туалетном
столике. Ее ручка была сделана из крепкого черного дерева.
   Я положила на кровоточащее  место  плотно  свернутую  полоску  ткани,
затем обернула ногу вместе с тампоном другой полоской ткани и,  просунув
под верхний  слой  повязки  ручку  чесалки,  осторожно  повернула  ее  и
примотала еще одним лоскутом к ноге. Скоро кровотечение прекратилось.
   Я сидела у постели и наблюдала за генералом. По всей вероятности,  он
был ранен, когда бежал из Тауэра.
   Мне казалось, что прошло много времени, прежде чем прибыл доктор.  Он
нервничал и, вероятно, тоже был якобитом, иначе его не позвали бы в этот
дом. Я объяснила ему, какую помощь оказала больному, и  доктор  похвалил
меня.
   - Больной потерял много крови, - изрек он. - Еще  немного,  и  он  бы
скончался. Вы спасли ему жизнь!
   Его слова обрадовали меня. Хессенфилд повернулся  ко  мне,  и  в  его
взгляде было столько гордости, что я чуть не засмеялась.
   Даррелл, которому было  поручено  наблюдать  за  мной,  увел  меня  в
соседнюю комнату. Сейчас он без колебания убил бы меня на месте, если бы
ему разрешили это сделать.
   Он был уже далеко не молод, ему было лет под пятьдесят. У  него  было
лицо фанатика, и  нетрудно  было  представить,  что  этот  человек  ради
внушенной ему идеи может пойти на любые жертвы. Он был совсем  не  похож
на Хессенфилда, который, судя по всему, мог радоваться жизни,  каким  бы
серьезным делом ни занимался. Хессенфилд был лет на двадцать моложе его.
Думаю, ему было около тридцати, хотя, как и Бо, он не выглядел  на  свой
возраст. Я почему-то постоянно сравнивала его с Бо...
   Врач ушел, и Хессенфилд появился в дверях нашей комнаты он улыбался.
   - С ним все в порядке, - сказал он. - Он потерял слишком много крови.
Пойми, Даррелл, юная леди  оказалась  полезным  членом  нашей  компании.
Возможно, она еще как-нибудь послужит  нам,  кто  знает?  От  общения  с
женщиной всегда бывает польза.
   Даррелл подошел к нему вплотную и процедил сквозь зубы:
   - Ты что, не понимаешь, что ее все время нужно сторожить?
   - Я приму эту заботу на себя, она будет мне только в удовольствие! Но
что значит все время? Мы здесь на пару дней.
   - А может, и на неделю...
   - Ну нет, три дня, самое большее.
   - Если повезет с погодой, - заметил Даррелл.
   Я догадалась, что они остановились здесь,  чтобы  подождать  корабль,
который увезет их во  Францию.  Мои  наблюдения  начали  складываться  в
единую картину.
   Хессенфилд и Даррелл ушли, и охранять меня явился Джеймс,  юноша  лет
восемнадцати, очень серьезный на вид. Я  поняла,  что  он  готов  отдать
жизнь за дело, которому взялся служить.
   Теперь я в большей или меньшей степени  знала  их  всех.  Хессенфилд,
Даррелл, Джеймс, Шоу и Карстерс. Все они были благородного происхождения
и, возможно, какое-то время состояли  при  дворе.  Хессенфилд  явно  был
среди них главным, к счастью для меня. Можно не сомневаться в том,  что,
если бы на его месте был Даррелл, я бы уже давно распростилась с жизнью.
Даррелл был убежден, что я им помеха, и это было понятно. Но  я  все  же
оказалась полезной в уходе за генералом, а жизнь генерала была  для  них
важней их собственных, иначе они не стали бы так рисковать, спасая его.
   Я жила, будто во сне. Мне было странно сознавать, что  я  нахожусь  в
незнакомом доме, который выглядел так,  словно  за  несколько  минут  до
нашего прибытия в нем еще находились обитатели, а затем он  таинственным
образом опустел. В подвале остались запасы ветчины, говядины и баранины,
а кладовая на кухне была забита пирожками  и  булочками.  Очевидно,  нас
здесь ждали. Я оказалась в центре авантюрных событий, и над моей головой
повис "дамоклов меч", ибо меня терпели из милости. Один неверный шаг - и
мне конец. Мне разрешили жить только потому, что  у  человека  по  имени
Хессенфилд были на меня какие-то виды. Я столкнулась с опасным заговором
и стала его невольной соучастницей.
   Я не нуждалась в объяснении того, что происходило. Я все поняла.  Они
были якобитами. Генерал Лангдон пытался поднять войска на мятеж в пользу
короля Якова, но был схвачен, заключен в тюрьму и приговорен  к  смерти.
Несколько отважных сообщников, возглавляемых Хессенфилдом, устроили  ему
побег из тюрьмы и теперь пытались вывезти  из  страны.  Вот  почему  они
находились сейчас в этом  доме:  они  ждали  прибытия  корабля,  который
должен  был  перевезти  их  через  пролив  во  Францию.  Им   предстояло
встретиться в Сен-Жермене с королем Яковом.
   Мне удалось узнать  о  них  много,  хотя  я  и  не  задавала  никаких
вопросов, и это говорило  о  том,  насколько  они  уязвимы.  Стоило  мне
сбежать и забить тревогу, прежде чем они успели бы покинуть страну,  как
им всем грозила бы виселица или казнь на плахе.
   Неудивительно, что им казалось самым разумным немедленно убить меня и
закопать труп в каком-нибудь диком месте, так,  чтобы  мое  исчезновение
навсегда осталось бы тайной для всех. Эта мысль заставила меня вспомнить
о Бо: а не случилось ли и с ним что-нибудь подобное?
   Сгустились сумерки. Мы все направились в  столовую  поужинать.  Дверь
закрыли на засов, чтобы никто не мог неожиданно войти в комнату.
   Я села за стол и тем самым прервала  разговор,  который  они  начали.
Даррелл опасался сболтнуть лишнее в моем присутствии.
   Все ели с аппетитом и выпивали за здоровье короля. Оставалось  только
гадать, какого короля они имели в виду?
   Хессенфилд сказал:
   - Надо пораньше лечь спать: наши спасители могут прибыть рано утром.
   - Я молю Бога, отозвался на его слова Даррелл, -  чтобы  мы  отчалили
отсюда завтра, хотя бы в такое же позднее  время  -  Надеюсь,  Всевышний
услышит твои молитвы, - проговорил Хессенфилд.
   Даррелл в упор посмотрел на меня.
   - Можешь оставить ее на мое попечение,  -  обронил  Хессенфилд,  и  я
увидела, как Даррелл ухмыльнулся Хессенфилд взял меня за руку Я сказала:
   - Я останусь здесь. Я никуда не уйду, клянусь вам.
   - Нет уж! - возразил Хессенфилд. - Я буду чувствовать себя спокойней,
если вы, леди, будете рядом со мной.
   На лице у Даррелла снова появилась та же ухмылка.
   Хессенфилд раскланялся с сидевшими за  столом  и,  продолжая  держать
меня за руку, увел из столовой. Мы поднялись наверх и вошли  в  комнату,
которую он выбрал для себя. Это была  спальня  с  большой  кроватью  под
балдахином из зеленого бархата.
   Он закрыл дверь и повернулся ко мне.
   - Наконец-то мы одни, - сказал он. - Мне очень жаль, мисс  Мэйн,  что
вам приходится  быть  нашей  пленницей,  но  мы  должны  воспользоваться
обстоятельствами наилучшим образом.
   - Обстоятельствами всегда следует пользоваться наилучшим  образом,  -
пробормотала я.
   - А вы  сообразительны,  я  это  заметил...  Но  иногда  ведете  себя
неразумно, как, например, сегодня утром, когда пытались узнать о  делах,
которые вас не касаются.
   - Я не собираюсь выведывать никаких секретов. Позвольте заверить вас,
что меня не интересуют ваши заговоры - Интересуют они вас или нет, но вы
оказались соучастницей одного из них.
   Хессенфилд снял с себя камзол и стал расстегивать жилет - Я думаю,  в
этой постели вы будете чувствовать  себя  намного  уютней,  чем  в  той,
которой пользовались минувшей ночью. Мне было так жаль вас. Вы, наверно,
не сомкнули глаз?
   Я подошла к нему и взяла за локоть.
   - Отпусти меня! - попросила я. -  Разве  ты  не  понимаешь,  чем  это
чревато для тебя? Ведь моя родня не допустит, чтобы меня похитили  таким
вот образом.
   - Дорогая моя Карлотта, - сказал он. - Можно  я  буду  называть  тебя
так? Карлотта, дорогая, тебя никто не найдет.  Ты  рано  утром  покинула
гостиницу, села на лошадь и должна была проехать мили полторы по дороге,
чтобы встретиться со своими слугами. В такую рань на  дороге  никого  не
было, и на тебя напал разбойник. Ты пыталась сопротивляться, но он  убил
тебя, а труп спрятал в лесу. Не  правда  ли,  достаточно  правдоподобное
объяснение  твоего  исчезновения"?  Ему  поверить  гораздо  легче,   чем
россказням о том, будто бы тебя  захватила  банда  головорезов,  которые
почему-то решили не убивать тебя.
   - Тебе нравится шутить в таком духе"?
   - Мне нравится быть с тобой. Он крепко обнял меня, и я  почувствовала
себя совсем беззащитной.
   - Как я понимаю, таким способом ты хочешь показать свою силу?
   - Этого не требуется. Зачем доказывать  очевидное?..  Просто  я  хочу
тебя.
   - Мне жаль, но я не могу ответить взаимностью.
   - Уверяю тебя, ты изменишь свое мнение обо мне.
   - Значит, ты сохранил мне жизнь ради этого?
   - А почему бы и нет? Это достаточно веский ДОВОД.
   - Ты.., порочный тип!
   - Но ведь и ты, Карлотта, отнюдь не монахиня...
   - Ты про меня что-то знаешь?..
   - Ты удивишься: я знаю о тебе гораздо больше, чем ты думаешь.
   - Но если тебе известно, из какой я семьи, то, надеюсь, ты понимаешь,
что моя родня не потерпит такого обращения со мной?
   - Я  мог  бы  овладеть  тобой..,  прямо  сейчас.  Ты  напрасно  ищешь
возможности спастись от меня. Хочешь - кричи. Кому до тебя  дело?  Ты  в
ловушке, милая Карлотта, в полной  моей  власти.  Тебе  остается  только
подчиниться мне, и это избавит тебя от лишних неприятностей.
   Я вырвалась из его рук, подбежала к двери и стала барабанить  по  ней
кулаками.
   - А вот это уж совсем ни к чему, - сказал Хессенфилд. -  Кто  в  этом
доме поспешит тебе на помощь? Сбереги свои силы для другого применения.
   Он взял меня за плечо и повел назад в комнату.
   - Ты неотразима! - сказал он. -  Этой  ночью  мы  будем  любить  друг
друга. Я мечтал об  этом  с  того  момента,  как  увидел  тебя.  Ты  так
притягательна, Карлотта, ты создана для любви!
   - Ты говоришь о любви? - возмутилась я, - Мне кажется, ты  не  имеешь
никакого понятия о ней. Для тебя любовь означает похоть, разве  не  так?
Ты хозяин положения, и у тебя есть желание меня изнасиловать, жалкий  ты
джентльмен! Уверена, что ты в этом знаешь толк. Это очень просто - найти
беззащитную женщину, которая не может за себя постоять. Как благородно с
твоей стороны! Я ненавижу тебя... Филд... Хессенфилд.., или как там  еще
тебя зовут! У тебя нет даже мужества назваться собственным именем, и  ты
прикрываешься чужим. И уж если я выберусь отсюда, то я тебя не забуду!
   - Я на это надеюсь. Ты будешь помнить меня всю жизнь.
   - Возможно, что у тебя это и получится, но я буду вспоминать  тебя  с
отвращением!
   - Ну, так уж и с отвращением, - возразил он.  -  А  может,  совсем  с
другим чувством?..
   Хессенфилд обнял меня за плечи, и на этот раз я  ощутила  нежность  в
его прикосновении. Он усадил меня на  стул,  опустился  передо  мной  на
колени, взял мои руки в свои и улыбнулся. В его глазах играли золотистые
лучики. Он снова напомнил мне Бо.
   Он поцеловал мне руки, точно так же, как это "делал Бо, и сказал:
   - Карлотта, ты не была счастливой, я изменю твою жизнь.
   Я попыталась освободить руки.
   - Что ты знаешь обо мне?! - воскликнула я.
   - Знаю, и немало, - ответил он. - Я знаком с Бомонтом Гранвилем!
   Я закрыла глаза. Все происходящее  казалось  мне  чем-то  нереальным.
Если бы он взял меня силой, безжалостно и  грубо,  я  посчитала  бы  это
естественным исходом нашей встречи. Во всяком случае, я  была  готова  к
этому. Но он заговорил о Бо, и это меня расстроило.
   - Он был другом моего отца, - объяснил он, - и бывал у нас в доме.  Я
чем-то нравился ему, и мы с ним иногда беседовали.
   - Он говорил обо мне?
   - Он рассказывал о всех своих женщинах. Да, у  него  их  было  много:
женщины стали неотъемлемой частью его жизни, как только ему  исполнилось
четырнадцать лет. Он был очень откровенен  со  мной  и  как-то  пообещал
заняться моим воспитанием. Думаю, тебе не нужно объяснять, что он имел в
виду?
   - Я не хочу больше слышать об этом...
   - Дорогая, позволь мне самому решать, что можно делать, а что нельзя.
Я знаю, что ты не можешь забыть его, не так ли? Как давно он исчез?  Три
года назад, четыре? Как ты думаешь, что с ним случилось?
   - Наверное, его убили? Хессенфилд задумался:
   - У него было много врагов. У такого человека, как  Бомонт  Гранвиль,
не может их не быть. Многие считают, что он уехал за  пределы  страны  в
поисках другой игры. Для него это было привычным делом  -  исчезнуть  на
время за границей: так он убегал от кредиторов и от всяких  разборов  по
делам, в которых был замешан.
   - Зачем ты мне все это рассказываешь?
   - Затем, чтобы ты выкинула его из головы. Ты воздвигла ему  памятник,
а он того не заслуживает.
   - Похвально, что ты не забываешь своих друзей.
   - Да, он был моим другом, но ты для меня значишь  гораздо  больше.  Я
рассмеялась.
   - Мы знакомы с тобой всего один день, и я не  успела  проникнуться  к
тебе любовью.
   - Думаю, ты лукавишь. - Он взял меня за руку. - Карлотта, я чувствую,
как колотится твое сердце. Нам будет хорошо, вот увидишь, только прошу -
перестать сравнивать меня с Бомонтом Гранвилем.
   - Я и не сравниваю .
   - Ты не должна мне лгать, Карлотта! Правда всегда интересней лжи.
   - Отпусти меня! - взмолилась я. - Обещаю, что никому  не  проговорюсь
ни о чем. Дай мне лошадь, позволь уехать,  я  уж  найду  дорогу  к  Эйот
Аббас. Скажу, что сбилась с пути, придумаю какую-нибудь историю. Клянусь
тебе, что ни ты, ни твои друзья не пострадают из-за меня.
   - Слишком поздно, Карлотта! - произнес он. - Ты  в  ловушке,  и  тебе
никуда от меня не деться. Обещаю, что ты будешь довольна.
   - После чего со мной будет покончено?
   - Все зависит от тебя. Ты будешь развлекать меня,  и  каждую  ночь  я
буду ждать от тебя нового подарка. Слышала ли ты  о  Шехерезаде?  Каждую
ночь она рассказывала султану сказки, и он позволял ей прожить еще  один
день, а потом еще один... Ты - Шехерезада, а я - твой султан.
   Я закрыла лицо руками, чтобы Хессенфилд не видел моей  растерянности.
Разговор о Бо вызвал во мне воспоминания о спальне в  Эндерби-холл.  Эта
комната была похожа на ту, да и Джон Филд все больше напоминал  мне  Бо.
Мне стало не по себе. Я чувствовала, что меня влечет к нему, и, если  он
дотронется до меня, я не смогу отказать ему.
   - Выкинь ты из головы своего Бомонта, - сказал он. -  Он  бы  погубил
тебя. Твои предки были правы, помешав  браку.  Верность  какой-то  одной
женщине Бомонт хранил не  дольше  недели.  Он  был  ужасно  циничным  по
отношению к женщинам. Он рассказывал о них мне и, без сомнения,  другим.
И о тебе, Карлотта, он тоже рассказывал.
   - Рассказывал обо мне?.. - поразилась я.
   - Он собирался жениться на тебе, Карлотта, исключительно ради  твоего
наследства. Он не постеснялся признаться мне в этом: неплохое наследство
и любящая жена. Он описал мне во всех  подробностях,  как  вы  проводили
время в Эндерби-холле. Говорил, какая ты страстная и с каким азартом  ты
это делаешь...
   - Замолчи! - крикнула я. - Как ты смеешь? Я ненавижу тебя,  ненавижу.
Если бы я могла...
   - Я знаю. Если бы у тебя была шпага, ты бы проткнула  меня  насквозь.
Точно так же хотел разделаться с тобой Даррелл сегодня утром. Ты обязана
мне жизнью, Карлотта!
   Мне было трудно разобраться в своих чувствах. Было стыдно и за  себя,
и за Бо, который посмел рассказывать такое обо мне своему воспитаннику.
   Он потянул за ворот моего платья.
   - Карлотта, дорогая, забудь его! С  ним  покончено.  Быть  может,  он
давно лежит в могиле или в постели с очередной потаскушкой. Забудь  его,
я успел полюбить тебя, Карлотта, ты не чужая мне!
   Он сдернул с меня платье, но я  вывернулась  из  его  рук.  Он  зажал
ладонями мое лицо и сказал:
   - Все, Карлотта, ты попалась, попалась,  как  птичка  в  сеть.  Милая
Карлотта, жизнь так быстротечна. Кто знает, быть может, этой ночью  сюда
придут люди и схватят меня, а через неделю  мне  отсекут  голову?  Жизнь
коротка. Я всегда придерживался правила: радуйся  жизни,  пока  жив  Кто
скажет, что будет с нами завтра? Но у нас впереди ночь.
   Хессенфилд взял меня на руки и отнес  в  постель.  Я  закрыла  глаза.
Сопротивляться было бесполезно, я полностью была в его власти. Я поняла,
что он такой же, как Бо.  Я  лежала  и  слушала,  как  он  прошел  через
комнату, задул свечу и вернулся ко мне.
   Мне хотелось кричать, звать на помощь, но он мне  уже  объяснил,  что
кричать бесполезно. Я услышала, как он засмеялся. Он  знал  меня  лучше,
чем я сама.
   Как трудно понять себя... Ведь я должна была чувствовать себя  ужасно
униженной.  Однако...  Не  знаю,  что  произошло,  мне  остается  только
признать, что я, как и все женщины, не могла не  испытывать  влечения  к
мужчине. Я поняла, что томилась не  тоской  от  утраты  Бо,  а  желанием
встретиться с мужчиной, с которым я могла бы испытать телесную гармонию.
С Хессенфилдом у меня это получилось: мы были с ним как бы одной плотью.
Я забыла, почему оказалась там,  где  оказалась,  и  хотя  заботилась  о
соблюдении собственного достоинства, не могла скрыть своего удовольствия
от общения с ним.
   Хессенфилд чувствовал это; он был от  меня  в  восторге  и  вел  себя
отнюдь  не  как  насильник,  хотя  этого  можно   ожидать   в   подобных
обстоятельствах. Казалось, он думал только о том,  чтобы  доставить  мне
удовольствие.
   Он сказал, что я просто чудо, ему ни с кем не  было  так  хорошо.  Он
шептал в темноте, что влюбился в меня. Я молчала, потому что,  хоть  мне
было стыдно, я испытала полное удовлетворение.
   Я и Хессенфилд оказались в таком же согласии, какое было у меня с Бо.
Нас переполняла чувственность, и мы делились ею. Он вел  себя  со  мной,
как нежный любовник, и я простила ему его грубость.
   Едва забрезжил свет, как он подошел к окну.  Он  высматривал  в  море
корабль.
   - Их нет, - вздохнул он почти с облегчением в голосе.

***

   Прошел еще день, который казался очень  долгим.  Все  ждали  прибытия
корабля. Я перевязала раны генералу. Джентльмены, очевидно, сочли, что я
умею делать это лучше, чем кто-либо из них,  и  с  молчаливого  согласия
возложили на меня эту заботу.
   Генерал не совсем понимал,  где  находится,  и  потому  не  задавался
вопросами о причине моего  присутствия.  Я  была  рада  этому.  Закончив
перевязку, я пошла на кухню, чтобы приготовить еду  для  всей  компании.
Мне потребовалось только выставить ее на стол, ибо те, кому  принадлежал
этот дом, в избытке запаслись провиантом.
   Все утро я испытывала неловкость, встречаясь взглядом с Хессенфилдом.
Похоже, он прекрасно понимал, что я  чувствую,  и  мне  стоило  большого
труда изображать возмущенную насилием пленницу. Он догадывался, что мною
владеет страсть, и был достаточно опытен, чтобы оценить  мою  натуру.  В
какой-то момент он подошел ко мне сзади,  обнял,  прижал  к  себе,  и  я
почувствовала, как он целует меня в ухо.  Он  вел  себя,  как  настоящий
любовник, и это меня смущало.
   Мне было неудобно  смотреть  в  лицо  другим,  ведь  все  знали,  что
произошло.  Хессенфилд,  без  сомнения,  пользовался  у  них  репутацией
ловеласа: воспитанник Бо.
   Он научил меня кое-чему: я поняла, что нуждалась не в Бо, а просто  в
мужчине, который мог бы удовлетворить меня, проделав со мной все то  же,
что и Бо.
   Наступила ночь, и мы снова остались наедине. Он прижал меня к себе  и
сказал:
   - Как хорошо, что корабль сегодня не пришел...
   - Глупый ты человек, - ответила я. - С каждым  днем  нам  грозит  все
большая опасность.
   - Я готов рисковать ради еще одной ночи с тобой. Мы лежали на большой
постели под балдахином..
   На такой же точно постели я не раз лежала в объятиях Бо.
   - Скажи, а ты меня хоть чуточку любишь?
   Я не ответила, и он продолжил:
   - По крайней мере, ты не испытываешь неприязни ко мне.  О,  Карлотта,
кто бы мог подумать, что так все обернется? Я не переставал  мечтать  об
этом, начиная с того момента, как только мы встретились в  гостинице,  и
мне не хотелось бы, чтобы что-нибудь изменилось.
   Он поцеловал меня, и я постаралась скрыть  желание,  которое