Александр заметил его. Он также заметил золотоволосую  девочку  на  балконе,
единственную из его детей,  ставшую  свидетельницей  его  триумфа.  Джованни
находился в Испании, Чезаре  учился  в  университете  в  Пизе,  а  маленький
Гоффредо (которого он признал своим сыном частью потому, что любил мальчика,
частью же из-за того, что ему нужны были сыновья) еще  недостаточно  подрос,
чтобы появляться на людях. Его дети! Каждый из них занимает свое место в его
мечтах о могуществе и славе. Малышка Лукреция стоит совсем  рядом  с  широко
открытыми глазами, полными страха и любопытства, принимая его, как и люди на
улицах, за Бога среди человеческих существ. Она одна представляет здесь всех
его детей.
   Почтение, приветственные возгласы, опьяняющее сознание власти действовали
на него, как наркотик, который клонил человека ко сну, и  тот  видел  сны  о
своем величии.
   - Да будет благословен наш папа! - кричала толпа.
   Ну вот, думал Александр, пусть благословение святых  снизойдет  на  меня,
чтобы я смог осуществить свои мечты и объединить Италию под знаменем  одного
правителя, и пусть этим правителем станет Борджиа.

Санта Мария в Портико

   Скоро  Лукреция  поняла,  насколько  приятнее  быть  дочерью  папы,   чем
кардинала.
   Прочно заняв  трон,  Александр  не  собирался  делать  секрета  из  своих
намерений. Джованни вернется из Испании, чтобы принять командование папскими
армиями; Чезаре станет архиепископом Валенсии; что же касается Лукреции,  то
она получит свой собственный дворец - дворец Санта Мария в Портико. Лукреция
была в восторге от оказанной ей  чести  и  особенно  от  появившейся  теперь
возможности покинуть мрачную крепость в Монте Джордано и переехать  в  центр
города.
   Александр преследовал двойную цель, принося в  дар  Лукреции  дворец:  он
примыкал к собору  Святого  Петра,  и  оттуда  шел  потайной  ход  к  самому
Ватикану. Адриана и Джулия станут жить вместе с Лукрецией,  Орсино  составит
им компанию, но он, конечно, не в счет.
   Лукреция страстно отдавалась мечтам  о  новой  жизни.  Как  чудесно  быть
взрослой. Скоро вернется домой ее брат Джованни, и Чезаре, как обещал  отец,
вот-вот будет отозван в Рим. Александру пришлось ненадолго уехать из города,
потому что папа не  хотел  произвести  впечатление,  будто  продолжает  свою
политику семейственности - перед выборами он пообещал, что откажется от нее.
Чезаре уже стал архиепископом, и Александр понимал, что ему как  отцу  будет
трудно удержаться от  соблазна  осыпать  сына  новыми  милостями,  если  тот
окажется в Риме. Из-за этою Чезаре на какое-то время пришлось задержаться  в
Пизе - совсем ненадолго.
   Лукреция часто видела отца во время пышных церемоний, и ей казалось,  что
он становится все величественнее, все блистательнее.
   Целыми днями слышала она перезвон колоколов собора Святого Петра. Работая
над вышивкой или просто сидя у окна и глядя на торжественные процессии,  она
слышала поющие голоса и ощущала запах фимиама. Все это, казалось,  сулит  ей
чудесное, полное волнений будущее.
   Адриана сняла траур, к Лукреции она относилась с таким  же  уважением,  с
каким ранее проявляла  преданность  Джулии,  которая  оказывала  на  Ватикан
большое влияние, чем дочь папы.
   Лукреция поняла, почему. Она не  удивлялась,  если,  заглянув  в  спальню
подруги, обнаруживала, что Джулии там нет. Звук шагов поздно ночью или  рано
утром в коридоре, от которого шел тайный ход к Ватикану, не удивлял ее.
   Она соглашалась с Адрианой, что Джулии  очень  повезло,  что  ее  полюбил
такой блистательный мужчина, как Александр.
   Много важных гостей - послов и знатных  господ  из  разных  государств  -
приходило во дворец Санта Мария, под присмотром Адрианы  Лукреция  принимала
их. Ни один не появлялся без подарка - что-то доставалось  Лукреции,  что-то
Джулии.
   - Как они добры! -  как-то  сказала  Лукреция,  разглядывая  великолепные
меха. - Никто не приходит с пустыми руками.
   Джулия посмеялась над ее наивностью.
   - Они дарят нам что-то только потому, что взамен надеются получить  нечто
гораздо более значимое для них.
   Лукреция задумалась.
   - Это вое портит, - проговорила  она.  -  Тогда  подарки  перестают  быть
подарками.
   - Конечно, это и не подарки вовсе. Это плата за услуги, которые они хотят
получить.
   - Меха уже не кажутся мне такими красивыми, - вздохнула Лукреция.
   Джулия с любовью взглянула на нее и подумала, что давно бы пора  Лукреции
стать реалисткой. Если бы только девочка родилась в бедной семье,  какой  бы
простофилей она, должно быть, стала!
   Разве она не знает, что, будучи дочерью  папы,  имеет  на  него  огромное
влияние?
   Лукреция поняла это, потому  что  ее  быстро  заставили  понять.  Адриана
считала, что Александр не пожелает  видеть  свою  дочь  простушкой,  поэтому
Лукрецию  следует  избавить  от  простоты,  от  добродушия.  Подобные  черты
характера не заслуживают одобрения.
   Она должна уметь  многое  делать  самостоятельно,  считала  Адриана.  Или
девочка все время будет полагаться на мнение и волю отца? Нет,  она  обязана
стать хитрой. Пусть использует весь свой ум, чтобы папа оценил его и  понял,
что ею можно гордиться.
   Любила ли она теперь красивые наряды? Лукреция всегда  немножко  кичилась
своей красотой, а что может еще больше оттенить  красоту,  как  не  чудесные
меха  и  великолепная  парча?  Так  надо  заставить   тех,   кто   ищет   ее
благосклонности, понять это. Пусть они знают, что если их  подарки  доставят
ей удовольствие, она проявит свое расположение и попросит  отца  оказать  им
необходимую помощь.
   - Послушай, - сказала Адриана, - Франческо Гонзага скоро придет  к  тебе.
Он страстно желает, чтобы его брат Сигизмондо стал кардиналом.
   - И он придет просить об этом меня?
   - Тебе стоит только замолвить за него слово своему  отцу,  и  дело  будет
улажено.
   - Но как я, так мало разбираясь в делах отца, смогу повлиять на него?
   - Твой отец хочет, чтобы ты показала себя настоящей Борджиа. Он будет рад
исполнить твою  просьбу,  ему  понравится,  если  Гонзага  узнает,  с  каким
уважением относится к тебе твой отец. Если Гонзага преподнесет  тебе  ценный
подарок и ты сможешь показать его отцу,  сказав  при  этом:  "Посмотри,  что
подарил мне Гонзага!", его святейшество возрадуется оказанной тебе чести  и,
я уверена, будет только содействовать тому, кто знает цену услуги.
   - Понятно, - ответила Лукреция, - я  не  знала,  что  подобные  дела  так
устраиваются.
   - Пора тебе об этом знать. Ты ведь любишь жемчуг?
   Глаза Лукреции засияли. Она и в самом деле любила жемчуг - он  шел  к  ее
мраморной коже. Когда она надевала чудесное ожерелье, подаренное Александром
Джулии, то казалась себе такой же красивой, как подруга.
   - Я скажу Гонзаге, что ты особенно  неравнодушна  к  жемчугу,  -  сказала
Адриана, многозначительно улыбаясь.
   "До чего же чудесно, - думала Лукреция, - иметь такое же ожерелье, как  у
Джулии".
   Вот так и жила дочь папы. И это оказалось очень  волнительно  и  доходно.
Могла ли  Лукреция,  довольно  ленивая  и  больше  других  девушек  любившая
красивую одежду и украшения, отказаться от подобного образа жизни?

***

   Александр принял свою дочь в своих покоях в Ватикане; вместе с ней пришла
и Джулия. Александр по-прежнему обожал последнюю и жить без нее не мог.
   Папа старался встречаться со своими ненаглядными без свидетелей, так  что
отпускал всех слуг, и девушки садились по обе стороны от него, чтобы он смог
обнять каждую.
   "До чего же они прекрасны, -  думал  он,  глядя  на  их  гладкую  кожу  и
блестящие волосы, - наверняка в Риме не найдется  девушек  красивее".  Жизнь
казалась приятной, когда он ощущал в себе силу и  энергию  юноши,  и  он  не
сомневался, что Джулия оставалась довольна, ясно выражая свою любовь к нему,
которая не уступала его страсти, и знал, что его возлюбленная ни в коей мере
не находила привлекательным своего молодого косоглазого мужа.
   Лукреция, устроившись  напротив  отца,  с  восхищением  разглядывала  его
роскошные покои. Потолок сиял позолотой, стены были окрашены в нежные  тона,
на полу лежали восточные ковры, а стены начал разрисовывать великий художник
Пентуккьо, работа не была им закончена, и часть стен скрывал чудесный  шелк.
Повсюду стояли стулья, кресла, лежали подушки из шелка  и  бархата,  но  все
затмевалось великолепием папского трона.
   И эта роскошь принадлежала богоподобному человеку, который  -  ей  просто
трудно было в это поверить - был  ее  любящим  отцом,  считавшим  величайшим
удовольствием в жизни сделать что-то приятное своим дорогим девочкам.
   - Я послал сегодня за тобой, потому что нам нужно поговорить, дочь моя, -
начал он. - Мы собираемся разорвать брачный  контракт,  предполагавший  твое
замужество. Ты не выйдешь замуж за дона Гаспаро ди Прочида.
   - Правда? - спросила она. Джулия улыбнулась:
   - А она не отказалась бы. В крайнем случае. Александр  потрепал  дочь  по
щеке, и это напомнило  ей  об  удовольствии,  которое  ей  доставляли  ласки
Чезаре.
   - Отец, - воскликнула она, - когда мы увидим Чезаре?
   Джулия и папа одновременно улыбнулись, обменявшись взглядами.
   - Похоже, я права, - заявила Джулия. - Бедная Лукреция! У нее еще никогда
не было возлюбленного.
   Александр редко открыто выказывал недовольство своим любимым девочкам,  и
на этот раз только тень омрачила его лицо, но  Джулия  знала:  ее  замечание
задело его. Тем не менее она была слишком уверена в себе, чтобы бояться  его
недовольства.
   - Это правда, - повторила она почти с вызовом.
   - Однажды моя дочь откроет для себя огромное счастье любви, не сомневаюсь
в этом. Но она подождет, когда придет ее пора.
   Лукреция взяла руку отца и поцеловала ее.
   - Она больше всех любит своих отца и  брата,  -  сказала  Джулия.  -  Да,
каждый раз, когда она видит какого-нибудь мужчину, она говорит:
   "Как незначителен он рядом с отцом или братом.., с Чезаре или Джованни!"
   - Лукреция не зря носит фамилию Борджиа, - заметил Александр, - а Борджиа
видят в Борджиа великую силу.
   - И не только они, - сказала Джулия, улыбаясь и держа в своей  руке  руку
папы. - Я прошу, возлюбленный святой отец,  скажи  мне,  кто  теперь  станет
женихом Лукреции.
   - Очень важный человек. Его зовут Джованни Сфорца.
   - Он стар? - поинтересовалась Джулия.
   - Какое отношение имеют годы к любви? - задал вопрос папа, и на этот  раз
в его голосе слышался упрек.
   Но Джулия тут же постаралась успокоить его следующей репликой:
   - Только Боги обладают даром оставаться молодыми. А  я  могу  поклясться,
что этот Джованни Сфорца не больше чем человек.
   Александр улыбнулся и поцеловал ее.
   - Это хорошая партия. Моя возлюбленная дочь будет благославлять  меня  за
него. Лукреция, подойди ко  мне,  разве  ты  не  собираешься  выразить  свою
радость?
   Лукреция поцеловала отца, выполнив свой долг.
   - Но я уже не раз была обручена. Прежде чем выражать свою  благодарность,
я подожду до тех пор, пока увижу его и выйду за него замуж.
   Александр улыбнулся. Они  развлекали  его  своими  разговорами,  и  он  с
сожалением должен был отослать их - ему предстояло заняться делами.
   В сопровождении слуг они покинули Ватикан. Когда они пересекали  площадь,
какой-то оборванец нагло уставился на Джулию и выкрикнул:
   - Вот невеста Христова!
   Глаза девушки загорелись яростью, но дерзкий мальчишка не  терял  времени
даром - он уже удрал, несясь со  всей  скоростью,  на  которую  были  только
способны его ноги, и скрылся из  виду  прежде,  чем  Джулия  успела  послать
кого-нибудь следом.
   - Ты сердишься, Джулия, -  сказала  Лукреция,  -  тебя  расстроили  слова
нищего.
   - Меня не волнуют оскорбления, - возразила та. - Ты поняла, что он  хотел
сказать?
   - Что ты возлюбленная моего отца. Это не оскорбление. Вспомни о тех,  кто
приходит искать твоего расположения именно по этой причине.
   - Простой люд считает это оскорблением, - сказала Джулия. - Хотела  бы  я
иметь возможность посадить этого наглеца в тюрьму. Я бы наказала его.
   Лукреция содрогнулась. Она знала, что  тому,  кто  осмеливался  оскорбить
знатную особу, могли отрезать язык.
   Она не должна думать о таких вещах. Возможно, она научится  вспоминать  о
подобных случаях совершенно равнодушно, как научилась спокойно  воспринимать
связь между отцом и Джулией и отношение к ней благочестивой Адрианы или  как
она смирилась с тем фактом, что она сумеет  нажить  состояние  и  приобрести
влияние, если станет брать подношения. Она не сомневалась, что  со  временем
будет с таким же равнодушием, как и  другие,  взирать  на  подобные  вещи  и
события, но мягкость ее души осложняло дело.
   Ей следует успокоиться. Она  должна  быть  точно  такой,  как  те,  среди
которых она живет. Она должна перестать  думать  о  тех  злобных  созданиях,
которые своей неосторожностью заслуживают жестокого наказания  только  из-за
того, что им захотелось вольно поговорить.
   Ей хотелось быть счастливой, поэтому она станет думать о чем-нибудь,  что
улучшит ее настроение.
   Она повернулась к Джулии.
   - Наверное, я выйду замуж за этого Джованни  Сфорца.  Мне  нравится,  как
звучит его имя. Его зовут так же, как моего брата.
   - В Италии часто встречается это имя, - напомнила ей подруга.
   - Но мне кажется, может случиться что-то такое, что заставит отца выбрать
для меня другого мужа. Джулия, я не удивлюсь, если мне никогда  не  придется
выйти замуж - как только я бываю обручена с кем-нибудь,  выясняется,  что  я
должна выйти замуж за еще более богатого, более подходящего.
   - Ты обязательно выйдешь замуж.
   - Значит, тогда у меня никогда не будет любовника, как у тебя.
   - Мужья не всегда бывают любовниками, моя дорогая. И тебе  предстоит  еще
долгий путь, прежде чем ты станешь такой, как я.
   Джулия наклонилась к Лукреции и улыбнулась заговорщицкой улыбкой.
   - Я открою тебе свой  секрет.  Папа  не  только  мой  любовник.  Он  отец
ребенка, которого я ношу под сердцем.
   - О, Джулия! У тебя будет ребенок! Джулия кивнула.
   - Вот почему я так рассердилась, когда бродяга так сказал  обо  мне.  Мне
кажется, все обо мне начинают говорить. Это значит, что кто-то из слуг более
любопытен, чем следует... И слишком болтлив.
   - Не наказывай никого за  это,  Джулия,  -  сказала  Лукреция.  -  Вполне
естественно, что они так ведут себя.
   - Почему тебя волнует, кого я накажу? Лукреция ответила:
   - Я не хочу думать о  наказаниях.  Разве  на  площади  недостаточно  ярко
светит солнце или  покои  моего  отца  были  недостаточно  прекрасны?  Скоро
вернутся домой Чезаре и Джованни, а я  выйду  замуж.  Все  это  делает  меня
счастливой. Только об этом я хочу думать.
   - Иногда ты кажешься совсем наивной, а иногда ты  ведешь  себя  настолько
иначе, что тебя просто трудно понять.

***

   Лукреция сидела в  комнате  дворца  Санта  Мария,  служанки  помогали  ей
одеваться. Одна рабыня застегивала пояс ее платья,  другая  украшала  волосы
драгоценностями.
   Приготовления к свадьбе значительно  продвинулись  вперед.  Дон  Гаспаро,
отвергнутый жених, утешился полученными тремя тысячами дукатов.
   Теперь  весь  Рим  обсуждал  союз  Борджиа  -  Сфорца.  Некоторые  в  нем
усматривали угрозу своей безопасности,  а  делла  Ровере  решил,  что  будет
находиться в большей безопасности подальше от Рима.  И  Ферранте  Арагонский
был обеспокоен союзом, с тревогой ожидая, что он принесет.
   Лукреция была уверена, что помолвка дошла до той стадии, когда никто  уже
не сомневается в ее будущем замужестве с Джованни Сфорца.
   Поэтому, когда паж постучался к ней в комнату, попросил разрешения  войти
и сообщил, что во  дворец  приехал  знатный  господин  и  хочет  ее  видеть,
Лукреция сразу же подумала о Джованни Сфорца.
   Конечно, ему не следовало так  поступать.  Он  не  должен  был  приезжать
неофициально, пока по городу не пройдет торжественная процессия - дочь  папы
и ее нареченный муж не могут встречаться так, словно  она  горничная,  а  он
слуга, но все равно ей приятно и весьма романтично увидеть его  сейчас.  Она
расправила складки парчового платья и взглянула  на  себя  в  отполированное
металлическое зеркало. Она была прекрасна. Ей так хотелось вкусить любви,  о
которой столько рассказывала Джулия.
   - Скажи ему, что я его приму, - распорядилась она.
   Но едва она повернулась, как увидела стоящего в дверях  гостя,  при  виде
которого мгновенно позабыла свои романтические мечтания о встрече с  будущим
мужем.
   - Чезаре! - закричала она  и  бросилась  к  нему,  пренебрегая  правилами
поведения.
   Она  услышала  его  смех  -  торжествующий,  полный   любви   и   чего-то
непонятного, но приятного. Она взяла его руку и много раз поцеловала.
   - Ты рада видеть меня, Лукреция?
   - Как долго я ждала тебя! - воскликнула она.
   - Ты вспоминала обо мне иногда?
   - Каждый день, Чезаре,  каждый  день  я  думала  о  тебе.  Никогда  я  не
преклоняла колен перед Мадонной, без того чтобы не упомянуть твое имя.
   Чезаре нетерпеливо поглядывал  на  стоявших  рядом  служанок.  В  комнате
словно что-то изменилось - другими казались лица женщин, они застыли, словно
превратились в камень и будто съежились от страха. Лукреция  вспомнила,  как
много лет назад в доме их матери слуги боялись Чезаре.
   Она сказала:
   - Оставьте нас. Нам с братом много о чем нужно поговорить, и это вовсе не
для ваших ушей.
   Ей не пришлось повторять приказание дважды.
   Брат и сестра обнялись, Чезаре подвел Лукрецию к окну.
   - Дай я взгляну на тебя, - сказал он. - Как же ты изменилась, сестра моя!
   В ее глазах промелькнула тревога.
   - Чезаре, ты недоволен? Он поцеловал Лукрецию.
   - Я просто восхищен.
   - Ты должен рассказать о себе. Ты не бываешь  в  свете.  Ты  архиепископ.
Странно звучит. Мой брат Чезаре - архиепископ Валенсии. Мне  придется  вести
себя сдержанно, когда я буду с  тобой.  Я  должна  всегда  помнить,  что  ты
служитель святой церкви. Чезаре, ты ведь совсем не  похож  на  архиепископа!
Этот  твой  камзол!  Просто  вышит  золотом.  И  такая  маленькая   тонзура.
Обыкновенный священник одет лучше.
   Его глаза загорелись гневом, он сжал кулаки, и Лукреция увидела, что  его
трясет от ярости.
   - Не смей говорить мне об этом! Лукреция, я требую, чтобы ты  никогда  не
повторяла этого.  Архиепископ  Валенсии!  Разве  похож  я  на  архиепископа?
Лукреция, никто не заставит меня жить так дальше, говорю  тебе.  Я  не  хочу
служить церкви.
   - Да, Чезаре, это так, но...
   - Но один из нас должен посвятить себя служению церкви. Один из нас, и им
должен стать я. Я старший, но я должен  уступить  дорогу  своему  брату.  Он
скоро приедет домой. Кто-то готовит ему встречу.  Джованни,  герцог  Гандии!
Наш отец больше заботится о его пальце, чем обо всем моем теле.
   - Это не правда, - возразила Лукреция, совершенно расстроившись. - Это не
правда!
   - Правда! - В его глазах мелькнула мысль об убийстве, когда он повернулся
к ней. - Не возражай мне, девочка, если я  говорю,  что  это  правда.  Я  не
останусь священником. Я не...
   - Ты должен поговорить об этом с отцом, - успокаивающе сказала Лукреция.
   - Он и слушать не станет. Клянусь всеми святыми, я добьюсь своего.  -  Он
подошел  к  иконе  и,  подняв  руку,  как   делают,   собираясь   произнести
торжественную клятву, проговорил:
   - Святая Матерь Божья, клянусь, что я не успокоюсь, пока не  стану  волен
вести жизнь, какую хочу. Никому не позволю я руководить  мной,  ограничивать
меня. Я, Чезаре Борджиа, с сегодняшнего дня сам себе хозяин.
   Он очень изменился, заметила она, стал еще более вспыльчивым и внушал  ей
страх.
   Она накрыла его руку своей рукой и заговорила, стараясь успокоить брата:
   - Чезаре, ты будешь делать, что захочешь. Никто не будет указывать  тебе.
Ты перестанешь быть Чезаре, если позволила это.
   Он повернулся к ней, вся страсть, казалось, угасла,