возможно, примет Марго назад.
   Наконец Наваррец согласился взять к себе жену; за это король  Франции
убрал гарнизоны из нескольких городов, расположенных возле Наварры.
   Довольный Наваррец  посмеивался.  Поездка  Марго  в  Париж  оказалась
весьма полезной.
 
*** 
 
   В Лувре и Париже царило напряжение, а при  неракском  дворе  -  такое
ликование, какое редко видели здесь прежде. Даже король Наварры  смотрел
в будущее с оптимизмом.
   Герцог Анжу серьезно заболел; на выздоровление было мало надежды.
   Марго уже оплакивала брата; кое-кто говорил, что она  питала  к  нему
отнюдь не сестринскую любовь. Несмотря на свое горе, Марго, равно как  и
Наваррец и его министры, сохраняла бдительность. Смерть  Анжу  стала  бы
событием, наиболее важным именно для Наварры.
   На улицах Парижа люди шептались об итальянке. "Говорят, его  отравила
Иезавель".
   - Возможно ли это? Ведь он - ее сын.
   - Ее сын! А бедный  Франциск  Второй?  А  несчастный  безумный  Карл?
Говорят, она отправила  их  в  могилу  до  срока.  Многим  достались  ее
итальянские яды - сыну, дочери, кузену... она не  щадит  никого.  Она  -
воплощение зла... наша французская Иезавель.
   Но Катрин искренне сожалела  о  болезни  сына  и  испытывала  сильное
беспокойство. Анжу умирает! Что случится, если Генрих умрет? Похоже,  ее
дети не способны дожить до зрелости. Генрих выглядел старым не по годам.
Если Генрих умрет, следующим претендентом на трон  будет  Наваррец.  Да,
Марго станет королевой  Франции,  но  может  ли  она,  Катрин,  доверять
дочери? Может ли она доверять Наваррцу?
   Эти глупцы на улицах думают, что она хочет отравить своего сына Анжу.
Они не понимают ее. Они не знают, что ее убийства не являются настоящими
убийствами; они были просто устранениями вредных  людей,  представлявших
опасность для могущества дома Валуа - и не более  того!  Она  не  питала
ненависти к тем, кого следовало устранить. Убила ли она женщину, которая
много лет унижала ее и заставляла страдать при жизни мужа Генриха?  Нет!
Диана де Пуатье уцелела, потому что, когда Катрин  получила  возможность
убить ее, Диана перестала играть важную роль.
   Катрин чувствовала себя абсолютно непонятой. Уличная клевета  никогда
не причиняла ей боли. Почему она должна беспокоиться из-за  нее  сейчас?
Может быть, ее раздражение вызвано старением, усталостью  от  постоянной
борьбы за ускользающую власть?
   Она снова подумала о ее старом враге, Филиппе Испанском.  Как  бы  он
отреагировал на смерть Анжу? Что предпринял бы зля того,  чтобы  гугенот
Наваррец не стал бы королем католической Франции?  Она  была  уверена  в
том, что Филипп  не  станет  сидеть  сложа  руки.  Сейчас  голландцы  не
тревожили его так сильно, как прежде. Парма хорошо поработал в интересах
своего господина; несколько месяцев тому назад принц Оранжский, защитник
всех протестантов, был убит. Таким образом, Луиза, дочь  Колиньи,  после
смерти  Телиньи  вышедшая  замуж  за  принца,  потеряла  обоих  мужей  в
результате  насилия.  Жена  Колиньи,  Луиза,  по-прежнему  находилась  в
тюрьме, куда  ее  поместили  сразу  после  смерти  мужа.  Катрин  должна
приглядывать за этими гугенотами и Филиппом Испанским. Бедный Анжу  мало
чего добился в жизни, но смерть сделает его важной фигурой,  которой  он
всегда хотел стать.
   Сообщили о кончине Анжу. Его слабый организм Валуа не смог справиться
с  воспалением  легких.  Анжу  мертв.  Генрих  Наваррский  -   наследник
французского  трона.  Вся  Европа  насторожилась.  Протестант  во  главе
Франции нарушит баланс сил. Англия приготовилась послать  Лейчестера  на
помощь Голландии, несмотря на потерю  любимого  ими  принца  Оранжского,
голландцы были исполнены новой  надежды.  Филипп  Испанский  с  тревогой
поглядывал в сторону Парижа и проводил заседания своего совета. Он видел
во Франции одного человека, который,  по  мнению  испанцев,  никогда  не
позволил бы протестанту единолично править страной. Генрих де Гиз, лидер
Католической лиги,  быстро  становился  самым  могущественным  человеком
Франции.
   Катрин настороженно ждала. Она подолгу тайно совещалась с королем, но
Генрих Валуа не хотел думать о государственных  делах,  потому  что  ему
недавно прислали новую коллекцию обезьянок и попугаев, и он решал, с кем
из друзей поделиться животными. Собачки требовали его внимания;  милашки
развлекали  короля,  помогали  ему  проводить  время.  Эпернон  и  Жуаез
соперничали между собой, боролись за любовь короля,  если  Генрих  дарил
что-то Жуаезу, ему приходилось преподносить еще более роскошный  презент
Эпернону, что лишь усиливало ревность  Жуаеза.  Эпернон  получил  звание
генерал-полковника,  после  этого  Генриху   пришлось   сделать   Жуаеза
адмиралом; затем Эпернон стал правителем Метца, Вердена и Тула.  Эпернон
и Жуаез превратились в богатейших людей Франции.  Если  сегодня  Эпернон
превосходил по размеру своего состояния Жуаеза,  то  завтра  приходилось
одаривать последнего.
   Вернувшись из Рима, Жуаез пожелал жениться. Он попросил  дать  ему  в
жены богатую даму, женитьба на которой повысила бы  его  престиж.  "Ваше
Величество, у вас есть жена, вы знаете, что я стремлюсь во всем походить
на вас".
   Короля это позабавило. Его фаворит должен жениться,  невестой  станет
родная сестра королевы способная дать Жуаезу большое приданое.
   Жуаез радостно захлопал в  ладоши,  когда  король  вместе  с  другими
милашками начал  планировать  свадебные  празднества.  Они  должны  были
продлиться две недели и обойтись в кругленькую сумму. Пустяки!  Парижане
любят торжества, люди должны платить за то, что им нравится.
   Народ ждал  женитьбы  Жуаеза,  после  этой  свадьбы  придется  женить
Эпернона.
   Король ломал голову над тем, где взять  столь  же  богатую  жену  для
дорогого Эпернона. Генрих опасался, что менее пышные торжества  пробудят
в  Эперноне  ужасную  ревность.  Он  частично  решил  проблему,  ограбив
муниципальную казну, он придумал хороший способ раздобыть  еще  денег  -
король увеличил плату за судейские  должности.  Он  посмеялся  вместе  с
милашками. Король всегда умел найти очередной способ добывания денег.
   Баттус процветал еще сильнее,  чем  прежде.  Король  и  его  фавориты
устраивали уличные шествия.  Им  казалось  забавным  после  появления  в
роскошных, расшитых драгоценностями нарядах шагать по городу в  рубищах.
Они надевали на себя белые мешки -  более  красивые,  чем  те,  что  они
носили прежде. Мешки с изображениями черепов выглядели эффектно.
   Король пребывал в отличном настроении. Эти шествия после двух пышных,
экстравагантных свадеб  любимцев  Генриха  демонстрировали  народу,  что
король и его друзья - весьма набожные в душе люди.
   Катрин, в смущении наблюдая за  происходящим  пыталась  протестовать.
Она понимала, что глаза народа прикованы к Парижу. Из Англии на  столицу
смотрела Элизабет Английская, из Голландии и Зеландии - Уилльям  Нассау;
Генрих Наваррский затаился, имея возможность выжидать; Филипп  Испанским
хранил бдительность; Генрих де Гиз находился рядом. Не  обменивались  ли
двое   последних   письмами,   миновавшими   руки   королевы-матери?   -
беспокоилась Катрин.
   Нелепые церемонии продолжались;  пышным  пиршествам  не  было  конца.
Возмущенные парижане, заглядывая в окна Лувра, видели короля  в  женском
платье из зеленого шелка и милашек в нарядах придворных дам.
   Молчаливый, мрачный Париж смотрел на все это, созревая для бунта.
 
ГЛАВА ШЕСТАЯ 
 
   Катрин,   пренебрегая   тяготами   старости,   пытаясь   игнорировать
ревматические  боли,  впервые  начав  внимательно  относиться  к  своему
рациону - она слишком долго не ограничивала  себя  в  отношении  любимой
еды, - испытала прилив свежей энергии. Беда стояла на  пороге.  В  любой
момент власть могли вырвать из рук королевы-матери.  Она  поняла  это  в
последние годы, ощутив изменения в политической атмосфере; она ездила по
стране, добиваясь мира,  устраняя  врагов,  зашитая  корону  -  так  она
думала. Герцог Гиз,  казалось,  потерял  свои  амбиции,  довольствовался
своим положением, и поэтому Катрин игнорировала его. На  самом  деле  он
получил возможность продолжать свою тайную деятельность; словно  уйдя  в
подполье, он  подкапывался  под  фундамент  ее  власти,  который  грозил
обвалиться. Катрин  следовало  знать,  что  самый  честолюбивый  мужчина
Франции не изменит своим амбициям. Ей нельзя было  ослаблять  наблюдение
за Генрихом де Гизом.
   Что он замышляет? Его Лига стала самой влиятельной силой во  Франции.
Она подспудно,  бесшумно  крепла,  пока  внимание  тех,  кому  следовало
наблюдать за ней, было хитроумно  отвлечено  мелкими  опасностями.  Лига
боролась против короля.
   Катрин окинула взглядом годы  правления  сына.  Некогда  женственный,
однако умный юноша изменился. Лучшие черты  его  характера  стерлись,  в
сейчас, за исключением тех  моментов,  когда  он  проявлял  остроумие  и
неожиданную хватку  в  делах,  он  казался  всего  лишь  деградировавшим
щеголем. Его здоровье ослабло, конституция оставляла желать  лучшего.  В
нем появился цинизм, вызванный ощущением того, что его  жизнь  продлится
недолго; поэтому он хотел использовать  ее  к  своему  удовольствию.  Он
разочаровывал мать, она обижалась на сына. Иногда  она  позволяла  своей
любви к неблагодарному  сыну  одерживать  верх  над  жаждой  власти.  Ей
следовало проявлять больше мудрости и  помнить  горькие  уроки,  которые
много лет назад преподнес ей другой любимый ею Генрих. Сейчас она думала
о годах страданий и унижений, о муках, которые она испытывала,  наблюдая
за мужем я его любовницей сквозь отверстие в полу; ее  переживания  были
результатом ран, которые она сама причиняла себе. Она  удивлялась  тому,
что  позволяла  себе  следовать  столь  бессмысленной  линии  поведения;
очевидно, она не усвоила опыта прошлого, потому что в отношении с  сыном
Генрихом дала волю чувствам, как  некогда  с  мужем.  Катрин  Медичи  не
следовало впускать в свою жизнь эмоции.
   Но теперь с этим покончено; лишь угроза несчастья раскрыла  ей  глаза
на глупость ее поведения. Она  любила  сына,  но  удержать  власть  было
важнее,  чем  сохранить  его  любовь.  При   необходимости   она   могла
интриговать против него.
   Она теряла контроль над событиями. Где  ее  шпионы?  Несомненно,  они
работали, не щадя своих сил, ко  шпионы  Гиза  действовали  эффективнее.
Женщины Катрин, однако, помогли ей узнать одну  вещь  -  Генрих  де  Гиз
осмелился вступить в контакт с Испанией, словно он  уже  был  правителем
Франции.
   Этот старый дурак,  кардинал  Бурбон  -  брат  еще  большего  глупца,
Антуана де Бурбона, много лет назад сделавшего из себя посмешище  двора,
- собирался после смерти Генриха захватить трон. Генрих еще был  молодым
человеком, а Бурбон уже успел состариться. Что на уме  у  Гизов?  Какими
тайными посланиями обмениваются герцог Гиз и Филипп  Испанский?  Неужели
Филипп действительно думает,  что  Гиз  будет  стоять  и  смотреть,  как
кардинал  захватит  корану?  Возможно,  Гиз   намерен   править   руками
кардинала. В положении серого кардинала, властителя, стоящего за троном,
были свои преимущества - Катрин могла засвидетельствовать это.
   Кардиналу исполнилось шестьдесят четыре  года.  Мог  ли  он  пережить
Генриха, не прибегнув к ...?  Но  Катрин  не  позволяла  себе  допускать
возможность того, что они  планируют  уничтожить  ее  сына;  она  должна
забыть о том, что она - больная  женщина.  Она  должна  сделать  слишком
многое.
   Бурбон,  яростный  сторонник  Гизов,   верный   католик,   согласился
пренебречь приоритетным правом своего племянника, Генриха Наваррского, и
занять трон. Он поклялся, что, став королем, он искоренит ересь.
   Катрин вызвала к себе Гиза и  спросила  его,  почему  он  общается  с
королем Испании без ведома и согласия короля Франции.
   Гиз держался  самоуверенно  -  более  самоуверенно,  чем  когда-либо,
подумала Катрин. Было ясно, что он лучше  королевы-матери  осведомлен  о
происходящем. Только  аристократическое  воспитание  удерживало  его  от
дерзкого тона.
   - Мадам, - сказал Гиз, - Франция не  потерпит  короля-гугенота;  если
король умрет, не оставив наследника - да не допустит  этого  Господь,  -
король Наварры решит, что у него есть права на трон; этого не произойдет
лишь в случае избрания народом Франции к этому моменту нового короля.
   Катрин  молча,  задумчиво  поглядела   на   Гиза.   Солнечные   лучи,
проникавшие в комнату через узкое окно, освещали его  волосы,  делая  их
золотистыми и серебряными. Он был выше всех придворных; в его поджарость
ощущалась сила. Шрам  на  щеке  подчеркивал  агрессивность  его  облика.
Катрин не удивлялась тому, что  человек,  обладавший  такой  внешностью,
властвовал над душами  парижан.  Его  называли  королем  Парижа.  Только
глупец не понял бы, что, говоря о будущем короля Франции, Генрих имел  в
виду не кардинала, разменявшего седьмой десяток, а себя, красивого и еще
не старого герцога.
   - Вы считаете возможным вести переговоры с иностранной  державой,  не
поинтересовавшись волей короля, месье! - сказала Катрин.
   - Король занят другими делами, мадам. За свадьбой Жуаеза  последовала
женитьба Эпернона. Я подходил к королю, но он обсуждал свои  наряды  для
свадьбы и сослался на занятость.
   Какая дерзость! Какое высокомерие!  -  подумала  Катрин.  Однако  она
сознавала, что испытывает легкую радость. Будь он ее сыном, все обстояло
бы  иначе!  Катрин  приняла  решение;  она  решила   подыграть   наглому
герцогу...  во  всяком  случае,  отчасти.  В  конце  концов,  это   было
единственным мудрым выходом. Она потеряла контроль над событиями  и  уже
не могла пренебрегать Генрихом. Если она не могла  стать  его  серьезным
врагом, ей следовало казаться другом герцога.
   - Хорошо, месье, - сказала Катрин, - вы  правы,  говоря  о  том,  что
Франция не потерпит короля-гугенота.
   - Мадам, я рад, что вы одобряете мои действия.
   Наклонившись, он поцеловал ей руку.
   - Мой сын. - Она с нежностью посмотрела на него. - Да! Я называю  вас
моим сыном. Разве не воспитывались вы  с  моими  детьми?  Мой  сын,  для
Франции наступили плохие  дни.  Король,  окруженный  безнравственными  и
легкомысленными молодыми людьми, предается наслаждениям. Но  во  Франции
сейчас нет места легкомысленным молодым людям. Мы с вами должны работать
вместе... на благо Франции.
   - Вы правы, мадам, - согласился Гиз.
   На благо Франции! -  мысленно  повторила  Катрин,  провожая  взглядом
уходящего Генриха. Он достаточно умен, чтобы понять,  что  королева-мать
всегда работает только на себя; герцог же, в свою очередь,  заботился  о
своем личном благе.
   - Святая Дева! - пробормотала Катрин. - Я должна  следить  за  каждым
его шагом.
 
*** 
 
   Марго не обрела счястья в Беарне.  Ей  было  скучно.  Муж  принял  ее
назад, но он дал  ей  понять,  что  сомневается  в  правильности  своего
поступка.
   Он был по-прежнему предан Корисанде, которая по части  интеллекта  не
превосходила глупую Фоссо; Генрих решил,  что  Марго  необходимо  понять
следующее: она остается королевой Наварры, но правит страной он, король.
   - Ты изменился, - сказала Марго,  -  приблизившись  на  шаг  к  трону
Франции.
   - Нет! - ответил он. - Я - тот же человек. Я по-прежнему не мою ноги.
   - Это меня не касается, - заметила она.
   - Я рад, что в тебе проснулся разум, -  отозвался  Генрих.  -  В  мои
планы не входит делать так, чтобы это тебя касалось.
   Марго пришла в ярость.
   Он  недвусмысленно  заявил,  что  возобновления  прерванных   брачных
отношений не произойдет; он мимоходом дал понять Марго,  что  принял  ее
назад лишь ради  предложенных  королем  Генрихом  концессий,  в  которых
Наваррец, похоже, нуждался. Она  одновременно  скучала  и  злилась;  она
томилась бездельем, ждала новых приключений, ей не нравились  придворные
кавалеры.
   Пришло сообщение о том, что  папа  отлучил  Наваррца  от  церкви  как
еретика. Его подданным предлагалось освобождение от присяги на  верность
королю. Более того,  указом  Рима  Наваррец  лишался  прав  наследования
французской короны.
   В глазах Наваррца вспыхнула ярость. Он  проклинал  папу,  герцога  де
Гиза, королеву-мать. Он не на шутку  встревожился,  зная  о  том,  какое
воздействие на Францию окажет  эдикт  папы.  Наваррец  возмущался  своим
дядей, кардиналом Бурбоном, называл его предателем.
   Марго слушала мужа без сочувствия.
   - Я - сын моего отца! - кричал Генрих. - Я -  наследник  французского
трона. Мой дядя обманывает себя самого, позволяя папе  и  Гизу  убеждать
его в том, что он прав в  своих  претензиях.  Если  бы  старик  оказался
здесь, я бы отрубил ему голову и выбросил ее за ограду. Это  -  заговор.
За Гизами стоит твоя мать.
   - Я не верю, что моя мать пошла на это, - сказала Марго.
   - Она постоянно совещается с Гизом. Мне сообщили об этом из Парижа.
   - Даже сейчас ты не знаешь мою мать.  Она  может  казаться  союзницей
Гиза, может аплодировать каждому слову, произнесенному Филиппом и  папой
римским. Но поверь мне - она вынашивает собственные планы;  пока  кто-то
из ее детей сидит на троне, она не  станет  молча  стоять  в  стороне  и
смотреть, как другой человек готовится захватить корону.
   - О, - улыбнулся Наваррец, - я вижу, вы сами  поглядываете  на  трон,
мадам.
   Она ответила на его улыбку. Они были  союзниками.  Должны  быть  ими,
потому что их интересы совпадают.
   Наваррец стал более энергичным, чем прежде. Он не  только  публиковал
свои протесты по всей Франции, но и расклеивал  их  в  Риме  и  даже  на
дверях Ватикана.
   Эти смелые  действия  изумляли  всех;  сам  папа  выражал  восхищение
молодым   человеком.   Дерзость   Наваррца,   говорил    Святой    Отец,
свидетельствует о том, что за ним следует тщательно следить.
   Марго не желала довольствоваться  ролью  супруги  человека,  который,
похоже, так стремительно набирал силу, что Испания, Рим  и  Франция  уже
противостояли ему. Марго  нуждалась  в  развлечениях,  она  не  выносила
скуку. Она часто брала в руки перо и сочиняла  длинные  письма  друзьям,
оставшимся при французском дворе. Мать писала ей ласковые послания Марго
отвечала Катрин. Марго легко забыла прошлое и все страдания, причиненные
ей матерью.  Она  начала  посылать  отчеты  обо  всех  важных  событиях,
происходивших при дворе Наваррца.
   Любая переписка с Катрин Медичи казалась  друзьям  Наваррца  опасной.
Один из его приближенных решил  сказать  Генриху  о  том,  что  Марго  -
шпионка королевы-матери.
   Возмущенный Генрих Наваррский  решил,  что  сейчас,  когда  на  карту
поставлено  слишком  многое,  следует  быть  особенно   осторожным;   он
арестовал одного из гонцов Марго, когда  тот  направлялся  из  Нерака  в
Париж. Этот человек, некий Ферранд, был доставлен  к  королю;  смельчаку
удалось в присутствии Наваррца бросить часть бумаг в  полыхающий  камин.
Они мгновенно сгорели. Остальные письма были изъяты у Ферранда,  но  они
оказались чисто любовными посланиями Марго и ее фрейлин.
   Посмеявшись  над  этими  откровенными  письмами,  Наваррец  арестовал
Ферранда; во время допроса с  пристрастием  гонец  сообщил  королю,  что
королева собирается отравить его за  то,  что  он  оскорбляет  ее  своим
отношением к ней.
   Наваррец, ужаснувшись, явился к Марго.
   - Вы разоблачены, мадам, - сказал он.
   - О чем ты говоришь?
   - Мне известны твои преступные планы в отношении меня.
   - Я ничего не знаю о преступных планах.
   Она искренне удивилась, не  чувствуя  за  собой  вины.  Она  не  была
коварной отравительницей. Ее  проступки  отличались  спонтанностью.  Она
всегда приходила в ярость, сталкиваясь с ложными обвинениями. Услышав от
мужа заявление Ферранда, Марго не смогла сдержать свой гнев.
   - Как ты мог поверить этому! Это безумие!
   - Ты поддерживаешь связь с матерью, верно?
   - Почему я не могу это делать?
   - Она публично поддерживает пре