угах  и
был  богатым  человеком,  а  деньги  и  голубая  кровь  весили  примерно
одинаково в глазах общества.
   Обычно мы встречались в парке, куда я ходила на прогулку с Морвенной,
потому что присутствие на прогулках ее сына не  могло  считаться  дурным
тоном.
   Это были долгие счастливые дни, но настало время Патрику отправляться
в колледж. Он обещал писать мне каждую неделю и попросил меня о том  же,
Я поклялась ему в этом.
   После его отъезда я почувствовала  себя  одинокой,  но  у  меня  было
слишком много дел. Я постоянно присутствовала на светских  приемах,  где
часто  встречалась  с  Оливером  Джерсоном  и   Жан-Паскалем   Бурдоном.
Последний, будучи связан с императорским семейством в изгнании, считался
весьма желанным гостем; связи Оливера Джерсона с моим отчимом давали ему
возможность посещать если не все, то многие светские вечера.
   В общем-то, я  была  довольна  их  обществом.  Я  находила,  что  оба
интересны и по-своему забавны. К  тому  же  они  открыто  выражали  свое
восхищение  мной,  а  я  была  достаточно  тщеславна  для  того,   чтобы
радоваться этому.
   Жан-Паскаль был идеальным партнером для танцев. Я  обожала  танцы  и,
благодаря усердию мадам Перро, в  паре  с  ним  танцевала  действительно
хорошо.
   Говорили, что со стороны мы выглядим прекрасной парой.
   Я кое-что узнала об этих людях. Жан-Паскаль занимался импортом вина и
периодически ездил во Францию.
   - Видите ли, мне следует что-то делать, - сказал он. - Согласитесь, я
ведь не могу целыми днями танцевать.
   Он был весьма непростым человеком. Мне кажется, в душе он был циником
и реалистом. Он возлагал большие надежды на то, что  в  один  прекрасный
день во Франции произойдет реставрация монархии и тогда он  вернется  на
родину, будет жить в своем старинном замке и вести тот  образ  жизни,  к
которому он привык в правление его добрых друзей - императора  Наполеона
III и императрицы Евгении.
   - И это может произойти? - спросила я его.
   Он пожал плечами:
   -  Все  возможно.  У  правительства  есть  некоторые  сложности.  Оно
склоняется то в одну, то в другую сторону. Наша великая трагедия  -  это
та проклятая революция. Если бы  мы  сохранили  монархию,  все  было  бы
сегодня отлично.
   - Но это случилось уже сто лет назад.
   - И с тех пор у нас не было порядка.  У  нас  появился  Наполеон,  мы
вновь становились великой державой.., но теперь..,  эти  коммунары...  Я
все-таки надеюсь. Поэтому я и езжу во Францию. Я ввожу  сюда  вино,  чем
оказываю Англии большую помощь. Ни одно вино в мире не может  сравниться
с французским.
   - Немцы не согласились бы с вами.
   - Немцы! - Он презрительно щелкнул пальцами.
   - Ну, знаете ли, они вас поколотили, - злонамеренно напомнила я ему.
   - Мы сваляли дурака. Мы не поверили в их силу, поэтому они  пришли  и
все разрушили.
   - И теперь в Европе появилась великая держава - Германия.
   - Это трагедия. Но в один прекрасный день мы вернемся.
   - Вы имеете в виду французских аристократов?
   - И тогда вы увидите все сами.
   - Ну что ж, теперь у вас есть связи в Англии;
   Ваша сестра замужем за одним из наших парламентариев.
   Он кивнул:
   - Да, это хорошо.
   - Для вашей сестры?
   - Да, для моей сестры.
   Я задумалась, знает ли он о настроениях своей сестры. Впрочем, скорее
всего, они его не заботили.
   Он в любом случае считал бы это удачным  браком,  поскольку  Бенедикт
Лэнсдон был богат и считался восходящей политической звездой,  возможно,
с блестящим будущем.
   Выяснилось, что у Жан-Паскаля есть планы  жениться  во  Франции.  Его
дама сердца имела отношение к императорскому семейству. В данный  момент
это казалось малозначительным, но в случае реставрации монархии - ну, уж
тогда Жан-Паскаль оказался бы в исключительно выгодном положении. Тем не
менее, пока он выжидал. Ситуация еще не прояснилась.
   Естественно, он не выкладывал мне все это прямо, но в то же время  не
пытался скрыть факты.
   Хотя я находила его  достаточно  любопытным  субъектом,  были  в  его
натуре черты, вызывавшие мое недоверие  и  даже  отталкивающие.  Скажем,
манера смотреть на меня и на других  женщин.  Наверное,  это  называется
вожделением. В том, что он был чувственным мужчиной, я  не  сомневалась.
Это я поняла давно, увидев, какие  взгляды  он  бросает  на  хорошеньких
служанок;  да  и  в  его   речах   постоянно   присутствовала   какая-то
недоговоренность, которую я предпочитала не замечать. Впрочем, следовало
предполагать, что он, с его знанием женщин,  понимает  мое  отношение  к
нему.
   Похоже, он относился к моей невинности с некоторым презрением, как  к
отсутствию  сообразительности,  к  девичьей  неопытности,  и,  как   мне
казалось, намекал на то, что готов  ввести  меня  в  мир  неведомых  мне
радостей.
   Надеюсь,  я  достаточно  ясно  давала  понять,   что   не   собираюсь
обогащаться  опытом  благодаря  ему.  Но  он  был  так  уверен  в  своих
безграничных познаниях в этой области,  что  считал,  будто  знает  меня
лучше, чем я сама знаю себя.
   Ситуация была интригующей, и мне не хватало Патрика.  Его  отсутствие
компенсировали лишь  его  еженедельные  письма,  и  я  находила,  что  в
обществе Жан-Паскаля время летит быстрее.
   Кроме  того,  был  еще  и  Оливер  Джерсон.  Он  был  весел,  умен  и
очарователен.  Появлялся  он  не  во  всех   домах.   Видимо,   наиболее
аристократичные мамаши считали его не вполне достойной партией.  Как  бы
то ни было, я  встречалась  с  ним  довольно  часто,  и  он  всем  своим
поведением показывал, что ему доставляет удовольствие мое общество.
   Итак, тайно обручившись с Патриком,  я  могла  наслаждаться  светской
жизнью без чувств озабоченности и неуверенности, которые  в  свое  время
угнетали бедняжек Морвенну и Елену. Я беспечно предавалась развлечениям,
насколько это было возможно в разлуке с Патриком.
   Так пробежали месяцы, и сезон приблизился к концу.
   В это время Бенедикт с женой отправились отдохнуть в Мэйнорли,  и  я,
конечно, поехала вместе с ними.
 
ПРИВИДЕНИЕ В САДУ 
 
   Приезд в Мэйнорли после долгой  разлуки  с  ним  возбуждал  множество
чувств.
   Вновь нахлынули воспоминания о маме.
   Я не могла забыть об этих запертых  комнатах,  которые  оставались  в
неприкосновенности с момента ее смерти; и вообще этот дом, в отличие  от
лондонского, был мне очень дорог.
   В Лондоне я обычно выходила с Морвенной и Еленой; мы отправлялись  за
покупками либо заходили к ним в гости, а Бенедикта я  не  видела  целыми
днями, поскольку он был занят делами в палате общин. У Селесты были свои
подруги  -  такие  же,  как  она,  жены  парламентариев,  поддерживавшие
знакомства друг с другом. В Мэйнор  Грейндж  все  было  по-другому.  Все
казались  близки  друг  с  другом,  и  я  ощущала  от  этого   некоторое
замешательство.
   Дети обрадовались встрече со мной, и первые дни я провела в  основном
в их обществе, выслушивая рассказы о том, что произошло во  время  моего
отсутствия.
   Они сделали большие успехи в верховой езде  -  я  наблюдала  как  они
занимались на лужайке.  Теперь  девочки  держались  в  седле  достаточно
уверенно, чтобы совершать более дальние прогулки под наблюдением конюха.
Обе обожали своих пони.
   Ли выглядела лучше, чем В Лондоне. Я поинтересовалась,  беспокоят  ли
ее головные боли.
   - Теперь очень  редко.  Спасибо,  мисс  Ребекка,  -  сказала  она.  -
Надеюсь, ваш лондонский сезон был удачным.
   - О да, - ответила я. -  К  сожалению,  мистер  Картрайт  должен  был
покинуть город. Он уехал в Корнуолл, чтобы  изучать  в  колледже  горное
дело. Мы встретимся с ним, когда он приедет к моим бабушке и дедушке.
   - Мы что, собираемся в Корнуолл?
   - Бабушка с дедушкой ждут нас.
   - Дети будут в восторге.
   - Я уверена, что тебе и самой не терпится увидеть свой родной дом.
   Ее лицо приняло странное выражение. Должно быть, она любила Корнуолл,
но там ее ожидала встреча  с  матерью.  Я  знала,  что  миссис  Полгенни
продолжает  свою  практику.  Как  писала  бабушка,  она  приобрела  себе
велосипед с деревянными колесами  и  железными  ободьями,  из  тех,  что
называют "костоломами", и теперь  разъезжала  на  нем  по  окрестностям,
посещая своих пациентов. Это было отважным поступком для  женщины  в  ее
возрасте, но я предположила, что  она  полностью  предала  себя  в  руки
Господни.
   Я хорошо понимала, что Ли, столько лет прожившая в тени своей  святой
мамаши, была рада бежать от нее и  предпочла  бы  держаться  оттуда  как
можно дальше.
   Едва осмотревшись  в  Мэйнорли,  мы  были  вновь  вовлечены  в  вихрь
событий. Бенедикт редко бывал дома, он  разъезжал  по  своему,  довольно
обширному избирательному округу, выступая на  встречах  с  избирателями,
посещая собрания, а в определенные дни проводил, по его  словам,  "прием
пациентов", то есть, сидя в  небольшой  комнате,  прилегавшей  к  холлу,
выслушивал  жалобы  и  просьбы  своих  избирателей.  На  нас  тоже  были
возложены определенные обязанности.
   В  его  отсутствие  иногда  заходили  люди,  желавшие  изложить  свои
проблемы, и Селеста была  вынуждена  выслушивать  их,  а  затем  вежливо
растолковывать, что дела такого рода можно решить только по  возвращении
домой ее мужа.
   Однажды, когда Бенедикт отсутствовал в течение нескольких дней, к нам
пожаловал один их фермеров.
   Он был озабочен  тем,  что  люди  злоупотребляли  правом  проезда  по
территории и вытаптывали его посевы.
   Селесты не было дома, но я оказалась там и проводила его в  небольшую
комнатку, которую выделили под приемную.
   Проведя почти всю жизнь в Кадоре, я сразу уловила  суть  волновавшего
его вопроса - Я помню, как нечто похожее  случалось  и  в  Корнуолле,  -
сказала я ему. - Там фермер установил ограду,  оставив  лишь  место  для
прохода.  Работники  быстро  управились  с  этим,  и  посевы  больше  не
страдали.
   - Я подумывал об этом, да уж больно не хочется тратиться.
   - Расходы  оправдают  себя,  -  уверила  я  его.  -  Понимаете,  ведь
существует закон о проезде.
   - Тут вы, конечно, правы, - согласился он.  -  Я  все  думаю,  может,
мистер Лэнсдон чем-нибудь поможет.
   - Закон есть закон, и, пока его не изменили, придется выполнять его.
   - Ну ладно, спасибо, что выслушали меня.  Вы,  видать,  его  приемная
дочь?
   - Да.
   - Ну, с вами-то лучше говорить, чем с этой иностранной леди.
   - Вы имеете в виду миссис Лэнсдон?
   - С ней говоришь, а она, видать, и половины не не  понимает.  С  вами
совсем другое дело. В вас есть здравый смысл.
   - Просто я росла у дедушки с бабушкой, в большом поместье.
   - Так я о том  и  говорю.  Вы  сразу  поняли,  в  чем  дело.  С  вами
поговорить - одно удовольствие.
   Через несколько дней домой вернулся Бенедикт.  Он  уже  встретился  с
этим  фермером,  и  тот  сообщил  ему,  что  заезжал  к  нам,  и  хвалил
сообразительную и любезную приемную дочь мистера Лэнсдона.
   Я всегда старалась избегать Лэнсдона, и  взаимоотношения  между  нами
оставались по-прежнему натянутыми. То же можно было сказать и о Белинде.
Это была его вина. Похоже, он и смотреть на нее не хотел.
   Как ни странно, оживлялся он в обществе Люси, чье существование вроде
бы не должно было его заботить вовсе.  Зато  она  не  пробуждала  в  нем
никаких  неприятных  воспоминаний.  Люси  была  привлекательной,  хорошо
воспитанной девочкой; она не раздражала его,  в  то  время  как  Белинда
осталась ему как бы взамен Анжелет, и  он  не  мог  простить  ей  этого.
Белинда была трудным ребенком, но вряд ли можно было винить ее в этом.
   - Я узнал, что ты принимала здесь "пациента", - сказал мне отчим.
   - Так уж получилось.
   - Им не следует  приезжать  в  мое  отсутствие.  Для  этого  выделены
специальные дни.
   - Должно быть, фермер забыл об этом.
   - Ты произвела на него впечатление. :
   - Там речь шла  о  праве  проезда..,  похожий  случай  был  у  нас  в
Корнуолле.
   - Он сказал, что приятно поговорить  с  разумным  человеком,  который
разбирается кое в каких вещах.
   - О.., я польщена.
   - Спасибо тебе, Ребекка.
   - Просто я здесь крутилась, и он поймал меня, - сказала я.
   Я была, конечно, недовольна. Мне не хотелось, чтобы Бенедикт подумал,
будто я из кожи вон лезу, стараясь помочь ему. Я побыстрее ушла от него.
   Оставалось  надеяться,  что  фермер  не  намекнул  о  том,  насколько
предпочтительнее говорить со мной, чем с Селестой.
   Я все больше жалела Селесту, потому что считала этот брак ошибкой.  Я
прекрасно понимала это и всю вину возлагала на Бенедикта.
   Его все это не волновало. У него была жена,  которую  положено  иметь
такому человеку, - хорошая хозяйка и настолько элегантная  женщина,  что
ее вполне можно было назвать красивой. В большем, собственно,  он  и  не
нуждался. Приходило ли ему когда-нибудь в голову, что Селеста  может  не
удовольствоваться ролью куклы, помогающей развивать его успех? Приходило
ли ему в голову, что она нуждается в любящем муже?
   Я уже достаточно разбиралась в жизни, чтобы понимать: ей  не  хватает
его любви. Она была страстной женщиной, желавшей любить и быть  любимой.
С его  стороны  было  жестоко  жениться,  намереваясь  с  самого  начала
держаться отстраненно, скорбя о той, что покинула его навсегда.
   Все в этом доме шло не так, как надо.  Над  ним  витал  какой-то  дух
трагедии.  Возможно,  я  давала  волю  воображению.  Может   быть,   это
происходило оттого, что я знала, сколь глубокие чувства связывали его  и
мою маму - чувства столь сильные, что они не могли угаснуть, когда  один
из них ушел из жизни. Что происходило в этой тихой комнате, за  запертой
дверью?
   Ее щетки для волос лежали на столике, ее одежда висела в гардеробе. А
что, если она приходила к нему сюда? Я верила, что однажды она приходила
и ко мне.
   Может быть, когда человек столь любим,  то  частица  его  остается  с
живыми? Наверное, есть узы, которые не способна разорвать даже смерть.
   Но несчастная Селеста была живым существом  из  плоти  и  крови.  Она
горячо, страстно и искренне желала, но не была желанной. Появилась она в
этом доме только потому, что  люди,  выдвинувшие  Бенедикта  Лэнсдона  в
парламент, предпочитали видеть его женатым. Вот что было неладно в  этом
доме, и здесь все становилось гораздо очевиднее, чем в  Лондоне,  потому
что за этой запертой дверью оставалась моя мать.
   Однажды я сидела в своей комнате, думая о том, стоит ли  отправляться
на верховую прогулку. Наконец я решила переодеться в костюм для верховой
езды и на минутку присела у окна, поглядывая на скамью под дубом, на  ту
таинственную часть сада, куда, как  говорят,  приходила  леди  Фламстед,
чтобы повидаться с дочерью, которую она не видела при жизни.
   Раздался тихий стук в дверь. Я резко обернулась.
   Таково было мое настроение  в  тот  момент,  что  я  почти  надеялась
увидеть на пороге свою мать.
   Дверь медленно открылась, и вошла Селеста.
   - Я так и думала, что ты здесь, Ребекка, - сказала она. - Ты  куда-то
собираешься?
   - Да, но это неважно. Хочу немного проехаться.
   - Я пришла поговорить насчет миссис  Карстон-Брауни,  которая  всегда
пугает меня. Сейчас она сидит внизу. Она так странно говорит, что  я  не
понимаю и половины.
   - А, неутомимый борец за благие цели! Чего она хочет на этот раз?
   - Она говорила о каком-то празднике.., о маскараде, кажется. В общем,
я сказала, что ты здесь и тебя интересуют такие вещи.
   - Селеста!
   - Прости, но я была в отчаянии.
   - Хорошо, я спущусь.
   В гостиной меня поджидала миссис Карстон-Брауни, крупная  добродушная
женщина. Она с облегчением вздохнула, увидев меня.  Уже  второй  раз  на
неделе мне давали понять, что приемную дочь  депутата  предпочитают  его
жене.
   - Ах, мисс Мэндвилл.., доброе утро. Как хорошо, что вы дома.
   - Доброе утро, миссис Карстон-Брауни.  Очень  мило  с  вашей  стороны
посетить нас. Боюсь, что мистер Лэнсдон уехал.
   - Собственно, мне нужен не он. Наверняка он занят, да  и  не  мужское
это дело. Это для нас, женщин.., представление, знаете ли.
   - Видите ли, я лишь недавно приехала сюда.
   - Я знаю. Мы должны быть  представлены  в  Вестминстере  и  не  можем
ожидать,  что  депутат  постоянно  будет  находиться   здесь.   Но   это
представление мы планировали уже давно. Такое бывает каждый год,  и  мне
хотелось бы рассчитывать на вашу помощь. Мы собираемся поставить  сценки
о днях молодости Ее Величества и решили разыграть  коронацию,  поскольку
подходит сорокалетие ее восшествия на трон. Живые картины, знаете ли.  У
некоторых людей получается гораздо лучше, если они не  должны  говорить.
Мы собираем одежду, что-нибудь такое, соответствующее тем временам.
   - Понимаю, - кивнула я. - Не  знаю,  найдется  ли  что-нибудь,  но  я
посмотрю.
   - Мы подумали, что и ваши девочки  тоже  могут  выступить.  Дети  так
милы. Дочь депутата, безусловно, должна  быть  там,  да  и  та  малышка,
которую вы приняли в дом.
   - Принимать участие в живых картинках?
   - Вот именно. Там  будет  сцена,  когда  королева  просыпается  и  ей
объявляют, что она - королева, а потом ее коронация и свадьба. В  общем,
хлопот полон рот, но это поможет собрать средства для церкви, конечно. Я
подумала, что девочки могли  бы  появиться  как  раз  в  сцене  свадьбы,
сопровождать королеву.
   - Я уверена, что они с радостью согласятся.
   - У нас обычно получается очень хорошо, а  все  доходы  идут  церкви.
Преподобный Уайт очень озабочен состоянием крыши. Он говорит,  что  если
мы возьмемся за нее сейчас, то это поможет избежать  в  будущем  крупных
расходов.
   - А благотворительный базар прошел удачно?
   - Исключительно успешно.
   - Миссис Лэнсдон искренне сожалеет о  том,  что  отсутствовала  и  не
могла помочь вам.
   Миссис Карстон-Брауни холодно кивнула Седеете, принимая ее сожаление.
   - Нам было необходимо находиться в Лондоне, - сказала Селеста.  -  Вы
ведь знаете, что у Ребекки был сезон?
   - Да, мы читаем газеты.
   - Неужели об этом писали в Газетах? - спросила я.
   - В местной газете. Приемная дочь члена парламента ..
   - Да, конечно...
   - Я уверена, мисс Мэндвилл, вы сумеете одеть детишек.
   - А я уверена, что это сумеет сделать миссис Лэнсдон.  Возможно,  она
поможет вам и с костюмами.
   В этом она разбирается блестяще.
   - О? - недоверчиво протянула миссис Карстон-Брауни.
   - Да, она тонко чувствует, какая одежда подходит для того  или  иного
случая.
   - Думаю, это будет нам полезно. Могу ли  я  надеяться  встретить  вас
завтра в "Елях" в пол-одиннадцатого, чтобы обсудить все поподробнее?
   Я взглянула на Селесту, которая казалась несколько ошеломленной.
   - Мне кажется, это достаточно удобно, - сказала я.
   Миссис Карстон-Брауни встала и наклонилась за зонтиком,  причем  перо
на ее шляпе качнулось, затем она выпрямилась и обозрела нас:  меня  -  с
одобрением, а Селесту - с  некоторым  подозрением.  Я  проводила  ее  до
крыльца, где ее ждал экипаж.
   - Как я рада, что здесь оказались вы, мисс Мэндвилл! - сказала она.
   Я постояла несколько секунд, прислушиваясь к стуку копыт по  мощеному
двору.
   Что со мной происходит? Неужели я невольно начала помогать ему?  Нет,
надо как можно быстрее уехать в Корнуолл. Я не желаю что-либо  менять  в
наших взаимоотношениях. Смерть мамы по-прежнему вызывала у меня  чувства
горечи и обиды. Я действительно не хотела ничего менять. В то  же  время
мне было жаль Селесту. Она старалась занять место  моей  матери,  а  это
никому не удалось бы.
   Селеста, очутившаяся рядом со мной, ваяла меня под руку.
   - Спасибо тебе, Ребекка, - сказала она.
   И тогда мне ста., полегче.
 
*** 
 
   В  течение  следующих  двух  недель  мы  занимались   подготовкой   к
празднику, который  должен  был  состояться  первого  сентября.  Люси  с
радостью приняла в нем участие. Белинда - тоже, однако она  делала  вид,
что это не доставляет 1Й особого удовольствия.
   Селеста  пересмотрела  наши