мерах  пыток,  об
ужасных страданиях, причиняемых Святой Инквизицией тем, кого она считает
еретиками? Что ей известно о  дыбе  и  аутодафе,  об  агонии  и  смерти?
Слышала ли она вопли мучеников, ощущала ли запах опаленной кожи?
   - Этого, - твердо заявила Жанна, - я никогда не сделаю.
   Она повернулась к гасконцу.
   - Стойте на страже. Не забывайте  мои  указания.  Помните...  о  моей
дочери.
   Он поклонился, выражая покорность, но  его  глаза  горели.  Он  хотел
драться за свою королеву.
   Всю долгую ночь Жанна лежала без сна в ожидании звука  шагов,  криков
стражников, которые могли ворваться  в  замок  и  схватить  ее.  Она  не
сомневалась, что это будут люди Антуана; Гизы и Шантонне пожелают, чтобы
именно гвардейцы мужа заковали ее в цепи и повезли к костру.
   Дочь заснула  рядом  с  Жанной.  Королева  Наварры  нежно  поцеловала
девочку. Четырехлетняя Катрин была слишком мала, чтобы  остаться  одной.
Всего четыре года тому назад она радовалась вместе с  Антуаном  рождению
их дочери.
   Этой долгой ночью она услышала странный шум,  донесшийся  из  города.
Она подошла к окну; небо порозовело, но  это  была  не  заря,  а  отсвет
пожара. Она почувствовала запах  дыма.  Всматриваясь  в  темноту,  Жанна
услышала крики.
   Она начала торопливо одеваться; у двери появился гасконец.
   - Мадам, - сказал он, -  в  городе  грабежи.  В  Вендом  вошла  банда
наемников. Об этом нам сообщил один из  ваших  доброжелателей.  Горожане
заняты защитой  своих  жизней  и  собственности.  Мы  можем  ускользнуть
незаметно... никому нет сейчас до нас дела. Но если мы упустим время...
   Жанну охватило ликование. К ней вернулась вся ее былая энергия.
   - Наши молитвы услышаны, - закричала  она.  -  Мы  должны  как  можно
быстрее покинуть город. Мы поблагодарим Господа... позже. Сейчас на  это
нет времени. Прежде всего необходимо воспользоваться шансом,  дарованным
небесами. Мы должны незаметно выбраться из Вендома до рассвета...
   Она повернулась к дочери.
   - Катрин, проснись, моя дорогая. Мы едем сейчас.
   - В инквизицию? - сквозь сон спросила девочка.
   - Нет, моя любимая. На свободу.
 
*** 
 
   Двигаясь на юг от Вендома, спутники Жанны говорили  о  том,  что  они
только   что   стали   свидетелями   чуда.    Господь    послал    банду
наемников-грабителей в  Вендом,  чтобы  помочь  королеве  бежать.  Жанна
невозмутимо улыбалась. Она догадалась, что принца Конде предупредили  об
угрожавшей  ей  опасности,  потому  что  эти  бандиты  были  гугенотами,
очевидно,  получившими  приказ:  "Займите  Вендом.  Создайте  панику   и
поддерживайте  ее  всю  ночь,  пока  королева  не  удалится  от   города
настолько, что преследование станет невозможным".
   Браво, Конде! Он был таким же ненадежным и ветреным, как его брат, но
хранил  верность   делу,   которое   считал   правильным.   Она   должна
поблагодарить Господа за поступок ее деверя.
   Они ехали дальше на юг; к каждому вечеру  они  уставали  от  верховой
езды и проваливались в глубокий сон; утром они  продолжали  двигаться  к
границе, за которой их ждала безопасность.
   Достигнув города Комонта, они  обнаружили,  что  католическая  армия,
возглавляемая Монтлуком, находится всего в нескольких милях позади  них.
Долгое  утомительное  путешествие,  проделанное  в   тяжелых   условиях,
прерываемое отдыхом в замках, где у Жанны имелись друзья - хотя кому она
могла доверять теперь, после предательства  человека,  на  которого  она
полагалась больше, чем на кого-либо? - истощило ее силы, она страдала не
только от физической усталости, но и от душевной опустошенности.
   Но она должна без промедления двигаться дальше;  она  сделала  это  и
достигла границы, имея в запасе всего час.  Там  она  испытала  радость,
обнаружив, что ее верные подданные приготовились принять и защитить свою
королеву.
   Бегство завершилось; Жанна одержала победу. Она думала обо всем  том,
что осталось позади - о  муже,  к  которому  она  так  тщетно  старалась
относиться безразлично, об обожаемом ею сыне, - и триумф  казался  Жанне
горьким, бессмысленным.
 
ГЛАВА ТРЕТЬЯ 
 
   Ярость и страх переполняли душу Катрин.  Франциск  де  Гиз  прибыл  в
Фонтенбло в сопровождении короля Наварры и маршала де Сент-Андре; герцог
заставил ее и короля вернуться в Париж, где их поместили в Мелун. С ними
обращались в соответствии с их положением, однако им дали  ясно  понять,
что они не имеют права покидать Мелун без сопровождения.
   Катрин полностью раскрылась.  С  ученицы  Макиавелли  сорвали  маску.
Письма, которые она посылала Конде, были перехвачены и прочитаны людьми,
которые не должны были их видеть - в этих  посланиях  Катрин  объясняла,
сколь невыносимо положение королевы-матери и  юного  монарха  Карла  под
властью триумвирата, и умоляла Конде спасти ее.  Она  обещала  ему  свою
поддержку; поймав ее на слове, Конде развязал в стране гражданскую войну
- войну, о которой герцог де  Гиз  постоянно  говорил  Катрин,  что  она
вызвана двуличием королевы-матери.
   Он объявил, что она не является настоящим католиком. С одной стороны,
она вступила с ними в тайный сговор, имевший целью отречение Антуана  де
Бурбона от реформистской веры; с другой стороны, она интриговала  вместе
с Конде.  Именно  она  поощряла  гугенотов  в  такой  степени,  что  они
осмелились взяться за оружие.
   Гугеноты, в свою очередь, заявили, что она обманула  их,  что  она  -
лживая и коварная женщина; успокаивая реформистов сладкими  речами,  она
якобы вступила в направленный против них союз с  католическим  испанским
королем.
   Катрин тщетно пыталась оправдаться  в  глазах  герцога  и  кардинала,
Антуана и испанского посла. Она уверяла их, что они не правильно  поняли
зашифрованные письма к Конде. Она признавала, что они содержали обещание
помощи, но истинный их смысл был совсем  иным.  Тут,  давая  объяснения,
Катрин смутилась. Ей  пришлось  признать,  что  она  питает  симпатию  к
галантному принцу Конде.
   Глаза герцога были холодными, безжалостными; кардинал скривил  тонкие
губы; испанский посол не выбирал выражений и был весьма груб; это сильно
напугало Катрин, поскольку свидетельствовало о том,  что  ее  больше  не
считают важной персоной.
   О ней и Конде поползли слухи. Люди говорили, что она без ума от него,
хочет "жениться на принце" и сделать его королем Франции в  ущерб  своим
детям.
   Катрин удивлялась самой себе. Она вела  себя  крайне  безрассудно  по
отношению к этому человеку, что было непохоже на нее. Но теперь, осознав
угрожавшую ей и детям опасность, она захотела погубить Конде - вместе  с
де Гизами, Антуаном и прочими. Какой дурой она была, поставив на  первое
место свое увлечение  галантным  принцем!  Можно  ли  сравнить  радость,
получаемую от любви, с той, что давала борьба за власть?
   Она в страхе ждала какого-то ужасного поворота судьбы.  Больше  всего
она боялась герцога де Гиза. Его нельзя  оставлять  в  живых.  Когда  на
троне был Франциск, де Гиз являлся  самым  могущественным  человеком  во
Франции, и сейчас он быстро восстанавливал это свое  положение.  Но  как
трудно будет умертвить его! Это необходимо сделать, но не с помощью яда.
Если герцог умрет от отравления, люди обвинят в этом Катрин.  Они  будут
шептаться об итальянке и ее шкафчике с ядами. Однако он должен  уйти  из
жизни. Он являлся ее главным врагом; он наконец понял, что имеет дело не
со слабой  женщиной,  а  с  коварной  интриганкой,  чье  поведение  было
непредсказуемым.
   Тем временем в стране бушевала  гражданская  война;  Конде  одерживал
победы. Он захватил Орлеан, Блуа, Тур,  Лион,  Валенсу,  Руан  и  многие
другие города. Королевство раскололось. Католики, тревожась все сильнее,
просили помощи у испанского короля.
   На какую безопасность для себя и детей могла рассчитывать Катрин?  Ей
не доверяли ни католики, ни гугеноты. Теперь ее ненавидела вся страна  -
как после гибели дофина Франциска. Она уверяла себя, что  ей  просто  не
повезло. Катрин не понимала, что она проявила скорее  коварство,  нежели
ум, и ошиблась в окружавших ее людях, потому что судила о  них  по  себе
самой.
   Гугеноты набирали силу по всей Франции. Они шагали по дорогам страны,
распевая свои  песни,  высмеивавшие  Антуана  де  Бурбона,  еще  недавно
считавшеюся одним из их  лидеров:  "Франт,  который  часто  меняет  свои
цвета". Они презирали предателя, не доверяли  королеве-матери.  Но  если
над Антуаном они смеялись, то ее они ненавидели.
 
*** 
 
   Антуан лежал под Руаном. Он получил серьезное ранение в  сражении  за
этот город. Несколько недель  гугеноты  удерживали  его,  отбивая  атаки
войска, возглавляемого  Антуаном.  Даже  сейчас,  находясь  на  походной
кровати, он слышал доносившееся  из-за  городских  стен  пение:  "Франт,
который часто меняет свои цвета..."
   Они презирали его;  они  насмехались  над  ним,  даже  зная,  что  он
находится рядом со своей армией. Антуан  де  Бурбон,  предатель,  жалкий
щеголь, который поменял костюм ради своего удобства.
   Антуан  упал  духом.  Его  мучила  болезненная  рана;  он   постоянно
переворачивался с боку на бок. Рядом  с  ним,  по  обе  стороны  от  его
кровати,  находились  личные  хирурги  короля  Наварры.  Внезапно  он  с
усмешкой осознал, что и в этом проявил свой  характер  двурушника:  один
врач был иезуитом, другой - гугенотом.
   "Это смерть", - подумал Антуан. Перед ним мелькали картины  прошлого.
Иногда он бредил. Порой ему казалось, что он  ощущает  теплое  дуновение
беарнского ветра, что Жанна, сидящая рядом,  обсуждает  с  ним  домашние
дела, как это бывало в начале их брака.
   В лагере с Антуаном  находилась  женщина;  она  последовала  сюда  за
королем и заботливо ухаживала  за  ним.  Сейчас  она  сидела  у  постели
раненого, подносила бокал вина к его  губам.  Он  чувствовал  аромат  ее
духов, ощущал близость нежного, податливого тела Прекрасной  Распутницы,
скрывавшегося под  дорогим  парчовым  платьем.  Он  взял  руку  Луизы  и
поцеловал ее. Она на самом деле любила  его,  она  родила  ему  сына  не
потому, что он был королем. Почему Жанна не приехала, когда его  ранили?
Это было ее долгом.
   На лице Антуана выступил пот - он злился на  Жанну;  слезы  заполнили
его глаза, потому что он разочаровал ее, не оправдал представлений Жанны
о нем.
   Последний раз он видел жену в Сент-Жермене, куда она приехала,  чтобы
повидать сына. Она не знала о том,  что  в  тот  миг  Антуан  был  готов
отказаться от всего  обещанного  испанским  королем  и  своего  места  в
триумвирате. Да, неуверенно сказал себе Антуан,  он  едва  не  убежал  с
Жанной в Беарн. Но затем он  передумал  -  этого  следовало  ожидать  от
Предателя; он распорядился задержать ее в Вендоме.
   Она отказалась от него, напомнил он себе. Уехала в Беарн и  принялась
оттуда поддерживать реформистов. Она послала подкрепление войскам Конде.
О, его брат! Что думает о нем  теперь  Луи?  Они  были  так  близки.  Но
религия, как это часто случается, разорвала  узы  крови,  сейчас  братья
сражались друг против друга.
   Он  жестоко  отомстил  Жанне,  когда  маленький  Генрих  оказался   в
Сент-Жермене на  грани  между  жизнью  и  смертью.  Тогда  за  мальчиком
ухаживала Луиза.  Он  заболел  оспой;  услышав  об  этом,  Жанна  ужасно
встревожилась. Она умоляла Антуана и королеву-мать отдать  ей  сына.  Но
Катрин отказала Жанне. Она заявила:  "Это  наш  единственный  рычаг  для
давления на мать мальчика". Однако Катрин разрешила отправить Генриха на
попечение герцогини де Феррара; это было  все,  чего  добивалась  Жанна.
Если  бы  Антуан  проявил  настойчивость,  он  мог  бы  договориться   с
королевой-матерью  и  отправить  сына  к  Жанне.  Иногда  он   собирался
поступить так, но, когда королева-мать ясно заявляла о  своих  желаниях,
было легче уступить им, нежели спорить с ней.
   Слезы резали его глаза. Он грустил, страдал от боли.  Врачи  уверяли,
что рана не смертельна. Он увидит взятие Руана.
   - Луиза! - позвал он; женщина тотчас подошла к нему. -  Пусть  звучит
музыка, давай устроим веселье, танцы - иначе я сойду с ума.
   Она обрадовалась перемене в его настроении. Позвала самых  остроумных
мужчин и женщин, сопровождавших его армию, - друзей  Антуана  по  двору.
Луиза легла на кровать рядом с ним, обняла  его.  Звучала  музыка,  люди
танцевали, рассказывали последние сплетни двора. Антуан чувствовал  себя
плохо, но благодаря такому отвлечению он мог обманывать себя  мыслями  о
том, что так же полон жизни, как и его гости.
   Врач уговаривал Антуана:
   - Ваше Величество, вы нуждаетесь в отдыхе. Надо дать ранам зажить.
   - В отдыхе! - воскликнул  он.  -  Я  не  хочу  отдыхать.  Бездействие
вынуждает меня думать, а я не желаю думать. Я хочу слышать смех и шутки.
Видеть, как танцуют мои друзья. Слышать их пение. Замолчите, или я  велю
вырезать вам язык. Не мешайте мне жить, как я желаю.
   Развлечения  продолжались.  Он  не  отпускал   от   себя   Прекрасную
Распутницу.
   - Почему бы и нет? - говорил он. - Моя  жена  не  приезжает  ко  мне.
Мужчина должен жить. Мужчина должен любить.
   - Нет, Ваше Величество,  -  заявили  доктора.  -  Ваше  состояние  не
позволяет делать это.
   - Пошли вы к черту! - закричал Антуан. - Я знаю, как мне развлечься.
   Его армия взяла Руан. Он объявил о своем  желании  быть  внесенным  в
город в паланкине вместе  с  Луизой.  Он  хотел  позабавиться,  спросить
гугенотов, готовы ли они и теперь петь песню о франте!
   Его поместили в паланкин, но он не увидел  город,  поскольку  потерял
сознание, не добравшись до стен.
   Придя в себя, он обнаружил, что снова находится в лагере.
   Над ним склонился Лауро.
   - Ваше Величество,  вам  следует  приготовиться  к  встрече  с  вашим
Господом.
   - Значит, это так? - сказал  Антуан  и  задрожал,  вспомнив  о  своем
состоянии. Он велел очистить палатку от всех, кроме врачей, священника и
любовницы.
   Открыв глаза, он растерянно посмотрел на оставшихся.
   - Я... я...
   Ему было трудно говорить.
   - Я принял католическую веру, но сейчас, когда мой конец близок...
   Ему казалось, что улыбающаяся Жанна пристально смотрит на него своими
карими глазами. Я не виноват, Жанна, мысленно произнес он. Я любил тебя.
Сначала. Если бы мы  были  простыми  людьми...  если  бы  могли  жить  в
Беарне... вдвоем обрабатывать землю, сажать тутовые деревья, растить их,
мы были бы счастливы. Я был бы весел, ты была бы благоразумной супругой.
Тебе не следовало отпускать меня от себя. Но ты, королева, сделала  меня
королем. Я испытывал слишком сильный  соблазн.  Я  стал  желать  большей
власти. Я не знал, чего я хотел. Метался из стороны в сторону.
   Наконец он произнес:
   - Теперь, когда конец близок, моя душа возвращается к  протестантской
вере.
   - Покайтесь, - поторопили его.  -  Подумайте  о  ваших  грехах,  Ваше
Величество. Покайтесь, чтобы войти в Царство Небесное.
   Он посмотрел на говорившего и узнал его.
   - О, Рафаэл, - медленно промолвил Антуан. - Ты  служил  мне  двадцать
лет и лишь сейчас впервые предупредил своего господина о его прискорбных
ошибках.
   Антуан начал думать о своих грехах, мысленно перечислять их,  просить
у Бога прощения.
   - О, Господи, - сказал он, - если я поправлюсь, я  пошлю  лютеранских
миссионеров проповедовать Евангелие по всей Франции.
   Антуан услышал чей-то шепот:
   - Уже поздно говорить это.
   Да, он понимал. Уже поздно.
   - Жанна, - простонал он, -  почему  ты  не  пришла?  Ты  должна  была
совершить путешествие и находиться возле меня.
   Он умер не сразу. К нему пришел его  брат,  кардинал  Бурбон;  Антуан
попросил этого человека вымолить для него прощение у другого брата, Луи,
принца Конде, которого он  горячо  любил,  пока  между  ними  не  встала
религия.
   - Я умру гугенотом! - воскликнул Антуан, думая о Луи и Жанне. - Пусть
люди считают меня неискренним. Я хочу умереть в согласии с верой Лютера!
   Было решено перевести его в более удобные покои; туманным  ноябрьским
днем Антуана подняли на  борт  корабля  и  повезли  по  Сене  в  сторону
Сент-Мора. Это было ошибкой, потому что качка усиливала боль; когда  его
спускали на берег, он понял, что настал последний момент.
   Де  Гизы  послали  монаха  прочитать  молитву;  будучи  не  в   силах
возражать, Антуан слушал ее.  Когда  монах  смолк,  Антуан  пробормотал:
"Аминь".
   Из-за этого де Гизы сказали, что он умер  католиком;  если  бы  перед
самой смертью он объявил  себя  гугенотом,  это  сочли  бы  естественным
поступком Предателя.
   В своем укрытии, в Беарне, Жанна получила известие.
   Она тупо уставилась в пространство. Это ничего не  значит  для  меня,
убеждала себя женщина. Между нами все было кончено. Когда  он  отказался
отдать мне сына, я поняла, что никогда больше не смогу относиться к мужу
с любовью.
   Однако она должна думать не об Антуане-двурушнике, неверном муже,  но
о жизнерадостном принце, присутствовавшем на крещении короля  Франциска,
о ее возлюбленном в серебряном галеоне,  похитившем  сердце  Жанны.  Она
должна помнить Антуана - возлюбленного и мужа.
   По щекам вдовы короля Наварры покатились слезы.
 
*** 
 
   Катрин находилась в ее любимом замке Блуа. Жизнь здесь стала  немного
более безопасной, чем несколько месяцев тому назад. Города,  захваченные
гугенотами, постепенно освобождались; она сама уже не была пленницей  де
Гизов.  Она  знала,  что  так  и  было  недавно,  хотя   они   старались
замаскировать этот факт.
   Теперь она внушила им ощущение безопасности; ей следует сохранять его
в де Гизах. Она должна действовать крайне осторожно. Она сделала  выводы
из важного урока. Она всю жизнь получает горькие уроки, но этот вряд  ли
забудет.
   Катрин радовалась тому, что Франциск  де  Гиз  поглощен  войной.  Она
чувствовала себя лучше в его отсутствие. Сейчас он сражался  за  Орлеан.
Кто знает, что может случиться с  ним!  Да,  он  был  величайшим  воином
Франции, но и главным врагом Катрин.
   С герцога де Гиза мысли Катрин перескочили на ее сына  Карла,  короля
Франции.
   Карл взрослел. Ему исполнилось только тринадцать лет, но этот возраст
уже считался немалым для королей из рода Валуа.  Скоро  придется  женить
его. Катрин мрачно улыбнулась. Мальчик все еще думал, что он  получит  в
жены Марию Шотландскую. Хотя, возможно, его  воспоминания  о  ней  стали
смутными. Он менялся.  Это  следовало  ожидать.  Он  не  мог  оставаться
прежним. Он должен расти. Карл был странным  мальчиком  с  неоднозначным
характером. В  нем  присутствовали  черты  безумца,  они  усиливались  с
годами, нервные припадки случались все чаще.
   Однако  он,  несомненно,  обладал  умом.  Он  мог  иногда   проявлять
красноречие, но был  излишне  впечатлителен.  Катрин  видела,  что  лицо
мальчика приходит в движение от эмоций,  переполнявших  Карла  во  время
проповеди или чтения нравившихся ему стихов; его губы подергивались,  из
глаз текли слезы. Он сам  сочинял  стихи  и  из  скромности  называл  их
никчемными. Карл проводил много времени в обществе Ронсара. Он дружил  с
музыкантами - например, со  скромным  юным  слугой  герцога  Баварского,
искусно игравшим на лютне. Король Франции сделал  этого  мальчика  своим
хорошим приятелем. Король не отказывал  себе  в  радостях;  он  мрачнел,
хмурился, если кто-то, даже мать,  отвлекал  его  от  музицирования  или
чтения стихов. Он просиживал до глубокой ночи с писателями и музыкантами
и бывал в эти часы очень счастлив. Тогда не было следов безумия - только
отсутствующий,  зачарованный  взгляд.  Катрин   заглядывала   к   Карлу,
окруженному друзьями, и  заставала  их  беседующими  тихими,  серьезными
голосами возле коротких оплывших свечей. Король смотрел на  неожиданного
гостя и не  узнавал  свою  мать,  присутствие  которой  в  любых  других
обстоятельствах он всегда остро ощущал.
   В такие часы воспитатели не могли ничего поделать с ним.
   Потом  это  настроение  проходило,  и   Карла   охватывала