. Но это было не совсем так. Один ребенок - Лотти - временами проявляла
недетскую мудрость и авторитет, который Джейсон признавал. Смотреть на них -
эту парочку - было не просто удовольствием. Рождалось чувство  успокоения  и
довольства окружающим от того, как эти  двое  обожали  друг  друга.  Я  была
уверена, что под опекой Лотти Джейсону  ничто  не  грозит.  Я  разрешала  им
уходить за  ворота  во  внешний  мир.  Лотти  как-то  сделала  для  Джейсона
воздушного змея из шелка и палочек бамбука.  Это  было  удивительно  изящное
изделие, украшенное изображением дракона. Лотти все сделала  своими  руками,
зная мистическую тягу своего маленького приятеля к этим сказочным существам.
Джейсон считал, что этот змей - самое ценное из того, что у него  есть.  Тем
более, что дракон извергал сноп огня из пасти. В  теле  змея  были  овальные
отверстия, из которых в воздух выходили вибрирующие струи.  Получалось  так,
что парящий в воздушном потоке змей издавал шум,  подобный  шуму  роя  пчел.
Джейсон практически никуда не ходил без своего змея.  Он  ложился  спать,  и
змей располагался рядом с кроватью. Отходя ко сну, мой сын последний  взгляд
бросал именно на своего любимца, а утром, открывая глаза, видел именно этого
змея. Джейсон называл его Огненный дракон.
   Лотти была в восторге, что ее подарок доставил такое большое удовольствие
ее приятелю, и я при случае высказала искреннюю благодарность Адаму  за  то,
что Лотти появилась в нашей семье.
   - Советую тебе использовать возможности совершать  верховые  прогулки,  -
как-то сказал Сильвестер. - У Адама есть конюшня. Я  попрошу  его  подобрать
для тебя лошадь, хорошо идущую  под  седлом.  Тобиаш  охотно  составит  тебе
компанию.
   Эти прогулки позволили мне увидеть много нового. Например, рисовые  поля,
где в непривычных для европейцев условиях  выращивалась  культура  -  основа
рациона народа. Меня  поразила  хитроумность  ирригационных  систем.  Часами
можно было наблюдать за вращением колес водяных мельниц. И здесь,  в  полях,
была ощутима бедность страны. Я видела, как плуг тащили не только  ослы  или
мулы, быки или буйволы, но, увы, мужчины и даже женщины!
   Я видела чайные плантации, это  они  были  одним  из  главных  источников
доходов этой страны. Я научилась на глаз  разбираться  в  сортах  чая.  А  с
берега были хорошо видны неутомимые рыбаки с бесконечными сетями и плетеными
ловушками. Меня поражало, как прилежно здесь трудятся и на суше, и на  море.
Я охотно поверила Тоби, когда он сказал, что в Китае с  акра  земли  снимают
любого урожая больше, чем где-либо в мире.
   Я не могла не радоваться нашим с Тоби экскурсиям.  Мы  стали  величайшими
друзьями. Мы много смеялись и шутили, чувствуя, что настроены на одну волну.
Он знал Китай и  китайцев  очень  хорошо.  Мы  не  раз  обсуждали  мистицизм
Востока,  но,  заезжая  к  нему  домой  на  чай,  каждый  раз   подвергались
освежающему душу здравого шотландского смысла,  которым  окатывала  нас  его
сестра Элспет.
   Я ждала встречи с Тоби каждый раз с нетерпением. И  постепенно  осознала,
что если бы никогда не встретила Джолиффа и не была  бы  сейчас  замужем  за
Сильвестером, то обязательно влюбилась  бы  в  моего  постоянного  спутника.
Может быть, я не точно  передаю  словами  свое  душевное  состояние.  Я  так
устроена, что, влюбившись в Джолиффа, отдала ему все,  но  зато  и  пережила
незабываемые дни, которые уже никогда не могли повториться. Но как бы там ни
было в прошлой жизни, я постепенно стала осознавать, что меня сильно  влечет
к Тоби.
   Адам заметил нашу дружбу. Он  сделал  шаг,  указывающий  направление  его
мыслей. Однажды зайдя в конюшню, чтобы забрать свою лошадь, я встретила  там
Адама.
   - Я поеду с вами и Тобиашем, - заявил он. Невольная гримасе  недовольства
прошла по моему лицу. Его назидательный тон был мне неприятен.
   - Разве Тоби пригласил вас?
   - Нет. Я сам себя пригласил. Я молчала, а он продолжил:
   - Так будет лучше. Вы проводите слишком много времени вдвоем.
   - Ага, значит, вы отводите себе роль дуэньи?
   - Можете называть это, как вам угодно.
   - Но я не вижу в этом необходимости.
   -  Нет,  в   определенном   смысле   такая   необходимость   есть.   Могу
прокомментировать в каком.
   - Я слушаю!
   - Люди обратили внимание. Вы знаете, на чужой роток не накинешь платок. И
все эти разговоры не идут на пользу.., нашей семье.
   - Какая ерунда! Ведь это Сильвестер попросил, чтобы Тоби сопровождал меня
во время этих прогулок.
   - Я знаю и все же поеду с вами.
   Когда появился Тоби, он, казалось, не был особенно удивлен, увидев Адама.
   Мы двинулись все вместе. Адам был интересным собеседником и немало знал.
   Но его присутствие на нас с Тоби действовало угнетающе.
   Постепенно я привыкла к этому тройственному союзу. По временам  казалось,
что Адам выбирался из своего жесткого футляра, и  тогда  мы  все  трое  вели
оживленную дискуссию об искусстве  Китая  и  его  сокровищах.  В  такие  дни
прогулки доставляли настоящее удовольствие.
   Однажды, близко подъехав к району порта, мы увидели уходящий к небу столб
огня. Мы спешились, чтобы рассмотреть, где горит и, к общему ужасу,  поняли,
что пламя объяло дом Адама. Как вихрь он вскочил на  коня  и  помчался.  Уже
позднее я узнала, что Адам ворвался в  горящий  дом  и  спас  слугу-китайца,
единственного, кого огонь отрезал от выхода.
   Все люди были спасены, но у Адама больше не было своего дома.
   Естественно, что ему не оставалось ничего, как  переехать  в  Дом  тысячи
светильников. Тем более, что на этом настаивал Сильвестер.
   - Здесь так много комнат, - заметил он и добавил:
   - Я просто обижусь, Адам, если ты не переедешь сюда.
   - Спасибо, - ответил Адам. - Но я обещаю вам, что постараюсь  найти  себе
жилье как можно быстрее.
   - Мой дорогой племянник,  -  запротестовал  Сильвестер,  -  ты  прекрасно
знаешь, что нет никакой нужды спешить. Ты пережил страшный  шок.  Приходи  в
себя и никуда не торопись. Мы оба рады, что ты будешь жить под одной  крышей
с нами. Ведь, правда, Джейн?
   Я, естественно, подтвердила нашу общую радость.
   Адам посмотрел на меня с сочувствием. И я почему-то вспомнила нашу первую
встречу, когда мне показалось, что он принимает меня за авантюристку.
   Я и теперь не сомневалась, что  он  недолюбливает  меня,  считая,  что  я
нахально влезла в чужую семью.
   Пламя  совершенно  поглотило  дом.  Ничего  не  осталось.  Адам   грустно
рассказал нам, что он хотя и получил страховку, ничто не в силах  возместить
потерю ценных произведений  искусства,  погибших  при  пожаре.  Он  выглядел
совершенно неутешным, когда в  деталях  рассказал  мне,  что  погибло,  и  я
искренне сожалела о потерях вместе с ним. Мы знали, что многие  произведения
были оригинальными и исчезали навсегда.
   - Но тем не менее, искать надо, упорство  должно  быть  вознаграждено,  -
пыталась я подбодрить его, чуть ли не цитируя его собственные наставления. -
Конечно, что-то неповторимо, но новые находки могут  хоть  в  какой-то  мере
заменить утраченное.
   Он посмотрел на меня несколько странно. Даже не  ожидая  этого  от  самой
себя, я поняла, о чем он думает. Он  пытался  сопоставить  свою  трагедию  с
моей. Адам потерял коллекцию произведений искусства, а я - Джолиффа.  Сможем
ли мы оба когда-нибудь компенсировать утрату?
   С  этого  момента  наши  отношения  с  Адамом  изменились.   Было   такое
впечатление, что он  сбросил  некую  маску  и  проявились  совершенно  новые
стороны его характера. Я пришла  к  заключению,  что  он  относится  к  типу
мужчин, которые хотят вооружить себя уверенностью в борьбе с  превратностями
жизни и при этом они ее боятся. В нынешней  ситуации  он  как  бы  на  время
отложил свое оборонительное оружие в сторону.
   Мы ухитрились даже развлекаться. Оказалось, что в  колонии  существует  и
эта сторона жизни.
   - Члены английской общины здесь тянутся  друг  к  другу,  -  пояснил  мне
Сильвестер. - Естественно, мы наносим визиты и принимаем гостей.
   И действительно, мы устроили  званый  обед  и  сами  побывали  у  друзей,
которые знали Сильвестера и его семью много лет.
   Мне очень нравились развлечения такого рода,  и  пару  раз,  когда  из-за
ухудшения состояния  здоровья  Сильвестер  не  вставал  с  постели,  по  его
настоянию, мы отправились в гости вдвоем с Адамом. Обычно  беседы  в  гостях
были очень живыми, они далеко не всегда касались любимых Сильвестером тем  -
китайского искусства, манер и обычаев, зато постоянно вращались вокруг жизни
местного общества.
   Я начинала втягиваться в такой образ жизни.

***

   В один прекрасный день Лотти  вошла  ко  мне  в  спальню.  Выглядела  она
загадочно, а ее темные глаза сверкали.
   -Великая леди, позвольте мне высказать просьбу, - попросила она.
   - Что именно, Лотти?
   - Одна Очень Великая леди просит вас посетить ее.
   - Просит, чтобы я посетила ее? Кто же она, эта Великая леди?
   Лотти кивнула, как бы отдавая почесть кому-то отсутствующему:
   - Это Очень Великая леди. Вас просит посетить Чан Чолань.
   - Почему она приглашает именно меня? Я ее не знаю.
   Лицо Лотти сморщилось, как будто она готовилась заплакать.
   - Великая леди должна пойти. Если нет. Чан Чолань потеряет свое лицо.
   Я уже знала,  что  здесь,  в  этой  стране,  нет  хуже  перспективы,  чем
"потерять лицо". Поэтому я попросила Лотти рассказать чуть побольше  о  том,
что это за леди.
   - Очень  Великая  леди,  -  начала  Лотти  благоговейным  тоном,  -  дочь
мандарина. Очень, очень великая. Я  жила  у  нее  в  доме,  когда  была  еще
девочкой. Я служила ей.
   - А теперь ей хотелось бы увидеть меня?
   - Она просила меня узнать, не снизойдет ли Великая леди  до  того,  чтобы
посетить ее жалкий дом? Если вы не придете, ее репутация будет подмочена.
   - Тогда придется идти, - согласилась я. Лотти счастливо улыбнулась.
   - Я служила у нее... Я служу у вас. Она увидит вас и скажет: "Надеюсь, вы
довольны, как служит вам эта несчастная, которая когда-то служила мне?"
   - А я отвечу, что просто обожаю тебя и уж никак не считаю несчастной.
   Лотти вздернула плечи вверх и хихикнула. Эта ее привычка кое у кого могла
бы вызвать раздражение, потому что это  в  равной  мере  могло  означать  ее
разочарование, печаль и радость - и поди догадайся что она хочет выразить  в
данный момент. Лично же я считала ее эту ужимку очаровательной.
   Настал назначенный день, и мы отправились в дом Чан Чолань.

***

   Я удивилась, когда узнала, что рикша не понадобится. Оказалось, что  дом,
куда я направилась, был совсем рядом с нашим. Он не был мною замечен, потому
что прятался за высокой стеной. Выходило, что Чан Чолань  -  одна  из  наших
ближайших соседок.
   Джейсон остался на попечении Линг Фу. Когда мы с Лотти  подошли  к  дому,
ворота открыл слуга-китаец, и мы оказались во  дворе.  Лужайка  перед  домом
была почти такой же,  как  и  наша  собственная.  Были  и  похожие  на  наши
миниатюрные деревца и бамбуковый мостик. А  над  самой  травой  распростерло
свои  ветки  невысокое,  но  очень  густое  дерево,  называвшееся  индийской
смоковницей.
   Я была просто поражена при виде дома, как две капли воды похожего на  наш
Дом тысячи светильников. Правда, было одно исключение -  здесь  светильников
не было вообще.
   Под  дуновением  ветерка  тоненько   зазвенели   колокольчики,   как   бы
предупреждая, что мы уже прибыли.
   Человек в черных брюках и тунике, обшитой  тесьмой,  появился  совершенно
неожиданно. Он был в конической шляпе, из-под которой высовывалась  косичка.
Человек отвесил нам поклон, затем хлопнул в ладоши. Лотти последовала за ним
в дом, шествие замыкала я. Преодолев  две  ступеньки,  мы  прошли  несколько
шагов по мраморной площадке. Дверь растворилась, и мы шагнули внутрь.
   Прозвучал гонг, и еще два китайца, для меня  абсолютно  не  отличимые  от
того первого, приблизились к нам и поклонились.
   Они показали знаками, чтобы мы следовали за ними.
   В доме было  мрачновато  и  поразительно  тихо.  То  же  самое  тревожное
предчувствие охватило меня, как в тот день, когда  я  впервые  вошла  в  Дом
тысячи светильников.
   Мы оказались в холле, у подножия лестницы,  с  каждой  стороны  ее  стоял
китайский  дракон;  стены  были  покрыты  набивным  шелком.  Я  без  всякого
напряжения поняла, что на этих стенах в маленьких картинках на шелковом поле
показана целая история восхождения и заката одной из династий.
   Я не могла преодолеть выработавшуюся у меня потребность оценить стоимость
того, что видела, так как давно  уже  превратилась  в  коллекционера.  Более
внимательно рассмотрев это произведение подлинного  искусства,  я  подумала,
что было бы хорошо пригласить сюда Адама и сверить наши оценки.
   Лотти подала мне сигнал следовать за слугой.
   Он отодвинул занавес, и мы оказались в другой комнате. Здесь стены  также
были затянуты шелком и разрисованы многочисленными сюжетами. Яркие китайские
коврики устилали пол. В этой комнате практически не  было  мебели,  если  не
считать низкого стола и нескольких высоких диванных подушек, которые мы дома
именовали пуфами.
   Мы остановились в ожидании хозяйки, и она не заставила себя ждать.
   Я с огромным  любопытством  уставилась  на  Чан  Чолань.  Она  была,  без
сомнения,  красивой,  но  эта  красота  сильно  отличалась  от  той  свежей,
натуральной,  которую   я   так   ценила   у   Лотти.   Это   была   красота
культивированная, сродни красоте орхидеи, выращенной в оранжерее, а я всегда
предпочитала прелесть полевого цветка.
   Мне было трудно оторвать от нее глаза.  Это  была  ожившая  миниатюра  из
эпохи династии Т'янг. Она, остановившись, слегка поклонилась нам. Я когда-то
слышала сравнение  походки,  такой,  как  была  у  хозяйки  дома,  с  мягким
раскачиванием ветвей ивы под  дуновением  свежего  ветерка.  Сравнение  было
метким. Все в Чан Чо-лань было грациозным и абсолютно женственным. Ее одежда
была из шелка нежно-голубого цвета, искусно разрисованного розовыми,  белыми
и зелеными узорами; на ней были шелковые брюки того же цвета, что и  платье.
Черные,  как  смоль,  волосы  были  собраны  в  высокую  прическу,   которую
поддерживали две затейливые заколки. В  волосах  были  видны  поблескивающие
драгоценные  украшения  в  форме  китайской  птицы-феникс  (позднее   Лотти,
разъясняя мне уже под крышей Дома тысячи светильников эстетические  принципы
убранства Чан Чо-лань, сказала, что эти украшения называются "фунг  хоньг").
Лицо было деликатно подкрашено, брови  подрисованы,  что  придавало  им,  по
мнению Лотти, форму листка ивы, а по моему собственному - молодого месяца.
   Ее окружал тонкий аромат. Она была создана для того, чтобы украсить любое
место, где ей случилось бы оказаться. Мне было очень интересно  узнать,  кем
она была и какой образ жизни вела.
   Она слегка склонила голову, приветствуя меня, и я действительно вспомнила
трепет ветвей ивы, когда она  подплыла  поближе,  бесшумно  передвигая  свои
маленькие ножки. Ступни были как раз такой формы, о которой  мечтала  Лотти.
Значит, в свое время Чан Чолань не избежала пытки. Я чувствовала себя как-то
неловко, и мне захотелось узнать о том впечатлении,  какое  я  произвела  на
нее.
   - Очень  мило  с  вашей  стороны,  что  вы  приняли  мое  приглашение,  -
произнесла она медленно, как будто бы уча наизусть заданный урок.
   Я ответила, что  с  ее  стороны  было  еще  милее  пригласить  меня.  Она
взмахнула своими на редкость красивыми ручками. Ее очень длинные - не  менее
нескольких сантиметров - ногти были украшены пластиночками из жадеита. Лотти
показала мне знаком, чтобы я села на один из пуфов. Я так и  сделала.  Лотти
продолжала стоять, пока не села Чан Чолань.
   Та снова взмахнула ручками,  и  тогда  Лотти  села.  Хозяйка  хлопнула  в
ладоши, я услышала звук гонга, и в комнате появился слуга.
   Я не могла понять,  что  ему  было  коротко  приказано,  но  он  исчез  и
буквально через секунду появился с круглым лакированным  подносом.  Началась
чайная церемония, в тонкостях которой я не очень разбиралась.
   Лотти грациозно выполняла все, что положено, но я  смогла  заметить,  что
она нервничала под взглядом бывшей хозяйки.
   Она передала фарфоровую чашку сначала мне, потом  Чан  Чолань  и  сидела,
ожидая разрешения налить чая самой себе. Оно было  дано.  Подали  сушеные  и
засахаренные  фрукты.  Рядом  были  разложены  маленькие  вилочки,  которыми
следовало накалывать сладости.
   - Вы взяли  эту  жалкую  девчонку  в  свой  благородный  дом,  -  наконец
произнесла Чан Чолань.
   Лотти сидела, наклонив голову.
   Я ответила, что  девушка  украсила  наш  дом,  и  стала  перечислять  все
несомненные  достоинства  Лотти.  Мне  пришлось  пояснить  хозяйке,  что   я
иностранка, с помощью девушки быстрее и глубже познаю эту страну.
   Чан Чолань молча кивала головой.
   Я рассказала, как Лотти заботится о моем сыне и как он обожает ее.
   - Вы счастливая леди, - прокомментировала хозяйка. - У вас очаровательный
ребенок - мальчик.
   - Да, - согласилась я. - Мой сын -  чудесный  мальчик.  Лотти  может  это
подтвердить.
   Девушка согласно кивнула и улыбнулась.
   - Жалкое создание должно служить вам хорошо.
   Если нет, учите ее ударами палки по босым пяткам. Я засмеялась.
   - Нет, до этого дело не дойдет. Лотти мне как дочь.
   Наступила мертвая тишина, и я поняла,  что  своей  фразой  шокировала  их
обеих.
   Но Чан Чолань была слишком  хорошо  воспитана,  чтобы  продемонстрировать
свое удивление.
   Лотти принесла еще цукатов, и я взяла одну ягоду вилочкой с двумя острыми
зубцами.
   Чан Чолань обратилась к Лотти. Голос у нее был низкий, музыкальный, и она
очень мило жестикулировала. Поскольку я ее не понимала, то Лотти переводила.
   - Чан Чолань говорит, что вам надо быть осторожней. Она  рада,  что  я  с
вами. Она говорит, что Дом тысячи светильников - нехороший  дом,  там  может
произойти много плохого.  Он  построен  на  месте  храма,  богиня  наверняка
недовольна этим - люди поселились там, где  раньше  были  ее  владения.  Чан
Чолань еще раз советует вам быть осторожной.
   Я попросила Лотти передать Чан Чолань, что мне очень дорога ее забота, но
скорее всего ничего плохого произойти не должно, потому что раньше на  месте
нашего дома был Храм богини Куан Цинь, а она благожелательна к людям.
   Выслушав, Чан Чолань вновь заговорила:
   - То, что люди поселились на месте ее храма, богиня  может  рассматривать
как потерю своего лица.
   Опять прозвучало это специфически китайское выражение "потерять лицо".
   Я ответила, что этот дом стоит уже больше ста лет,  и  с  ним  ничего  не
происходит и, кажется, ни один из его обитателей пока не пострадал.
   Я несколько раз  уловила  в  реплике  Чан  Чолань  слова  "фань  куэй"  и
вспомнила, что они означают: "иностранный злой дух", "дух дьявола" -  так  в
этой стране называли некитайцев. Я поняла, что, по ее мнению,  богиня  могла
бы быть не против, если бы в доме  жили  китайцы.  Но  иностранцы  не  могли
вызвать ее одобрения.
   Как бы там ни было, но дом еще со времени деда Сильвестера принадлежал их
семье, и ничего плохого ни с кем не происходило. Я  сказала  это  Лотти,  но
донесла ли она мои слова в переводе, проверить не могла.
   По выразительному взгляду Лотти я поняла, что мне пора  откланяться.  Как
только я поднялась, то же самое незамедлительно сделала  Чан  Чолань.  Запах
духов, которым пахнуло от нее, был экзотический и довольно странный -  некая
смесь цветочных запахов, среди которых преобладала роза. Духи были такими же
тонкими, как и она сама.
   Чан Чолань поклонилась с большим достоинством и сказала,  что  благодарна
благородной леди за то, что та не побрезговала посетить это  жалкое  жилище,
потом хлопнула в ладоши, явился слуга и проводил нас до дверей.
   Это была странная встреча. Я так и не поняла,  зачем  Чан  Чолань  хотела
повидаться со мной. Может быть, за