у нанять кеб.
   - Возможно, на кебе ты и доедешь туда, но я очень сомневаюсь  в  том,
что ты сможешь таким же образом оттуда выехать.
   Итак, я отправилась туда утром, и чем  дальше  продвигался  экипаж  в
восточном направлении, тем больше поражали  меня  перемены  в  городском
пейзаже. Улицы Лондона всегда интересовали меня,  поскольку  были  полны
жизни. В том городском районе, который я знала лучше  всего,  дома  были
большими, красивыми, а обилие садов  и  парков  заставляло  вспомнить  о
сельских  пейзажах.  Роу,  Серпентайн,  дворец,  где  королева   провела
детство, - все это радовало глаз, но каким контрастом  по  сравнению  со
всем этим казались улицы, по которым мы  ехали!  Жизни  на  этих  улицах
было, пожалуй, еще больше: везде стоял страшный шум, люди здесь, похоже,
не разговаривали, а кричали. Мы ехали по главной улице, но я заглядывала
и в боковые улочки. Я видела чумазых босоногих детишек; я видела  лотки,
на которых было вывалено все, что можно себе представить, - от громадных
ящиков до липучки  от  мух.  Женщины  торговали  булавками  и  иголками,
мужчины -  горячими  пирогами;  мужчины,  сидевшие  прямо  на  тротуаре,
склонялись над досками, видимо, играя в какую-то азартную игру;  уличные
певцы вовсю старались проявить свои способности. Повсюду  стояли  шум  и
гам.

***

   Миссия располагалась в высоком здании, построенном еще в те  времена,
когда этот район считался сравнительно зажиточным.
   Дверь была открыта, и я вошла в большой холл. В нем не  было  мебели,
кроме стола со стулом.  На  столе  лежал  колокольчик,  в  который  я  и
позвонила. Тут  же  появилась  молодая  женщина.  Она  была  высокой,  с
неприбранными волосами и в какой-то неуклюжей одежде.
   Пока она не заговорила, я считала ее служанкой.
   - Ах, здравствуйте! Вы, конечно, миссис  Мэндвилл?  Френсис  сказала,
что вы должны прийти, она сейчас на кухне. Вскоре мы  должны  открывать,
но немного запаздываем. Кстати, меня зовут Джессика Кейри.
   Я поблагодарила ее. Она, улыбнувшись, пошла вперед, а  я  последовала
за ней. Откуда-то потянуло запахом пищи.
   Мы спустились по ступенькам в просторное помещение, где была  большая
плита. На ней стояли  несколько  огромных  котлов,  а  на  столе  -  ряд
деревянных чашек.
   Тут  же  находилась  сама  Френсис,   тоже   в   несуразной   одежде,
раскрасневшаяся, отдававшая указания хорошо знакомым мне  резким  тоном.
Заметив меня, она улыбнулась.
   - Приветствую тебя! Мы слегка запаздываем: люди будут через  полчаса.
Нужно доставить наверх эти чашки. Ты не согласишься помочь нам?
   - Конечно! Куда нести?
   Джессика Кейри взяла стопку чашек и сказала:
   - Я покажу дорогу.
   Я нагрузилась и пошла  вслед  за  ней.  Поднявшись  по  лестнице,  мы
оказались в комнате с  длинным  деревянным  столом,  на  котором  стояли
несколько металлических решеток. Я поняла, что  на  эти  решетки  ставят
котлы. Возле них лежали несколько больших черпаков.
   - Мы обслуживаем здесь, - пояснила  Джессика.  -  Это  удобно:  дверь
открывается прямо на улицу, и люди заходят через нее сюда. Сейчас  самая
горячая пора дня:  обеденное  время.  Френсис  говорит,  что  мы  должны
заботиться об их телах так же, как об их душах, - она рассмеялась.  -  Я
рада, что вы пришли, нам нужны помощники.
   Поставив чашки на стол, мы отправились вниз за остальными.
   - В этом я положусь на вас! - сказала Джессика. -  Вы  нам  поможете.
Если вы доставите наверх эти чашки и поможете разлить  похлебку...  Люди
явятся сюда в одиннадцать тридцать, к  этому  времени  все  должно  быть
готово, а то начнется хаос! Похоже, их  с  каждым  днем  становится  все
больше, больше приходится готовить. Френсис очень расстраивается, если у
нас кончается пища и приходится кому-нибудь отказывать!
   Я подумала, что меня странно принимают здесь:  Френсис  так  искренне
желала,  чтобы  я  пришла  сюда.  Однако  теперь  я  поняла,   что   она
действительно трудится здесь на совесть. Амарилис всегда  говорила,  что
они с Питеркином работают тут с полной отдачей.
   Я бегала вверх и вниз с деревянными чашками и  успела  поставить  их,
по-моему, более чем достаточно, когда открылась дверь и  с  улицы  вошел
какой-то мужчина.
   Я уже собиралась сказать ему, что мы не вполне  готовы,  когда  вдруг
поняла, что он, скорее всего, явился сюда не за бесплатной похлебкой. Он
был очень аккуратно одет, и вообще в нем  чувствовалось  достоинство.  Я
заметила на его лице довольно  печальное  выражение,  которое,  впрочем,
изменилось, когда он улыбнулся.
   - Доброе утро, - сказал он. - Мы раньше не встречались?
   Я удивилась - почему мы должны встречаться раньше? Потом мне пришло в
голову, что он, должно быть, частый посетитель миссии и  является  одним
из ее многочисленных добровольных помощников.
   - Меня зовут Тимоти Рэнсон.
   - Очень приятно, а я - Анжелет Мэндвилл.
   - Френсис упоминала о вас. Полагаю, вы в родстве с Питеркином?
   - Да,  у  нас  довольно  запутанные  родственные  отношения,  но  это
неважно.
   - Вы уже бывали здесь раньше?
   - Нет, первый раз.
   - И вас заставили разносить чашки?
   - Похоже, все очень заняты, а это нужно было доставить сюда...
   - Ах, да, утренняя похлебка! Я помогу вам.  Когда  мы  вместе  с  ним
пришли на кухню, сразу  несколько  человек  воскликнули:  "Привет,  Тим!
Опаздываешь!"
   Вскоре мы доставили наверх все чашки. Тим сказал:
   - Вместе, пожалуй, веселей?
   - Пожалуй, что так. Вы здесь часто помогаете?
   - Да, довольно часто. По-моему, Френсис и Питеркин делают здесь очень
важную работу!
   - Да, об этом все говорят.
   - А вы пришли, чтобы убедиться в этом своими глазами?
   Кто-то крикнул снизу: "Тим!  Нужен  сильный  мужчина,  чтобы  отнести
котлы!"

***

   Это было странное утро. Я стояла возле стола с другими людьми,  среди
которых был и Тимоти Рэнсон, и разливала похлебку.  Печальное  это  было
зрелище: видеть эти жадные руки, тянущиеся к мискам, наблюдать  за  тем,
как люди давятся  этой  похлебкой.  Они  были  оборванными,  грязными  и
голодными. Это одновременно заставляло и печалиться, и сердиться. Больше
всего меня растрогал вид детей. Я подумала о  наших  детях,  о  Патрике,
которому иногда насильно  приходилось  скармливать  еду,  приправляя  ее
разными историями: "...и рыбак поймал еще одну  маленькую  рыбку,  чтобы
накормить ею свою семью, и вложил ее в рот самого младшенького, а  потом
тому, кто постарше..." и так далее, пока он в  конце  концов  не  съедал
все, что положено.
   Наконец, утренняя похлебка закончилась, но всем досталось по  порции.
Тимоти Рэнсон сказал мне:
   - Не нужно слишком близко к сердцу принимать все это! Мы, по  крайней
мере, пытаемся что-то делать. Поначалу это, конечно, производит  тяжелое
впечатление Здесь есть  многое,  что  способно  расстроить,  -  вещи,  о
существовании которых вы  и  не  подозревали...  А  теперь  и  мы  можем
немножко подкрепиться! Скромная еда: хлеб с  сыром  и  стаканчик  сидра.
Если нам повезет, то мы сможем перекусить и еще полчасика отдохнуть!
   В этот момент появилась Френсис. Она тут же подошла к нам.
   - Здравствуй, Анжелет! Очень рада видеть тебя!  Извини,  я  была  так
занята! Что за утро! Я уж думала, что мы  не  успеем  вовремя  встретить
голодную орду! Тим, я вижу, ты показываешь  Анжелет,  что  к  чему?  Это
хорошо! - Она улыбнулась мне. - По вечерам мы вместе ужинаем и  за  едой
обсуждаем   события,   которые   произошли   днем.   Тебе   стоило    бы
поприсутствовать! Ладно, поговорим позже, у меня неприятности с Фанни...
   - Могу я чем-нибудь помочь? - спросил Тимоти.
   - Не нужно, этим уже занимаются. Просто не знаю, что  делать  с  этим
ребенком? Я приду позже, Анжелет, если смогу.

***

   Странно было это - сидеть в маленькой комнатушке с мужчиной, которого
я видела первый раз в жизни, есть горячий  хлеб  с  хрустящей  корочкой,
откусывать сыр и запивать все это сидром.
   - Должен признаться, кое-что о вас я знаю, - сказал Тим. - Я слышал о
вашем муже, в свое время об этом писали в газетах. Вот тогда я и  узнал,
что  вы  родственница  Питеркина.  Мне  очень  жаль:  это  была  ужасная
трагедия.
   Теперь все в прошлом, - сказала я.
   - Ваш муж был героем! Вы должны гордиться им! Я кивнула.
   - Простите, - продолжал он, - мне не следовало говорить об  этом!  Вы
собираетесь здесь работать?
   - О нет, это невозможно! У меня дочь, ей всего четыре года. Я явилась
сюда, оставив ее у друзей.
   Тим, казалось, расстроился.
   - Но я еще приду, - добавила я, - когда появится возможность...
   - Здесь бывает очень тяжело! - сказал Тим.  -  Поначалу  все  кажется
странным и может расстроить. Потом привыкаешь, начинаешь  понимать,  что
это вовсе не доблесть -  расстраиваться,  ахать,  покачивая  головой,  и
ничего не делать. Здесь  становишься  более  зрелым!  Френсис,  пожалуй,
самая чудесная женщина из всех, кого я знаю.
   Вместо того чтобы сидеть  и  разглагольствовать  о  неравенстве,  она
пытается что-то делать на практике. Конечно, я понимаю, что все не могут
заниматься этим. У Френсис есть свои доходы, как и у  Питеркина.  У  них
"добрая  упряжка",  счастливый  брак,  который  можно  было  бы  назвать
совершенным, если бы еще у них были дети... Впрочем, если бы у них  были
дети, полагаю, пострадала бы эта работа! Нет, у  них  один  из  немногих
идеальных союзов!
   - Похоже, вы ими восхищаетесь?
   - Да, разумеется, все должны ими восхищаться... Как только привыкаешь
к резкой манере поведения  Френсис,  начинаешь  понимать,  что  за  этим
кроется то самое пресловутое "золотое сердце".
   Упоминание слова "золото" мысленно вернуло меня к "Золотому ручью"...
Бен, моющий руки в ручье и обнаруживающий присутствие этого драгоценного
металла... Если бы не это, сейчас он был бы свободным человеком!
   - Да, мне тоже кажется, что Френсис - просто чудо! - согласилась я.
   - Приходите сюда снова, вы втянетесь в это! Я  прихожу  сюда  два-три
раза в неделю. Таких, как я, Френсис называет "работниками на подхвате",
а любит тех, кто отдает этому  все  свое  свободное  время,  таких,  как
достопочтенная Джессика! Вы ее знаете?
   - Я познакомилась с ней сразу, как только вошла сюда.
   - Да, Джессика здесь - правая рука Френсис!  Нам  всем  следовало  бы
брать с нее пример, если бы у нас не было других обязанностей.
   - Вы очень занятой человек?
   - Я управляю своим имением. К счастью,  оно  неподалеку  от  Лондона,
возле Хэмптона, так что мне не слишком трудно. У меня есть сын  и  дочь,
поэтому, как видите, я не могу полностью отдаваться этому делу.
   - Я тоже.
   - Ваша дочь, конечно, помогла вам пережить трагедию? Так же, как  мне
- Алек и Фиона. Видите ли, я потерял жену...
   - Ах, какое горе!
   - Четыре года назад: несчастный случай во время  верховой  езды.  Все
было так внезапно: утром мы разговаривали, а к вечеру ее не стало...
   - Какая ужасная трагедия!
   - Что поделать, такие вещи случаются, только никто не ждет,  что  это
случится именно с ним.
   - А сколько лет детям?
   - Алеку - десять, Фионе - восемь.
   - Значит, они помнят?
   Тим печально покивал головой, а затем улыбнулся.
   - Что-то мы настроились на грустный лад. Не хотите ли еще сидра?
   - Нет, спасибо.

***

   Помыв и убрав за собой посуду, на кухне мы встретились с Френсис.
   -  Опять  неприятности!  Биллингс  вновь  взялся  за  свое!   -   она
повернулась ко мне. - Что-нибудь вроде этого у нас случается  постоянно,
но этот случай просто сводит меня с ума! Дело в том, что в нем  замешаны
молодые люди.
   - Опять Фанни? - спросил Тимоти Рэнсон.
   - Да, я просто не знаю, что мне с ней делать? Я бы забрала Фанни,  но
ведь существует ее  мать.  Фанни  не  желает  оставлять  ее,  -  Френсис
нахмурилась. - Биллингс пьет! В трезвом виде он неплохой человек, но как
приложится к джину... В  общем,  как  говорится,  "выпьет  на  пенни,  а
куражится на полшиллинга". Большую часть времени он смертельно  пьян,  а
Эмили Биллингс ведет себя просто глупо! Ей следовало бы оставить его, но
она этого не делает. Он ее второй муж, и она, похоже,  полностью  попала
под его влияние! Фанни - это ее дочь от первого  мужа,  -  пояснила  она
мне. - Он был строителем, упал с лесов,  и  никакой  компенсации  ей  не
выплатили. Эмили вышла замуж за Биллингса,  и  с  тех  пор  начались  ее
неприятности.
   - Подобное случается нередко! - заметил Тимоти Рэнсон.
   - Дело в ребенке, в Фанни. Эта девушка  просто  умница!  Я  могла  бы
что-нибудь для нее сделать, но не имею права  забирать  пятнадцатилетнюю
девушку из дома. Муж подговорил бы Эмили обратиться в суд, и  она  будет
отрицать все показания, говорящие против него! Он  может  избить  ее  до
полусмерти, а она скажет, что упала с лестницы! Но меня  волнует  Фанни:
судя  по  тому,  что   я   знаю,   существует   опасность   сексуального
домогательства! Эмили знает об этом, но пытается скрыть. Я не могу этого
так оставить! Принимая во  внимание  интересы  Фанни,  надо  обязательно
что-то предпринять!
   - Да, нужно, - согласился Тимоти  Рэнсон.  -  Есть  еще  какие-нибудь
поручения для меня?
   - Если что-нибудь понадобится, я  свяжусь  с  вами,  будьте  уверены!
Анжелет, ты сегодня попала прямо в гущу событий! Если бы не эта утренняя
суматоха, я проводила бы тебя и показала все в нужном порядке.
   - Об этом не нужно беспокоиться! Я хотела узнать, как  здесь  обстоят
дела, и теперь я взглянула на это изнутри.
   - По-моему, за тобой приедет экипаж. И правильно: кебы здесь  большая
редкость!
   - Если бы я знал заранее, я позаботился бы о том, чтобы доставить вас
домой! - вздохнул Тимоти Рэнсон.
   За меня ему ответила Френсис:
   - В другой раз, Тим! Я почему-то уверена, что  Анжелет  еще  появится
здесь!
   - Непременно! - сказала  я.  -  Возможно  -  в  пятницу,  если  опять
отправлю Ребекку к Морвенне.
   Тимоти Рэнсон добавил:
   - А в пятницу здесь буду я и уж позабочусь о том, чтобы доставить вас
домой!
   Френсис улыбнулась нам обоим.
   - Очень хорошо! Жду вас в пятницу и обещаю, что  у  вас  будет  вволю
работы!
   Я стала посещать миссию Френсис два раза в неделю -  по  вторникам  и
пятницам. Френсис была  довольна,  и  мне  всегда  находилось  множество
занятий. Я многое узнала о жизни людей, которые жили совсем не так,  как
я. Я была растеряна, потрясена, но в то же время  чувствовала  гордость,
поскольку сознавала, что занимаюсь важным делом.
   Мы очень подружились с  Тимоти  Рэнсоном,  который  тоже  являлся  по
вторникам и пятницам.  Туда  я  приезжала  в  экипаже,  а  обратно  меня
доставлял он.
   Тетя Амарилис сказала, что очень рада тому,  что  я  оказываю  помощь
Френсис и Питеркину. Френсис сообщала ей все  подробности,  подчеркивая,
как полезла я оказалась для них.
   - Это очень подходящее занятие, - говорила тетя. - Питер считает, что
это именно то, что тебе нужно! Он жертвует много денег на эту миссию.
   Я кивнула, припомнив комментарии Френсис относительно того,  что  его
дары не вполне бескорыстны, хотя в то же время она  была  благодарна  за
них.
   Слуги сообщили мне, что  пару  раз  в  мое  отсутствие  заходил  Бен.
"Видно, он сильно расстроился, мадам, что вас дома не  застал".  Френсис
начала посылать меня с различными поручениями. Одну меня она ни  за  что
не отпускала, и поэтому Тим  постоянно  сопровождал  меня.  Мы  относили
одежду  и  еду  больным  и  нуждающимся,  так  что  вскоре   я   неплохо
познакомилась с жизнью  этих  мест.  Иногда  мы  отправлялись  на  рынок
закупать товары, необходимые для миссии, и это мне  особенно  нравилось.
Прилавки были завалены всем, чем угодно, и шумные торговцы  расхваливали
их, часто используя  жаргонные  прибаутки,  которые  были  бы  для  меня
совершенно  непонятны,  если  бы  не  пояснения   Тимоти.   Нет   ничего
удивительного, что в такой обстановке мы очень сдружились с ним.
   Я чувствовала, что Тим так и не смог оправиться после потери жены. Он
был очень привязан к детям, но они не могли полностью  возместить  такую
потерю. Он сказал, что ему  повезло:  у  него  была  старшая  незамужняя
сестра,  очень  преданная  ему  и  детям.  Она  жила  в  его   поместье,
присматривая за хозяйством.
   Должно быть, Френсис рассказала Амарилис о моей дружбе с Тимоти, и  в
результате он был приглашен обедать в дом  на  Вестминстерской  площади.
Когда она повторила приглашение еще пару раз, стало ясно, что он в  этом
доме понравился.
   Один из его визитов совпал с посещением Грейс. Она сказала, что Тим -
очаровательный мужчина, и при этом многозначительно улыбнулась. Это было
первым признаком того, что в наших отношениях кто-то увидел нечто  более
серьезное, чем обычную дружбу.
   Несколько  раз  я  виделась  с  Беном  в  присутствии  третьих   лиц.
Поговорить наедине возможностей не представлялось, а я их  не  искала  в
отличие от него. Как-то он сказал мне:
   - Я слышал, ты решила посвятить себя благим делам?
   - Ты имеешь в виду миссию?
   - Да, говорят, ты регулярно ходишь туда?
   - Мне нравится делать что-то нужное.
   - Мне хотелось бы поговорить с тобой...
   Это происходило на званом обеде у Мэтью  и  Елены,  так  что  мужчины
только что присоединились к дамам. Говорили мы, можно сказать, на ходу.
   Я ничего не ответила Бену и глянула в угол комнаты, где сидела Лиззи,
пытаясь поддерживать разговор с джентльменом  средних  лет.  Похоже,  ее
усилия были довольно бесплодными.  В  стороне  стояла  Грейс,  оживленно
болтая с молодым человеком. Повернув голову,  она  заметила  нас  и  уже
через несколько секунд шла через толпу гостей в нашем направлении.
   Она оживленно заговорила с Беном по поводу избирательного округа,  от
которого он был выдвинут кандидатом. Я была  удивлена  тем,  как  хорошо
Грейс информирована. Воспользовавшись возможностью, я тихо ускользнула.
   Званые обеды пошли подряд - то в доме на площади, то в доме  Мэтью  и
Елены. Елена заметила:
   -  Лихорадочное  ожидание  висит  прямо  в  воздухе!  Я  называю  это
"предвыборной болезнью".
   Тебе действительно кажется, что вскоре будут перевыборы?
   Она уверенно кивнула:
   - Я  вижу  верные  признаки:  Дизраели  не  удержится.  Придется  ему
"отправляться в деревню".
   - И что же тогда? Кто?
   - Кто же может это сказать? Мы надеемся,  что  он  вернется,  а  Бен,
разумеется, придерживается иного мнения.
   - Такие разногласия в семье выглядят довольно странно.
   - О, отношения у нас самые дружеские! В палате общин вообще  странные
взаимоотношения. Меня поражает, что иногда члены одной и той  же  партии
гораздо более враждебно относятся  друг  к  другу,  чем  к  политическим
противникам!
   - Видимо, это потому, что внутри партии они борются за одни и  те  же
лакомые куски, а противная сторона... Ну что ж, их нельзя считать своими
непосредственными соперниками! Что ж, это даже забавно!
   - Да, если дело не доходит до чего-то серьезного!

***

   Относительно предвыборной лихорадки Елена была права. Стоял  октябрь.
Холодные ветры насквозь продували парки, и  земля  была  покрыта  ковром
красных и бронзовых листьев. Повсюду царило возбуждение, люди  говорили,
что кабинет Дизраели не может уже выполнять свои обязанности, он  должен
отправиться в отставку.
   Я часто бывала в доме на Вестминстерской площади. Бен тоже бывал там,
так что мы довольно часто виделись, но никогда наедине. Часто приглашали
и Тимоти. Френсис и Питеркин приходили редко, ссылаясь на  загруженность
работой.
   За столом шли увлекательные диспуты.  Между  дядей  Питером  и  Беном
велись дискуссии, которые, по-моему, были достойны зала палаты общин,  -
дядя Питер поддерживал Дизраели, а Бен - Гладстона. Мы время от  времени
могли лишь подавать реплики, но главными ораторами были эти двое.
   Тебе придется здорово потрудиться в  Мэйнорли,  Бен!  -  сказал  дядя
Питер. - Как там дела?
   - Просто прекрасно!
   И ты думаешь, что справишься?
   - Я знаю, что с