жа.
   Народ закричал от восторга, увидев появившуюся Лукрецию  в  сопровождении
девушек. Она, бесспорно, выглядела очаровательно, ее волосы ниспадали из-под
украшенной  перьями   шляпки,   зеленая   с   золотом   парча   переливалась
драгоценностями. Но когда они добрались до въезда в город и Лукреция увидела
ту, которая вызывала у нее такую  сильную  ревность,  то  поняла:  Санчия  -
грозная соперница.
   Окруженная свитой, которая сопровождала ее как  принцессу  Сквиласскую  -
конюшие, женщины и мужчины, рабы и шуты, - она красовалась рядом с Гоффредо.
   Одного мимолетного взгляда Лукреции было достаточно,  чтобы  понять,  что
хотя Гоффредо немного вырос и возмужал, он по-прежнему  еще  ребенок.  Люди,
должно быть, восхищаются его чистым взглядом прекрасных глаз и его чудесными
каштановыми волосами, но взоры всех притягивала женщина, находившаяся  рядом
с ним.
   Этой женщиной была Санчия, одетая по торжественному случаю  в  черное,  -
Гоффредо тоже был в  черном,  -  чтобы  напомнить  всем  о  своем  испанском
происхождении. Платье Санчии было щедро  украшено  вышивкой,  рукава  сильно
расширялись книзу; на плечи ниспадали иссиня-черные волосы,  а  ярко-голубые
глаза чудесно контрастировали с ними.
   И  вдруг  зеленое  платье  Лукреции  стало  казаться  слишком  детским  -
достаточно милым, но  лишенным  элегантности  черного  расшитого  испанского
платья.
   Брови Санчии были  немножко  выщипаны  по  моде,  но  оставались  в  меру
густыми, лицо сильно покрывала косметика; из толпы доносились замечания, что
она выглядит значительно старше своих лет.
   У нее были королевские и в то же время вызывающие манеры. Смотрела она на
всех  свысока,  и  все-таки   в   ее   взгляде   таилось   обещание   любому
привлекательному молодому человеку, который встречался с ней глазами.
   Лукреция повела поводья и оказалась впереди коня своего брата  и  Санчии,
девушки   обменялись   приветствиями,   достаточно   трогательными,    чтобы
удовлетворить всех слышавших их.
   После чего они развернули лошадей и направились к Ватикану.
   - Я рада, что мы наконец познакомились, - сказала Санчия.
   - Я тоже, - ответила Лукреция.
   - Не сомневаюсь, что мы станем подругами.
   - Это моя заветная мечта.
   - Я давно хотела встретиться с членами моей новой семьи.
   -  Особенно  с  Чезаре,  -  заметил  Гоффредо.  -  Санчия  задавала   мне
бесконечные вопросы о нашем брате.
   - Он тоже мечтает вас увидеть. Слухи о вас дошли до нас в Риме.
   Останься она одна с Лукрецией,  она  бы  рассмеялась.  Но  сейчас  Санчии
пришлось сказать:
   - - Мы все тоже много слышали о вас. Какие у вас чудесные волосы, сестра.
   - То же самое должна сказать о ваших.
   - Никогда не видела таких золотых волос.
   - Теперь будете видеть их часто. У многих римлянок  есть  парики,  и  они
любят разгуливать в них по городу.
   - В вашу честь, дорогая сестра.
   - В большинстве своем это куртизанки.
   - Красота - это их ремесло, они стараются походить на вас.
   Лукреция слегка улыбнулась, но не смогла подавить в себе смутное ощущение
тревоги, которое вызвала у нее эта молодая женщина.
   Она не слышала шепота позади них.
   - Мадонна Лукреция не хочет иметь рядом с собой соперницу.
   - Да еще какую!
   Александру не терпелось вместе с кардиналами поприветствовать  процессию,
как того требовал обычай. Из комнаты, окнами выходящей на  площадь,  которую
молва называла первой красавицей Италии и которая так же  свободно  отдавала
свою любовь мужчинам, как любая куртизанка.
   И когда он увидел ее во главе процессии, а рядом с  ней  заметил  золотую
головку своей дочери - одна с иссиня-черными волосами, другая с золотыми,  -
он глаз не мог отвести от них, совершенно  очарованный.  Как  прекрасны  они
обе! Какой контраст, чудесный контраст! Просто восхитительно!
   Он должен спешить вниз, чтобы приветствовать их, когда  они  подъедут  ко
дворцу. Он дрожал от нетерпения, желая скорее обнять прелестное создание.
   Стоя в окружении кардиналов,  он  испытывал  чувство  удовлетворения.  Он
получал удовольствие от всех церемоний, празднеств, которые постоянно  видел
в своей жизни; он любил жизнь; она могла  предложить  ему  все,  к  чему  он
стремился и чего хотел, он был одним из  малочисленных  представителей  рода
человеческого, чьи желания мгновенно сбывались. Он был счастливым человеком,
но никогда еще не чувствовал себя счастливее, чем в этот момент.
   Она приближалась - прекрасная, черноволосая и такая  смелая;  глаза  были
опущены, но ей не удавалось скрыть свою смелость. У нее был высокомерный вид
женщины, сознающей, что она желанна; она обладала очарованием,  свойственным
представительницам слабого пола, и сразу пленила Александра.
   Он чувствовал себя крайне возбужденным,  когда  они  вместе  с  маленьким
Гоффредо опустились перед ним на колени и поцеловали ему  руку.  После  чего
она отступила  назад,  и  все  остальные  оказались  впереди  -  ее  женщины
прекрасно выглядели и были вполне достойны находиться  у  нее  в  услужении,
подумал Александр. Он внимательно оглядел  их  и  еще  раз  пережил  радость
оттого, что теперь они с ним.
   Они заняли свои места - Гоффредо встал рядом с Чезаре, который  задумчиво
разглядывал жену брата; на ступенях папского  трона,  преклонив  колени,  на
двух красных бархатных подушечках стояли Лукреция и Санчия.
   Какой счастливый момент, подумал Александр; ему хотелось скорее покончить
с торжественной церемонией, чтобы он  мог  поговорить  со  своей  невесткой,
заставить ее рассмеяться, дать ей понять, что хоть  он  ее  свекор  и  глава
церкви, он тем не менее остается веселым мужчиной и умеет любезно обходиться
с дамами.
   Один из кардиналов, наблюдавший за папой, повернулся к соседу и заметил:
   - Брат и отец - оба неравнодушны к жене Гоффредо.
   - Все неравнодушны к жене Гоффредо.
   -  Запомни  мои  слова:  мадонна  Санчия  посеет  в  Ватикане  вражду,  -
последовал ответ.

***

   Санчия появилась в комнате Лукреции вместе со  своими  тремя  служанками.
Был троицын день, прошли два дня  с  момента  возвращения  Гоффредо  в  Рим.
Лукреция одевалась на службу в собор Святого Петра.
   Девушка немного испугалась вторжения. Санчия начинала с  пренебрежения  к
этикету, и Лукреция поняла, что та решила вести себя  здесь,  в  Риме,  так,
словно находится при неаполитанском  дворе,  где  не  обращали  внимания  на
правила поведения.
   На Санчии было черное платье, но она не производила впечатления скромницы
- в ее ярко-голубых глазах светился почти цинизм, думала Лукреция; казалось,
что она вынашивает какие-то планы, тайные и еще смутные.
   - Как чувствует себя  моя  дорогая  сестра  сегодня?  -  поинтересовалась
Санчия. - Готова к церемонии? Говорят, мы услышим испанского прелата. -  Она
состроила гримасу. - Испанские прелаты бывают  чересчур  набожны  и  поэтому
читают слишком длинные проповеди.
   - Но  нам  все  равно  придется  идти,  -  объяснила  Лукреция.  -  Будет
присутствовать мой отец и вся знать. Это торжественный случай и...
   - О да, да,  мы  должны  пойти.  Санчия,  обхватив  Лукрецию,  за  талию,
потянула ее к зеркалу и посмотрела на отражения.
   -  Не  скажешь,  что  у  меня  такой  вид,  будто  я  собираюсь  посетить
торжественную службу, правда? И когда я смотрю внимательнее на тебя, то  мне
кажется, у тебя тоже. О  Лукреция,  какой  у  тебя  невинный  вид  с  твоими
светлыми голубыми глазами и  золотыми  волосами!  А  ты  невинна,  Лукреция,
скажи?
   - Невинна в чем? - спросила девушка.
   - О жизнь!.. Да в чем угодно. О Лукреция, мысль работает в этой маленькой
золотоволосой головке, но ты помалкиваешь.  Ты  кажешься  испуганной.  Но  я
права, не так ли? Такая красавица, как ты, не  может  оставаться  в  стороне
от.., от того, что делает жизнь такой интересной.
   - Боюсь, что я не понимаю.
   - Значит, ты еще совсем ребенок? А что Чезаре? Он будет присутствовать на
этой торжественной мессе? Ты знаешь, сестрица, я очень хочу познакомиться  с
каждым из вас, но ты - единственная, с кем я впервые осталась один на один.
   - Было столько церемоний,  -  негромко  проговорила  Лукреция,  испытывая
неопределенное чувство к девушке, которая  так  откровенно  высказывалась  и
говорила такие вещи, что Лукреция испытывала смущение и предпочла бы  совсем
их не касаться.
   - О да. Позже я познакомлюсь с вами получше,  не  сомневаюсь.  Чезаре  не
совсем такой, каким я себе его представляла. Он так же  красив,  как  о  нем
рассказывают. Но есть в нем какое-то странное чувство горечи.
   - Мой брат мечтал стать великим полководцем.
   - Понятно, понятно. Он не может безропотно нести свой крест.
   Лукреция с тревогой посмотрела вокруг.
   - Хватит. Оставьте нас, - велела она служанкам.
   Она посмотрела на Санчию, ожидая, что та отпустит своих женщин.
   - Они мои друзья, - сказала Санчия.  -  Надеюсь,  станут  и  твоими.  Они
восхищаются тобой. Правда? - обратилась она к своему трио.
   - Мы все согласны, что мадонна Лукреция очень красива, - ответила за всех
Лойселла.
   - Теперь расскажи мне о Чезаре, - стала настаивать  Санчия.  -  Он  очень
сердитый.., очень мрачный человек. Я вижу.
   - В конце концов Чезаре всегда добивается своего. Он непременно выполняет
все задуманное.
   - Ты очень любишь своего брата?
   - Просто нельзя не восхищаться им, ведь он самый лучший в мире,  ему  нет
равных.
   Санчия улыбнулась. Теперь она поняла. В слухах, которые доходили до  нее,
была доля истины - семейство Борджиа связывали несколько странные отношения,
уж слишком страстно любили они друг друга.
   Она  почувствовала,  что  Лукреция  относится  к  ней  с  подозрением   и
ревностью,  потому  что  Санчия  может  привлечь  внимание  папы  и   Чезаре
настолько, что те не будут больше искать общества Лукреции. Ситуация, как  в
романе, что очень импонировало Санчии.
   Более того, ей доставляло удовольствие думать о том, что Чезаре не всегда
действовал согласно собственной воле. Он ненавидел кардинальские одежды, как
и любое церковное облачение, а его заставили  носить  его,  вот  почему  она
видела в его глазах  тлеющий  огонь  ярости.  Она,  незаконная  дочь  короля
неаполитанского, вынужденная занимать второе место после ее сводной  сестры,
понимала  его  чувства.  Это  делало  ее  ближе  Чезаре,  а  его  уязвимость
интриговала ее.
   Когда они  отправились  в  собор  Святого  Петра,  она  чувствовала  себя
бесконечно веселой; она взяла Лукрецию под руку, когда они вошли в  церковь.
Как же долго тянулась церемония! На ней присутствовал папа римский,  который
сейчас казался совершенно  другим  человеком,  ничуть  не  похожим  на  того
общительного отца Лукреции, который  проявлял  любезность  и  гостеприимство
накануне вечером во время торжественного ужина. Санчия правильно сказала  об
испанском прелате - его проповедь все продолжалась и продолжалась.
   - Я  устала,  -  шепнула  она  Лукреции.  Бледное  лицо  Лукреции  слегка
порозовело. Принцесса неаполитанская и понятия не имела о том,  как  следует
вести себя во время торжественной церемонии.
   Лукреция промолчала.
   - Кончит он когда-нибудь?
   Лойселла подавила смешок, а Бернандина прошептала:
   - Ради Бога, мадонна, тихо!
   - Но ведь так утомительно долго стоять! - пожаловалась Санчия.  -  Почему
мы не можем сесть? Посмотрите, вон свободные скамьи.
   Лукреция отчаянно прошептала:
   - Они для каноников, когда они будут петь.
   - А пока они послужат нам, - решила Санчия.
   Несколько человек повернули головы, услышав шепот, очень  многие  видели,
как прекрасная молодая  женщина  направилась  к  скамьям,  шурша  шелками  и
демонстрируя  обтянутые  платьем  стройные  ноги.  Лойселла,   Франческа   и
Бернандина, следовавшие за Санчией, не колебались. Куда шла Санчия, туда шли
и они.
   Лукреция несколько секунд смотрела на девушек, чувствуя, что  внутри  нее
растет волнение. Она знала, что они ведут  легкомысленный  образ  жизни,  ей
самой хотелось принять участие в приключениях,  в  которых  у  них  не  было
недостатка. Она во всем хотела походить на них.
   Не колеблясь, она последовала за девушками и устроилась рядом с ними,  на
лице ее играла непривычно шаловливая улыбка, она едва сдерживала смех.
   Они  сидели  все  вместе,  Санчия  придала  лицу  нарочито  благочестивое
выражение, Лойселла опустила голову, чтобы скрыть свое веселье,  а  Лукреции
пришлось собрать всю силу воли, чтобы не разразиться истерическим смехом.

***

   Они возмутили папский двор.
   Никогда, сетовали кардиналы, никто из них не видел  ничего  подобного  во
время торжественной службы. Женщина из Неаполя явно не более  чем  дворцовая
шлюха. Взгляды, которые она  дарит  мужчинам,  лишний  раз  подтверждают  ее
репутацию, о которой они знали давным-давно.
   Джироламо Савонарола долго и энергично говорил с  кафедры  флорентийского
собора Святого Марка о том, что папский двор опозорен перед всем миром и что
женщины вели себя недостойным образом и тем самым запятнали свою  репутацию,
устроив настоящий скандал.
   Кардиналы отправились к святому отцу.
   - Ваше святейшество пережили неприятные минуты, - начал один  из  них.  -
Поведение ваших дам во время службы в троицын день привело в ужас всех,  кто
присутствовал в соборе.
   - Неужели? - сказал Александр. - А я заметил,  как  у  многих  заблестели
глаза, когда они смотрели в их сторону.
   - Они выражали свое порицание, ваше святейшество.
   - Я не видел никакого порицания, но зато видел некоторое восхищение.
   Кардиналы стояли с мрачным видом.
   - Ваше святейшество, без сомнения, должным образом поступит с виновными?
   - Что вы, что вы, какие  виновные?  Это  просто  шалости  милых  девочек.
Молодые девушки от природы резвы и веселы. Да и кому из нас не было немножко
скучно слушать нашего почтенного проповедника?
   - И тем не менее нельзя вести себя здесь, в Риме, словно в Неаполе!
   Папа кивком головы выразил свое согласие. Он поговорит с девушками.
   Он поговорил. Одной рукой он  обнял  Санчию,  другой  Лукрецию  и  придал
своему лицу нарочито строгое выражение. Он нежно их  поцеловал  и  милостиво
улыбнулся Лойселле, Бернандине и  Франческе,  стоявшим  рядом  с  опущенными
головами, но не настолько  низко,  чтобы  исподволь  не  бросить  взгляд  на
святого отца.
   - Вы просто возмутили общество, - сказал он. - И если бы вы не  были  так
хороши собой, мне пришлось бы отругать вас и я надоел бы вам не меньше,  чем
испанский прелат.
   - Понимаете, ваше святейшество, -  сказала  Санчия,  поглядывая  на  него
из-под темных ресниц, окружавших необыкновенно голубые глаза,  -  нам  стало
так скучно...
   - Прекрасно понимаю, - ответил папа, бросая на нее влюбленный взгляд. - Я
испытываю величайшее удовольствие, видя столько блеска и красоты  при  своем
дворе, и если я стану  сердиться  на  вас,  значит,  я  самый  неблагодарный
человек на свете.
   Все громко рассмеялись, и Санчия сказала, что она хочет спеть  для  него,
потому что он не только их святой отец, но и тот, кого они горячо любят.
   Санчия запела  под  аккомпанемент  лютни,  на  которой  играла  Лукреция.
Лойселла, Бернандина. Франческа устроились на табуретах у  его  ног,  подняв
любопытные и восхищенные взоры на папу, а Санчия и Лукреция облокотились  на
его колени.
   "Ругать таких красавиц!  -  думал  Александр.  -  Никогда!  Их  маленькие
шалости только развлекают великодушного папу и любящего отца".

***

   В тот вечер Санчия танцевала с Чезаре. Их глаза встретились, и она видела
в нем то неистребимое презрение ко всему миру, которое было  свойственно  ей
самой. У нее был другой темперамент, поэтому она сумела  отбросить  мысли  о
былых  унижениях  и  наслаждаться  жизнью.  Но  между  ними   прослеживалось
сходство.
   Несмотря на проявления своей привязанности, папа не отвел ей при дворе ту
роль, о которой она мечтала. Она оставалась всего-навсего женой Гоффредо,  в
происхождении которого сомневалась. Совсем другое дело,  если  бы  она  была
женой Чезаре.
   Но ее чувственная натура  позволила  ей  забыть  обо  всем  в  погоне  за
плотскими радостями. Секс был  в  ее  жизни  самым  главным.  У  Чезаре  все
оказалось иначе. Он стремился к земным удовольствиям, но постоянно испытывал
другие желания -  его  жажда  власти  была  сильнее,  чем  желание  обладать
женщиной.
   Она, покорившая столько мужчин, легко читала мысли и  сразу  поняла  его.
Теперь она решила заставить  Чезаре  позабыть  о  своих  амбициях.  Оба  они
отличались  опытностью,  каждому  будет  приятно  удивить   другого   своими
достижениями в  искусстве  любви.  Оба  понимали  это,  танцуя  вместе,  оба
задавали себе вопрос: к чему откладывать то, чего страстно желаешь? Ни  один
не смирится с отсрочкой.
   - Вы точно такой, как о вас говорят, - сказала ему Санчия.
   - Вы точно такая, какой я вас представлял, - ответил он.
   - Я давно хотела поговорить с вами. Сегодня мы впервые можем сделать это,
но за нами следят десятки пар глаз.
   - Молва не лгала, - заметил Чезаре, - что вы самая  красивая  женщина  на
свете.
   - Молва не лгала, утверждая, что в вас есть что-то внушающее страх.
   - Я вам внушаю страх? Она рассмеялась:
   - Ни один мужчина не может внушить мне страх.
   - Они все были так добры к вам?
   - Все, - ответила она. - С той поры, как я  научилась  говорить,  мужчины
неизменно добры ко мне.
   - Я не наскучил вам; раз  вы  знаете  мужчин  так  хорошо?  Я  ведь  тоже
мужчина.
   - Но каждый отличается от остальных. Вот  это  я  поняла.  Может,  именно
поэтому мне они кажутся такими привлекательными. Но ни один из тех,  кого  я
знала, даже отдаленно не был похож на вас,  Чезаре  Борджиа,  вы  совершенно
особенный.
   - И вам нравится это?
   - Настолько нравится, что постараюсь узнать вас как можно лучше.
   - Какие же сказки вам обо мне рассказывали?
   - Что вы тот, кто никогда не согласен услышать в ответ  "нет",  что  люди
боятся вашего гнева и что, коль скоро вы остановили выбор на женщине, то она
должна повиноваться, если не испытывая желания, то из страха. Я слышала, что
стоит кому-то не угодить вам,  как  он  сразу  расплачивается  за  это,  что
некоторых находят задушенными на улице, других с ножом в  теле.  Я  слышала,
что кое-кто из тех,  кто  пил  у  вас  в  гостях  вино,  только  и  успевает
почувствовать, что отравлен, как тут же умирает. Вот  такие  вещи  я  о  вас
слышала, Чезаре Борджиа. А что вы слышали обо мне?
   - Будто вы занимаетесь колдовством, чтобы любой понравившийся вам мужчина
оказался  бессилен  против  ваших  чар,  и  что  если   кто   станет   вашим
возлюбленным, то уже никогда не сумеет забыть вас.
   - И вы верите этим россказням?
   - А вы верите этим сказкам обо мне? Она посмотрела ему в глаза и  увидела
в них то же самое желание, которое владело ею.
   - Не знаю, но обязательно постараюсь узнать правду, - сказала она.
   - Так же и я, - ответил он. - Думаю, что я тоже хочу  узнать  о  вас  как
можно больше. Он сжал ее руку.
   - Санчия, - прошептал он, - сегодня ночью? Она закрыла глаза и кивнула.

***

   На них смотрели. Папа нежно улыбался. Невероятно! Но как  же  могло  быть
иначе? Чезаре и Санчия! Они очень подходили друг другу, и с  самого  первого
раза, как Чезаре услышал о ней, он решил, что так и должно быть.
   Теперь будет пища для  разговоров  сплетникам,  думал  Александр,  теперь
возмущенные кардиналы поднимут головы и  голоса;  Савонарола  станет  метать
молнии со своей кафедры, обвиняя папский двор во всех грехах.
   Папа вздохнул, немного  завидуя  собственному  сыну,  и  хитро  сам  себе
улыбнулся; он уговорил Чезаре все ему рассказать об их отношениях.
   Гоффредо с восторгом наблюдал за танцующими.  Какой  красивой  парой  они
были! Моя жена и мой брат. Это самые известные люди среди присутствующих  на
балу. Все на них обращают внимание. И сами они с восхищением смотрят друг на
друга.
   Чезаре,