ы сообщить об этом.
   Отец был очень гостеприимен. Он сказал, что туман густой и обратный  путь
будет трудным. Добрый  Карл  Димстер  должен  провести  ночь  в  замке,  ему
немедленно принесут ужин и приготовят комнату. На том и порешили. Наш  гость
ел  очень  мало,  ничего  не  пил,  но  они   с   отцом,   казалось,   очень
заинтересовались друг другом: Карл  Димстер  говорил  о  море  и  понимал  в
кораблях.
   Когда я поднялась в спальню, туман уже проник  в  комнату.  Она  казалась
холодной и пустой без Сенары. Вошла Мэри, чтобы уложить мои вещи.
   - Значит, с ней все в порядке? Я благодарю Бога за это! - сказала она.
   - Конечно, Сенара  в  безопасности!  -  воскликнула  я.  -  А  ты  о  чем
подумала?
   - Ведь это же Хэллоуин! И она ушла. Дженнет сказала,  что  это  напомнило
ей...
   - Дженнет всегда что-то вспоминает.
   - Она сказала, что в такой же день ушла госпожа.
   - Ты хочешь сказать?..
   Мэри перекрестилась.
   - Я имею в виду.., та, которая сейчас госпожа. Она пришла  в  Хэллоуин  и
ушла в Хэллоуин. Вы в то время были совсем  ребенком.  И  мы  подумали,  что
госпожа Сенара, поскольку она ее дочь и никто не знает, откуда она пришла...
   Я всегда чувствовала беспокойство, когда слуги говорили  о  происхождении
Сенары: я не могла слышать этого слова - колдовство. Я не  боялась,  но  она
сама виновата. Ее  мать  всегда  была  окружена  таинственностью,  а  Сенара
поощряла это. И даже сейчас она должна была заблудиться именно  в  Хэллоуин.
Казалось, она хотела,  чтобы  ее  обвинили  в  колдовстве.  Неужели  она  не
понимала как это опасно?
   Тревога не покидала меня. Я не могла дождаться, когда пройдет  ночь  и  я
снова увижу Сенару. Я хотела  услышать  от  нее,  как  получилось,  что  она
заблудилась в Хэллоуин?
   Утром я проснулась рано, наш гость тоже. Он  позавтракал  куском  мяса  с
хлебом, бокалом домашнего эля и сказал мне, что хочет уехать.  Жена  поймет,
что он провел ночь с нами из-за тумана, но хотелось бы  вернуться  скорее  в
Лейден-холл, ибо она будет тревожиться.
   Я спросила, могу ли я поехать с ним? Мы  могли  бы  взять  с  собой  пару
грумов и  привести  Сенару  домой.  Гость  сказал,  что  жене  это  доставит
удовольствие, и было решено, что я еду.
   Было великолепное утро. Туман исчез, воздух был ароматным.  Мы  ехали  по
полевым  тропинкам  через  луга  и,  наконец,  прибыли   в   Лейден-холл   -
очаровательный старый дом,  построенный,  наверное,  в  начале  царствования
королевы Елизаветы, в тот же период, что и наш Лайон-корт, и в очень похожем
стиле, со сводчатой крышей и крыльями по обе стороны.
   Но Лейден-холл все-таки отличался  от  Лайон-корта  с  его  декоративными
садами, где важно расхаживали павлины. Мой дедушка и  его  отец  любили  все
делать напоказ, казалось, что все в их доме должно  было  поражать.  Поэтому
меня сразу же удивила простота Лейден-холла. Я бывала в этом доме, когда  он
принадлежал сквайру Норфильду. Теперь он очень изменился: на стенах не  было
картин, все украшения  убраны.  Меня  встретила  хозяйка  дома  -  Присцилла
Димстер. Платье ее было из простого коленкора, который  поступал  к  нам  из
Калькутты в Индии, - чистое и опрятное, без  кружев  и  лент.  Она  дружески
приветствовала меня. Я почувствовала, что попала в семью, подобных которой я
еще не видела.
   У Димстеров было два  сына.  Оба  женаты  и  жили  со  своими  семьями  в
Лейден-холле. Все они были просто одеты. Среди них Сенара  в  своей  голубой
амазонке выглядела, как павлин из  Лайон-корта.  Я  редко  видела  ее  такой
возбужденной. Красота ее захватывала дух, как и красота ее матери.
   - Мы так беспокоились за тебя! - сказала я.
   - Был туман, - сказала она, и в ее голосе послышались  веселые  нотки.  -
Это было замечательное приключение! Я так хорошо  себя  чувствовала  в  этом
доме!
   Голос ее звучал необычно, что не соответствовало блеску глаз.
   - Мне так жаль, что я причинила вам столько беспокойства! - сказала  она.
- Господин Димстер по доброте своего сердца вызвался поехать и сообщить вам.
   Так как  был  уже  почти  полдень,  меня  пригласили  пообедать,  и  я  с
благодарностью приняла предложение. Меня очень заинтересовало это хозяйство,
и я хотела знать, почему Сенара была так довольна своим приключением.
   Стол в большом зале представлял собой простую столешницу на козлах,  а  я
помнила этот зал таким великолепным во времена  Норфильдов.  Пища  на  столе
тоже была простая - в  основном  овощи,  выращенные  в  огороде,  и  соленая
свинина. Здесь собрались домочадцы, все мужчины и  женщины  дома,  и  тут  я
поняла причину приподнятого настроения  Сенары  -  за  столом  сидел  Ричард
Грейвл - Дикон, когда-то бывший ее учителем музыки.
   Сенара посмотрела на меня с озорным видом:
   - Ты помнишь Дикона?
   Дикон улыбнулся мне. Он сильно изменился, как и этот  дом.  Раньше  Дикон
был франтом, думая о музыке и танцах. Теперь он был одет в  простую  куртку,
короткие штаны из коричневого материала, длинные чулки  такого  же  оттенка.
Волосы, раньше красиво вьющиеся, теперь  были  коротко  острижены  и  плотно
облегали голову, будто он стыдился их красоты. Раньше он любил повеселиться,
был довольно смел, теперь  его  глаза  были  опущены  вниз,  и  держался  он
скромно, в искренность чего я не могла поверить.
   Мы сели за стол, была прочитана молитва. Казалось,  никогда  не  кончится
проповедь  хозяина,  призывающего   нас   быть   благодарными   Господу   за
ниспосланную пищу. Но свинина была не очень вкусна, и я не так уж благодарна
была за нее. Дома мы ели очень хорошо, пища  была  всегда  вкусная,  и  было
множество блюд, из которых можно было выбирать.
   Дикон рассказал мне во время обеда то, о  чем,  должно  быть,  уже  знала
Сенара.
   - Когда меня выгнали из вашего дома  "за  дело",  -  сказал  он  в  своем
новообретенном смирении, - ибо я злом отплатил своему хозяину,  я  не  знал,
куда идти. Два дня я бродил, имея только корку хлеба. Я не знал,  где  смогу
еще достать еду, и, чувствуя, что теряю сознание от голода, лег у  изгороди,
решив, будь что будет. Когда я там лежал, грязный, голодный, по  дороге  шел
человек. Он был тоже без  средств  к  существованию,  голодный,  с  больными
ногами. Он сказал мне, что направляется в Лейден-холл к джентльмену и  леди,
которые теперь там живут и которые никому не отказывали  в  куске  хлеба.  Я
сказал, что пойду с ним, и вот я здесь.
   Сенара смотрела на него с напряженным вниманием, что было  редкостью  для
нее.
   - Когда я почувствовал доброту и спокойствие этих людей, а это совсем  не
походило на то, что я знал прежде, я спросил, можно ли мне остаться здесь  в
каком угодно качестве, - продолжал Дикон.
   - Ты больше уже не учишь музыке и танцам?
   - Нет, с этим покончено. Это все в  той,  моей  прошлой,  грешной  жизни.
Небеса не поощряют этого, я никогда больше не буду ни петь, ни танцевать.
   - Очень жаль! Ты так хорошо это делал!
   - Тщеславие, - сказал он. - Здесь я ухаживаю за огородом: овощи,  которые
вы ели, выращены мною. Я своими руками отрабатываю добро хозяев.
   - Видишь, Дикон стал хорошим человеком, - сказала Сенара.
   Мне пришло в голову сказать, что хотя попытка совратить  дочь  хозяина  и
порицается небесами, но что грешного в пении и танцах? Разве ангелы не пели?
Но я промолчала. Эта семья была очень гостеприимна, а хозяин даже  настолько
любезен, что приехал к нам сказать, что с Сенарой все в порядке.  Поэтому  я
не хотела говорить такое, что может обидеть их. Они  твердо  верили  в  свое
учение, а таких людей очень легко или  рассердить,  если  не  согласиться  с
ними.
   Когда мы поели, Сенара и я приготовились ехать обратно.  Был  еще  только
час дня, ибо за столом не сидели подолгу, как у нас в замке.  Я  догадалась,
что здесь к еде относились не как к удовольствию,  а  как  к  необходимости.
Наших отдохнувших лошадей вывели, и мы, поблагодарив хозяев, уехали.
   Сенара и я ехали рядом. Два грума были впереди нас и два - позади.
   - Теперь, - сказала я, - я бы хотела услышать объяснение всему этому.
   Сенара улыбнулась, отвернувшись от меня.
   - Я же сказала, что заблудилась в  тумане,  подъехала  к  Лейден-холлу  и
объяснила свое затруднительное положение. Они меня приняли, и,  так  как  не
разрешили мне ехать обратно, я осталась. Остальное ты знаешь.
   - Кажется странным совпадением, что ты  должна  была  заблудиться  именно
около дома, в котором служит Дикон.
   - Жизнь полна странных совпадений, - серьезно сказала Сенара.
   Когда мы подъехали к замку, слуги со  страхом  посмотрели  на  Сенару.  Я
видела как один из них тайком перекрестился. Это меня беспокоило,  появилось
смутное предчувствие беды. Сенара делала все,  чтобы  способствовать  этому,
что было очень легкомысленно с ее стороны.
   - Ты что, - крикнула она служанке, которая смотрела  на  нее  с  открытым
ртом, - подумала, что я улетела на метле? - Она подошла  к  ней  и  сощурила
глаза так, что девушка побледнела. - Может быть, в следующий  Хэллоуин  я  и
улечу.
   Когда  мы  остались  одни  в  спальне,  я  предостерегла  ее,  но  Сенара
засмеялась. Она была так возбуждена, что я ее не узнавала.
   - Вообрази, Дикон - пуританин.
   - Ты думаешь, он искренен?
   - Дикон всегда искренен. Он всем сердцем верит во все,  что  делает..,  в
данный момент. Вот это мне и нравится в нем. Он заставил меня почувствовать,
что и я могла бы стать пуританкой.
   - Ты, Сенара? Ты - атеистка, а это совершенно противоположное.
   - Я могла бы измениться, - сказала она, - может быть. Он говорил со  мной
об этом. Это вдохновляет... в некотором роде.
   - Вдохновляет тебя? Да я никого не знаю, кто бы так любил пышные  наряды,
украшения. То ты хочешь быть ведьмой, то - пуританкой.
   - Дикон говорил со мной  об  этой  секте,  они  очень  благородные  люди.
Димстерам он тоже нравится: они любят новообращенных.  Понимаешь,  когда  он
пришел туда, он был красивым молодым человеком, шагающим по пути в ад, а они
спасли его душу. Ты знаешь, как притягательно все, что ты спас.
   Она кое-что узнала об этих пуританах. Димстеры приехали из  Линкольншира.
Мать господина Димстера была датчанка, и  у  них  есть  еще  кровные  узы  с
Голландией.
   - Они верят, что в жизни главное - простота, - сказала она,  -  и  питают
отвращение ко всем папистским идолам. Для пуритан их религия - самое  важное
в жизни. Их интересует только простая доброта,  они  не  верят  в  жизненные
блага. Они считают, что все должны жить смиренно, просто и что  тщеславие  -
это оскорбление Господа. Они готовы умереть за свою веру.
   - Только не надо бы им было этого делать! Король против них, он  поклялся
их преследовать. Он верит в то, что они, как шотландская церковь, с  учением
которой он знаком, и сказал, что это согласуется с монархией так же, как Бог
с дьяволом.
   Сенара засмеялась,  будто  это  ей  понравилось.  Думаю,  ей  понравились
пуритане потому, что, защищая свою религию, они подвергались опасности.
   - Более того, - продолжала я внушать ей, - король сказал в Хэмптон-корте,
что выгонит пуритан из страны, а может быть, и еще хуже сделает. Они  должны
признать авторитет англиканской церкви или смириться с последствиями.
   - О да. Они знают это и не обращают внимания на угрозы. От одного  только
они не откажутся никогда - от своей религии.
   Я видела, что она возбуждена своим приключением и  что  это  в  некоторой
степени объяснялось тем, что пуритане были в опасности.
   Я очень беспокоилась, когда обнаружила, что Сенара давно знала, что Дикон
был в Лейден-холле. Одна из служанок узнала  об  этом,  сказала  ей,  и  она
запланировала это маленькое приключение на Хэллоуин - вот какой  бесстрашной
и беспечной девушкой она была.  Она  притворилась,  что  заблудилась,  чтобы
увидеть Дикона и поговорить с ним.
   С тех пор она много говорила о Диконе и часто ездила в  Лейден-холл.  Она
стала интересоваться учением пуритан, что было странно  для  такой  девушки,
как Сенара.

ОГНИ НА БАШНЕ

   Это  было  опять  на  Рождество.  Мне  было  восемнадцать,  а  Сенаре   -
шестнадцать. Мачеха пригласила в замок гостей. Очевидно, она  мечтала  найти
нам мужей, особенно мне, поскольку я была старше.
   В последнее время Сенара любила уходить из  дома  одна.  Думаю,  что  она
ездила на лошади в Лейден-холл. Она все больше интересовалась новой  сектой,
члены которой именовали себя пуританами. Это забавляло меня, поскольку я  не
знаю никого, кто был бы так не похож на пуританина, как Сенара.
   Она  вынула  перо  из  шляпы  для  верховой  езды,  ее  лицо   изображало
скромность, хотя это совсем не сочеталось  с  глазами,  в  которых  мелькала
озорная искра. Я, конечно, никогда не была полностью уверена в  Сенаре.  Она
разговаривала со мной о пуританах и часто при этом огорчалась.
   - Они хотят, чтобы все было как можно проще, Тамсин, - говорила она. -  И
религия должна быть простой, разве нет? Неужели ты думаешь, что  Богу  нужны
все эти  церемонии?  Конечно,  нет,  ему  нужно  поклоняться  самым  простым
способом. Церковь всегда готова преследовать тех, кто не подчиняется ей.
   - Ты, действительно, интересуешься этим,  Сенара?  -  спросила  я.  -  Ты
изменилась с тех пор, как придумала потеряться у Лейден-холла.
   - Я это придумала, как ты знаешь, - сказала она. - Я не  могла  поверить,
что Дикон стал пуританином. Я должна была увидеть это своими глазами.
   - Он не сделает тебя пуританкой? Это за пределами моего воображения!
   - Нет, я никогда не стану пуританкой, но я восхищаюсь ими! Только подумай
о Диконе!
   - Мне кажется, ты много думаешь о нем.
   - Он такой красивый... Даже сейчас, в этой простой одежде с  остриженными
кудрями, он выглядит красивее любого другого мужчины... Даже  твоего  Фенна,
который уехал,  не  открыв  своих  чувств.  Даже  он  кажется  уродливым  по
сравнению с Диконом.
   - Он околдовал тебя.
   - Ты забываешь, что это я околдовываю других.
   - Значит, это ты околдовала его?
   - Думаю, да, несмотря  на  мои  новые  пуританские  идеи.  Ведь  я  очень
способна к колдовству,  Тамсин.  Это  так  интересно,  -  продолжала  она  о
пуританах, - и так опасно! Особенно после Хэмтпон-корта.
   - Держалась бы ты подальше от этой опасной религии!
   - Что ты говоришь! Как люди могут не верить в то, во  что  они  верят?  А
если уж веришь, разве ты не должен защищать  свою  веру  ценой  жизни,  если
потребуется?
   - Наша страна, как и моя семья, была разорвана религиозными  верованиями:
один из моих предков лишился головы при Генрихе VIII, другой был  сожжен  на
костре при Марии. Мы больше не хотим религиозных конфликтов в семье.
   - Ты трусиха, Тамсин!
   - Возможно, но я действительно этого не хочу.
   - Они обсуждают, не уехать ли им.
   - Кто? Дикон и Димстеры?
   - Да, в Голландию.  Там  они  могут  молиться,  как  хотят.  Может  быть,
когда-нибудь они уедут очень далеко и создадут свою собственную страну.  Они
много говорят об этом.
   Я засмеялась.
   - Что тебя смешит?
   - Что именно тебя, Сенара, должны схватить вместе с пуританами.  Конечно,
я понимаю, что дело не в них. Неужели в Диконе?
   - Как это может быть? Мне никогда не позволят выйти  замуж  за  человека,
который был нашим учителем музыки, а теперь выращивает овощи  и  работает  в
такой семье, как Димстеры.
   - Да, и я не  могу  представить  тебя  в  скромной  роли  жены  человека,
стоящего так низко.
   - Конечно, нет, я тоже не могу. Я ведь  вышла  из  такой  знати,  которая
гораздо выше того, что я имею здесь.
   - О, откуда ты это знаешь?
   - Моя мать сказала мне: в Испании она вращалась в  очень  знатных  кругах
при дворе. Так что ты права, говоря, что я не могу выйти замуж за Дикона.
   - Не грусти! Сегодня первый  день  Рождества,  мы  будем  веселиться.  Ты
будешь танцевать и петь для своей компании, и никто не  будет  веселее,  чем
ты.
   - В Лейден-холле будет совсем не такое Рождество...
   - Могу вообразить. Они сделают из него религиозное действо. Там не  будет
ни пира, ни танцев и веселья, как у нас, ни Ночного Короля, ни благословения
на бал, ни фигляров, ни певцов. Это больше в твоем вкусе, Сенара.
   - Да, больше! - воскликнула она.
   Этой ночью она была очень красива в голубом бархатном платье,  с  темными
волосами, схваченными на затылке золотой лентой. Я была не единственной, кто
думал, что Сенара - самая очаровательная девушка из всех присутствующих. Так
думали еще несколько юношей, которые, без сомнения, вскоре попросили  бы  ее
руки, чего так хотела ее мать.
   Один из них был Томас Гренобль. Он приехал из  Лондона  и  был  связан  с
двором. Он был молод, богат и красив, и, вероятно, именно его мачеха выбрала
для Сенары. Он умел танцевать самые  модные  танцы,  с  которыми  она  легко
справлялась, и мне было интересно, думает ли она о Диконе, танцуя с  Томасом
Греноблем? Если да, то ничто в ее поведении на это не указывало.
   Мелани была хорошей хозяйкой, и, мне кажется, что наше домашнее хозяйство
никогда не было в таком порядке, как в  то  Рождество.  Мелани  была  весьма
ненавязчивой и мягкой. Коннелл склонен был ее не  замечать  и  флиртовать  с
другими молодыми женщинами, но Мелани оставалась невозмутимой. Она мне очень
сильно напоминала Фенна. Как бы мне хотелось, чтобы он был с нами.
   Я спросила Мелани, не слышала ли она от  своей  матери,  когда  ожидается
возвращение Фенна.
   - Его путешествие не должно быть долгим, - ответила она. -  Мама  думает,
что он вернется к весне.
   Это вселило в меня надежду, теперь я ждала только весны.
   Я все еще искала мамин дневник. Когда  оказалось,  что  я  осмотрела  все
возможные места и не  нашла  его,  я  начала  думать,  что  его  никогда  не
существовало. Дженнет была известна своей способностью все преувеличивать  и
романтизировать, особенно теперь, когда  начала  стареть.  Может  быть,  она
видела, как моя мать что-то писала, и вообразила, что та пишет что-то такое,
что собирается прятать? Такое предположение выглядело вполне вероятным.
   А мамина смерть? Бывает, что люди умирают внезапно, не дожив до старости.
Иногда  такое  случалось,  и  не  было  достаточно  искусного  врача,  чтобы
определить причину смерти. Если покойный вращался в придворных кругах и имел
врагов, люди думали о яде. Интересно,  сколько  мужчин  и  женщин  считаются
отравленными, хотя они умерли естественной смертью?
   Но через несколько дней мои чувства менялись, и я опять была уверена, что
моя мать умерла не своей смертью. Я не могла забыть камень, который нашла на
ее могиле. Кто мог унести его из буфета, в который я его поставила?
   Именно  это  наводило  меня  на  размышления,  и  это  было,  безусловно,
таинственно. Мое настроение все время колебалось: временами  я  думала,  что
все это - чепуха; в другие моменты  убеждение,  что  мать  умерла  не  своей
смертью, не покидало меня. Тогда я снова начинала искать дневник. Ведь  если
была какая-то тайна, то не связана ли она с  дневником?  Но  как  это  может
быть, если мама не знала, что скоро умрет? А если знала? Почему в  последние
дни своей жизни она чего-то боялась? Это могло быть в ее дневнике, и если он
существует, то должен находиться в замке.
   Я не могла представить,  где  в  маминой  гостиной  можно  было  спрятать
дневник. Я обыскала все, но ничего не нашла.  Может  быть,  он  находился  в
спальне, которую мама делила с отцом и где сейчас он живет с  мачехой?  Нет,
после маминой смерти дневник не мог там оставаться. Если бы его  обнаружили,
об это было бы упомянуто. Или, может быть, дневник был уже уничтожен?!
   Все это было таинственно, казалось ушедшим в прошлое, но время от времени
настойчивая потребность найти мамины записи возвращалась ко мне.
   Возможно, что-то можно было спрятать в  комнатах  башни  Нонны.  Однажды,
когда меня охватило желание искать, я решила  попытаться.  В  этих  комнатах
были остатки очень старой  мебели:  несколько  табуретов,