чтобы  его
игнорировать. Мы можем использовать Мирабо. Он  однажды  уже  вел  за  собой
народ, он сможет повести его вновь.  Он  -  и  только  он  один  -  способен
положить конец этому невыносимому положению.
   - И вы предлагаете, чтобы мы заключили соглашение с подобным человеком? -
спросил я.
   - Да, - ответил Аксель.
   - Почему он хочет сейчас присоединиться к нам? - потребовала я ответа.  -
Только потому, что он хочет стать президентом Национального собрания, правой
рукой  короля,  первым  министром.  В  действительности  же  он  хочет  быть
правителем Франции.
   Аксель нежно мне улыбнулся.
   - Когда он восстановит монархию, то у короля и королевы, вероятно,  будет
достаточно власти, чтобы справиться с ним.
   - Я понимаю, в каком направлении работает ваш ум.
   Поскольку Аксель  был  за  то,  чтобы  использовать  этого  человека,  он
постепенно склонил меня к мысли, что это превосходная  идея.  Возможно,  сам
Мирабо затронул мое тщеславие, так как хотел, чтобы именно я ознакомилась  с
его планом, а не король.
   Я  мечтала,  чтобы  лето  продолжалось  и  продолжалось.   Я   страшилась
возвращения в Тюильри. Аксель остановился в деревушке Отейль,  расположенной
поблизости, и после наступления темноты проскальзывал в замок и оставался со
мной почти до рассвета. Мы были безрассудны, но и  время  было  такое.  Наша
страсть достигла своей кульминации, потому  что  мы  не  знали,  какую  ночь
проведем вместе последней.
   Один из приставленных к нам сторожей однажды заметил его ранним  утром  и
стал следить за ним. Затем он счел уместным доложить это дело Сен-При.
   Однажды, когда мы были одни, Сен-При сказал мне:
   - Не думаете  ли  вы,  что  посещения  замка  графом  де  Ферзеном  могут
послужить источником опасности?
   Я почувствовала, как мое лицо окаменело. Я ненавидела эту вечную  слежку.
Я ответила высокомерно:
   - Если вы считаете, что это так, то вы должны сказать об этом графу.
   Сен-При ничего не  сказал  Акселю,  но  я  рассказала  ему  об  этом.  Он
встревожился и заявил, что не  должен  приходить  так  часто,  и  в  течение
нескольких ночей не появлялся, но он не мог обходиться без меня, а я  -  без
него, поэтому свидания продолжались.
   Тем временем он убеждал меня встретиться с  Мирабо,  и  я  дала  согласие
увидеться с этим человеком в парке Сен-Клу таким образом, чтобы наша встреча
выглядела случайной. Конечно, ее следовало организовать тайно, и я вспомнила
о той, другой встрече, которая якобы произошла в парке между  кардиналом  де
Роганом и мной.
   Но эта встреча должна была произойти днем. Мерси, знавший об этом плане и
всей  душой  поддерживавший  его,  написал  с   удовлетворением,   чтобы   я
прислушалась  к  совету  своих  хороших  друзей.  Как  и  Аксель,  он  хотел
восстановления монархии, и поскольку эти двое от всего сердца  высказывались
в пользу моей встречи с Мирабо, то мне оставалось  только  верить,  что  это
самый лучший вариант, и поэтому я  с  энтузиазмом  приняла  участие  в  этом
плане. Я написала Мерси:
   "Я подыскала в парке место, хотя и не очень  удобное,  однако  подходящее
для того, чтобы встретить его там, вдали от дворца и сада".
   Я выбрала воскресное утро, восемь часов, когда двор еще спит, и поэтому в
парке никого не будет, и вышла, чтобы встретиться с этим человеком.
   Я много слышала о нем, но все же была не готова увидеть столь  некрасивую
внешность. Его лицо испещряли глубокие оспины, а спутанные волосы на  голове
напоминали неопрятную рогожу. Его грубое лицо давало основание  предполагать
наличие в Мирабо силы и энергии. Я также слышала, что при первой  встрече  с
ним женщины вздрагивали, но впоследствии страстно влюблялись в него. Это был
человек, имевший на своем  счету  сотни  соблазненных,  проведший,  годы  во
французской  тюрьме,  написавший  много  памфлетов,  действительно  наиболее
энергичный, наиболее могущественный человек в стране.
   Когда он заговорил, я подумала, что не слышала  более  красивого  голоса,
но, возможно, он просто контрастировал с его отталкивающей  внешностью.  Его
манеры были грациозными, и он обращался ко мне как к королеве  с  уважением,
которого мне так не хватало в эти дни.
   Он сообщил, что провел ночь в доме своей сестры, чтобы вовремя явиться на
встречу, и что  мне  нет  необходимости  опасаться,  что  кто-либо  из  моих
соглядатаев узнает  об  этой  беседе  -  он  принял  меры  предосторожности,
переодев своего племянника кучером, чтобы тот доставил его сюда в карете.
   Затем он стал объяснять, как хочет нам помочь. Он может это  сделать.  Он
подчинит народ своей воле. От меня он  хотел  бы,  чтобы  я  убедила  короля
принять его, чтобы он мог изложить свои планы перед нами обоими.
   Я выслушала его. Меня поразил его энтузиазм, так  резко  отличающийся  от
апатичности моего мужа. Он напоминал мне Акселя,  который  стремился  спасти
меня, с той лишь разницей, что Аксель был красив, а этот человек безобразен.
   Я поверила, что он сможет выполнить все  намеченное,  и  сказала  ему  об
этом.
   Я уверена, он был искренним, когда положил руку на сердце и заявил, что в
будущем его самым большим желанием будет служить  мне.  С  этого  момента  я
могла рассчитывать на него как на своего сторонника.
   Я сказала ему, что он вселяет в меня новые надежды,  а  он  ответил,  что
скоро все унижения, которые мне пришлось пережить, останутся позади.
   В этом человеке было такое чувство власти, что я не могла, не верить ему.
   Я оставила его с ощущением,  что  эта  беседа  принесет  заметный  успех.
Аксель был доволен, как и Мерси. Я считала,  что  от  нас  сейчас  требуется
только ждать, когда Мирабо начнет действовать.
   Когда я узнала, что он написал графу де ла Марку, одному из посредников в
этом деле: "Ничто не остановит меня. Я скорее умру,  чем  не  выполню  своих
обещаний", - я ликовала.

***

   Наступила осень, и мы должны были  вернуться  из  Сен-Клу  в  Тюильри.  С
чувством глубокого уныния мы возвратились в наш сырой мрачный дом.
   Тетушки выглядели несчастными. Они  едва  ли  понимали,  что  происходит,
ненавидели  толпы  народа,  всегда  наблюдающие  за  нами   без   проявления
какого-либо  уважения,  испытывали  отвращение   к   стражникам,   постоянно
шпионившими за нами. Они постоянно были в слезах,  их  здоровье  ухудшалось.
Более, чем когда-либо, они завидовали бедной  Софи.  Аделаида  заявила,  что
всем,  кто  умер  до  того,  как  произошли  эти  ужасные   события,   можно
позавидовать.
   Мирабо поддерживал с нами связь, и король принял его.  Я  заметила,  что,
если будет выработан какой-либо план, связанный с нашим выездом  из  Парижа,
необходимо будет  предусмотреть  безопасный  вариант  для  тетушек.  Людовик
соглашался с нами,  но,  как  обычно,  ничего  не  предпринимал,  поэтому  я
советовалась с Акселем, который заявил, что мы должны организовать  для  них
побег. Они должны будут пересечь границу и, возможно, направиться в Неаполь,
где моя сестра, без сомнения, примет их.
   Никогда не забуду тот день, когда они уехали. Они были беспомощными,  как
двое  маленьких  покинутых  детей.  Они  нежно  обняли  меня,   и   Аделаида
вскрикнула, что она хочет, чтобы я поехала с ними - я, дорогой Луи и дорогие
детки. Я сказала, что мы не можем, она молча посмотрела на меня, и я поняла,
что она просит прощения за все неприятности, доставленные мне ею в  прошлом.
Я хотела, чтобы она поняла, что я не держу на нее  зла.  В  прошлом  я  была
слишком беспечной, чтобы обращать на них внимание, теперь я  поняла,  что  в
мире у меня так много объектов для ненависти,  что  помнить  это  просто  не
стоит.
   Я поцеловала их и сказала, сама тому не веря,  что  скоро,  возможно,  мы
будем  вместе.  Они  вышли  во  двор,  где  их  ожидали  кареты.  Я  страшно
перепугалась,   когда   увидела,   как   собралась   толпа   и    попыталась
воспрепятствовать их отъезду. Я услышала, как кто-то закричал:
   - Должны ли мы их пропустить?
   Я ждала ответа, и сердце мое  учащенно  билось.  Последовала  пауза,  но,
когда кучеры стегнули лошадей  и  кареты  тронулись,  никто  не  пытался  их
преследовать. Это ведь только старые, выжившие из ума дамы.
   Я стояла у окна, смотря и ничего не видя. Они  уехали...  Еще  один  этап
окончен.
   Прошло много времени, прежде чем я услышала о  них.  На  пути  их  карету
останавливали, безобразные лица  заглядывали  в  нее.  Поскольку  в  них  не
заподозрили переодетую королеву, им разрешали следовать дальше,  и  в  конце
концов они достигли Неаполя, где моя сестра приняла их.
   Я узнала, что они отзывались обо мне с глубоким  благоговением.  Да,  они
действительно искренне приносили извинения.

***

   Герцог Орлеанский вернулся в Париж. Почему он должен был оставаться вдали
от Франции? Потому что король отправил его  в  ссылку?  Но  какая  власть  у
короля? Население Парижа приветствовало его возвращение. С  ним  приехала  и
Жанна де Ламот. Почему она не может приехать? Теперь уже нет опасности,  что
ее попросят отсидеть свой срок за участие в афере с бриллиантовым колье. Все
верили, что она была лишь козлом отпущения и что это колье у меня.
   Она поселилась на Вандомской  площади  и  посвятила  свое  время  писанию
романов, в которых я всегда была главным действующим лицом. Она описала свой
последний вариант скандала с бриллиантовым  колье.  Ее  "труды"  восторженно
принимались, так как они преследовали своей целью оскорбить меня.

***

   Тем временем Мирабо вкладывал всю свою энергию в восстановление монархии.
Я сейчас верю, что  он  мог  бы  сделать  это.  Он  работал  с  Национальным
собранием и с королем, и теперь мы были ближе к примирению, чем  когда-либо.
Мирабо мог бы спасти нас. Теперь я это понимаю.
   Он не был таким уж альтруистом. Он хотел  власти  для  себя,  а  также  и
богатства. Его долги были громадны. Король должен  был  представить  миллион
ливров, которые перейдут к Мирабо,  когда  он  положит  конец  революции,  а
король снова прочно займет трон.  Его,  Мирабо,  долги  будут,  естественно,
оплачены, и он заслужит вечную благодарность короля.
   Своим прекрасно поставленным голосом и красноречием он сможет повлиять на
собрание. Марат, Робеспьер и Дантон были настороже. Как и герцог Орлеанский.
Им, вероятно, казалось, что Мирабо намеревается разрушить все,  за  что  они
боролись.
   Он" горячо говорил королю:
   - Против нас выступают четыре врага: налоги, банкротства, армия  и  зима.
Мы сможем бороться с этими врагами, управляя ими. Гражданской войны может  и
не быть, но ее можно использовать как средство для достижения цели.
   Людовик пришел в ужас.
   - Гражданская война? Я никогда не соглашусь на это.
   - Закон и порядок будут лишь средством борьбы  с  толпой.  А  разве  Ваше
величество сомневается, что победит?
   Король посмотрел на меня.
   - Король никогда не согласится на гражданскую войну,  -  сказала  я  ему.
Мирабо рассердился.
   - О, отличный, но слабый король! - громогласно  заявил  он.  -  О,  самая
несчастная из королев! Ваши колебания завели вас в страшную бездну. Если  вы
отвергнете мой совет или если я потерплю неудачу, то погребальное  покрывало
опустится на все это государство.  Но,  если  мне  удастся  избежать  общего
крушения, я с гордостью скажу  себе:  "Я  подвергался  опасности  в  надежде
спасти их, но они не пожелали, чтобы их спасали".
   С этими словами он оставил нас. Как прав он был! Как глупы  мы  были.  Но
король только повторял:
   - Я никогда не соглашусь на гражданскую войну.
   Я тоже боялась ее - слишком боялась, чтобы попытаться убедить  его,  что,
без сомнения, мне удалось бы.

***

   Мирабо был не такой человек, чтобы успокоиться из-за того, что его первый
план отвергнут. Он знал о сильной привязанности Акселя ко мне, и они  вместе
обсуждали, как вывезти нас из Парижа. Мирабо считал, что есть хороший  план,
и предложил, чтобы Аксель немедленно отправился в Мец,  в  сторону  границы,
где находился маркиз де Буйе с верными войсками. Аксель должен был  выяснить
там обстановку, объяснить Буйе их план и сразу же вернуться в  Париж,  чтобы
приступить к приготовлениям.
   Аксель зашел ко мне попрощаться, и я страшно перепугалась.
   - Вы понимаете, - спросила я его, - что с вами сделают эти канальи,  если
они узнают, что вы действуете в наших интересах?
   Он ответил, что понимает. Но они об этом не узнают. План  разработан.  Он
собирается переправить меня в безопасное место.
   - Они не посмотрят, что вы  иностранец!  -  вскричала  я.  -  О,  Аксель,
уезжайте из Франции. Не появляйтесь.., пока все это не кончится.
   Он лишь улыбнулся и  заключил  меня  в  объятия.  Он  сказал,  что  скоро
вернется из Меца и тогда уже не должно быть  никакой  задержки.  Он  покинет
Париж, и я буду с ним.
   Итак, он отправился в Мец, а я старалась  приспособиться  к  монотонности
новой жизни, однообразной, но подобной тлеющему огню, который может в  любой
момент превратиться в большой пожар.
   Было  приятно  увидеть  Акселя  после  благополучного   возвращения,   но
известия, которые он привез,  были  не  совсем  хорошими.  Буйе  все  больше
охватывала тревога, так как в  войсках  распространялось  волнение.  До  них
стали доходить сведения о событиях в Париже, зачастую преувеличенные, и  его
уверенность в лояльности войск падала. Буйе считал, что также  дает  о  себе
знать бездействие. Если есть необходимость предпринять решающие действия, то
это следует сделать без промедления.
   Аксель полностью был с этим согласен, как и Мирабо.
   - Вы должны приступить к разработке плана побега, - заявил Мирабо Акселю.
- Вас как шведа будут меньше подозревать, чем француза.
   Между тем он все еще цеплялся за свой первый  план.  Он  ждал  проявления
смелости со стороны короля и хотел, чтобы тот вел себя как  король,  выходил
на улицы, появлялся среди людей.  К  нему  не  испытывала  антипатии,  народ
проявлял любовь к нему, называя его маленьким папой.
   - Я считаю, что королеве нецелесообразно появляться на улицах,  -  сказал
Аксель. Мирабо пожал плечами.
   - В делах подобного рода необходимо  рисковать  в  определенной  степени.
Судя по настроению народа, я не думаю, что сейчас королеву могут  каким-либо
образом обидеть. Но, конечно, настроение толпы может неожиданно измениться.
   - Я боюсь за королеву, и не хочу, чтобы она показала себя черни, - заявил
резко Аксель.
   Ясно, что даже между этими двумя существовали разногласия.
   Но в Тюильри появилась новая надежда. Аксель работал с  энергией  пылкого
любовника, Мирабо использовал всю свою страстную силу амбициозного человека,
а цель у них была одна. Я верила,  что  на  этот  раз  наш  план  увенчается
успехом.
   Судьба была против  нас,  кажется,  несчастье  всегда  стоит  за  спиной,
готовое схватить нас.
   Я не могла поверить сообщению, что Мирабо  умер.  За  день  до  этого  он
чувствовал себя превосходно, его жизненная энергия поражала каждого.  В  тот
день он произносил горячие речи в Национальном собрании, разрабатывал  планы
с королем. К вечеру он позволил себе удовольствие  насладиться  плотью  -  я
узнала, что перед тем, как умереть, он спал с двумя оперными певичками.
   Мы не знаем точно, как он умер. Все, что нам известно, так  это  то,  что
его нет больше среди нас.
   В заключении врачей указывалось, что  смерть  наступила  от  естественных
причин, но мы никогда не узнаем, что  действительно  убило  Мирабо.  Он  был
человеком, который, без сомнения, страдал  некоторыми  заболеваниями.  Образ
жизни,  который  он  вел  на  протяжении  длительного  времени,  не  мог  не
сказаться, но многие утверждали,  что  члены  Орлеанского  дома  были  полны
решимости избавиться от человека, который пытался  восстановить  монархию  и
распустить Национальное собрание.  Не  составляло  никакой  трудности  найти
нужного человека, который подсыпал бы чего-либо ему в пищу или вино.
   Факт остается фактом: мы потеряли Мирабо, а  с  ним  и  нашу  надежду  на
восстановление монархии во Франции.

***

   И вот мы снова вернулись к нашей  повседневной  жизни  в  Тюильри.  Много
времени я проводила в своей комнате за написанием писем. Я понимала  сейчас,
где я сделала роковые шаги и как мне следовало бы действовать. Я решила, что
если когда-либо мне предоставится еще одна  возможность,  то  я  никогда  не
повторю тех ошибок.
   Вышивая коврик с Елизаветой, мы проводили вместе много часов,  беседуя  о
детях, иногда я играла с королем на бильярде. Мы ходили гулять  в  Булонский
лес, но, покидая дворец, я всегда  чувствовала  себя  неуютно.  Наш  опыт  в
Версале показал, что стены не могут защитить нас от  разъяренной  толпы,  но
все же пребывание в помещении давало какое-то чувство безопасности. Мой  сын
продолжал поддерживать дружеские отношения с солдатами, и я поощряла  его  в
этом, считая, что он может вызвать в них  некоторую  привязанность,  и  если
толпа когда-либо ворвется к нам, как это было в Версале, то эти солдаты, его
приятели, защитят его.
   Я скучала по лету и относительной  свободе,  которой  мы  пользовались  в
Сен-Клу. Казалось, это было давно, и я предложила королю тайком  отправиться
на пасху в Сен-Клу. Он согласился.
   Помня о том, как толпа окружила карету с тетушками, когда они уезжали,  и
как шел спор,  выпускать  их  или  нет,  я  сказала,  что  не  нужно  широко
распространяться о  предстоящей  поездке.  Тем  не  менее,  необходимо  было
заниматься подготовкой, и члены моего ближайшего окружения узнали об этом.
   Я полностью им доверяла, хотя среди них появилась новенькая - некая мадам
Рошелье, о которой я знала очень мало; у нее были  хорошие  рекомендации,  и
мне никогда не приходило в голову, что ей нельзя доверять.
   Подготовка закончилась, вот-вот должна была наступить пасха,  кареты  уже
стояли во внутреннем дворике, и мы были готовы к отъезду. Но как  только  мы
тронулись, нас окружила толпа, точно такая же  толпа,  которая  сопровождала
нас из Версаля в Париж. Я оцепенела от ужаса, сын отшатнулся от окна кареты,
я обняла его, чтобы успокоить. Посыпались оскорбления, ругань.
   - Маленький папа должен оставаться со своими детьми! - кричала толпа.
   Выступил Лафайет  со  своими  солдатами  и  приказал  толпе  отступить  и
пропустить королевскую карету, но над ним стали  насмехаться  и  забрасывать
грязью. Я  инстинктивно  поняла,  что  это  было  еще  одним  организованным
неповиновением.
   - Вы ведете себя как враги конституции! - вскричал Лафайет.  -  Не  давая
королю возможности проехать, вы делаете его  узником  и  аннулируете  указы,
которые он санкционировал.
   Но они не слушали его. Они собрались,  чтобы  не  пропустить  короля,  им
заплатили за это.
   Они прильнули к окнам кареты. Когда король попытался с  ними  заговорить,
они закричали на него: "Жирная свинья!"
   Я не могла скрыть своего презрения к ним. И никогда не могла. Мои взгляды
выдавали мои чувства.
   - Посмотрите на нее! - закричали они. - Позволим ли мы  этой  развратнице
командовать нами?
   К карете подъехал Лафайет.
   - Сир, - сказал он, - не дадите ли приказ открыть огонь по толпе?
   - Я никогда не допущу этого! - вскричал  Людовик.  -  Я  не  хочу,  чтобы
кто-либо пролил кровь, которую затем будут приписывать мне. Мы  возвращаемся
в Тюильри.
   Итак, кареты повернули, и под крики и оскорбления мы поехали обратно.
   Когда Людовик выходил из кареты, он со вздохом сказал:
   - Ты свидетель, что с этого момента у нас нет больше свободы.
   Я была в отчаянии. Когда мы вошли в этот мрачный дворец, я сказала мужу:
   - Мы действительно узники.  Они  хотят,  чтобы  мы  никогда  не  покидали
Тюильри.

Глава 10

В Варенн!

   11 июня. Лафайет отдал приказ удвоить стражу и обыскивать все кареты.
   18 июня. С королевой от 2.30 до 6.
   19 июня. С королем... Оставался в замке с одиннадцати часов до полуночи.
   20 июня. Прощаясь, король сказал мне: "Господин  де  Ферзен,  что