д ее стал злым.
   - А если я сделаю его изображение и  воткну  в  него  булавки?  Тогда  он
умрет, потому что я проткну его сердце! Никто не будет знать, как  он  умер,
кроме меня.
   - Сенара, я не хочу слышать таких слов!
   - Умирают животные, умирают люди. Никто не знает,  отчего.  Нет  никакого
знака... Просто умирают, это - "злой глаз". А  что  если  я  положу  его  на
твоего "драгоценного возлюбленного"?
   - Ты не сможешь и  не  сделаешь  этого,  даже  если  бы  он  и  был  моим
возлюбленным. Он не возлюбленный, а  просто  хороший  друг.  Сенара,  умоляю
тебя, не говори таких вещей, это  опасно.  Люди  услышат  это  и  примут  за
правду. Ты не должна этого говорить.
   Она увернулась от меня и высунула язык  -  ее  любимый  жест,  когда  она
хотела рассердить.
   - Ты уже не ребенок, Сенара, надо быть благоразумной.
   Она стояла, не шевелясь, сложив руки на груди и посмеиваясь надо мной.
   - Я благоразумна, но все говорят, что моя мать  -  ведьма.  Значит,  и  я
ведьма. Никто не знает, откуда мы пришли, да? Кто мой отец?
   - Сенара,  ты  говоришь  опасные  вещи.  Твою  мать  постигло  несчастье:
корабль, на котором она плыла, потерпел крушение, моя мама спасла ее  жизнь.
Ты должна была как раз родиться, все это легко понять.
   - Разве, Тамсин? И ты действительно так думаешь?
   - Да, так! - твердо сказала я.
   - Ты всегда веришь, во что хочешь. Посмотришь на тебя - так все хорошо  и
мило. А другие не всегда так думают. И еще одно: не воображай, что только  у
тебя есть возлюбленный.
   - Что ты имеешь в виду?
   - А разве ты не хотела бы знать?

***

   Очень скоро я узнала.  Мне  вдруг  в  голову  пришла  мысль,  что  Сенара
унаследовала  от  своей  матери  это  качество,   не   поддающееся   четкому
определению. В последующие дни, казалось, она  стала  еще  красивее.  Сенара
выходила из детского возраста: она принадлежала к  типу  быстро  созревающих
женщин. Ее тело округлилось, миндалевидные глаза  стали  томными  и  полными
таинственности, похожими на глаза матери. Когда она танцевала с Диконом, она
была так хороша, что невозможно было оторвать от нее глаз.
   Дикон обожал ее. Когда он танцевал с ней, в его  движениях  было  столько
счастья, что смотреть на них было одно удовольствие. Он  играл  для  нее  на
лютне ; и пел песни собственного сочинения. Казалось, он был  очарован  этой
темноглазой девушкой, которая мучила его и дразнила, насылая на  него  чары.
Очарование. Колдовство. Эти слова все чаще и чаще появлялись в  его  песнях.
Она овладела его рассудком, в ней было неуловимое свойство,  которое  он  не
мог определить.
   Однажды в комнате для музыкальных занятий!  Мария  увидела  свою  дочь  в
объятиях Дикона, учителя музыки. Сенара мне потом  рассказала.  Она  была  в
истерике: и дерзкая, и в то же время испуганная.
   - Дикон всегда хотел меня! - сказала она. - У него  страстная  натура,  у
меня тоже. Ты этого не поймешь, Тамсин, ты  такая  спокойная  и  скучная!  Я
люблю Дикона, он красивый, ведь правда? И эти чувства, которые он вкладывает
в свои песни, и, когда мы танцуем вместе, мне кажется, я таю в его руках.  Я
готова выполнить любую его просьбу. Вот как действует на меня Дикон, Тамсин!
   - Звучит очень опасно, - сказала я с тревогой.
   - Опасно? Конечно опасно, поэтому и  возбуждает!  Когда  я  собираюсь  на
урок, я заставляю Мэри завить мои волосы,  очень  тщательно  выбираю  ленты,
чтобы они подходили к моему платью. Мэри смеется, она знает.
   Мэри была нашей служанкой. Она  ухаживала  за  нами,  смотрела  за  нашей
одеждой, причесывала нас - горничная на двоих. Она была довольно  молодая  -
не намного старше меня и влюблена в Джона  Леварда,  слугу,  который  жил  в
Морской башне. Они собирались пожениться, призналась она нам, и поэтому  она
была очень довольна жизнью. Сенара хитростью заставила ее признаться, каковы
были ее любовные дела с Джоном.
   - Ох, Сенара, будь осторожнее! - умоляла я.
   -  Это  я  предпочитаю  оставлять  другим!  -  резко  ответила   она.   -
Осторожность! Это скучно, а я ненавижу все скучное. Нет, я никогда  не  буду
осторожничать, я буду смелая и дерзкая! Вот как я проживу свою жизнь.  Дикон
симпатичный, даже больше, чем твой Фенн Лэндор. И  я  вот  что  скажу  тебе,
Тамсин: не только у тебя одной будет возлюбленный.
   - То, чем занимаются некоторые люди, не имеет ничего общего с любовью.
   - Так мудро! - насмешливо сказала  она.  И  вдруг  такое  неблагоразумие!
Сенара рассказала мне, как все произошло.
   - Дверь открылась, и появилась мать.  Мы  сидели,  моя  лютня  лежала  на
столе, а Дикон обнимал меня и целовал. Вдруг мы почувствовали, что не  одни.
Ты знаешь как моя мать тихо входит в комнату? Она стояла и смотрела на  нас.
Она ничего не сказала, но лучше бы она что-нибудь сказала.  Дикон  задрожал,
ты же знаешь, как все боятся ее. Потом она подошла к столу, мы  оба  встали.
Лицо у Дикона стало багровым, у него же такая нежная кожа! Моя кожа  так  не
краснеет, но я тоже была напугана. Мать взяла лютню и подала ее мне.
   - Играй, - сказала она. - Сыграй печальную  любовную  песню,  потому  что
любовные песни часто печальные.
   - Я взяла лютню, и она сказала: "Сыграй "Моя любовь ушла, на веки  вечные
оставив скорбь"". Я играла, а она сидела и слушала. Потом она посмотрела  на
Дикона и спросила: "Хорошо ли вы учили мою дочь?" Он, заикаясь, сказал,  что
приложил все силы, а я была способная ученица.  Она  еще  немного  посидела,
потом встала и вышла. Мы не знаем, что будет, но Дикон боится.
   Скоро мы узнали, что было дальше. Дикон больше не появился в комнате  для
занятий - ему отказали.
   Сенара то приходила в ярость, то была тиха и  печальна.  Она  плакала  по
ночам и постоянно говорила  о  Диконе.  Я  раньше  думала,  что  ее  чувства
несерьезны, но, оказывается, время шло, а она помнила Дикона  и  говорила  о
нем с горьким и грустным сожалением.

***

   После того случая Сенара изменилась. Казалось,  она  все  время  пыталась
выиграть у меня по очкам. Думаю, в ее натуре была зависть, и  особенно  там,
где дело касалось меня. Я не забывала, что в ранние  годы  своей  жизни  она
была беспризорным ребенком, о  котором  ничего  не  было  известно,  ее  имя
выдавало это. Восхищение Дикона несколько смягчило ее, но, когда  она  этого
лишилась, она опять стала страдать.
   Сначала она больше откровенничала с Мэри, чем со  мной.  Она  говорила  о
том, что у меня есть Фенн Лэндор, и выражалась о нем так, будто мы уже  были
помолвлены. Признаться, я не останавливала ее, хотя и должна была. Я была  в
таком  восторге  от  желания  быть  помолвленной  с  Фенном,  что  не  могла
противиться искушению думать, что это так.
   Затем мачеха, без сомнения, под влиянием случая с Диконом,  сказала,  что
теперь, когда мы повзрослели, в замке должно быть  больше  развлечений.  Она
пригласит лучшие семьи соседей, некоторые из них  имели  подходящих  молодых
людей, которые могут заинтересоваться нами, к тому же есть еще и Коннелл,  о
котором тоже надо подумать.
   Отец, очевидно, согласился. Он всегда соглашался с  мачехой,  по  крайней
мере, я никогда не видела ни одного конфликта между ними. Когда я сравнивала
их с покойным дедушкой и бабушкой, я думала о том, какими  разными  были  их
отношения. В постоянных пререканиях тех было больше  естественности,  чем  в
спокойствии между отцом и мачехой, - это при всех качествах  моего  отца.  Я
чувствовала, что, оставаясь наедине, они были не такие. Иногда мне приходила
в голову мысль, что мачеха действительно была ведьмой и даже мой отец был ее
рабом.
   - Молодой человек, который привез тебя от бабушки, очень  обаятельный,  -
сказала Мария. - Кажется, у него есть  сестра?  Может  быть,  пригласить  их
обоих погостить у нас?
   Я обрадовалась и сказала, что они с удовольствием приедут.
   Портниха с утра до ночи шила новые платья для нас. Когда начиналось новое
правление, моды всегда  менялись.  В  сельской  местности,  как  у  нас,  мы
приблизительно на год отставали в моде, но  все  же  и  у  нас  теперь  были
высокая талия на датский манер, юбка с фижмами и узкие рукава под  длинными,
свисающими от локтей. Платья были с юбками, раскрывающимися  спереди,  чтобы
показать полосатые нижние  юбки,  обычно  из  лучшего  материала,  чем  само
платье. Исчезли круглые плоеные жесткие  воротники,  чему  я  была  рада,  а
вместо них появились воротники стоячие.  Комната  блестела  от  всевозможных
тканей: тафты, Дамаска,  шелка,  бархата,  смеси  шелка  и  какого-то  более
плотного материала, называемого полотном, и мокадо -  подделки  под  бархат.
Комната портнихи говорила о  том,  что  в  замке  жили  трое  молодых  людей
брачного возраста. Странно, но всем было весело.
   Мэри была славная девушка, мы обе  были  в  восторге  от  нее:  она  была
хорошенькая и жизнерадостная. Она очень много говорила, особенно с  Сенарой,
о Джоне, своем женихе, о  том,  что  скоро  они  поженятся.  Много  волнения
вызвало ее кольцо, оно выглядело как золотое.
   - Это подарок Джона, - торжественно сказала Мэри.
   Увы, триумф ее был недолог! Джон украл это кольцо, он взял  его  у  моего
отца, и, когда это обнаружилось, в замке был большой переполох. Мэри  быстро
лишилась кольца и горько плакала, но еще горше были ее  слезы,  когда  Джона
наказывали. Мы заперлись, чтобы ничего не слышать. Во  дворе  Морской  башни
слуги привязали Джона к столбу, и он получил десять ударов кнутом.
   - Это же срам на всю жизнь! - рыдала Мэри. - Он  такой  гордый.  Он  взял
кольцо, чтобы дать его мне. Глаза Сенары сверкали гневно.
   - Проклятье на тех, кто бьет Джона! - воскликнула она. - Пусть у них руки
отсохнут и...
   - Тот, кто поднимает на него кнут, выполняет приказ, - сказала  я.  -  И,
пожалуйста, Сенара, не говори таких слов.
   - Буду говорить! - крикнула она.
   Я знала, кто отдал приказ, - это был мой отец. Мы, как  могли,  успокоили
Мэри. Сенара приготовила мазь, ибо она интересовалась такими  вещами,  и  мы
послали ее смазать спину Джону.
   Атмосфера замка изменилась. Все погрузились в меланхолию.
   От бабушки пришло письмо. Она была рада услышать, что Фенн и  его  сестра
приедут к нам.
   "Боюсь, что этого не могло бы случиться, пока бабушка  Фенна  была  жива.
Теперь, бедняжка, она успокоилась и, может быть, вражда между двумя  семьями
прекратится. Я могла, конечно, понять ее, когда умерла ее дочь:  есть  люди,
которым необходимо возложить вину за свое горе на чьи-то плечи. Это  большая
ошибка. Ты снова увидишь Фенна, и я  уверена,  вы  хорошо  проведете  с  ним
время. Думаю, его сестра Мелани - очаровательная девочка.
   Родная моя Тамсин, как бы  я  хотела  присоединиться  к  вам,  но  боюсь,
путешествие для меня уже не под силу. Может быть, потом ты приедешь ко  мне?
Последнее  время  мне  что-то  нехорошо.  Эдвина  часто  приезжает.  Буду  с
нетерпением ждать тебя, мое дорогое дитя. Напиши мне о визите Фенна" - .
   Была середина лета, когда они приехали - Фенн, его сестра Мелани, их мать
и слуги. Они должны были остаться у нас на  неделю,  и  мачеха  тщательно  к
этому готовилась. Видимо, ей понравилась эта семья; я  была  уже  достаточно
искушенной, чтобы понять, что все это потому, что Лэндоры богаты. У них были
большие поместья в Тристан Прайори, и, хотя сначала они потеряли  деньги  на
торговле, но теперь их компания процветала.
   Приняли их очень тепло. Мачеха была любезна и  очаровательна,  отец  тоже
выказывал явное удовольствие. Фенн рад был вернуться сюда,  а  я  трепетала,
когда видела радость  в  его  глазах,  устремленных  на  меня.  В  нем  были
открытость и честность, этот человек не умел  скрывать  своих  чувств,  даже
если бы хотел этого. Сестра Фенна, Мелани, была очень похожа на него,  такая
же спокойная и мягкая в обращении. Их мать тоже была  очень  приятная  дама.
Меня не покидала мысль, что Тристан Прайори, наверное, очень теплый и уютный
дом.
   Фенна опять поместили в Красную комнату, в соседней находились  Мелани  и
ее мать.
   Ужин в тот вечер был подан  в  одной  из  небольших  комнат,  чтобы,  как
сказала мачеха, мы могли поговорить, прежде чем съедутся другие гости. Итак,
за столом были отец, мачеха, Фенн, его сестра и мать, Коннелл, Сенара и я.
   Разговаривали об имениях, о торговой компании, в чем Фенн принял особенно
горячее участие, и о том, как хорошо, что такие семьи, как наши, узнают друг
друга получше.
   В ту ночь я почти не спала, Сенара тоже. Мы лежали на  своих  кроватях  и
вспоминали этот вечер.
   - Какие кроткие люди! - говорила Сенара. - Они выглядят так, будто  ничто
не сможет их задеть. Хорошо бы поджечь  их  спальню.  Наверняка  эта  Мелани
сядет в постели и  скажет:  "Как  странно!  Кажется,  комната  горит?"  -  и
спокойно выйдет, будто ничего  не  случилось.  Может  быть,  поджечь,  чтобы
убедиться, что я права?
   - Ужасная мысль! Какие странные идеи приходят тебе в голову!  Пожалуйста,
Сенара! Ты же знаешь, я не люблю, когда ты так говоришь.
   - Почему меня должно беспокоить, что ты не любишь? Я вот не люблю, как ты
смотришь на этого Фенна, как будто он сэр Ланселот или один из тех  рыцарей,
которые так неотразимы для женщин? Об этом ты не беспокоишься?
   - Ты очень ревнива.
   - Любой, кто хоть что-нибудь чувствует, ревнует. Только такие  люди,  как
ты или твои глупые Лэндоры, не ревнуют. Они спокойны, потому что  ничего  не
чувствуют. Я думаю, что вы все сделаны из соломы.
   Я засмеялась, что привело ее в ярость.
   - Не думай, что ты единственная, кто знает, что такое любовь! - Голос  ее
дрогнул, будто она всхлипнула. - Интересно, что сейчас делает Дикон?
   -  Наверное,  он  нашел  новое  место  учителя  музыки  и  танцев  другой
впечатлительной молодой девушки. Они теперь глазеют друг на друга за столом,
он поет ей свои песни, а она играет на лютне.
   - Не говори так! - крикнула Сенара.
   - Извини. Ты все еще думаешь о нем?
   - Конечно, нет, но я не хочу, чтобы над ним смеялись.
   - Я не смеюсь, мне его жаль. Надеюсь, он быстро нашел хорошее место.  Она
сменила тему.
   - Эта Мелани скоро будет жить здесь - ее выбрали для Коннелла.
   - Что?
   - Это правда. Мэри слышала как говорили об этом. Все уже  устроено,  надо
только, чтобы они понравились друг другу. Коннеллу-то понравится. Если  отец
захочет этого, сыну она обязана понравиться. Поскольку он уже забавляется со
служанками, то готов жениться на всякой, кого ему выберут.
   - Где ты слышала об этом?
   - Я держу глаза открытыми, и слуги говорят мне больше, чем тебе. Тебе они
боятся говорить, ты такая правильная.
   - Коннелл и Мелани? - удивленно сказала я.
   - Не удивляйся, разве это не очевидно? Коннеллу пришло время  жениться..,
ну, чтобы были сыновья для  продолжения  рода.  Коннелл  будет  богат  -  он
унаследует все это, а у Мелани будет хорошее приданое, можешь быть  уверена.
Еще немного, и, ручаюсь, дорогая, маленькая Мелани будет  водворена  сюда  в
качестве нашей сестры.
   - Ну, тогда Коннеллу повезет.
   - Бедный Коннелл, что с ним станется? Клянусь, ему неинтересно будет жить
с ней! Ну что ж, зато служанки всегда к услугам  хозяина  дома,  которым  он
будет со временем.
   - Ты очень много болтаешь лишнего, Сенара.
   - А что мне делать? Скрывать свои мысли, как делаешь ты.., или  пытаешься
делать? Не думай, что я тебя не знаю, Тамсин Касвеллин. Я ясно вижу,  что  у
тебя на уме. Ты выдаешь себя, а если бы не выдавала, у меня есть средство...
   Я громко засмеялась:
   - Понимаю, это говорит дочь ведьмы.
   - Не надо недооценивать ведьму, Тамсин.
   - Сколько раз я должна повторять тебе, чтобы ты не говорила о себе как  о
ведьме. Это становится все опаснее.
   - Я говорю только в стенах нашей спальни. Я тебе доверяю, Тамсин,  ты  же
меня не выдашь? Мы же сестры, Тамсин! Ты помнишь, я заставила тебя надрезать
запястье, надрезала свое, мы смешали нашу кровь и поклялись, что  придем  на
помощь друг другу, если кто-нибудь из нас будет в опасности?
   Я засмеялась.
   - Как ты любила эти драматические жесты, когда была ребенком!
   - Я все еще люблю их, это часть моей колдовской натуры - Молчи!
   - Что? Ты думаешь, охотники  за  ведьмами  прячутся  в  этом  шкафу?  Они
выпрыгнут и станут искать на моем теле  знаки?  На  моем  теле  нет  знаков,
Тамсин.., еще нет.
   - Спи! - воскликнула я.
   - Я не могу спать, я думаю о будущем. О том, как Мелани придет сюда, а ты
уедешь. Обмен - вот чего они хотят, ты поедешь в Тристан Прайори как невеста
Фенна, а Мелани - сюда, чтобы занять твое место. Я не хочу этого. Я не хочу,
чтобы она была на твоем месте. Ты - моя сестра, и,  куда  поедешь  ты,  туда
поеду и я.
   - Я могла бы взять тебя с собой.
   - Видишь, ты уже решила ехать. Не думай, что  я  позволю  тебе  уехать  к
твоему возлюбленному. Или у меня тоже должен быть возлюбленный, или я должна
быть с тобой. А, может быть, я заберу себе твоего возлюбленного и сама поеду
в Тристан Прайори как невеста, а ты поедешь туда и останешься со  мной?  Это
будет поворот в другую сторону.
   - Никогда не слышала такой ерунды. Я буду спать, а ты как хочешь.
   Я тихо лежала, притворяясь спящей,  но,  конечно,  не  могла  заснуть.  Я
думала о возможном  браке  Коннелла  и  Мелани.  Не  думаю,  что  они  будут
счастливы. Потом я стала думать о том, как  я  выйду  за  Фенна  и  поеду  в
Тристан Прайори, который будет моим домом до конца жизни.
   На  следующее  утро  Фенн  пригласил  меня  покататься.  Я   с   радостью
согласилась и подумала, что, может быть, во время прогулки  он  сделает  мне
предложение? Перед тем как пойти в конюшню, он сказал, что хотел бы побывать
на кладбище, и мы пошли. Куст розмарина хорошо прижился.
   - Я ухаживала за ним, - сказала я. - Посмотри на этот побег. Он ползет от
могилы моей мамы к могиле неизвестного моряка.
   - Со временем он укроет обе могилы, - ответил Фенн, встал и взял мои руки
в свои.
   - Благодарю тебя за заботу, Тамсин! Ты, наверное, думаешь, что это просто
фантазии, но, видишь ли, я не знаю где лежит мой отец, а это захоронение как
бы заменяет его могилу.
   - Я понимаю, я чувствовала бы то же самое. Будь  уверен,  я  всегда  буду
заботиться об этом погребении.
   Он посмотрел на  меня  очень  серьезно,  и  я  подумала:  "Вот  он,  этот
момент!". Но вдруг услышала, что кто-то зовет меня.
   Это была Сенара. Она стояла  на  краю  кладбища,  одетая  в  амазонку  из
темно-красного бархата, на голове была  шляпа  для  верховой  езды  мужского
фасона, с лентой и пером на затылке. Казалось, с каждым днем она становилась
красивее,  все  больше  походила  на  свою  мать,  но  загадочность   матери
превращалась у нее в огромную жизненную энергию,  которая  делала  ее  более
гуманной, в отличие от матери, которая никогда не сможет быть такой.
   Она насмешливо посмотрела на нас:
   - Ах, вы тоже собираетесь на прогулку? Почему бы нам не поехать вместе?

***

   В замок приехали еще гости, и, когда  мы  выезжали  на  прогулки,  группа
собиралась большая. Отец затеял охоту на оленя и пригласил группу мужчин.  С
ними уехал и Фенн, и их не было целых  два  дня,  потому  что  лес  был  так
далеко, что требовалось несколько часов,  чтобы  добраться  туда.  Ночь  они
провели в охотничьем домике друга отца, который их развлекал.
   Это означало, что Мелани и ее мать  были  оставлены  на  наше  попечение.
Мелани  очень  интересовалась  домашними  делами  замка  и  знакомилась   со
служанками. Мэри сказала потом, что она очень добрая госпожа,  и  надеялась,
что господин Коннелл не будет таким, как его отец.  Я  очень  привязалась  к
Мелани, может быть потому, что она была сестрой Фенна. Сенара же считала  ее
скучной, но ведь она судила обо всех по себе.
   Мужчины вернулись с превосходной олениной, которую  решили  зажарить  для
большого обеда, который состоится накануне отъезда Лэндоров.
   Вечером того же дня Коннелл и Мелани поехали кататься вдвоем. Я поехала с
Сенарой, потому что