ветственность Генриха.
   Горожане кричали вслед королю, когда он шел по улицам или ехал верхам
с  процессией.  "Содержатель  Четырех  Нищих"  -  это  самое  популярное
оскорбление звучало, когда Генрих находился в обществе его избранников.
   - Он укладывает волосы своей жене, - смеялись  люди.  -  Выбирает  ей
туалеты. Кто этот Генрих Третий? Мужчина он или женщина?
   Остряки забавлялись сочинением историй  о  смешных  выходках  короля;
люди постоянно говорили о подлости и  коварстве  королевы-матери.  Париж
понял, что он ненавидит дом Валуа;  всех  его  членов  обливали  грязью.
Говорили,  что  Аленсон  и  Марго  повинны  в  инцесте.   Марго   меняла
любовников, как перчатки. Ее гардероб  включал  в  себя  сотню  платьев,
каждое из которых стоило целое состояние. Она  держала  лакеев-блондинов
только для того, чтобы использовать их волосы на парики.
   - Как долго мы будем позволять этим гадинам править  нами?  -  ворчал
народ. - Как долго мы позволим им обирать нас и жить в  роскоши  за  наш
счет?
   Отзвуки приближающихся гроз  усиливались  и  затихали.  Борьба  между
католиками и гугенотами не прекращалась:  люди  разной  веры  ненавидели
друг друга так же сильно, как и королевскую семью.
   Наступил жаркий, душный август. Уличная грязь и  вонь  сточных  канав
удерживали людей  в  домах.  Количество  нищих  увеличилось;  больные  и
умирающие, они валялись на мостовой. На рынках процветали карманники. За
городом было много  грабителей;  убийства  совершались  ради  нескольких
франков.
   Пришла годовщина событий, о которых нельзя было забыть.
   Еще много лет в ночь двадцать третьего августа гугеноты будут  лежать
без сна, слушая звон колокола, вспоминая погибших, вздрагивая при  мысли
о том, что их тоже может постигнуть судьба тех мучеников.
   В Париже один шутник-католик поднял панику среди гугенотов, нарисовав
мелом белые кресты  на  дверях  домов  нескольких  известных  гугенотов.
Мужчины заточили шпаги и проверили ружья. Это было опасное время года.
   Канун и сам день Святого Варфоломея прошли  в  напряженном  ожидании;
через несколько дней гугеноты, слушавшие проповедь  в  одном  из  домов,
вышли после нее на улицу и обнаружили возле двери группу католиков. Один
наглец осмелился вывести белый крест на  своей  шляпе.  Католики  пришли
только для того, чтобы  посмеяться,  но  напуганные  гугеноты  с  высоко
поднятыми головами зашагали по мостовой, шепча молитвы. Если бы  они  не
начали молиться, все бы обошлось. Обе  стороны  не  выносили,  когда  их
противник обращался к Господу Бог был союзником и  тех,  и  других.  Они
сердились, когда религиозный враг осмеливался обращаться к Богу.  Кто-то
швырнул камень; началась драка, закончившаяся трагично для нескольких ее
участников.
   Делегация  гугенотов  отправилась  во   дворец,   чтобы   потребовать
аудиенцию у короля. Генрих заставил их ждать, пока он закончит фехтовать
с одним из своих фаворитов; это было не  то  серьезное  единоборство,  в
котором отличался его дед, Франциск Первый, и в котором погиб его  отец,
Генрих Второй, а всего лишь забавный спектакль, разыгрываемый в  женских
нарядах. Закончив развлекаться, Генрих объявил, что он слишком устал для
приема делегации.
   Среди гугенотов поднялся ропот.
   - Это Вавилон!  -  говорили  они.  -  Содом  и  Гоморра.  Господь  не
успокоится, пока он не уничтожит этот город.
   Бедняки толпились на городских улицах; когда в окнах  дворца  зажегся
свет, люди пытались заглянуть внутрь и увидеть, что там происходит.  Они
наблюдали роскошные балы, на которых король танцевал в платье с глубоким
вырезом и жемчужным  ожерельем  на  шее.  Парижане  видели  банкеты,  на
которых присутствовали мужчины в женских нарядах и женщины - в  мужских.
Люди  знали,  что  шелк,  купленный  специально  для  этого  увеселения,
обошелся казне в сотню тысяч франков. Налоги росли.
   Многие из окружения короля возмущались его поведением:  сама  Катрин,
Гизы, маршал Таванн.
   - Только глупец тратит деньги  на  безумства,  -  осмелился  заметить
Таванн.
   - Нельзя так обращаться с парижанами! - заявил Гиз.
   -  Мой  сын,  будь  осторожен!  -  взмолилась  Катрин.  -  Если   эти
удовольствия необходимы  тебе,  предавайся  им  тайно.  Не  демонстрируй
голодающим свои торжества. Нельзя продолжать в таком духе.
   - Я - король, - сказал Генрих. - Для меня нет ничего запретного.
   Тем  временем  мрачный  голодающий  город  наблюдал  за  безрассудной
экстравагантностью ненавистного короля.
 
*** 
 
   Луи Беренже дю Гаст завивал волосы своего господина. При этом фаворит
поддерживал легкую беседу  на  самом  деле  мысли  Луи  были  далеки  от
внешнего вида короля Дю Гаст отличался от других милашек наличием у него
политических амбиций; он хотел получить государственную должность;  ради
этого он был готов  строить  из  себя  женственного  молодого  человека,
обожавшею красивые туалеты, духи, салонных собачек, своего господина,  и
делать все, что ему велят.
   Ему уже удалось посеять раздор между королем и его сестрой Марго;  он
увидел в королеве Наварры союзницу Аленсона, своего смертельного  врага.
Дю Гаст в присутствии короля и всего двора обвинил  Марго  в  нескромном
поведении - она посещала спальню одного из приближенных  Аленсона  Марго
яростно отрицала это, но король больше  верил  своему  фавориту,  нежели
сестре; репутация Марго позволяла допустить, что подобная неосторожность
с ее стороны имела место. Люди поверили дю Гасту. После этого  инцидента
союз Марго и Аленсона укрепился; королева Наварры еще больше  сблизилась
со своим мужем.
   Король страдал от воспаления уха,  сходного  с  тем,  что  привело  к
смерти его брата Франциска; дю Гасту пришло  в  голову,  что  кто-то  во
дворце пытается укоротить жизнь Генриха. Когда заподозрили использование
яда, все тотчас вспомнили о  королеве-матери.  Однако  никому  не  могло
прийти в голову, что Катрин пытается убить ее любимого сына, который был
для нее всем. Кто еще? Следующим претендентом на трон являлся Аленсон.
   Дю Гаста волновал и другой факт. Он увлекся  мадам  де  Сов;  она  не
скрывала, что и он нравится ей. Она  продолжала  встречаться  со  своими
любовниками  -  Гизом,  Наваррцем  и  Аленсоном.  Это  злило  дю  Гаста,
желавшего быть первым для своей избранницы к короля.  Из  соперников  он
больше всего боялся Аленсона; в случае смерти короля  и  восхождения  на
трон Аленсона положение дю Гаста оказалось бы весьма незавидным.
   - Как сегодня обстоят дела с вашим ухом, дорогой король? -  прошептал
дю Гаст.
   - Болит, - пожаловался Генрих. - Оно опухло? Уложи  мои  волосы  так,
чтобы прикрыть его прядями.
   - Дорогой король, я хочу поговорить с вами наедине.
   Кайлюс и Эпернон нахмурились.
   - Речь идет о весьма  важном  вопросе,  Ваше  Величество,  -  проявил
твердость дю Гаст.
   Генрих кивнул. Иногда он не был таким глупцом, каким обычно  казался;
манкирование  обязанностями  отчасти  объяснялось  физической  слабостью
Генриха. Сила, которой он обладал  в  юности,  исчезла;  любая  нагрузка
утомляла его. Он  унаследовал  хрупкость  и  болезненность,  сократившую
жизни двух его старших братьев; однако он обладал более острым умом, чем
они. Как все Медичи-Валуа, он имел сложный характер; черты,  доставшиеся
ему от матери, вступали в противоречие с родовыми свойствами  Валуа.  Он
мог быть недалеким и экстравагантным извращенцем и одновременно, как его
дед, - тонким  целителем  искусства.  Напоминая  чем-то  своего  отца  -
тугодума,  все  же  обладавшего  государственным  мышлением,  -   Генрих
старался лично разбираться в важных проблемах.
   Он отпустил своих приближенных и приготовился выслушать дю Гаста.
   - Дорогой король, мне страшно. Ваше ухо... оно беспокоит меня.
   - Что ты имеешь в виду?
   - Ваш  брат  Франциск  умер  от  заболевания  уха;  говорят,  что  он
скончался раньше срока.
   - Господи! - воскликнул Генрих.  -  Ты  хочешь  сказать,  что  кто-то
пытается избавиться от меня?
   - Возможно, да.
   - Но... моя мать меня любит.
   - Я думаю не о вашей матери.
   - Аленсон? - пробормотал король.
   - Кто же еще, Ваше Величество? Он - ваш враг.
   - Что мы можем сделать? Мы должны действовать быстро.  Я  позову  мою
мать. Ей следует быть в курсе.
   Но дю Гаст не собирался позволить Генриху вызвать Катрин. Она никогда
не согласится убить  Аленсона  -  единственного  оставшегося  наследника
Валуа.
   - Мы можем все устроить без нее, Ваше  Величество.  Мы  можем  нанять
исполнителей. Вам известно, что меня беспокоит все, что тревожит вас.  Я
лежу ночами без сна, думая о том, как лучше послужить вам.
   - Луи, мой любимый!
   - Мой обожаемый монарх! Вот что пришло  мне  в  голову;  есть  другой
человек, ненавидящий Аленсона.
   - Кто он, дорогой друг?
   - Наваррец.
   - Наваррец? Но они - союзники.
   - Бывшие. Сейчас они в ссоре. Из-за женщины. Они  готовы  со  дня  на
день вцепиться друг другу в горло. Наваррец забавляется своими жестокими
шутками. Навестив даму, Генрих подвесил тяжелый предмет над ее дверью  и
сделал так, чтобы он упал на голову Аленсону,  когда  тот  отправился  к
своей пассии. Господи! Видели бы вы, что сталось с внешностью  Аленсона,
который, как известно Вашему Величеству, никогда не блистал красотой...
   - Я рад слышать это. Жаль, что он лишь  повредил  себе  лицо,  а  его
уродливая шея осталась цела.
   - Происшествие породило скандал.  Возникла  опасность  дуэли.  Но  вы
знаете Наваррца: он ужасно изворотлив. Не успел Аленсон прийти  в  себя,
как Наваррец представил случившееся комичным  эпизодом,  из-за  которого
нелепо  драться.  Но  взаимная  злоба  осталась.  Они  влюблены  в  одну
женщину... и делят ее между собой.
   - Эта мадам де Сов - весьма ловкая особа,  -  сказал  король,  лукаво
поглядев на дю Гаста; Генрих слышал о ней многое.
   - Каждый забавляется по-своему, - заметил фаворит. - Ваше  Величество
также увлекается охотой. Однако вам известно,  как  утомляют  вас  дамы.
Позанимавшись любовью несколько минут, вы  вынуждены  отдыхать  не  один
день.
   - Не будем говорить о  наших  мелких  грехах,  дорогой  Луи.  Мы  оба
отчасти повинны в них.
   - Мой дорогой господин, я встречаюсь с мадам де Сов исключительно для
того, чтобы выведать у нее то, что она узнает от наших врагов.
   - Ты - настоящий друг, мой дорогой Луи. Расскажи мне еще об  Аленсоне
и Наваррце.
   - Они ссорятся. Постоянно враждуют друг с другом.  Аленсон  -  дурак,
что нельзя сказать о Наваррце. Он лишь строит из себя глупца.  Мой  план
таков: вызовите к себе Наваррца и объясните ему, что ваш брат раздражает
вас. Скажите Генриху, что вы разрешаете ему делать с Аленсоном все,  что
угодно. Наваррец не только устранит соперника,  но  и  станет  ближайшим
претендентом на трон, если Ваше Величество не оставит наследников.
   - Я оставлю наследника, - сказал король. - Я отправлюсь  в  Нотр-Дам,
чтобы попросить Господа помочь мне в этом деле. Кроме того,  говорить  с
Наваррцем о его правах на троп весьма опасно, верно?
   - Он станет непосредственным наследником в случае устранения Аленсона
лишь до появления у вас ребенка. Вы лишь напомните Генриху то, что ему и
так известно. Будет здорово, если мы избавимся от  Аленсона.  Он  -  ваш
главный враг. Я  бы  хотел  видеть  всех  ваших  недругов  мертвыми,  но
разумнее начать с главного. По-моему, это принцип действия вашей матери;
вы согласитесь со мной в том, что она - мастер устранения людей.
   - Ты прав. Ты, как всегда, прав. Вызови ко мне Наваррца.
   Наваррца привели к королю.
   - Брат, сядь передо мной и  расскажи  мне  о  том,  как  ты  испортил
физиономию Аленсону, - попросил Генрих  Валуа.  -  Дю  Гаст  только  что
упомянул этот инцидент; он меня очень позабавил.
   Наваррец заговорил  без  смущения.  Когда  его  упрекали  в  излишней
дерзости, которую он проявлял в присутствии членов королевской семьи, он
всегда говорил:
   - О, я всего лишь провинциал, неотесанный беарнец.
   И им приходилось прощать его.
   - Он - провинциал, неотесанный беарнец, - повторяли  они,  а  он  тем
временем смотрел на них со своей вялой, ленивой улыбкой на лице.
   Когда Наваррец рассказал историю, король заметил:
   - Мадам де Сов разрушила твою некогда крепкую дружбу с Аленсоном.
   - Небольшое соперничество в любви, Ваше Величество, - игриво произнес
Наваррец, - не помеха для дружбы, если она достаточно крепка.
   - Аленсон тебе не друг. У него никогда не было друзей.
   Наваррец пожал плечами и улыбнулся королю.
   - Мой дорогой Наваррец, почему бы тебе не отомстить твоему  сопернику
в любви? Подумай! Если  он  исчезнет,  ты  станешь  главным  наследником
трона. Тебе не придется устраивать ловушки перед дверью твоей любовницы.
Мужчина и наследник трона одержит победу.
   Наваррец прищурил глаза.
   - Что это означает, Ваше Величество? Это приказ?
   - Это не приказ, - сказал король. - Назови это предложением.
   Наваррец разыграл облегчение.
   - О, Ваше Величество, - он насмешливо  посмотрел  на  короля,  -  мне
всегда сопутствовал успех в любовных  делах.  Я  не  нуждался  в  грубых
методах для его достижения. Что касается  наследования  трона,  то  Ваше
Величество, надеюсь, простит меня, если я скажу, что не  вижу  для  себя
такой перспективы! Все знают, что вы и королева молите Господа  даровать
вам ребенка. Неужто Бог откажет двум столь религиозным людям, как  вы  и
королева? Более того, меня не слишком сильно прельщает французский трон.
Я вполне удовлетворен моим собственным. Я знаю, Ваше Величество  простит
мне следующею мысль: чем выше положение,  занимаемое  человеком,  тем  с
большими волнениями оно сопряжено. Такая честь вряд ли стоит того, чтобы
совершать ради нее убийство.
   - Ты дурак, Наваррец, - сказал король.
   -  Вполне  возможно.  Но  часто  в  величайшей  глупости   содержится
некоторая доля мудрости. Я  не  возражаю,  когда,  Ваше  Величество,  вы
называете  меня  глупцом.  Вероятно,  я  -  глупец,  который  не   хочет
обременять свою душу грехом убийства.
   Король и дю Гаст обменялись смущенными взглядами. Они  раскрыли  свой
план. Наваррец может передать  содержание  беседы  Аленсону.  Кто  может
знать,  что  творится   в   голове   этого   примитивного   провинциала,
неотесанного беарнца?
 
*** 
 
   Катрин поняла, что двор разделен на два лагеря: к одному принадлежали
король и  "милашки",  к  другому  -  Аленсон  и  его  сторонники.  Марго
находилась на периферии окружения ее младшего  брата  и  сейчас  сделала
своим любовником одного из приближенных Аленсона - смелого, опасного Луи
де Клермонт д'Амбуаза, лорда де Бюсси, известного  как  Бюсси  д'Амбуаз,
или из-за его дерзких выходок как "Смельчак  Бюсси".  Этот  мужчина  был
двойником Марго: он постоянно искал приключения, любовные или иные.  Как
человек Аленсона он противостоял милашкам короля.
   Наваррец сохранял нейтралитет, но Катрин  знала  от  Шарлотты  о  его
готовности объединиться с  Аленсоном,  если  это  будет  сулить  Генриху
выгоду, хотя постоянное соперничество из-за  Шарлотты  часто  пробуждало
между  ними  вражду.  Марго  несколько  раз  пыталась  помирить  мужа  с
Аленсоном; под влиянием Бюсси она  стала  убежденной  сторонницей  союза
между Аленсоном  и  Наваррцем.  Катрин  знала,  что  Марго  представляет
опасность; умная, хитрая, она была непредсказуема; ею  всегда  управляли
скорее  эмоции,  нежели  рассудок;  она  всегда   проявляла   готовность
применить свой острый  ум  в  интересах  дела,  за  которое  боролся  ее
очередной любовник.
   Казалось, что сейчас все оборачивается  против  Катрин.  Недавно  она
услышала о смерти своей старшей дочери Клавдии. Она  не  слишком  сильно
любила ее, но Катрин показалось, что ее дети падают  один  за  другим  с
семейного древа, как гнилые  плоды.  Из  множества  рожденных  ею  детей
остались только трое - ее любимый король, злой Аленсон и опасная  Марго.
Король старел; было ненормальным  то,  что  человек,  еще  не  достигший
двадцатипятилетия, так легко уставал, что у него рано начали  появляться
признаки старения. Аленсон время от времени страдал заболеванием легких.
Неужели ее дети неспособны  прожить  обычный  человеческий  век,  рожать
здоровых детей? Катрин говорила себе, что она не должна  слишком  сильно
печалиться из-за смерти Клаудии  и  увлечения  ее  сына  милашками.  Она
должна приложить все усилия к тому, чтобы избавить его от  влияния  этих
джентльменов; особенно ее беспокоил дю  Гаст.  Необходимо  срочно  найти
способ  устранения  этого  молодого  человека.   Она   не   осмеливалась
прибегнуть к одному из ее ядов, полому что Генрих тотчас  заподозрил  бы
мать и не простил бы ей, если бы его фаворит  умер  от  отравления.  Она
должна устроить неприятности дю Гасту, воспользовавшись каким-то  внешне
незначительным событием, которое могло, как в других случаях,  послужить
ее целям. Возможно, она  прибегнет  к  помощи  любовника  Марго.  Катрин
помнила, как однажды оказался полезным месье де Ла Моль.  Она  не  будет
страдать из-за того, что сын пренебрегает  ею;  она  снова  завоюет  его
любовь и доверие.
   Катрин испытала сильное потрясение, когда Генрих распорядился,  чтобы
государственные документы поступали к  нему,  минуя  королеву-мать.  Она
была уверена, что это предложил дю  Гаст.  Ничего  более  тревожного  не
могло произойти; Катрин испугалась, что  в  конце  концов  она  окажется
отрезанной от всех государственных тайн. Узнав о предательстве сына, она
не столько рассердилась, сколько испытала душевную  боль  -  так  велика
была ее любовь к сыну и потребность в его любви.
   Она тотчас написала Генриху.
 
*** 
 
   Ты должен позволить мне быть в курсе твоих дел. Я прошу  об  этом  не
потому, что хочу управлять ими. Если они  складываются  удачно,  у  меня
будет легко  на  сердце;  если  возникают  неприятности,  возможно,  мне
удастся помочь тебе. Ты значишь для  меня  все.  Однако,  даже  если  ты
любишь меня, то ты не доверяешь мне  в  должной  мере.  Прости  меня  за
откровенность, но мне не хочется жить без твоего доверия. Я  никогда  не
дорожила жизнью после гибели твоего отца и  хочу  жить  лишь  для  того,
чтобы служить тебе и Господу.
 
*** 
 
   Написав  это,  Катрин  не  удержалась  от  улыбки.  В   этих   словах
присутствовало  лишь  зерно  правды  Генрих  глубоко  ранил   ее   своим
недоверием, но она страстно  желала  жить,  даже  если  бы  ей  пришлось
интриговать против него ради сохранения своей власти.
   Она видела два соперничающих лагеря - в  одном  находился  Генрих  со
своими фаворитами, в другом - Аленсон,  Марго,  Бюсси  и  Наваррец.  Это
напоминало старую борьбу Бурбонов и Гизов. Катрин вспомнила, что  ей  не
следует выпускать из поля зрения месье де Гиза, поскольку ослабление его
позиций было делом временным.
   Она прибегнет  к  старой  тактике.  Порождение  раздора  между  двумя
лагерями было велением дня.
   - Что касается вас, месье  дю  Гаст,  -  пробормотала  Катрин,  -  то
наслаждайтесь сполна вашим  пребыванием  на  земле,  поскольку,  дорогой
милашка, оно продлится недолго!
 
*** 
 
   Дю Гаст быстро понял, что самым опасным  человеком  в  другом  лагере
была Марго. Он задумал дискредитировать королеву  Наварры  и  тем  самым
добиться ее изгнания со двора.
   Такая возможность представилась, когда он узнал о ее визитах  в  дом,
расположенный неподалеку от Лувра, где она обычно встречалась  с  Бюсси.
Дю Гаст решил, что, застав ее там с  молодым  человеком,  он,  возможно,
сумеет спровоцировать их совместное изгнание.
   Он подстроил так, чтобы король, Наваррец и человек дю Гаста оказались
в этом районе города в часы свидания Марго с ее любовником.  Время  было
рассчитано идеально точно; карета короля медленно ехала мимо дома, когда
человек дю Гаста по указанию своего господина сказал Наваррцу. "Этот дом
принадлежит Смельчаку Бюсси. Готов поспорить с вами о том, что  если  вы
ворветесь в него се