елось, мисс Энн Элис?
     - Уверена, что это было бы очень интересно.
     - Очень многое зависит от того, с кем едешь.
     Я пристально посмотрела на него.
     - В этом всегда все дело, - сказала я, - независимо от того, где находишься - в Венеции или в Венесуэле.
     - А вы откуда знаете? - со смехом спросил он. - Вы когда-нибудь были в Венесуэле?
     - Нет. И в Венеции тоже не была.
     - Но в один прекрасный день вы туда отправитесь, и, надеюсь, в самом подходящем обществе. Должен признаться, что никогда не был в Венесуэле, что же до Венеции - то этот прекрасный город мне знаком. Я был бы рад показать вам Венецию. Вам бы понравилось... плыть по каналам в гондоле... или, возможно, во Флоренции... отправиться по магазинам на Понте Веккио.
     - Наверное, все мы мечтаем повидать мир.
     - Самое важное - воплотить свои планы в жизнь. Вы не согласны?
     - Позвольте налить вам еще немного вина, - я пожалела, что сказала об этом, поскольку это означало подойти к нему. Когда я передавала ему бокал, пальцы мистера Фидерстоуна коснулись моих.
     - Для меня это очень счастливое утро, - произнес он. Я не отозвалась, и он продолжал:
     - Вы поедете со мной завтра верхом? Я знаю неподалеку очень милую харчевню. Там подают восхитительный ростбиф.
     - Это исключено, - заявила я. - У меня завтра назначена встреча.
     - Тогда послезавтра.
     - Мое время занято целиком.
     - Какая вы занятая юная леди! Но я полон решимости найти время, когда вы будете свободны. Мне бы хотелось посмотреть это заведение, о котором я столько наслышан.
     - О, вы интересуетесь картами?
     - Они меня просто завораживают. Мне так много надо объяснить.
     - В таком случае, вы обратились не к тому человеку, - торжественно объявила я. - Я почти ничего не знаю о картах. Вам придется отправиться в мастерскую и спросить там. Если бы мой брат был здесь, он бы поговорил с вами о картах.
     - Ах, значит, у вас есть брат? - Мне показалось, или он действительно немного растерялся?
     - О да. Он уехал в экспедицию. Исследует новые земли. Это очень важно для составления карт.
     - Понимаю.
     - Он рассказал бы вам обо всем, что вы хотите знать. Мой брат всегда относился к этому с огромным энтузиазмом.
     - Должно быть, он старше вас.
     - Да, и у него всегда не хватает времени для младшей сестры.
     - Бедная одинокая малютка!
     - Вовсе не одинокая. Меня столько вещей интересуют. Вообще-то мне никто особенно не нужен.
     - Надо же, какая самодостаточность. Хорошо быть такой.
     - Да.
     - Ну, так как же насчет нашей поездки?
     Он был так настойчив, что трудно было решительно отказать ему, не сказав правды о том, что мне не нравится его общество и что он немного пугал меня, причем так, что я сама не понимала, почему. Наверное, это было инстинктивно. И я уклонилась от прямого ответа.
     - Эта неделя исключается. А насчет следующей я не уверена.
     Он, разумеется, все понял. И окинул меня сардоническим взглядом.
     - Я полон решимости однажды поймать вас, - заявил мистер Фидерстоун.
     Его слова прозвучали зловеще.
     Как я радовалась, когда он ушел!

10 МАРТА.

     Он оказался прав. Наконец, он меня поймал. Жаль, что мне не хватает смелости сказать ему, чтобы он оставил меня в покое. Человека воспитывают в таком почтении, я бы сказала даже - в благоговении перед хорошими манерами, что он уже просто не в состоянии быть совершенно искренним.
     Так что я продолжала избегать мистера Фидерстоуна, ускользая так вежливо, как только могла. По-моему, он из тех людей, что любят вызов, и чем больше во мне решимости убежать от него, тем больше в нем решимости поймать меня.
     Вчера был чудесный день. Живые изгороди были золотыми от первоцветов, а на каштанах и платанах стали набухать почки.
     Дул свежий ветерок, а в воздухе витал тот восхитительный привкус, который считают предвестником весны. Я люблю это время года, когда птицы, кажется, сходят с ума от радости, и в полный голос распевают скворцы и дрозды. Чудесная весенняя пора! И как приятно скакать галопом по лугам, а потом замедлять ход и трусить по аллеям, разыскивая в изгородях и на склонах полевые цветы и пытаться вспомнить их названия - мисс Брей знала их все. Прошло десять дней с тех пор, как отец с молодой женой уехали в Италию. Они вернутся первого апреля. Тогда все изменится. Я с ужасом жду их возвращения. Иногда мне кажется, что надо качать строить какие-то планы. Как все будет, когда они вернутся? Я должна быть к этому готова. Но что я могу сделать? Мне не у кого попросить совета. Разве что у мисс Брей... миссис Эггертон, будущей мамаши. Она будет поглощена приготовлениям к появлению ребенка и совершенно неспособна думать о чем-либо другом. Нет, я не могу нарушать ее благословенный покой и довольство. Я должна подождать и посмотреть. Возможно, все сложится не так уж плохо. Возможно, я преувеличиваю. В конце концов, что плохого сделала мне мисс Гилмур? Она всегда была сговорчива. Никогда не заставляла меня много работать. Всегда держалась приветливо. В чем же дело? Откуда у меня эти дурные предчувствия? И с мистером Фидерстоуном то же самое.
     Я была неподалеку от гостиницы, где впервые встретила его с мисс Гилмур, когда мистер Фидерстоун подъехал ко мне.
     - Здравствуйте, - сказал он. - Какая неожиданная радость!
     - Я как раз собиралась домой.
     - Похоже, это ваше обычное направление, когда мы встречаемся. Как бы там ни было, никакой спешки нет, верно?
     - Мне бы не хотелось опаздывать.
     - Я знаю, что у вас много неотложных встреч, но хотя бы один раз, а? Как насчет того, чтобы немного освежиться? Ведь это здесь мы впервые встретились. Так что это, в общем-то, случай, не так ли?
     Я колебалась. Наверное, я вела себя глупо. Я была так резка с ним, а это невоспитанно. И какой мне вред от одного бокала сидра? Возможно, мне удастся тонко дать ему понять, что я предпочитаю ездить верхом в одиночестве.
     В общем, я согласилась. Мы спешились и вошли в гостиницу.
     Мы сели за тот же столик, где я увидела его с мисс Гилмур.
     - Наши новобрачные скоро возвращаются, - заметил мистер Фидерстоун. - За ваше вечное счастье и здоровье, мисс Энн Элис.
     - Благодарю вас. И за ваше.
     - Я рада, что вы желаете мне добра. Ибо у меня такое чувство, что в дальнейшем мое счастье зависит от вас.
     - Вы меня удивляете, мистер Фидерстоун.
     - Вы удивлены только от того, что так изумительно наивны. Вы стоите на пороге жизни.
     - Меня весьма раздражает, когда подчеркивают мою молодость. Я не так уж юна.
     - Ну, конечно. Насколько я знаю, вам почти семнадцать. Когда это будет? В великий день двадцать первого мая?
     - Откуда вы узнали?
     - Как это говорится? Маленькая птичка...
     - Мне представляется, что птичка не так уж и мала. Должно быть, это мисс Гилмур.
     - Больше не мисс Гилмур. Счастливая миссис Мэллори. И вас не должно раздражать сознание собственной юности. Молодость - самый драгоценный из даров Божьих. К несчастью, она длится недолго. Очень печально, не так ли?
     - Могу вас заверить, что не возражала бы быть немного постарше.
     - Мы все хотим быть старше, когда молоды, и моложе - когда стареем. Противоречивость человеческой натуры. Однако к чему обобщения? Я хочу поговорить о вас.
     - Боюсь, что это не очень интересная тема для разговора.
     - Это увлекательнейшая тема. - И тут меня поразил его вопрос. - Что вы обо мне думаете?
     Я вспыхнула. Я не могла сказать ему того, что о нем думала. Я искала нужные слова.
     - Мне кажется, что вы, видимо, очень... проницательны.
     - О, благодарю "вас. Что еще?
     - Что ж, я полагаю, вы светский человек.
     - Проницательный светский человек. Для начала звучит не так уж плохо. Что еще?
     - Не понимаю, зачем вам давать себе труд преследовать меня.
     Он рассмеялся.
     - Сказать вам, что я думаю о вас?
     - Мне это не очень интересно.
     - Вы еще растете и не всегда говорите правду. Все хотят знать, что о них думают другие. Как бы там ни было, я все равно скажу вам. Я считаю, что вы восхитительны.
     Уверена, что я покраснела до корней волос.
     - И при этом, - продолжал он, - я говорю правду. Я изо всех сил старалась сохранить самообладание.
     - Так вот, теперь я скажу правду, - заявила я. - И скажу, что уверена - вы находите многих особ моего пола... восхитительными.
     - Вы проницательны. Не стану отрицать.
     - Это было бы бесполезно.
     - И совершенно исключено, раз уж мы решили говорить друг другу правду. Однако, - продолжал он, - вы самая восхитительная из всех.
     Я бросила на него скептический взгляд.
     - Что ж, сидр был хорош. Благодарю вас. А сейчас мне действительно "ад о идти.
     - Мы же только что пришли.
     - Выпить бокала сидра - для этого много времени не требуется.
     - Но смотрите, я же не допил свой.
     - Могу оставить вас допивать его.
     - Я не могу позволить вам отправиться домой одной.
     - Я выехала на прогулку одна.
     - Интересно, что скажет ваш отец по поводу этих одиноких блужданий, когда вернется.
     - Он будет слишком поглощен молодой женой, чтобы думать обо мне.
     Рука мистера Фидерстоуна протянулась через стол, и я слишком поздно попыталась увернуться. Он крепко сжал мою руку, лаская ее.
     - Стало быть, вы немного... ревнуете? - Вовсе нет.
     - Мачехи зарекомендовали себя как невыносимые особы.
     - Я не стала бы судить прежде времени. Мачеха у меня всего десять дней, да и то отсутствует.
     - В воздухе пахнет свадьбой, - сказал мистер Фидерстоун. - Говорят, это заразительно.
     Я пожала плечами и ухитрилась высвободить свою руку. Я поднялась.
-      Вы настаиваете? - спросил мистер Фидерстоун.
-      Да.
     - Как раз когда разговор становится интересным.
     - Неужели он вам так интересен?
     - Невероятно. Я говорю вам, как сильно вами восхищаюсь. Вы не просто хорошенькая. Вы прекрасны. Я бросила на него презрительный взгляд.
     - У меня отличное зеркало, мистер Фидерстоун. И если оно не говорит мне того, что мне хотелось бы знать, по крайней мере, оно говорит мне правду.
     Я вспомнила, как утешала меня милая мисс Брей.
     - Может, ты и не совершенная красавица, Энн Элис, но у тебя интересное лицо. Да, и вообще я считаю, что ты можешь вырасти вполне привлекательной.
     А теперь он говорит мне, что я прекрасна!
     - Ваши волосы чудесного русого оттенка, а ваши глаза - в них множество цветов. Какого они цвета? Карие? Зеленые? Серые?
     - Их обычно называют светло-карими, - заметила я, - и ничего особенного в них нет.
     - У вас прелестный рот.
     - Благодарю вас. На этом приятном заключении самое время закончить оценку моей внешности.
     - Я мог бы говорить о ней бесконечно.
     - В таком случае, боюсь, что мне придется оставить вас разговаривать с самим собой. Я нахожу эту ему весьма скучной.
     Мистер Фидерстоун допил свой бокал.
     - Вы решительно настроены прервать этот приятный тет-а-тет?
     - Он встал рядом со мной и, взяв меня за руку, твердо сжал ее. Его лицо было совсем рядом с моим, и на какое-то мгновение мне показалось, что сейчас он меня поцелует. Я в ужасе отпрянула.
     - Неужели я вам не нравлюсь, хоть немножко? - спросил он почти жалобно.
     Я высвободила руку и направилась к двери.
     - Я едва знаю вас, мистер Фидерстоун, - бросила я через плечо, - и я никогда не выношу поспешных суждений о людях.
     - По-моему, когда вы позволите себе узнать меня как следует, я могу вам понравиться довольно сильно. Он настоял на том, чтобы помочь мне сесть в седло.
     - Благодарю вас, - сказала я. Несколько мгновений мистер Фидерстоун стоял, глядя на меня Снизу. Затем взял мою руку и поцеловал. У меня было такое ощущение, словно до меня дотронулась змея.
     Мистер Фидерстоун умоляюще смотрел на меня.
     - Дайте себе шанс познакомиться со мной поближе, - сказал он.
     Я повернула лошадь, оставив его слова без ответа. Мне это показалось, или я действительно заметила сердитый проблеск в его глазах? Я не была уверена, однако меня пробрала легкая тревожная дрожь.
     Я шагом направила лошадь прочь от гостиницы, а он поехал рядом со мной.
     Мы ехали домой молча.
     Однако моя тревога росла.

23 МАРТА.

     Через неделю они возвращаются. Я почти с нетерпением жду их. Это был странный месяц для меня, и мне кажется, что в течение его мистер Фидерстоун преследовал меня, как призрак.
     Я не очень много езжу верхом, потому что он наверняка где-то поджидает меня в засаде. Он постоянно пытается сказать мне, что влюблен в меня.
     Я не верю ему ни на минуту. На самом деле иногда мне кажется, что я ему не нравлюсь. Я заметила выражение, промелькнувшее на его лице, он был по-настоящему рассержен. Наверное, в прошлом он с легкостью одерживал победы, и моя отчужденность ему совсем не по душе.
     Было время, когда я считала, что он влюблен в мисс Гилмур. Ах, как мне хотелось бы, чтобы так оно и было и они бы уехали вместе!
     Насколько тогда все было бы по-другому!
     Если бы мисс Брей не ждала ребенка, я бы уехала к ней. Однако я никогда не смогла бы объяснить ей своих чувств. Лучше совсем ничего не предпринимать и лишь продолжать игру в кошки-мышки, которой, похоже, решительно намерен предаваться мистер Фидерстоун. Эта аналогия не идет у меня из головы. Что делает кошка, поймав мышку? Дразнит ее, притворяясь, что отпускает, а потом ловит, прежде чем та успеет сбежать, дразнит ее, мучает... перед тем, как, наконец, убьет.
     Я действительно взвинчиваю себя до нервного припадка насчет мистера Фидерстоуна.
     Иногда я в ужасе просыпаюсь ночью, потому что мне кажется, что он в доме. Я даже вставала с постели и выглядывала в коридор, по-настоящему ожидая, что он выглянет оттуда. Иногда я стою у окна задней части дома, которое выходит на поля и леса. Я ищу прячущуюся там фигуру.
     А потом я смеюсь над собой.
     - Нелепые сны. Глупые выдумки, - говорю я.
     Но эти мысли порождает страх, поселившийся у меня в голове.
     Почему я испытываю к нему такие сильные чувства? Такое ощущение, словно это предупреждение, предостережение.
     Я постоянно твержу себе, что когда они приедут, все станет лучше. Всего одна неделя.

3 МАЯ.

     Сегодня я вспомнила о своем дневнике. Сначала не могла его найти и страшно испугалась, вдруг я его потеряла. Я стала вспоминать, что же такого писала в нем, и что подумает моя мачеха, если он попадет к ней в руки. Я была уверена, что написала о ней кое-что нелестное.
     Возможно, мне следует быть осторожной в том, что пишу, но тогда какой смысл вести дневник, если человек не может записать именно то, что чувствует в данный момент?
     К моей великой радости, я нашла его. Дневник был там, куда я его положила, в глубине ящика - по-моему, это подходящее для него место - за перчатками и чулками, хорошенько упрятан.
     Прошло уже некоторое время с тех пор, как они приехали. Я встречала их. Внимательно оглядела отца. Он казался очень счастливым. Мисс Гилмур - я должна называть ее мачехой - вся сияла. У нее был новый гардероб, очень нарядный. "Континентальный", как зовут его на кухне. "С этаким французским душком". Впрочем, во Франции они, конечно же, никогда не были.
     Я уже стала подумывать, что заблуждалась насчет моей мачехи. Все говорят, какой это удачный брак и как они рады за папу, поскольку он "снова нашел свое счастье". Он слишком долго был вдовцом, соглашаются все, а ведь людям надо учиться не скорбеть вечно.
     Эти избитые фразы повторяются снова и снова, а я все думаю, какое благо такие слова, ибо они срываются с языка с такой легкостью, и люди при этом всегда чувствуют, что сказали нечто "правильное".
     Моя мачеха занялась полным переоборудованием дома. В нескольких комнатах новая меблировка. Она не слишком вмешивается в дела слуг, и это создает ей популярность, хотя среди домочадцев есть кое-кто, считающий, что той, кто была в доме более или менее на положении прислуги, не пристало подниматься до роли хозяйки дома.
     Однако, похоже, это уже забывается, а моя мачеха явно наслаждается своим новым положением.
     Было решено, что я прекрасно обойдусь без новой гувернантки, хотя мачеха предложила, чтобы я каждый день немного читала под ее надзором. Отец выслушал это с одобрением, и я должна признаться, что он кажется сейчас больше отцом, чем когда-либо был после смерти моей матери.
     Надзор над моим чтением все сокращается, и, по-моему, со временем прекратится совсем. Меня это радует.
     У нас были небольшие разногласия по поводу того, как мне называть мачеху. Раз или два я забылась, и с моих губ сорвалось "мисс Гилмур". Это не понравилось мачехе и отцу тоже.
     Поразительно, как долго человек может вообще никак не обращаться к другому человеку. Так я и делала. Однажды, как раз когда мы выходили из столовой, мачеха обняла меня и сказала сладким голоском, к которому время от времени прибегает:
     - Правда, было бы хорошо, если бы ты могла называть меня матушкой или мамой... Что-нибудь в этом роде?
     - Ох... я бы не смогла, - выпалила я.
     - Почему? - Ее голос зазвучал резко, и я видела, что мой отец задет этим.
     - Ну, - запинаясь, выдавила я. - Я так хорошо помню матушку. Никто не может заменить...
     Вид отца выражал нетерпение, однако мачеха сказала, уже успокаивающим тоном:
     - Разумеется, разумеется. - Она тихонько вздохнула и ласково улыбнулась. - Ну, хотя бы маменька. Это у тебя получится?
     - Да, наверное, - ответила я. Так что я должна называть ее маменькой. Однако я знаю, что довольно долго мне еще будет удаваться вообще никак не называть ее.

1 ИЮНЯ.

     Мистер Фидерстоун по-прежнему здесь. Он все время подстерегает меня, а я все так же стараюсь избегать его, когда могу. Я решила больше не быть с ним вежливой, и между нами происходят словесные перепалки, которые, как выясняется, мне легче даются, чем вымученная вежливость.
     Когда он сказал:
     - Вы надеялись ускользнуть от меня, не так ли? - я ответила:
     - Да, надеялась.
     - Почему? - резко спросил он.
     - Потому что хочу побыть одна.
     - Какое несовпадение желаний! А я хочу быть с вами.
     - Не понимаю, зачем.
     - Я нахожу вас красивой и возбуждающей. А как вы находите меня?
     - Ни красивым, ни возбуждающим.
     - Я сам на это напросился, не так ли?
     - Вот именно.
     - Какая вы прямолинейная юная леди!
     - Надеюсь, что так.
     - И очень правдивая.
     - Стараюсь.
     - И недобрая.
     - С этим я не согласна.
     - Вы меня все время срезаете.
     А вы не нарывайтесь на то, чтобы вас срезали.
     - Что же еще остается влюбленному бедняге?
     - Отправиться в более плодородные земли.
     - Но где же я еще найду такую красоту и ум?
     - Да почти в любом месте на земле, - отпарировала я.
     - Вы ошибаетесь. Здесь... только здесь - и здесь мое сердце.
     Теперь я уже могла над ним смеяться. Я понемногу переставала бояться его. С тех пор, как вернулись отец с мачехой, все пошло немного лучше. Он уже не так интенсивно преследовал меня, бывали дни, когда я выезжала на прогулку и не встречала его вовсе.
     Иногда я размышляла о будущем. Мне уже было семнадцать. Мачеха говорила, что мы должны больше развлекаться.
     - Не забывайте, - говорила она отцу, - у вас дочь на выданье.
     - Я пренебрегал своими обязанностями до тех пор, пока не приехали вы, чтобы заботиться обо мне, дорогая, - отвечал отец. - Нам надо думать об Энн Элис, - настаивала она. - Я буду приглашать к нам гостей.
     В этот вечер Десмонд Фидерстоун явился к обеду. Мне это было отчаянно неприятно. Мне всегда противно думать о том, что он приходит к нам. Это странное и дурацкое ощущение, которого нельзя объяснить, ибо какой от него может быть вред? Я подумывала сослаться на головную боль и не появляться за столом. Однако это было бы уж слишком явно. Кроме того, ведь за столом будут и другие - так что, может, будет и не так уж плохо.
     Я оказалась права. К