ясь от окна, когда оказалась лицом
к лицу с ней. Но было  так  странно  ждать  чего-то  сверхъестественного,  а
увидеть это круглое, розовое, озабоченное лицо.
   Я все еще дрожала, когда она заботливо подтыкала под меня одеяло.
   - А теперь вы немножко подождите, я  принесу  горячий  кирпич  и  настой.
Нужно постараться сделать все это без шума, а то мы разбудим весь дом.
   Я лежала и ждала ее возвращения. Что  касается  моих  кошмаров,  все  это
были, конечно, глупости. Я ясно видела мелькающий за зубцами свет. Я  видела
лицо на башне. Не такой  уж  я  была  впечатлительной,  чтобы  все  это  мне
померещилось.
   Вначале она принесла кирпич, что оказалось и в самом деле  очень  кстати.
Завернутый в красную фланель, он давал мягкое тепло, и  вскоре  я  перестала
дрожать и почувствовала себя лучше.
   - Я вернусь через минуту, - сказала миссис Черри и сдержала слово.
   Она принесла небольшой оловянный бокал, в котором был какой-то настой, по
ее словам, приятный на вкус и очень полезный.
   Она вручила его мне со словами:
   - Выпейте-ка, госпожа, маленькими глоточками. Так он  лучше  подействует.
Думаю, немногие знают лучше меня секреты трав и корней, а если  есть  такие,
хотела бы я с ними поговорить, поскольку век живи - век учись. Некоторые  из
важных гостей генерала, тоже крупные военные, как и  он,  расхваливали  вкус
моего жаркого,  так  никакой  там  особой  хитрости  нет:  положишь  щепотку
репейника, немного сердечника да  еще  мяты.  Много  чего  можно  сделать  с
травами... Все плоды земли даны нам по милости Господней, а  нам  надо  лишь
уметь этими  дарами  пользоваться.  Вот  у  меня  в  этот  настой  добавлено
чуть-чуть чабреца. От него бывают  хорошие  сновидения  -  это  моя  бабушка
заметила и передала мне  по  наследству,  а  еще  тут  немного  мака,  чтобы
засыпалось легче. Ну, как на вкус, госпожа?
   - Он сладкий.., но не слишком сладкий.., и у него такой приятный привкус.
   - Ну, я знала, что он вам понравится. Вы и не заметите, как уснете.
   - Но я уверена в том, что видела свет и лицо. Ни за что  не  поверю,  что
это мне померещилось или приснилось. Я вовсе не спала.
   Она немного подумала, а потом сказала:
   - Значит, говорите, Джон Земляника? Это было его лицо?
   - Я не могу сказать наверняка. Ведь светила только луна, и как раз  из-за
его спины. Лицо оказалось в тени. Но вот форма головы действительно...
   - Я просто думаю, неужели этот сумасшедший Джон Земляника все-таки  сумел
туда забраться? Такое могло случиться.
   - А как он сумел?
   - Да через стену.
   - А как же он перелез через  нее?  Ведь  там  наверху  вмурованы  осколки
стекла.
   - Это сделал генерал, чтобы уж наверняка никто туда не  забрался.  Но  от
этого Джона Земляники чего хочешь можно ждать. Он ведь малость  не  в  своем
уме. Мы, в общем-то, именно потому не особенно его и гоняем.
   - Вы говорите, он браконьер?
   - Ну да, понемножку браконьерит.  Но  люди  в  округе  относятся  к  нему
снисходительно. Жалеют его. Ведь он, как говорится, без заклепки  в  голове.
Ну, если вы так уверены, что видели свет и лицо, должно  быть,  он  каким-то
образом туда забрался. Поговорю-ка я с мистером Джессоном и  с  моим  Черри.
Пусть они как-нибудь поймают его и хорошенько порасспросят.  Генералу  нужно
знать, что кто-то все-таки может туда залезть.., и  уж  будьте  уверены,  он
положит этому конец.
   При известии о  том,  что  Джон  Земляника  мог  пробраться  в  замок,  я
почувствовала облегчение: ведь я никак не могла  позволить  убедить  себя  в
том, что я - глупое истеричное существо, способное выдумать невесть что.
   Я почувствовала, что меня охватывает сонливость. Теплая постель и напиток
подействовали.
   - Спасибо вам, миссис Черри, - сказала я. - Вы так добры, так  хорошо  за
мной поухаживали.
   - О, я делала лишь то, чего и ожидал от меня генерал, госпожа.  А  теперь
мы должны особенно за вами приглядывать.
   Она на цыпочках вышла, а я почти тут же уснула и не  просыпалась  до  той
поры, пока солнце не залило комнату своими лучами.

***

   На следующий день я решила, что  мне  необходимо  с  кем-нибудь  обсудить
случившееся, и тут же подумала об Элле Лонгридж.  Кухня  их  сельского  дома
резко контрастировала  с  нашим  замком.  Все  там  было  очень  простым,  и
по-моему, в этой обширной, обжитой  комнате  не  было  ничего,  не  имевшего
практического применения. В обоих Лонгриджах было что-то прямое - деловитые,
практичные, честные, добрые люди.
   Конечно,  Ричард  был  не  согласен   с   их   политическими   взглядами,
направленными, насколько я поняла,  в  определенном  смысле  против  короля.
Ричард, будучи военным, был обязан всегда сохранять лояльность к  королю.  Я
думаю, он поддерживал бы короля даже в том случае, если был бы не согласен с
его действиями. Ричард относился к тем людям, которые,  выбрав  определенную
линию поведения, никогда от нее не отступят.  Люк  Лонгридж  был  иным.  Мне
интересно было бы познакомиться с его статьями, о которых упоминала сестра.
   Но я, конечно, собиралась говорить не с Люком, а с Эллой, и чем больше  я
думала об этой кухне с очагом, от которого шли такие соблазнительные запахи,
о звуке, с которым льется в оловянные кружки эль, тем  больше  мне  хотелось
попасть туда.
   Я решила выехать пораньше. Зайду к ним, поговорю и вернусь домой к обеду,
так что никто и не узнает, где я была. В конце концов, меня ведь  пригласили
заходить в любое время, а может случиться так, что Ричард, вернувшись, будет
возражать против моей дружбы  с  соседями.  Какие  чувства  можно  питать  к
человеку, которого ты вызывал на дуэль? Вероятно, хорошей жене не  следовало
бы совершать поступки, которые могут не понравиться ее мужу,  но  я  хотела,
чтобы Лонгриджи знали,  что,  несмотря  на  политические  разногласия  между
мужчинами, я  испытываю  к  ним  искренние  дружеские  чувства.  Мать  часто
говорила мне о том, что необходима терпимость к чужим взглядам. Она считала,
что это принесет только добро, и я разделяла ту же точку зрения.
   Итак,  я  выехала,  и  вскоре   показался   знакомый   дом.   Я   ощутила
головокружение, и поняла, что мне не устоять на ногах, поэтому опустилась на
землю и лежала там до тех пор, пока меня не нашла служанка.
   - Вам плохо, госпожа! - воскликнула она и вбежала в дом.
   Вышла испуганная Элла.
   - Господи, да это же миссис Толуорти! Ну-ка, Джейн, помоги мне ввести  ее
в дом.
   С их помощью я кое-как смогла передвигаться и вскоре  лежала  на  скамье,
закутанная пледом.
   Головокружение прошло, но боли не отпускали.
   - Не знаю, что со мной приключилось, - пробормотала я. - Я только  хотела
навестить вас...
   - Ничего, ничего, - успокоила меня Элла, - просто лежите и отдыхайте.
   Только этого я и хотела. Но вскоре я поняла, что со  мной  происходит.  Я
теряла своего ребенка.

***

   Элла Лонгридж уложила меня в кровать и послала в Фар-Фламстед  за  Грейс,
которая быстро приехала и подтвердила мои опасения.
   - Вы сами вне опасности, госпожа, -  сказала  Грейс.  -  А  ребеночка  вы
потеряли, что уж теперь говорить. Ну, срок был небольшой, так что вы  быстро
оправитесь и сможете завести себе другого. А для нас всех это  урок  -  надо
побольше о вас заботиться. Могло быть и хуже.
   Она привезла с собой много лечебных трав и предупредила, что сегодня  мне
нельзя вставать с кровати, но  уже  завтра  я  наверняка  смогу  отправиться
домой, хотя сначала она должна будет меня осмотреть.
   Элла сказала, чтобы Грейс оставалась у них, а завтра сопровождала меня. У
нее на сердце будет спокойней, если Грейс окажется под рукой.
   Итак,  я  лежала  в  просто  обставленной  спальне  с  голыми  стенами  и
размышляла о том, что будет означать потеря ребенка. Мои мечты рассыпались в
прах. Только-только я уверилась в том, что у меня будет ребенок, - и тут  же
потеряла его. Как хорошо, что я не успела похвастаться матери  и  сестре;  а
вот Ричарду я уже  написала,  и  теперь  придется  писать  другое  письмо  и
сообщать о случившемся.
   Вошла Элла и села возле моей кровати. Она принесла с собой рукоделие - не
вышивку, которую, как я предполагала, она считала занятием легкомысленным, а
простую ткань, из которой она шила одежду для себя и для своего брата.
   Она выразила мне сожаление по поводу случившегося. Ей  были  понятны  мои
чувства, хотя она и была старой девой, не собиравшейся выходить замуж.
   - Почему же так случилось? - удивлялась она. Я рассказала ей  о  событиях
прошлой ночи.
   - Этим все и объясняется, - сказала она. - Перенесенное волнение  привело
к выкидышу.
   - Сразу я ничего не почувствовала.
   - Иногда бывает и так. Интересно, кто же там был, в "Капризе"?
   - А вам приходилось слышать о Джоне Землянике, миссис Лонгридж?
   - Да, слышала. Странный это человек. Очень сильный,  по-моему.  Его  отец
был настоящим силачом, и Джон пошел в него. Из-за этой отметины на лице  его
ни с кем не спутаешь. Случается, что о нем подолгу ничего не  слышно.  Я  не
знаю, где он живет.., да, похоже, и никто не знает.
   - Миссис Черри, наша домоуправительница, полагает, что  он  сумел  как-то
пробраться в замок.
   -  Это  вполне  вероятное  объяснение.  Как  жаль,  что  это  так  сильно
подействовало на вас.
   - Я просто не знаю, что скажет мой муж, когда вернется. Он настаивает  на
том, чтобы к замку никто даже не приближался, поскольку это опасно.
   - Я думаю, он разрушит его.
   - Не знаю. Он считает, что этого делать не стоит, потому что  его  предок
вложил в строительство много труда.
   Болтовня с Эллой очень успокоила  меня,  а  позже  приехал  ее  брат,  но
поскольку я должна была лежать в кровати, а Лонгриджи  считали  неприличным,
чтобы мужчина посещал спальню, где лежит дама, то я его не видела.
   Эту ночь я проспала спокойно, а  проснувшись  утром,  почувствовала  себя
вполне здоровой.
   Грейс, осмотрев меня, сообщила, что я  могу  ехать,  но  Люк  Лонгридж  и
слышать  не  хотел  о  поездке  верхом  и  решил  отвезти  меня  и  Грейс  в
Фар-Фламстед в коляске, запряженной парой  лошадей.  Он  сказал,  что  наших
верховых лошадей отведут в Фламстед в тот же день.
   Миссис Черри обняла меня и, что-то бормоча  о  моих  ночных  похождениях,
которые привели к такому несчастью, настояла на том, чтобы я  отправилась  в
постель.
   Я чувствовала некоторую слабость, а настроение было таким отвратительным,
что, не вступая с ней в пререкания, я подчинилась.

***

   Действительно, радоваться было нечему. Только сейчас я осознала,  сколько
всего связывала с появлением  на  свет  ребенка.  Я  вспомнила  эти  ночи  в
огромной кровати, которых я ждала с тяжелым чувством,  ночи,  о  которых  за
время отсутствия Ричарда я почти забыла. Тогда я внушала себе, что делаю это
ради того, чтобы иметь ребенка. Теперь ребенка не стало.
   Я ни с кем не могла поделиться  своими  мыслями,  и  когда  Грейс  и  Мэг
наперебой втолковывали мне, что вскоре я могу опять забеременеть, мне трудно
было преодолеть подавленность, когда я думала о том, что обязательно  должно
этому предшествовать.
   Задумываясь, не являюсь ли я исключением в этом  отношении,  я  пришла  к
противоположному  выводу.  Мне  доводилось  слышать,   как   замужние   дамы
потихоньку шептались о том, что долг жены - выполнять просьбы  мужа,  какими
бы неприятными они ни казались. Теперь я хорошо понимала, что  они  имели  в
виду.
   Я чувствовала себя удрученной  и  все  чаще  и  чаще  вспоминала  Тристан
Прайори. Мне казалось, что больше всего на свете мне хочется встретиться  со
своей сестрой.
   Я внушала себе, что мне просто  необходимо  поговорить  с  ней.  Конечно,
многого она будет просто не в состоянии понять.  Да  и  как  может  все  это
понять незамужняя девушка, девственница? Но все-таки  мне  было  бы  гораздо
легче...
   А потом приехал Ричард.
   Он был откровенно озабочен и встревожен всем, что со мной случилось.
   Почему-то он показался мне выше ростом и холодней,  чем  представлялся  в
воспоминаниях, а в его поведении было заметно  какое-то  стеснение,  видимо,
потому, что он не умел выразить свои чувства ко мне.
   За одно я была ему очень благодарна. Он сказал, что я  должна  хорошенько
окрепнуть до того, как мы вновь надумаем обзавестись ребенком.  Хотя  все  и
произошло на столь раннем сроке, что моя жизнь  не  подвергалась  опасности,
но, несомненно, ослабило мой организм. И поэтому мы не должны рисковать.
   Всю первую неделю после  его  возвращения  я  спала  в  Голубой  комнате,
названной так по цвету обивки мебели. Комната была расположена неподалеку от
нашей общей спальни.
   - Вам будет спокойнее спать одной, - сказал Ричард и добавил:
   - Это на первое время.
   Я была ему страшно благодарна. Я надеялась, что он не заметил, как я этим
обрадована, хотя скрыть радость было нелегко.
   Конечно, я рассказала ему о том, что случилось ночью накануне  несчастья,
о том, как я увидела свет и как мне показалось,  что  на  стене  стоит  Джон
Земляника. Он побледнел, а выражение его глаз я просто не могла понять. Губы
его сжались, и лицо стало жестким.
   - Вам это не могло померещиться? - спросил он почти умоляющим тоном.
   - Нет,  -  ответила  я.  -  До  этого  бодрствовала  и  чувствовала  себя
прекрасно. Я видела свет, слышала какие-то звуки и явственно  видела  чье-то
лицо.
   - И вы узнали его?
   - Да... Впрочем, не поручусь. Освещение было очень слабым. Но до этого  я
уже видела Джона Землянику - там, в деревьях, возле стены.
   - Не знаю, могло ли это быть, - сказал он. - Я выясню.
   Я предложила:
   - А не лучше ли было бы снести этот замок?
   - Нет, - ответил он, - я не могу этого сделать.
   - Но там опасно, и туда могут пробраться люди.
   - Люди не могут туда пробраться.  Я  не  понимаю,  что  могло  произойти.
Обернулось это несчастьем, но я выясню все до конца. А вам больше не следует
покидать постель и расхаживать по ночам. Это было просто глупо.
   - Тогда это казалось мне естественным.  В  конце  концов,  я  имею  право
знать, что происходит в моем доме.
   - При первой же возможности я расспрошу обо всем Джона Землянику, но если
случайно вы вновь встретитесь с ним, прошу вас,  не  бойтесь.  Просто  сразу
придите и сообщите мне об этом. Я предприму все необходимые шаги. Я не хочу,
чтобы  вы  пытались  что-то  делать  самостоятельно.  Прошу  запомнить  это,
Анжелет.
   Это прозвучало как команда, отданная резким отрывистым  тоном.  Вот  так,
видимо, он разговаривал со своими подчиненными.
   - Конечно, это неприятная тема, - продолжал он. - Ваши  ночные  прогулки,
по всей видимости, привели к потере ребенка. В будущем вы должны вести  себя
осторожней. Может быть, вам даже  следовало  бы  отправиться  в  Уайтхолл  и
некоторое время пожить в Лондоне.
   Я молчала. Я была ужасно подавлена и никак не могла стряхнуть с себя  это
чувство.
   А  потом  потянулись  вечера  с  оловянными  солдатиками,  ведущими  свои
бесконечные битвы. Он не всегда приглашал меня  участвовать  в  этих  играх.
Иногда он удалялся в библиотеку и погружался в книги. Время  от  времени  мы
играли в шахматы, но, боюсь, уровень моей игры не повышался, и  я  понимала,
что он не получает  особого  удовольствия  от  этих  сражений  за  шахматной
доской.
   Я знала также, что скоро мне придется возвращаться в кровать под  красным
пологом.
   В один прекрасный день он спросил меня:
   - Вы выглядите несчастной, Анжелет. Скажите, что вас угнетает? Я  тут  же
ответила:
   - Думаю, все дело в длительной разлуке с сестрой. Мы  всю  жизнь  прожили
вместе до тех самых пор, пока я не уехала в Лондон. Мне ее очень не хватает.
   - Так почему бы ей не приехать к нам в гости?
   - Вы думаете, я могу ее пригласить?
   - Я был бы очень рад этому.
   В тот же день я написана Берсабе:

   "Приезжай, Берсаба. Мне кажется, я не видела  тебя  целую  вечность.  Мне
страшно не хватает тебя и мамы, и если бы ты смогла приехать,  это  было  бы
чудесно. Берсаба, ты мне  нужна  здесь.  Достаточно  ли  ты  окрепла,  чтобы
перенести дорогу? Очень надеюсь, что да, и  верю  в  то,  что  ты  приедешь,
узнала, как сильно я нуждаюсь в тебе".

   Прежде чем запечатать письмо, я перечитала написанное. Звучало  оно,  как
крик о помощи.

Часть четвертая

БЕРСАБА

ПОБЕГ ИЗ МОГИЛЫ

   Внешне я изменилась, и не стоит уверять меня в обратном. Я была на  грани
смерти, и только чудо, сотворенное неимоверными усилиями моей матери и  Феб,
спасло меня. Ужасная болезнь оставила на мне  свои  отметины.  А  слышал  ли
кто-нибудь о таких, кто остался не меченным? Я знала, что попеременно мать и
Феб круглые сутки не отходили от моей постели, не смыкая глаз, даже  долгими
ночами.
   Именно поэтому я и не была полностью обезображена. Пара  ужасных  отметин
над бровями, несколько таких же - на шее и одна - на  левой  щеке,  но  мать
говорит, что Феб спасла меня от  гораздо  более  страшного.  Немногие  могут
похвастаться тем, что, заболев этой чудовищной болезнью, не  только  выжили,
но и отделались так легко. Мать прибинтовывала на ночь мои руки к  туловищу,
чтобы я не могла во сне расчесывать отвратительные язвы. Они  обмывали  меня
особыми маслами, приготовленными по рецепту  матери,  который  она,  в  свою
очередь, получила от своей матери. Они готовили  для  меня  отвары,  молоко,
очень крепкий мясной бульон и не позволяли мне смотреться в зеркало, пока не
убедились в том,  что  болезнь  оставила  лишь  сравнительно  незначительные
следы.
   Хотя я бесконечно благодарна им за все, я  не  могу  притворяться,  делая
вид, что все в порядке. Я страшно исхудала, и теперь глаза  кажутся  слишком
большими для моего лица. Мать говорит, что это меня не портит, но я не знаю,
на самом ли деле это так или ее просто ослепляет материнская любовь.
   Даже  спустя  несколько  месяцев  после  того,  как  кризис  миновал,   я
чувствовала постоянную слабость.  Мне  ничего  не  хотелось  делать,  только
лежать на кровати и читать, а временами погружаться в печальные  размышления
и вопрошать судьбу: почему же именно на мою долю выпало такое несчастье?
   Когда мать впервые известила меня о том, что отослала Анжелет из дому,  я
обрадовалась, зная, что все домашние рискуют  подхватить  от  меня  болезнь,
которую я занесла в дом от повитухи. Позже мне это стало казаться обидным. Я
считала несправедливым, что Анжелет переживает  веселые  приключения,  в  то
время как я нахожусь в столь ужасном  положении.  Но  когда  в  мою  комнату
входила Феб, чьи глаза были полны обожания, мне становилось лучше,  ибо  для
Феб я, несомненно, являлась какой-то помесью святой и амазонки -  могучей  и
бесстрашной богиней. Мне это нравилось: по своей натуре я люблю  поклонение.
Думается, большинство людей тоже склонно  к  этому,  просто  мое  стремление
более ярко выражено. Именно поэтому я  всегда  хотела  одерживать  верх  над
Анжелет. И вот теперь она вышла замуж за какого-то очень  знатного  мужчину,
кажется, за генерала королевской армии, и мать говорит, что люди, посещающие
наш дом, хорошо знают его и придерживаются мнения, что Анжелет действительно
сделала хорошую партию.
   И все это вследствие случившегося со мною несчастья. А не подхвати я  эту
ужасную болезнь, то мы обе - и Анжелет и я -  сидели  бы  здесь,  в  Тристан
Прайори, а когда нам исполнилось бы восемнадцать лет, мать подыскала бы  для
нас женихов. Кто бы поверил в то, что Анжелет сама найдет себе мужа!
   Я часто думала о ней, пытаясь угадать, чем она может  сейчас  заниматься.
Мы всегда были так близки, так привыкли все делать вместе.., ну,  не  совсем
все. Она ничего не знала о моих отношениях с Бастианом,  а  теперь  мы  были
разделены сотнями миль - и в буквальном смысле, и в  смысле  опыта,  который
она должна была приобрести в своей новой жизни.
   Я снова начала ежедневно ездить верхом. Впервые оказавшись после  болезни
в седле, я почувствовала себя как новичок и боялась в любую секунду  в