-итальянцы,
которых она приставила к нему. Чувствуя приближение приступа, он  должен
изо всех сил отгонять его от себя.
   - Ты хочешь мира, - сказала она. - Но что ты делаешь  ради  него?  Ты
тайно совещаешься с человеком, жаждущим войны.
   - Нет! Нет! Нет!
   - Да. Разве ты не совещался тайно с адмиралом?
   Катрин встала и замерла над  Карлом;  он  видел  лишь  ее  сверкающие
выпученные глаза.
   - Я... я встречался с ним, - сказал король.
   - И будешь делать это снова?
   - Да. Нет... нет. Не буду.
   Он опустил взгляд, пытаясь спрятаться от гипнотизирующих глаз матери.
   - Если я пожелаю встретиться с любым из моих подданных, я сделаю это,
- мрачно произнес Карл.
   Эти слова прозвучали из уст короля,  и  Катрин  встревожила  подобная
демонстрация  силы.  Он  завел  себе  слишком  много   друзей-гугенотов.
Следовало убить как можно быстрее Колиньи,  а  также  Телиньи,  Конде  и
Ларошфуко. Наибольшая опасность исходила от адмирала.
   Катрин сменила тон; закрыв лицо руками, она печально промолвила:
   - Могла ли я думать, что ты так отблагодаришь меня  за  все  тревоги,
выпадающие на мою долю, пока я растила тебя и охраняла корону, которой в
равной степени пытались завладеть католики и гугеноты? Ты скрываешься от
меня, твоей матери, чтобы  держать  совет  с  твоими  врагами!  Если  ты
намерен бороться против меня, скажи мне об этом,  и  я  вернусь  на  мою
родину. Твой брат тоже должен уехать со мной, поскольку он посвятил свою
жизнь охране твоей;  дай  ему  время  скрыться  от  врагов,  которым  ты
собираешься отдать Францию.
   Она горестно усмехнулась.
   - Гугенотам, которые говорят о войне с  Испанией,  а  на  самом  деле
хотят лишь войны во Франции и гибели нашей страны, чтобы  процветать  на
ее руинах.
   - Ты не должна покидать Францию, - сказал он.
   - Что еще мне  остается  делать?  Что  касается  тебя,  то  когда  ты
окажешься в камере пыток, когда тебя бросят гнить  в  темницу  или  даже
казнят на площади Мятежников...
   - Что ты хочешь сказать?
   - Неужели ты думаешь, что тебя захотят оставить в живых?
   Она подняла свои большие глаза и посмотрела на  сына.  Хотя  Карл  не
верил в то, что она покинет  Францию,  и  знал,  что  его  брат,  герцог
Анжуйский, всегда  действовал  лишь  в  личных  интересах,  он  странным
образом, как и много раз в прошлом, поддавался  гипнозу  матери.  Поняв,
что ее сын уже не легко поддающийся влиянию мальчик,  Катрин  не  хотела
давить на него слишком сильно; сейчас она стремилась лишь посеять в душе
сына недоверие к адмиралу.
   Она взяла его руку и поцеловала ее.
   - Дорогой сын, знай следующее: все, что  я  делаю  и  говорю,  служит
твоим интересам. Я не прошу тебя изгнать адмирала со двора.  Вовсе  нет.
Принимай его здесь. Тогда тебе  будет  легче  раскрыть  истинную  натуру
Колиньи. О, он околдовал тебя. Это понятно. Он очаровал многих до  тебя.
Я лишь прошу, чтобы ты сохранял бдительность, не был слишком доверчивым.
Разве я не права, делая это?
   - Ты, как всегда, права, - медленно произнес король. - Обещаю тебе не
быть слишком доверчивым.
   - А что, если, мой дорогой сын, ты обнаружишь возле себя  предателей,
интригующих против тебя, добивающихся твоей гибели?
   Король за