того и добивались, не так ли?
     - Нет, конечно, нет. У меня не было желания напугать вас. Я и не думала это делать. Я надела эту шляпу, потому что шла в сад. Но по дороге заглянула сюда. Вы меня не услышали, вы были слишком поглощены музыкой. Но сейчас с вами все в порядке? Вы очень выдержанны, даже после того, что случилось с вами во время пожара. Вы умеете владеть собой, как миссис Линкрофт. Ей приходится сохранять невозмутимость, чтобы не выдать себя. Вы стараетесь выглядеть спокойной по этой же причине?
     - Я не совсем понимаю вас.
     - Неужели? Уилльям сейчас спит. С ним все хорошо. Ваша музыка его умиротворила. "Музыка способна сердца свирепые смирять" <Цитата из пьесы Уилльяма Конгрина (1670-1729) "Невеста на утренней заре".>. Сейчас он уже не свирепый человек, но когда-то был им. Пойдемте ко мне в студию. Я хочу вам кое-что показать. Я начала писать ваш портрет.
     - Как это любезно с вашей стороны.
     - Любезно? Нет, я это делаю вовсе не из любезности, а потому что теперь вы тоже участвуете в нашей жизни. Я ведь все вижу.
     - Но меня попросили сейчас поиграть сэру Уилльяму.
     - Он спит. Пойдемте. Вы должны посмотреть, что я сейчас пишу.
     Я подошла к двери и заглянула в комнату сэра Уилльяма.
     - Вы можете разбудить его, если продолжите играть.
     Сибила положила руку мне на плечо... маленькую руку с гибкими, нервными пальцами, на одном из которых когда-то было кольцо, которое она выбросила в море.
     - Пойдемте, я прошу вас, - уговаривала меня мисс Стейси, и я пошла с ней.
     В мастерской я сразу же признала себя на портрете, хотя он немного смутил меня. Неужели я действительно выгляжу такой холодной светской женщиной, какой она изобразила меня. Черты лица были переданы точно - слегка вздернутый нос, большие темные глаза и тяжелые темно-каштановые волосы. Выражению глаз придана была даже некоторая романтичность, над которой Пьетро не раз подшучивал. Но у этой женщины на портрете проявлялся налет какой-то неестественной изысканности, которой, я уверена, во мне не было.
     Несколько злорадное удовольствие доставило мисс Стейси мое смущение при взгляде на этот портрет.
     - Вы узнали себя, - решительно заявила она, будто я собиралась отрицать это.
     - Да, конечно. Нет никаких сомнений, что это мой портрет.
     Склонив голову набок, мисс Стейси проницательно на меня посмотрела:
     - Знаете, а вы начали меняться. Этот дом так на вас действует. Он всегда так или иначе влияет на каждого. Дом - это живое существо, вы не согласны, миссис Верлейн?
     Я ответила, что дом сделан из кирпича и известкового раствора, поэтому он вряд ли может быть живым.
     - Вы нарочно притворяетесь глупой, я знаю. Дома действительно живые. Подумайте только, что они перевидали на своем веку. Радости и трагедии... - лицо у нее страдальчески напряглось. - Эти стены видели, как я рыдала, рыдала до тех пор, пока у меня не осталось слез... и затем они стали свидетелями того, как я, словно феникс, возродилась и нашла для себя счастье в живописи. Вот что иногда происходит с большими художниками, миссис Верлейн. А я - художник, и это касается не только живописи. Сибила! Вот как окрестили меня родители. А вы знаете, что это имя означает - "мудрая женщина"?
     Я ответила, что знаю.
     - Так вот, я наблюдаю и познаю жизнь... и становлюсь мудрой. Вот - миссис Ренделл... когда-нибудь я, может быть, напишу и ее. Но она вся на поверхности, не так ли? Всем видно, что она собой представляет. Не надо ее растолковывать. Другие люди более сложные. Эми Линкрофт, например. О, это очень сокровенная женщина. И сейчас ее охватила тревога, я это чувствую. Она думает, что мне не видно. Но ее выдают руки. Они постоянно перекладывают вещи с места на место. Она очень хорошо научилась владеть своим лицом. Много работала над этим. Но у каждого есть какая-то особенность, которая выдает его. У Эми Линкрофт - постоянно движущиеся руки. Она живет в страхе. У нее есть какой-то секрет... страшный секрет, и поэтому она напугана. Но ей кажется, что никто не замечает этого. Но меня ведь неспроста назвали Сибилой, так что я все знаю.
     - Бедная миссис Линкрофт. Я уверена, что она очень хорошая женщина.
     - Вы видите то, что лежит на поверхности. Вы ведь не художник. Вы только музыкант. Но мы здесь не для того, чтобы говорить о миссис Линкрофт. Линкрофт? Ха! Ха! Да, мы пришли сюда, чтобы поговорить о вас. Вам нравится этот портрет?
     - Я уверена, в нем много достоинств. Мисс Стейси снова рассмеялась.
     - Не смешите меня, миссис Верлейн. Вы ведь прекрасно понимаете, что я не спрашиваю вас о достоинствах картины. Я спросила, понравилась ли она вам?
     - Я... Я не уверена.
     - Возможно, сейчас вы еще не такая... но завтра...
     - Что вы имеете в виду?
     - Я изображаю вас такой, какой вы становитесь. - Очень уверенная в себе женщина... очень подходит в жены настоятелю... и уже приобретает навыки, необходимые для супруги епископа. Эта супруга будет помогать успешной деятельности епископа, и поэтому скажут: "Нашему дорогому епископу очень повезло с женитьбой. Он так многим обязан своей деятельной супруге".
     - Мне кажется, вы кое-чему научились у цыган.
     - Вы прекрасно умеете вести беседу. Всегда у вас найдется, что сказать. Такое ценное качество для жены нашего дорогого епископа! - Сибила надула губки и сказала:
     - Мне совсем не нравится эта жена епископа, миссис Верлейн. Но это не будет иметь никакого значения, так как я совершенно не должна буду ее видеть, верно ведь? Но я хорошо могу себе представить, как она сидит за завтраком и улыбается мужу, который сидит по другую сторону прекрасно сервированного стола. Ну, это происходит много-много лет спустя, и она говорит мужу: "А как называлось то место, где мы встретились. Что-то такое, начинающееся с Лоувет. Какие там странные люди! Интересно, что с ними со всеми стало". А епископ наморщит лоб, пытаясь вспомнить название места, и не сможет. Но зато она вспомнит. Она пойдет к себе в спальню и будет думать, думать, и ей будет больно, потому что... потому что... Но вы не хотите, чтобы я продолжала?
     Сибила громко рассмеялась и убрала мой портрет с мольберта: за ним оказалась картина с тремя девушками.
     - Бедняжка Эдит! Интересно, как сейчас она выглядит. Но приятно вспомнить, какими они были, когда играли вместе. Одну минутку, у меня есть еще один ваш портрет.
     - Еще? Как вы быстро работаете.
     - Только когда мои руки направляют...
     - Кто направляет?
     - Если я скажу вам, что - Вдохновение, Интуиция и Дар, вы же не поверите мне, верно? Поэтому я ничего не скажу. Ну, а вот и снова вы. Смотрите.
     Она поставила картину на мольберт. И я снова узнала на ней себя, хотя портрет был совсем другим. Мои волосы свободно падали на плечи, лицо было озарено страстью, обнаженные плечи выступали из изумрудно-зеленых кружев. У меня перехватило дыхание. Портрет был очень красив, и я не могла оторвать от него глаз.
     Сибила тихонько пыхтела от восторга, поджав одну ножку, как ребенок.
     - Вам нравится?
     - Чудесный портрет. Но в жизни я не такая.
     - Вы и на том, другом портрете не такая... пока что.
     Я переводила взгляд с одного портрета на другой, и Сибила прошептала: "Я ведь говорила вам... говорила... Вот эта женщина счастлива, но в то же время грустна... Она живет полной жизнью. А другая пребывает в спокойствии и с годами будет становится все более удовлетворенной тем, что имеет. Коровы так же удовлетворены жвачкой, которую изо дня в день жуют. Вы знали это, миссис Верлейн".
     - Ну, и которая из этих женщин я? Невозможно же быть и той, и другой одновременно.
     - Но в каждом из нас - не одна, а несколько личностей. Вот я могла бы быть женой и матерью, если бы Гарри не обманул меня, если бы не встретил более богатую девушку. Хотя в любом случае он стал бы обманывать меня, но я бы об этом не знала. Мы не столько на самом деле знаем, сколько принимаем на веру. Вы согласны? Ести нет, то со временем придете к этой же мысли. Перед вами сейчас два пути, миссис Верлейн. Вам предстоит выбрать. Однажды вам уже пришлось делать выбор. О, вы не столь уж мудры, как хотите казаться. Тогда вам надо было принять очень серьезное решение... и вы отказались от музыки. Было ли это правильно... или ошибочно? Только вы можете сказать это, потому что для вас правильным является то, что вы сами считаете правильным. Возможно, вы как раз считаете, что сделали тогда ошибку. Но вам посчастливилось. Не всем выпадает возможность еще раз сделать выбор... - Она наморщила личико. - Вот мне оставалось только плакать. - Сибила приблизилась ко мне. - На этот раз, я думаю, вы предпочтете надежность, миссис Верлейн. Да, я уверена, вы так и сделаете...
     Сибила очень меня встревожила. Я была уверена, что она не в своем уме, однако...
     И тут я снова убедилась, что у Сибилы просто сверхъестественная способность читать мои мысли, так как она вдруг сказала:
     - Конечно, миссис Верлейн, я сумасшедшая. Мои несчастья сделали меня такой, но взамен мне было дано нечто иное. Всегда дается что-то взамен. Слепым, например, дан обостренный слух. А некоторые сумасшедшие наделены особыми способностями, особой проницательностью. Они порой видят то, что не видят другие. Это совсем неплохо, не правда ли?
     - Да, такая мысль приносит некоторое утешение.
     Сибила громко рассмеялась.
     - Вы очень дипломатичны. Да, конечно, вам прямая дорога в жены епископа. И это доказывает, что вы изменились. Жене епископа вполне подходит увлечение музыкой.
     Выражение ее лица снова изменилось. В нем появилась коварная насмешливость.
     - Но вполне возможно, у вас не получится ни то, ни другое, - сказала она, - если станете совать нос, куда не следует. Вы ведь любите это делать.
     К ней вновь вернулась ее ребячливость. Игриво погрозив пальчиком, она добавила:
     - Вы же знаете, что случается с теми, кто пытается разузнать слишком многое в то время, как вокруг немало дурных людей. - Сибила хихикнула. - Да, вам это должно быть известно. Ведь вы уже, можно сказать, испытали это на себе.
     Качая головой, как китайский болванчик, она стояла посредине комнаты - нелепое создание в огромной украшенной цветами шляпе, затенявшей ее морщинистое лицо, из-под вуалетки сверкали яркие проницательные глаза.
     Мне вдруг представилось, как она пишет ту роковую записку, оставляет ее тайком в моей комнате, затем пробирается в чулан сторожки, поджидает меня, разливает по полу керосин, оставшийся в канистре...
     Но почему ей это надо?
     Хотя откуда мне знать, какие тайны скрывает этот старинный дом и какие отношения связывают живущих в нем людей.
     "Роума, - подумала я, - что открыла здесь ты?"

***

     Кажется, уже всем стало известно о той симпатии, которая крепла между мной и Годфри Уилметом. Иногда у меня возникало желание помечтать о будущей благополучной жизни, но каждый раз, когда я это делала, воображение рисовало мне не Годфри, а моих будущих детей. Это естественно, говорила я себе. Каждая женщина желает иметь ребенка. А когда женщина уже в зрелом возрасте, и у нее никогда не было детей, возможность их иметь становится особенно привлекательной. И все же... Почему вдруг возникают сомнения? Ведь мне на самом деле повезло, как сказала Сибила. У меня появилась возможность устроить свою жизнь. И я смогу ею воспользоваться, но только мне не надо ни во что в этом доме вмешиваться.
     С Годфри мне было хорошо и приятно, однако бывали моменты, когда мне хотелось остаться одной со своими мыслями и не видеть его. Я любила тогда сидеть в огороженном маленьком саду. Элис, это проницательное юное создание, видимо, знала, что мне нравилось бывать там, потому что она уже не раз приходила в этот садик, когда искала меня.
     В то утро она подошла ко мне и в своей обычной застенчиво скромной манере спросила, можно ли ей побыть вместе со мной.
     - Конечно, Элис, - ответила я. - Садись рядом. Здесь так приятно.
     - Вам очень нравится этот садик, я знаю, - сказала Элис. - Так тут тихо и спокойно. Я думаю, вы захотите устроить такой же в вашем новом доме.
     - Моем новом доме?
     - Ну, когда вы выйдете замуж.
     - Моя дорогая Элис. Я была замужем, но теперь я даже ни с кем не обручена.
     - Но скоро будете, - она пододвинулась ко мне ближе, я могла даже различить маленькие веснушки на ее переносице. - Мне кажется, вы будете очень счастливы.
     - Спасибо, Элис.
     - Мистер Уилмет очень приятный человек. Я уверена, он станет хорошим мужем.
     - Откуда тебе знать, кто может стать хорошим мужем?
     - В его случае это так очевидно. Он красив и богат... Иначе миссис Ренделл не наметила бы его в мужья Сильвии. К тому же он добрый и никогда не будет к вам жесток, как некоторые другие мужья.
     - Откуда у тебя такие познания, Элис?
     - Видите ли, - скромно сказала она. - Перед моими глазами пример Эдит и Нейпьер. Он был очень недобр к ней.
     - Почему ты так уверена, что он плохо с ней обращался?
     - Она много и часто плакала. И сама говорила, что он жесток к ней.
     - Эдит говорила тебе это?!
     - Да. Она обычно все мне рассказывала. Потому что мы очень давно знаем друг друга.
     - А ты знаешь, почему она... ушла?
     - Чтобы избавиться от него. Я думаю, она уехала в Лондон, чтобы стать гувернанткой.
     - Почему ты так решила? Ты ведь сама вначале говорила, Что она убежала с мистером Брауном, помнишь?
     - Так все считали. Но это было глупо. Не могла она убежать с ним. Так же, как не могла бы сбежать замужняя женщина с мистером Уилметом, потому что он викарий, а викарий не сбежит с женщиной, на которой он не может жениться.
     - Значит, ты считаешь, что она убежала сама по себе. О, Элис, если бы это так и было! Но ты же помнишь Эдит. Она не из тех, кто может самостоятельно действовать.
     - Но, знаете, миссис Верлейн, если бы в саду вдруг появился тигр, мы бы с вами, спасаясь, побежали бы так быстро, как никогда раньше до этого не бегали. У нас бы откуда-то взялись новые силы. Не правда ли? Я читала, что в минуты опасности такое случается. Природа дает человеку дополнительные резервы. Вот и Эдит, когда ей надо было убежать, нашла в себе силы сделать это.
     - Ты просто кладезь мудрости, Элис, - иронично и с некоторой опаской произнесла я.
     - Кладезь мудрости? - повторила Элис. - Никогда не слышала такое выражение. Оно мне нравится. Звучит так, словно я обладаю какими-то скрытыми сокровищами.
     Элис не восприняла моей иронии.
     - Вот что, Элис, тебе следует рассказать все, что тебе известно об Эдит.
     - Но я знаю только то, что она убежала. И я не думаю, что ее когда-нибудь найдут, потому что она не хочет этого. Интересно, что она сейчас делает? Может быть, учит каких-нибудь детей... в каком-нибудь доме вроде Лоувет Стейси. Как это странно, миссис Верлейн!
     - Так странно, что в это с трудом верится, - ответила я. - Не думаю, что Эдит поступила бы так.
     - Но пока у Нейпьера есть жена, он не сможет жениться на другой. Я написала об этом рассказ. В нем говорится о женщине, которая вышла замуж за плохого человека и, так как он мучил ее, она от него сбежала и спряталась. И вот она живет без мужа, а он - без жены, но пока она где-то прячется, он не может ни на ком жениться. Это его расплата. Она прячется до самой старости. Живет в одиночестве. Без внуков. А это уже ее расплата.
     - Обязательно покажи мне свои рассказы.
     - Они еще не очень хорошие. Я должна над ними поработать. Открыть вам один секрет, миссис Верлейн? Он, возможно, вас шокирует.
     - Меня не так уж легко шокировать.
     - Мистер Линкрофт не был моим отцом.
     - Что?!
     - Мой отец - сэр Уилльям. Это правда. Однажды я слышала их разговор. Вот поэтому я здесь... живу в этом доме. "Дитя любви" - так это называется. Как и Оллегра. Не правда ли странно, чтобы в одном доме росли два таких ребенка. "Дитя любви" - Оллегра, и "дитя любви" - Элис.
     - Ты что-то напридумывала.
     - Нет, совсем нет. После того, что я слышала, я спросила маму, и она призналась. Она любила сэра Уилльяма, и он любил ее... и она ушла, потому что считала, что нехорошо ей оставаться здесь. Но у нее уже была я. Затем она вышла замуж за мистера Линкрофта и дала мне его имя. Вот почему я Элис Линкрофт, хотя на самом деле я - Элис Стейси. Сэр Уилльям очень любит меня. Я думаю, что в один прекрасный день он сделает так, чтобы я стала его законной дочерью. Это ведь можно сделать. Я напишу рассказ о любви, про девочку, которую отец в конце концов признал, но пока я еще не совсем готова. Это будет мой лучший рассказ.
     Глядя на ее открытое серьезное личико, я не могла не верить тому, что она мне оказала.
     Все в этом доме становилось для меня еще более странным и запутанным.

***

     Наблюдая, как миссис Линкрофт распоряжается по дому, как вникает во все хозяйственные проблемы, я решила, что таким ответственным и заботливым отношением она стремится как-то загладить те ошибки, которые совершила в молодости. Я представила себе, как она пришла в этот дом, чтобы стать компаньонкой Изабеллы Стейси - прелестная молодая женщина, грациозная и мягкая. Какое напряжение, должно быть, воцарилось в доме, когда сэр Уилльям влюбился в красивую компаньонку своей жены, а та в него в то время, как Изабелла... несчастная, горестная Изабелла! Она не могла не чувствовать, что происходит.
     Когда стало ясно, что у нее будет ребенок, миссис Линкрофт уехала и вышла замуж, возможно, уже после рождения Элис, за мистера Линкрофта, сделав это только ради ребенка. Интересно, что за человек был этот мистер Линкрофт. Он так "вовремя" скончался, предоставив жене возможность вернуться в Лоувет Стейси после смерти Изабеллы.
     У меня всегда было впечатление, что миссис Линкрофт живет в прошлом; ее словно бы окружала прозрачная пелена минувшего. Эти ее легкие шифоновые блузки и длинные, колышущиеся юбки излюбленных серых, голубовато-серых, дымчатых тонов... какая-то во всем ее облике чувствовалась недосказанность, неопределенность... нездешность. "Нездешность" - холодком веет от этого слова. У меня вырвался нервный смешок.
     После чая я давала девочкам урок музыки.
     - Бедняжка Сильвия! Ей придется пропустить свой урок, - заметила Элис.
     - За это она должна быть очень благодарна сегодняшнему дождю, - заявила Оллегра. - Послушайте... как льет! Все цыганки забрались сейчас в свои кибитки и быстро-быстро принялись плести корзины. Вот из-за этих корзин я и не стану цыганкой. Терпеть не могу работать руками.
     - Ты вообще не любишь работать. Тебе бы только полежать на солнышке, больше ты ничего не хочешь.

     У кого нет иного стремленья
     Лишь на солнце лежать бездельно?

     - пропела Элис. - Ответ:
     - у Оллегры. Но действительно ли у тебя нет никакого стремления? Думаю, это не совсем так. Признайся, какое у тебя стремление? Какое у миссис Верлейн, я знаю.
     - Какое же? - спросила я.
     - Жить в прекрасном доме далеко отсюда... с мужем и десятью детьми.
     - Ну, это желание может быть почти у каждой женщины.
     - Да, наверное, и у меня есть такое же желание, - сказала Элис. - Ну, почти такое. Во всяком случае я действительно хочу жить в таком доме, как Лоувет Стейси. Вот насчет мужа я не совсем уверена. Наверное, мне еще слишком мало лет, чтобы об этом думать.
     - Ха! - сказала Оллегра. - Ну и притвора же ты!
     - Нет, ты не права, - спокойно ответила Элис. - Послушайте, какой дождь. В такую погоду никто не выйдет на улицу. Даже привидения.
     - Наоборот, это время как раз для них, - возразила Оллегра. - Вы не согласны, миссис Верлейн?
     - Я не согласна, что они вообще появляются.
     - Сегодня ночью в часовню явится привидение, вот увидите, - заверила меня Оллегра. Элис содрогнулась.
     - Я буду следить из окна, - заявила Оллегра.
     - Ты не можешь простоять там целую ночь, - сказала Элис.
     - Нет, я не спущу глаз с часовни. Будет темно, и я сразу увижу, когда вспыхнет свет.
     - Давайте оставим эту тему, - предложила я. - Элис, по