ие  -  почитают  Кальвина.
Какая разница? Кто-то любит пышные церемонии, кто-то - более аскетичные.
Кто знает, что в большей  степени  угодно  Богу?  Католики  преследовали
протестантов,  но  это  происходило  потому,  что  первые  были  сильнее
последних. Если бы протестанты получили такую возможность, они стали  бы
пытать и убивать католиков. Взять, к  примеру,  Кальвина:  этот  человек
просто хотел  занять  место  папы,  только  и  всего.  Что  он  говорит?
"Подчиняйтесь мне и только  мне".  Он  безжалостен  и  жесток,  как  все
католики.
   Религия? - думала Катрин, расчесывая волосы  Элизабет.  -  Что  такое
религия? Да, соблюдать заповеди необходимо.  Это  верно.  Но  что  такое
добро и зло? Что хорошо, а что плохо? Для меня добро -  это  возможность
править Францией. Для  Дианы,  Генриха,  де  Гизов  возможность  править
Францией - также добро. Но совместить эти  два  добра  нельзя.  То,  что
хорошо для меня, они сочтут злом. Все эти понятия - относительные.
   Нет! Молчи! Не принимай ничью сторону, если это не сулит тебе выгоды.
Любая сторона ничем не лучше и не хуже другой.
   Но прямодушный Генрих, неистовый Монморанси  и  убежденная  католичка
Диана смотрели на эти вещи иначе. Для них  католицизм  был  единственной
истинной верой. Они не обладали способностью  смотреть  на  предмет  под
наиболее выгодным для них углом зрения. Они могли  лишь  говорить:  "Это
хорошо для нас, следовательно, это и есть добро".
   Если бы Генрих слушал меня! - думала Катрин. - Как я помогла бы ему!
   Повышение соляного налога привело к трагедии, оно не пошло на  пользу
Генриху. Почему он не советовался с женой  относительно  государственных
дел?  Потому  что  считал  ее  безликой,  не  способной   дать   дельную
рекомендацию. Могла ли она изменить это... при  жизни  Дианы?  Наверняка
существует  способ,  который  позволит  Катрин  устранить   врага.   Она
прочитает все существующие на свете книги о  ядах,  призовет  на  помощь
ясновидцев и колдунов, чтобы найти средства,  с  помощью  которых  можно
избавиться от Дианы, не подвергая себя опасности. Это будет  добром  для
нее, Катрин. Она умнее Дианы; однако ей следует скрывать свой  настоящий
характер.  Она  сумеет  делать  это,  если  Генрих  не  будет  полностью
пренебрегать ею.
   Она в очередной раз принялась убеждать себя  в  том,  что  устранение
женщины, которую она ненавидела, не будет грехом. Если бы  Генрих  начал
прислушиваться к советам жены, а не любовницы, Франция  стала  бы  более
счастливой страной.
   Она молила Святую Деву о том, чтобы свершилось чудо.
   Проблема с соляным налогом впервые возникла  шесть  лет  тому  назад,
когда на троне сидел Франциск. Он поступил более умно, чем его сын.
   Я бы посоветовала ему, думала Катрин, воспользоваться уроком отца.
   При Франциске в городе Рошеле вспыхнул соляной бунт. Граждане  Рошели
отказались платить налог и даже  плохо  обошлись  с  людьми,  посланными
собирать его. Мудрый Франциск сам отправился в Рошель и с помощью своего
обаяния склонил горожан на свою сторону. Он улыбался людям и  просил  их
не бояться властей. Рошельцы совершили преступление, но он готов  забыть
о  нем.  Он  простит  их.  Люди  ждали,  что  королевская  рать  устроит
кровопролитие, погромы, пожары.  Вместо  этого  очаровательный  Франциск
прибыл в город с улыбкой на лице. Налог не был снят,  к  нему  добавился
штраф за  неподчинение,  но  после  отъезда  короля  люди  долгое  время
говорили о нем с теплотой. На некоторое время они смирились с бременем.
   Именно так  следовало  вести  себя  Генриху,  думала  Катрин.  Но  он
поступил совсем по-другому.
   На юге вспыхнуло восстание; к бунтовщикам присоединялся один город за
другим.  Когда  сборщики  налога  входили  в   населенный   пункт,   они
подвергались избиению. Возле Коньяка один  из  сборщиков  был  брошен  в
реку. "Туда тебе и дорога, грабитель! - кричали разъяренные горожане.  -
Отправляйся солить рыбу в Шаренте".
   Ряды мятежников пополнялись нищими и ворами; волнение  докатилось  до
берегов Жиронды. Это напоминало небольшую гражданскую войну.
   О, почему король не хотел слушать свою жену! Но его  не  интересовало
ее мнение. Он предпочитал слушать Диану и Монморанси; этот старик  видел
только один выход - встать во главе колонны солдат; молясь, он  думал  о
наказаниях, которым он подвергнет французов, осмелившихся  взбунтоваться
против королевского налога.
   Монморанси отправился в Бордо с десятью ротами.
   Сражаться с армией - дело менее  приятное,  чем  грабить  беззащитные
города, поэтому бродяги дезертировали. Честные горожане предстали  перед
разъяренным коннетаблем.
   Какой террор учинил Монморанси на юге! Он хотел  показать  французам,
что происходит с теми, кто бунтует против короля Генриха.  Он  заставлял
граждан Бордо становиться на улицах на колени и просить прощения; казнив
сто пятьдесят зачинщиков, он наложил на город большой штраф.
   Мятежников, бросивших сборщика налогов в реку, сожгли на костре.
   - Подыхайте, бешеные собаки! -  крикнул  коннетабль.  -  А  потом  мы
поджарим на  этом  огне  рыбу  из  Шаренты,  которую  вы  солили  кровью
королевского посланника.
   Но смерть на костре - слишком быстрая и легкая, думал коннетабль.
   Он проучит этих глупцов. Одни были четвертованы,  другие  подверглись
колесованию, третьих привязали лицом вниз к эшафоту, и  палач  раздробил
им конечности чугунным пестиком, не коснувшись  голов  и  тел.  Граждане
Бордо были обязаны лицезреть эти экзекуции.
   - Король Генрих не похож на своего отца, - говорили французы.
   Катрин слышала такие фразы, гуляя в плаще с  капюшоном  среди  толпы.
Люди не догадывались о том, что тихая, добродушная женщина, вступавшая с
ними в беседу, была их королевой. Так она узнавала настроения граждан.
   Она получала удовольствие от этих прогулок, они  давали  ей  ощущение
тайной власти. Что бы ни случилось со мной  в  будущем,  я  сохраню  эту
привычку, решила она.
   Она уже убедила себя в том, что  убийство  Дианы  будет  не  злом,  а
добром. Она продолжала молиться, прося Святую  Деву  открыть  ей,  какое
чудо может быть совершено на земле.
 
*** 
 
   Террор и смерть в Бордо! Карнавал и пир в Лионе!
   Катрин ждала поездки в Лион, потому что в этом  городе  ее,  конечно,
примут как настоящую королеву. Провинциалы отнесутся к ней не  так,  как
жители столицы.
   Король инспектировал армии в Пьемонте и Турине,  Катрин  и  Диана  со
своими приближенными отравились в Лион. Катрин получала удовольствие  от
этого путешествия, во время которого она чувствовала, что  действительно
является королевой.
   Диана держалась скромно и ненавязчиво; дети остались в  Сент-Жермене,
где им предстояло встретить королеву  Шотландии;  Катрин  не  испытывала
ревности, которая постоянно мучила ее, когда Диана занималась с  детьми.
Поскольку Генрих ехал из Италии в Лион, Катрин не  видела  его  рядом  с
Дианой.
   Так будет всегда, думала Катрин,  если  я  смогу  завоевать  то,  что
принадлежит мне по праву. Святая Дева, открой мне, как сотворить чудо.
   Стоял сентябрь, и Катрин казалось, что осенние краски никогда еще  не
были такими яркими. Она находилась в превосходном настроении.  Лионцы  -
добрые, благородные граждане,  опора  монархии,  -  готовятся  встретить
короля и королеву. Они  выразят  свое  почтение  королеве,  и  любовница
короля окажется задвинутой в тень. Догадывается ли  об  этом  Диана?  Не
этим ли объясняется ее скромное поведение?
   Увы! Когда Генрих присоединился к ним в нескольких  милях  от  Лиона,
все стало, как прежде. Он почти не разговаривал с королевой, уделял  все
свое внимание Диане. Их разлука длилась долго;  им  хотелось  поговорить
друг с другом, побыть наедине.
   Теперь  Катрин  не  видела  их  вместе,  но  она  обладала   развитым
воображением. Оно мучило ее, сводило с ума. Что значит для нее  почтение
лионцев, если ей отказано в любви Генриха?
   Ее считают холодной. Если бы люди знали! Они видели в  ней  машину...
машину для зачатия и вынашивания детей... потому что судьба  сделала  ее
женой короля. Это было жестоко, грустно и унизительно. Ей казалось,  что
она слышит, как Генрих говорит Диане: "Слава богу, королева беременна. Я
избавлен от необходимости приходить к ней".
   Я убью  ее,  думала  Катрин.  Должен  существовать  яд,  приближающий
старость. Святая Дева, укажи его мне.
   Но даже охваченная яростью, Катрин не теряла рассудка. Если с  Дианой
что-нибудь случится, обвинят тебя, напоминала она себе. Помни  о  дофине
Франциске. Страна не забыла его.  Будь  осторожна.  Избавляйся  от  всех
людей, стоящих на твоем пути, но не трогай Диану... пока. Уничтожив  ее,
ты можешь потерять мужа.
   Они плыли в большой красивой гондоле вниз по Роне к Везу; на сиденьях
были выгравированы сплетенные буквы Д и Н; добрые люди делали  вид,  что
это буквы С и Н.
   Катрин с горечью напомнила себе, что  гондолу  изготовили  по  заказу
короля; поэтому сиденья украшала эта монограмма.
   В Везе для встречи короля и королевы был установлен шатер; куда бы ни
взглянула Катрин, везде она  видела  эти  многозначительные  буквы.  Вся
страна, казалось, говорила: "Если мы хотим порадовать короля, мы  должны
чтить не королеву, а его любовницу".
   Покинув шатер и войдя в город, они оказались  в  искусственном  лесу,
который был  создан  для  приема  высочайших  гостей.  Эта  оригинальная
декорация расстроила Катрин - из-за деревьев появились нимфы  -  местные
красавицы. Их предводительница  была  вооружена  луком,  из  ее  колчана
торчали стрелы. Было очевидно, что она изображала Диану - богиню  охоты.
Она вела льва  на  серебряной  цепи.  Лионская  Диана  попросила  короля
принять это животное в качестве дара от горожан.
   Если судить по вниманию, которое оказывается мне, подумала Катрин, то
я, королева, - всего лишь лицо, сопровождающее Диану.
   Однако худшее было  еще  впереди.  Процессия  входила  в  Лион  через
триумфальные  арки,  мимо  развевающихся  на  ветру  флагов,  под  крики
ликующей  толпы;  печальная,  сверкающая  бриллиантами  Катрин,  сидя  в
открытом паланкине, понимала, что приветственные возгласы адресованы  не
ей, а Диане, ехавшей за королевой на белом коне, черно-белый наряд делал
мадам де Пуатье неотразимой.
   Граждане Лиона знали,  что  от  них  ждут.  Знать,  встречавшая  дам,
сначала целовала руку Дианы, а лишь потом - королевы.
   Катрин наблюдала за людьми из-под опущенных век.
   Никогда  еще  королева  Франции  не  подвергалась  такому  публичному
унижению.
 
*** 
 
   С триумфом посетив  ряд  французских  городов,  король  и  его  свита
направились в Сент-Жермен.
   В Сент-Жермене Катрин страдала особенно  сильно;  тем  не  менее  она
хотела поскорей оказаться в своих покоях. Там она  могла  устроить  себе
восхитительную пытку.
   Все торопились увидеть маленькую  королеву  Шотландии,  которая  жила
сейчас в Сент-Жермене  с  детьми  Генриха.  Эта  девочка  стала  главным
предметам дорожных разговоров.
   По  прибытии  в  Сент-Жермен  состоялась  обычная  церемония  встречи
королевской кавалькады; снова Диане было оказано  больше  почестей,  чем
Катрин.
   При первой возможности Катрин незаметно отправилась в детскую.
   Няньки низко поклонились ей.
   - Как дети? Как они чувствовали себя в наше отсутствие?
   - Ваше Величество, малыш и мадемуазель Элизабет здоровы.
   - А юный принц?
   - Он немного хворал, но появление маленькой королевы взбодрило его.
   Катрин прошла в первую детскую, где играли  трое  детей.  Франциск  и
Элизабет, как всегда, неуверенно улыбнулись матери.
   - Здравствуйте, мои дорогие, - сказала Катрин.
   - Здравствуй, мама, - ответил Франциск.
   Ему исполнилось пять лет; он был мал для  своего  возраста.  Элизабет
было три с половиной года.
   Катрин посмотрела на гостью. Королева еще  никогда  не  видела  столь
очаровательной девочки; у нее были светлые волнистые волосы,  ярко-синие
глаза, нежная розовая кожа и идеально правильные черты лица. Так вот как
выглядит Мария Стюарт! Неудивительно, что все говорят о ее обаянии.  Она
была очаровательна; Катрин тотчас поняла, что дело тут было не только  в
красоте лица и фигуры.
   Мария поздоровалась с королевой  Франции,  сделав  изящный  реверанс;
похоже, она совсем не испытывала смущения; девочка держалась с  огромным
достоинством. Казалось, что, находясь рядом с королевой,  она  постоянно
помнила о том, что ее тоже ждет престол.
   Она была на год старше Франциска. Похоже, она успела за короткий срок
сделать его своим рабом. Он уже любил ее. Это было хорошо, поскольку ему
предстояло жениться на ней.
   - Добро пожаловать во Францию, моя дорогая.
   Девочка поблагодарила королеву на безупречном французском.
   - Надеюсь, путешествие было приятным, - сказала Катрин.
   - О, да. Когда мы покинули Клайд, нас заметила английская эскадра, но
нам удалось оторваться от нее. Это было здорово.
   Ее глаза сверкали. Неужели ей только шесть  лет?  Казалось,  что  она
старше Франциска больше чем на год. Даже Элизабет, заметила Катрин, была
готова подчиняться Марии; девочка смеялась  вслед  за  юной  шотландкой.
Мария, похоже, получала лучшее образование, чем маленькие Валуа.  Теперь
они будут воспитываться  вместе;  король  распорядился,  чтобы  к  Марии
относились, как к французской принцессе. Из-за  положения,  которое  она
займет со временем,  Марии  будет  уделяться  приоритетное  внимание  по
сравнению с девочками Валуа.
   Мария свободно говорила  по-французски.  В  этой  крохе  была  бездна
достоинств. Катрин нашла ее чересчур властной. Девочка словно  говорила:
вы - королева, но я - будущая королева. Я - дочь королей, а вы родом  из
купеческой семьи.
   Нет, это ерунда. Она, Катрин, слишком чувствительна на сей счет.  Она
вынесла столько унижений, что была готова видеть их во всем.
   Катрин  послала  за  гувернанткой  Марии  -  хорошенькой  рыжеволосой
вдовой, дочерью шотландского короля Джеймса Четвертого.  Ее  звали  леди
Флеминг; она сама изъявила желание служить королеве Франции.
   Катрин поговорила с ней о воспитании детей, сообщила  шотландке,  что
она лично курирует его. Улыбка леди Флеминг показалась  ей  насмешливой,
высокомерной.  Женщина  словно  знала  о  том,   что   последнее   слово
принадлежит мадам Диане. Право, подумала  Катрин,  моя  чувствительность
чрезмерна. Это последствия лионского унижения.
   - Я буду  давать  вам  указания,  -  сказала  Катрин,  отпуская  леди
Флеминг. - А теперь, дети, расскажите мне,  чем  вы  занимались,  ожидая
нашего возвращения.
   Франциск собрался раскрыть рот, но Мария заговорила вместо него.  Они
играли в игры, которым она научила его,  читали  привезенные  ею  книги.
Мария заявила, что Франциск плохо знаком с латынью, а Элизабет вовсе  не
слышала об этом языке.
   - Я вижу, что ты - весьма образованная  девочка,  -  сказала  Катрин,
обрадовав этим маленькую королеву Шотландии.
   Катрин стала задавать ей вопросы  о  шотландском  королевском  дворе;
Мария отвечала на  них;  Франциск  и  Элизабет  восхищенно  смотрели  на
девочку. Франциск то и дело говорил: "Мама, Мария сказала, что..."  Или:
"Мария, расскажи моей маме о том, как ты ездишь верхом  в  Шотландии..."
Элизабет тоже часто повторяла имя гостьи и  дергала  ее  своими  пухлыми
пальчиками за платье.
   Очаровательный ребенок, думала Катрин. Но не  помешает  преподать  ей
урок скромности.
   В комнату вошли Генрих и Диана.
   Няньки упали на колени, а маленькая  Мария  Стюарт  сделала  чудесный
реверанс.
   - Дай-ка я погляжу на тебя, малышка Мария, - сказал Генрих.
   Прелестные синие глаза посмотрели на него с почтением. Она, возможно,
станет королевой Франции, а он уже был королем.
   Как  красив  мой  Генрих,  подумала  Катрин.  Увидев  мужа  в  черном
бархатном одеянии, она забыла о  его  спутнице.  Знаменитая  монограмма,
вышитая бриллиантами по черному бархату, украшала его шапочку.
   Он испытал  беспокойство,  сравнив  красивую  девочку  с  болезненным
Франциском. Бедный мальчик! Если и раньше он не  производил  впечатление
здоровяка, то рядом с цветущей Марией он казался еще более хилым.
   Несомненно,  Генрих  умел  находить  общий   язык   с   детьми.   Они
обрадовались его  появлению.  Казалось,  он  забыл  о  своем  положении;
опустившись на колени, он  обхватил  руками  прелестную  головку  Марии,
поцеловал девочку сначала в одну щеку, потом в другую.
   - Думаю, мы подружимся с тобой, Мария, -  сказал  Генрих,  и  девочка
разрумянилась от радости; она уже любила его.
   Он жестом попросил  принести  кресло,  которое  всегда  ждало  его  в
детской. Усевшись, он представил девочке Диану.
   Мария поклонилась ей. Она смотрела  на  женщину  весьма  уважительна.
Значит, слава Дианы долетела до  Шотландии;  умная  девочка  знала,  что
порадовать короля можно почтительным отношением не к королеве, а к мадам
Диане.
   - Добро пожаловать, Ваше Величество, - сказала Диана. -  Я  счастлива
видеть вас; похоже, вы уже завоевали симпатию дофина.
   - О да, - небрежно  согласилась  Мария.  -  Он  меня  любит.  Правда,
дорогой Франциск?
   - Да, Мария.
   - Он будет в отчаянии, если я уеду. Он сам сказал мне об этом.
   Франциск кивнул.
   - И Элизабет тоже! - пробормотала его сестренка; Диана взяла  девочку
на руки, а Франциск забрался на одно колено отца  и  похлопал  рукой  по
другому, приглашая Марию сесть на него.
   Генрих обнял обоих детей.
   - А теперь вы расскажите мне, чем  вы  тут  занимались,  мои  дорогие
малыши.
   Они стали оживленно болтать, смеяться.  Большеглазая  Мария  поведала
подробности своего опасного путешествия.  Король  засмеялся,  услышав  о
том, как они оставили с  носом  английскую  эскадру.  Диана,  обнимавшая
Элизабет, тоже засмеялась; Катрин внезапно поняла, что Мария уже не была
маленькой, полной собственного достоинства королевой; в обществе Генриха
и Дианы она превратилась в обыкновенную шестилетнюю девочку.
   Для Катрин не была места в этом волшебном кругу.
   Она незаметно отошла к колыбели, в которой лежала маленькая  Клаудия.
Девочка, похоже, обрадовалась появлению матери. Когда Катрин  склонилась
над дочерью, Клаудия зачмокала, улыбнулась.  Катрин  протянула  ей  свой
палец, и девочка уставилась округлившимися глазами на бриллиант.
   Засмеявшись, она коснулась его.
   - Клаудия, детка, похоже, ты любишь свою маму, - сказала Катрин.
   Но она знала, что малышка Клаудия скоро подрастет и  переключит  свое
внимание с матери на Диану... если не произойдет чуда.
   Влияние Дианы на короля становилось все более сильным. Он  сделал  ее
герцогиней де Валентинуа, подарил много великолепных  имений.  Она  была
ревностной католичкой,  и  король  считал,  что  поступает  справедливо,
передавая ей  конфискованные  владения  протестантов,  а  также  штрафы,
которые периодически выплачивали ему евреи.
   Размышляя о своей ненависти, Катрин презирала  себя.  Почему  она  не
находит способ устранения Дианы? Что за безумие эта любовь! Только страх
потерять Генриха мешал ей воспользоваться одним из  имеющихся  у  нее  в
наличии ядов. Иногда Катрин казалось, что стоит рискнуть. Даже если  это
обречет ее  на  вечную  ненависть  Генриха,  она  все  же  избавится  от
унижения, которое она испытывала, наблюдая за  тем,  как  они  предаются
любви. Но она знала, что ее любовь к Генриху сильнее ненависти к  Диане.
В  этом  заключалась  вся  проблема.  При  нынешнем  положении   дел   в
промежутках между родами она делила Генриха с Дианой. В  другие  моменты
она давала волю своему  воображению.  Но  смерть  Дианы  грозила  Катрин
разлукой с Генрихом... она лишится визитов мужа и той  близости  с  ним,
которая происходила в ее сознании.
   Иногда  она  умоляла  братьев  Руджери  помочь  ей.   Они   проявляли
твердость. Каким бы коварным ни  был  яд,  они  боялись  рисковать.  Они
умоляли ее внять голосу рассудка. Только любовь Катрин  к  мужу  спасала