когда не забуду.
   - Хватит разговоров. Сиди здесь и жди. Я вернусь.
   Я вышла из амбара и услышала, как она заперлась изнутри. По дороге  домой
я ощущала себя возбужденной, сильной, богоподобной.

***

   Утром я поняла,  что  нельзя  бесконечно  держать  Феб  в  амбаре  и  что
единственный разумный выход - рассказать обо всем матери. Я могла бы сделать
это еще вчера вечером, поскольку очень хорошо  знала,  что  она  никогда  не
откажет в  помощи  девушке,  попавшей  в  тяжелое  положение.  Мне  пришлось
хорошенько  присмотреться  к  самой   себе   и   признать,   что   вчера   я
руководствовалась эгоистическими мотивами. Я  хотела  присвоить  себе  славу
спасительницы бедняжки Феб и не делиться ею ни с кем.  Вот  поэтому  я  сама
принесла ей еду и одеяла. Вот поэтому я до утра никому о ней не говорила.
   Но теперь надо было рассказать обо всем матушке, пока кто-нибудь случайно
не натолкнулся на Феб.
   Мать я нашла в кладовой вместе с одной из служанок. Матушка обрадовалась,
увидев меня здесь, так как считала, что нам с Анжелет полезно знакомиться  с
искусством хранения припасов.
   - Мама, - сказала я, - мне нужно поговорить с тобой.
   Наверное, у меня был очень серьезный вид, потому что она тут  же  сказала
служанке: "Продолжай заниматься делом, Анни", а мне велела пройти в спальню.
   Мы поднялись наверх, и я сообщила ей о том, что Феб скоро станет матерью,
что она убежала из дому и что я спрятала ее на ночь в амбаре.
   - Ах, бедная, несчастная девушка! Что же с ней будет?  Томас  Гаст  такой
жестокий человек... А почему ты не пришла ко мне еще вчера вечером?
   - Феб страшно испугана, мама, а я не знала в точности,  как  ты  к  этому
отнесешься. Мне нужно было укрыть ее хотя бы на ночь. Я  пообещала  ей,  что
сделаю все возможное. Мы должны ей помочь.
   - Конечно. Она попросту не может вернуться к своему отцу.
   - А можно ей остаться здесь?
   - Придется так и сделать, ничего другого не придумаешь. Но  что  будет  с
ребенком?
   - Ведь ребенок Джинни живет здесь.
   - Да. Но Джинни была одной из наших служанок. Мы не можем позволить людям
думать, что им можно заводить детей, а потом устраивать их здесь,  словно  в
поместье приют.
   Я понимала, что, говоря со мной, мать в то же время  обдумывает,  что  же
делать с Феб. Конечно, она ни за что не выгонит девушку и  позволит  ребенку
остаться здесь, объяснив это тем, что нельзя разлучать мать и дитя. Я видела
в ее глазах страх: она представляла  гнев  Томаса  Гаста  и  то,  что  может
произойти с девушкой, попади она в его руки.
   - Мама, - сказала я, - она очень напугана. Если ты поговоришь с ней,  она
немножко успокоится.
   - Милое мое дитя, мы, несомненно,  ей  поможем.  Она  поживет  здесь,  по
крайней мере, до тех пор, пока не родится ребенок, а потом будет видно,  что
делать дальше.
   - Ох, мамочка, спасибо тебе!
   Она взглянула на меня с любовью и одобрением.
   - Я очень довольна, что ты относишься к людям с состраданием.
   - Значит, я поступила правильно, дав ей надежду, пообещав помощь?
   - Я и не ожидала от тебя ничего иного. Иди в амбар и приведи ее в дом.
   Обрадованная, я побежала к амбару. Постучав в дверь, я  назвала  себя,  и
Феб отодвинула засов. В ее заплаканных глазах затаился страх.
   - Все в порядке, - сказала я, - ты останешься у нас в доме.  Я  обо  всем
поговорила с матерью. Она сказала, чтобы ты ничего не  боялась.  Ребенка  ты
родишь здесь, а потом будет видно.
   Феб упала на колени, схватила мою руку и начала целовать ее. Я  была  вне
себя от счастья. После предательства Бастиана я еще ни разу  не  чувствовала
себя так хорошо и вряд ли когда-нибудь еще буду такой счастливой.

***

   Сохранить в тайне присутствие Феб в доме было,  конечно,  невозможно.  Мы
даже и не пытались сделать это. Мои родители сказали, что  рано  или  поздно
Томас Гаст обо  всем  узнает,  и  чем  скорее  это  произойдет,  тем  лучше.
Исчезновение его дочери должно  иметь  какое-то  объяснение,  и  не  пройдет
нескольких часов, как кто-нибудь из слуг забредет  поболтать  в  деревню,  а
такие слухи распространяются мгновенно, как лесной пожар.
   Так что мы не удивились, когда на следующий день в Тристан Прайори явился
Томас Гаст.
   Феб заметила его издалека и, к моему удивлению,  немедленно  побежала  ко
мне за защитой.
   Она, Анжелет и я пристроились к щелям в стене солярия , через которые можно было незаметно наблюдать  за  происходящим  в
холле, причем все было не только отлично видно, но и слышно.  Мы  с  Анжелет
пользовались этими щелями с  детства,  подсматривая  за  тем,  как  родители
принимают гостей. Моя сестра сразу  же  приняла  близко  к  сердцу  проблемы
бедняжки Феб, что ничуть меня не удивило, и решительно заявила, что та ни  в
коем случае не должна  возвращаться  к  свирепому  кузнецу.  С  присущим  ей
энтузиазмом она взялась подбирать одежду, которую можно было приспособить  к
располневшей фигуре Феб, и ткани, из которых мы  собирались  сшить  приданое
для малыша.
   В нашем доме кузнец выглядел менее свирепо,  чем  у  себя  в  кузнице.  Я
вспомнила зловещие отблески пламени на его лице и звон наковальни, звучавшей
под его  руками  по-сатанински.  Мне  кажется,  он  был  несколько  подавлен
обстановкой нашего дома, наверное, она показалась ему  роскошной.  В  то  же
время он относился к этому великолепию  с  неодобрением,  полагая,  что  все
земные сокровища суть прах и тлен.
   В холл спустилась мать. Рядом с этим могучим мужчиной она казалась  очень
хрупкой, но в ней чувствовалось такое достоинство, что кузнец не мог его  не
осознавать.
   - Уважаемая госпожа, - начал Томас Гаст, - до меня  дошли  слухи,  что  в
вашем доме находится моя дочь, и я хочу забрать ее отсюда.
   - С какой целью? - спросила мать.
   - Чтобы поступить с нею так, как она того заслужила, мэм.
   Я почувствовала, как Феб, стоявшая рядом со мной, задрожала.
   - Не бойся, - прошептала я, - ты никуда не пойдешь. Слушай.
   - Именно по этой причине мы и решили, что вашей дочери  следует  остаться
здесь, во всяком случае до тех пор, пока она не родит ребенка. Девушка в  ее
положении не должна подвергаться жестокому обращению, хотя  бы  в  интересах
еще не родившегося ребенка.
   Томас Гаст был несколько сбит с толку. Мать говорила так, будто речь  шла
о ребенке вполне благородного происхождения. Он пробормотал:
   - Я вас не очень понимаю, мэм. Вы, должно быть, просто не знаете...
   Мать воспользовалась его замешательством:
   - Я знаю о том, что произошло. Бедняжку Феб соблазнил мужчина, который не
может жениться на ней. Она молода, почти ребенок. Мы обязаны проявить к  ней
милосердие. К тому же нужно подумать и о новой  жизни.  А  она,  я  уверена,
поняла, что поступила нехорошо, и никогда не повторит эту ошибку.
   Кузнец больше не мог сдерживать свою ярость:
   - Мэм, к сожалению, она - моя дочь. Лучше бы я придушил ее в колыбели, но
не переживал бы теперь такого позора. Мне нужна моя дочь. Я буду  лупить  ее
до тех пор, пока она не запросит пощады. Это единственная возможность  смыть
ее черные грехи. Не то чтобы она получила за это прощение  -  полностью  она
все поймет, когда отправится в ад.., но для начала  ей  следует  попробовать
вкус пекла здесь, на земле.
   - Она и без того провела в аду большую часть своей жизни, - резко сказала
матушка. - Пуританская набожность,  Томас  Гаст,  не  принесла  вашей  семье
ничего, кроме горя. Мы не собираемся отдавать вам Феб. Она останется  здесь.
Мы найдем для нее работу в доме, и давайте на этом закончим разговор.
   Кузнец походил на льва, у которого пытаются отнять добычу.
   - Я осмелюсь еще раз напомнить вам, мэм, что она - моя дочь.
   - Это не дает вам права дурно обращаться с ней.
   - Простите, мэм, но все права на моей стороне. Отдайте ее  мне,  чтобы  я
смог наставить ее на путь истинный и, возможно, спасти от вечных мук.
   - Если мы отдадим ее вам, Томас Гаст, и если вы причините вред ей или  ее
будущему ребенку, это будет называться убийством. Вы это понимаете?
   - Не пытайтесь запугать меня, мэм. Мне просто нужна моя дочь.
   В холле появился отец. Он встал рядом с матерью и тихо сказал:
   - Отправляйтесь домой, Томас Гаст. Ваша дочь останется здесь до  рождения
ребенка. Я запрещаю вам вредить ей  и  напоминаю  о  том,  что  вы  нарушили
границы моих владений. Я не разрешал вам приходить сюда.
   - Вы захватили мою дочку, хозяин...
   - Ваша дочь останется  здесь.  Идите  и  подумайте  вот  о  чем:  кузница
принадлежит мне, и если вы хотите  продолжать  работать  в  ней,  то  должны
подчиняться моим приказаниям. Если с вашей дочерью что-нибудь произойдет  по
вашей вине, я обвиню вас в умышленном убийстве, и тогда  ваша  судьба  будет
незавидна.
   - Хозяин, я - богобоязненный человек, я хочу служить Господу и  выполнить
свой долг по отношению к семье.
   - Жестокий это долг, Томас Гаст.
   - Это мои дети, и я отвечаю за них перед Богом.
   - Кроме того, вы отвечаете перед Богом и за себя, - подчеркнул отец.
   - Конечно, хозяин! В наших краях, кроме меня, нет истинно верующих людей.
Я молюсь, стоя на коленях, по четыре часа в день и слежу за тем,  чтобы  моя
семья следовала моему примеру. Девчонка всех нас опозорила, и небеса  вопиют
о мести.
   - Вы лучше подумайте о том, как бы не навлечь на  всех  нас  позор  вашим
жестоким обращением с ближними.
   Эти  слова  явно  уязвили  Томаса  Гаста.  В  тот  момент,  переполненный
праведным гневом, он даже готов был лишиться своей кузницы.
   - Худо дело, если такого человека как  я  поучают  те,  под  чьей  крышей
находят приют шлюхи и ведьмы.
   Сказав это, он повернулся и вышел.
   Родители взглянули друг на друга, и я увидела ужас на их лицах. Я  знала,
что это целиком моя вина.
   Ореол славы, которая окружила меня с тех пор, как я отправилась в амбар к
Феб, мгновенно улетучился. Отец взял мать за руку, и они  вместе  вышли.  Он
явно пытался успокоить ее.

***

   В течение двух следующих дней Феб не выходила из дома,  и  мы  с  Анжелет
присматривали за ней. Мы напоминали матери ее обещание, что  в  восемнадцать
лет мы получим камеристку, которая будет  заниматься  нашей  одеждой,  шить,
делать нам прически и выполнять различные поручения. Раз уж у нас  появилась
Феб, то мы и попросили сделать ее камеристкой. Восемнадцати лет нам  еще  не
было, но ждать осталось совсем недолго.
   Мать,  тронутая  нашим  теплым  отношением  к  Феб,  охотно  согласились.
Поначалу я побаивалась, что  Анжелет  с  ее  более  привлекательной  манерой
обращения с людьми отнимет у меня симпатии Феб,  но  через  некоторое  время
стало ясно, что этого не произойдет. Феб не забыла о том, что я сделала  для
нее, и забывать не собиралась. Я была ее  спасительницей,  и  она  поклялась
помнить об этом всю жизнь.
   - Я буду вашей рабыней до самой смерти, госпожа Берсаба, - сказала она.
   - Нынче рабов не держат, Феб, - ответила я. -  Если  ты  останешься  моей
служанкой, этого будет вполне достаточно.
   - Я никогда не смогу с вами расстаться, - с жаром продолжала  она,  -  вы
изменили всю мою жизнь. Вы даже заставили меня полюбить будущего ребенка.
   Я была просто счастлива.
   Джинни сообщила нам,  что  Томас  Гаст  в  своих  ежевечерних  проповедях
угрожает всем адским огнем.
   - А слушать его  приходят  прямо-таки  толпы,  хозяйка.  Еще  недавно  их
собиралось немного.., таких, как он. Они хотят, чтобы люди не танцевали и не
пели, а только слушали проповеди и молились целыми днями.
   Наблюдала я и за Карлоттой с сэром Джервисом. Они часто  выезжали  вдвоем
на прогулки и вообще  очень  подружились,  что,  судя  по  всему,  нравилось
Сенаре. Я слышала, как она говорила нашей матери:
   - Это отличная партия. Я уверена, что Карлотта никогда не смогла бы  жить
в глуши. Мать ответила:
   - Когда-то ты была здесь очень счастлива, Сенара.., до тех пор,  пока  не
уехала. И уж тогда ты не захотела возвращаться.
   - Мне  понравилась  бродячая  жизнь,  но  вернуться  сюда  мне  частенько
хотелось. С Карлоттой дело обстоит иначе. Я здесь выросла, а место,  где  ты
провел детство, всегда будет каким-то особенным.
   Как-то раз, когда я стояла возле окна спальни и смотрела на луну, ставшую
почти полной,  вошла  Феб  и  остановилась  позади  меня.  Я  повернулась  и
улыбнулась ей.  Меня  очень  радовала  ее  преданность,  и  я  с  удивлением
чувствовала, что это дает мне  гораздо  большее  удовлетворение,  чем  планы
мести.
   - Взгляни на луну, Феб, - сказала я. - Правда, красиво?
   - Скоро будет полнолуние, госпожа Берсаба. Ее  брови  были  нахмурены,  и
выглядела она озабоченной. Я спросила:
   - Что случилось, Феб? Ведь все идет хорошо, разве не так?
   - Я думаю, мне нужно кое-что рассказать вам, госпожа. Это как раз  насчет
луны.
   - Луны? Господи, что ты имеешь в виду?
   - Я знаю, что вы ее не любите, госпожа, и оттого пока помалкивала. Но все
же вам решать, что делать...
   - Да о чем ты, Феб?
   - В деревне последнее время болтают, госпожа. Мой отец  всегда  выискивал
ведьм, а теперь, когда я оказалась здесь, он возненавидел этот дом. Несмотря
на все его благочестие, в нем залежи ненависти, он даже никогда не поет и не
смеется, поскольку считает это грехом. Он ненавидит грешников, ненавидит вас
за то, что вы укрыли меня и спасли от кары, и еще он ненавидит колдуний.  Он
говорит, что хотел бы на каждом дереве повесить по  ведьме.  Тогда,  по  его
мнению, мы избавимся от них.
   - В последнее время много говорят о ведьмах.
   - О да, госпожа, и это  началось  с  тех  пор,  как  приехали  эти  леди.
Когда-то за одной из них ходили к стенам  замка  Пейлинг,  но  она  сбежала.
Сейчас больше разговоров  идет  про  дочку.  В  ней,  говорят,  прямо  видно
дьявола, и она сумела околдовать джентльмена из Лондона. Их все время  видят
вместе. Поначалу, когда они приехали сюда, в поместье, разговоров почти и не
было. Ведьмы ведь обычно живут в хижинах,  и  их  легко  распознать.  Многие
вообще не хотели верить в то, что леди может быть колдуньей... Это  пока  не
нашли у нее кое-что на подушке.
   Я ахнула.
   - А теперь?..
   - А теперь у них есть доказательство, госпожа. Они  собираются  захватить
ее при первой возможности и повесить на дереве в ночь полнолуния.  Если  они
сумеют захватить ее потихоньку, то так и сделают, поскольку не  хотят  иметь
неприятности с господами, а если не сумеют... Ну, тогда  они  все  равно  ее
заполучат.
   Моей первой мыслью было: сработало! Я сумела добиться  своего!  Я  сумела
сделать то, что задумала, и никто не заподозрит, что  я  приложила  к  этому
руку. Я с ней рассчитаюсь. Теперь ее убьют.., причем ужасным образом.., а  я
буду отомщена.
   А потом я представила как толпа тащит ее к пруду. Они, наверное, привяжут
ее правую руку к левой ноге, а левую руку - к правой  ноге  и  бросят  ее  в
воду. Если она утонет, то ее посмертно признают невинной, а если всплывет  -
признают виновной и повесят.
   Это была превосходная месть. Отвратительная смерть,  унижающая  Карлотту,
считающую себя знатной леди.
   А почему бы и нет? Она ведь отняла у меня Бастиана, а потом отвергла  его
и взялась за сэра Джервиса - по крайней мере, так  все  это  выглядело.  Она
заслужила самого худшего, и я не стану ее жалеть...
   Пока не нашла у нее на подушке жабу...
   Феб смотрела мне в глаза.
   - Вы такая добрая, госпожа Берсаба! Вы не позволите, чтобы это случилось.
   Я сжала руку Феб и отправилась к матери.
   - Я должна тебе  что-то  сказать,  мама.  Пожалуйста,  быстрее..,  нельзя
терять время.
   Вновь мм оказались вдвоем в ее спальне.
   - Они хотят схватить Карлотту, - сообщила я. - Если они не смогут сделать
этого раньше, То в полнолуние обязательно  поймают  ее.  Они  собираются  ее
убить.., или повесить, или утопить... Возможно...
   - Дитя мое, - прервала меня  мать,  крепко  прижав  к  себе.  -  Я  этого
боялась. Этот человек обезумел. Он жаждет мести. И при  этом  называет  себя
благочестивым! Будь у  него  возможность,  он  пытал  бы  всех  подряд.  Его
поступками руководят не небеса, а сам ад!
   - Что же делать, мама?
   - Слава Богу, ты вовремя обо всем узнала.  До  полнолуния  еще  два  дня.
Сегодня вечером они уедут. Мы с отцом все устроим.

***

   Вечером Сенара и Карлотта уехали, а сэр Джервис, завершивший переговоры с
нашим отцом, решил сопровождать их.
   Я лежала в постели и была так взволнована, что не могла уснуть. Что же  я
наделала! Я все так тщательно спланировала, и в тот самый момент, когда  мои
усилия должны были увенчаться успехом, я сама,  своими  собственными  руками
все разрушила.
   Я не понимала себя. Что такое на меня нашло? Ведь я ненавидела Карлотту -
и тем не менее спасла ее.
   В комнату вошла мать и остановилась возле кровати.
   - Они в безопасности, - сообщила она, - вскоре  они  уже  будут  в  замке
Пейлинг.
   Я ничего не ответила, и она, наклонившись, поцеловала меня.
   - Это ты спасла их, - сказала она, - я горжусь тобой, моя дорогая.
   Когда она вышла, подала голос Анжелет:
   - Ты стала прямо-таки святой. Мама тобой гордится, а Феб  вообще  считает
кем-то вроде богини.
   - Но ты ведь так не думаешь, - ответила я и добавила:
   - И я тоже.
   Анжелет решила поболтать о ведьмах, а я сделала вид,  что  изо  всех  сил
борюсь со сном.
   - Я думаю, что она все-таки ею была, - вынесла свой приговор  Анжелет.  -
Ведь, в конце концов, у нее в кровати нашли жабу.  Как  жаба  могла  попасть
туда.., а потом исчезнуть, а?
   Я молчала, продолжая спрашивать себя, что заставило меня  поступить  так,
как я поступила, и не могла найти ответа.

***

   Ночь полнолуния прошла без происшествий, так как вся округа  узнала,  что
Карлотта уехала вместе  с  матерью  и  джентльменом  из  Лондона.  Это  было
воспринято как еще одно доказательство наличия у нее особых способностей. Но
напряжение спало, всеобщее возбуждение сошло  на  нет.  Охоту  на  ведьму  в
полнолуние отменили, и беременная дочь Томаса Гаста стала работать служанкой
в Тристан Прайори, где должен был родиться ее ребенок.  Не  впервые  Большой
дом укрывал за своими стенами сбившуюся с пути девушку, и в  соответствии  с
естественным ходом событий все вскоре должно было успокоиться.
   Жизнь в поместье вновь вошла в нормальное русло. Торжественные трапезы  в
большом холле отменили, и мы вновь ели в маленькой столовой. Отец обсуждал с
Фенимором хозяйственные дела, и  они  вместе  обдумывали,  как  организовать
управление поместьем на то время, когда они оба уйдут  в  море.  У  нас  был
очень  хороший  управляющий,  который  мог  взять  на  себя  большую   часть
повседневных  обязанностей  Фенимора,   так   что   особых   оснований   для
беспокойства не находилось и мечта моего брата могла наконец сбыться.
   Маме, конечно, не хотелось отпускать обоих мужчин, но  она,  как  обычно,
подавляла дурные предчувствия, надеясь на лучшее.
   Прошла почти неделя после  отъезда  Карлотты,  Сенары  и  сэра  Джервиса,
прежде чем  мы  получили  первые  сообщения  из  замка  Пейлинг.  Состоялась
помолвка Карлотты с сэром Джервисом, и они отправились в  Лондон,  поскольку
жених должен был находиться в столице, если хотел сохранить свое  место  при
дворе. Они собирались сыграть свадьбу уже в Лондоне, и  Сенара  сопровождала
их, намереваясь некоторое время пожить с молодыми до  своего  возвращения  в
Испанию.
   Я сразу же подумала о Бастиане и, надо признать, почувствовала  некоторое
удовлетворение, так как зна, - ла, что он несчастен после того, как Карлотта
опозорила и бросила его.
   Через два дня Бастиан приехал в Тристан Прайори.
   Я вовремя услышала его голос и тут же заперлась в  своей  комнате,  чтобы
немного собраться с мыслями. Вскоре в  дверь  постучала  прибежавшая  наверх
Анжелет.
   - Ты знаешь, кто к нам приехал? Бастиан! Спускайся и поговори с ним.
   Я колебалась. Если я не выйду и откажусь встретиться с ним, это истолкуют
так будто я продолжаю