х  она
сохраняла власть. Марго полностью отдавала себе отчет в этом.
   - Я обязана моей жизнью тому обстоятельству, что я  нужна  и  полезна
матери, - говорила она друзьям. - Вы можете не  бояться  того,  что  мне
подсыпят в бокал яду.
   Марго сердилась на мужа больше, чем на кого-либо; он не сказал  ей  о
своем плане бегства. Аленсон скрылся благодаря ее изобретательности; они
вместе планировали эту акцию; Марго  была  уязвлена  тем,  что  Наваррец
удрал без единого слова. Но что еще можно  ждать  от  такого  дикаря?  -
сказала она себе.
   Она коротала время с помощью чтения и сочинительства. Она описывала в
своих мемуарах все памятные события, чуть-чуть оттеняя их, немного льстя
себе. Литературные упражнения доставляли ей огромную радость.
   - Я не сожалею о моей болезни, - говорила она. - Не  сожалею  о  моем
заточении. Я нашла в жизни нечто такое, что навсегда останется со  мной.
Пока я могу читать и писать, я не могу сожалеть о том, что  подталкивает
меня к этим двум занятиям.
   Сейчас один человек интересовал ее сильнее всех других; она приказала
своим шпионам сообщать ей все касающиеся его новости. Она уверяла себя и
других в том, что думает о нем с цинизмом; она не признавалась даже себе
в том, что была бы счастлива принять участие в его интригах.
   На улицах пели новую песню. В  ней  прославлялись  благородство,  ум,
мужество, набожность Генриха де Гиза.
   Де Гиз не терял времени даром; он постоянно лелеял и подпитывал  свою
огромную популярность.  В  голове  парижского  героя  зрели  грандиозные
замыслы. Сейчас он возглавлял католическую  лигу  -  большую  федерацию,
объединившую в  своих  рядах  многих  представителей  знати  и  братства
иезуитов и созданную с целью защиты католической веры от всех ее врагов.
Люди называли короля глупцом  и  щеголем;  королеве-матери  нельзя  было
доверить защиту интересов католицизма; поэтому появилась необходимость в
учреждении Лиги, способной защищать католиков по всей Франции.  Но  Лига
занималась не только сохранением католической  веры;  в  последние  голы
население страдало от  несправедливых  налогов;  Лига  заявила  о  свеем
намерении отстаивать ущемленные права людей. Лига  искала  поддержки  со
стороны самой могущественной страны Европы, ее члены не сомневались, что
мрачный Филипп окажет ей в случае необходимости помощь.
   Марго знала, что король еще не начал бояться  Лиги;  он  был  слишком
увлечен банкетами, болонками и милашками. А что Катрин? Неужели она хуже
Марго понимала человека,  ставшего  во  главе  Лиги?  Он  был  Гизом  и,
следовательно,  честолюбцем;  сознавала  ли  Катрин,  как  далеко  могут
завести его амбиции?
   Марго казалось, что нет. Как бы  ни  была  умна  Катрин,  она  твердо
верила в божественные права королей -  и  королев;  ей  не  приходило  в
голову, что человек, относительно далекий от прямой линии  наследования,
может претендовать на трон. Катрин не позволяла себе думать о  том,  что
Генрих может умереть; кроме Генриха, есть еще Аленсон.  Но  Аленсон  уже
заключил союз с гугенотами; следующим наследником после Аленсона являлся
другой гугенот - Наваррец. Одной из задач Лиги,  пока  не  вмешивавшейся
всерьез в государственные дела, было, по убеждению Марго, предотвращение
любой возможности восхождения на трон гугенота.
   Марго беспрестанно думала о Гизе; однако она почти не  упоминала  его
имя в мемуарах, потому  что  не  хотела  увековечивать  на  бумаге  свое
глубокое увлечение этим человеком. Она писала о нем вскользь, мимоходом.
"Месье де Майенн сильно растолстел; месье де Гиз - отец  большой  семьи,
его жена весьма плодовита. На его  голове  много  седых  волос,  а  щека
рассечена в бою. Он быстро стареет".
   Марго обрадовалась, когда ей тайно доставили письмо  от  мужа.  Читая
его, она  цинично  улыбалась.  Генрих  не  притворялся,  будто  написать
послание его заставила любовь. Он помнил, что они считались союзниками и
что Марго - искусная шпионка; Наваррцу пришло в голову,  что  она  может
принести ему пользу, информируя обо всем, происходящем при дворе.
   Он отлично знает, подумала Марго,  что,  если  мое  адресованное  ему
письмо перехватят - мать  и  брат  везде  имеют  своих  шпионов,  -  это
неизбежно приведет к моей смерти. Но какое ему до  этого  дело?  Да,  он
потеряет полезного осведомителя. Он огорчится. Но не  прольет  по  этому
поводу слишком много слез. Нет, месье Наваррец. Ищите  своих  шпионов  в
другом месте.
   Но со временем ей надоело  читать,  писать  мемуары  и  наблюдать  за
странным поведением месье де Гиза; она начала размышлять  о  том,  каким
образом  она  могла  бы  отправлять  письма  Наваррцу,  опасное  задание
которого спасло бы ее от  скуки.  Вскоре  соблазн  заняться  этим  делом
пересилил страх.
 
*** 
 
   Катрин испытывала отчаяние от того, что  король  снова  оказался  под
влиянием  своих  фаворитов;  он  вторично  распорядился  о  том,   чтобы
официальные депеши попадали только в его и их руки. Это уязвило  Катрин,
как ничто другое; неведение было губительным для ее планов. Карл никогда
не игнорировал Катрин так беззастенчиво, как Генрих;  вспоминая  о  всех
своих замыслах, связанных с этим сыном, о том,  как  она  помогала  ему,
устраняла его врагов, Катрин не сдержала слез.
   Молодая королева Луиза, супруга Генриха - доброе создание,  столь  же
преданное королю, как и его мать, - застала Катрин плачущей;  изумленная
этой картиной,  она  опустилась  на  колени,  взяла  Катрин  за  руки  и
поцеловала их, пытаясь успокоить королеву-мать.
   - Все, что я делаю, вызывает у него недовольство, - сказала Катрин. -
Я всегда старалась помочь ему.
   - Он знает это, - отозвалась Луиза. - Просто сейчас вам  противостоят
другие люди...
   - Он прислушивается к их советам  и  пренебрегает  моими!  -  заявила
Катрин.
   - Мадам, он - стойкий католик. Он не желает демонстрировать, как  вы,
терпимость к гугенотам.
   Катрин презрительно рассмеялась.
   - Помогут ли ему воевать его новые  друзья?  Они  мастерски  завивают
волосы, красят ему лицо, лучше меня разбираются  в  покрое  камзола,  но
когда речь заходит о войне... Помогут ли они  Генриху  лавировать  между
месье де Гизом и Наваррцем, между католиками и гугенотами?
   Катрин мгновенно успокоилась; она сама  была  удивлена  легкостью,  с
которой она выдала себя перед молодой королевой, почти не  разбиравшейся
ни в чем, кроме ухода за болонками.
   - Дочь моя, ты славное, доброе дитя; я люблю тебя.
   - Я бы хотела вам помочь, мадам.
   - Роди королю сына. Это порадует меня больше всего.
   - О, мадам! Если бы это было возможно!
   Катрин отпустила девушку и принялась стирать с лица следы плача;  она
слегка попудрилась и заново накрасила губы.
   Что с ней произошло? Она стареет, теряет свои  способности?  Она  так
сильно  растолстела,  что  стала  с  трудом  двигаться.   Каждой   зимой
обострялся ревматизм. Поглядев в  зеркало,  она  пожала  плечами.  В  ее
глазах по-прежнему горел огонь решимости; Катрин знала, что  его  трудно
погасить. Он никогда не утратит тягу к власти, иначе что останется ей  в
жизни? В отличие от своего главного  врага,  Жанны  Наваррской,  она  не
верила в то, что ее что-то ждет после смерти. Она должна смотреть правде
в глаза.  Дети,  от  которых  после  гибели  мужа  зависела  ее  власть,
оказались предателями. Она должна признать тот факт, что власть -  самая
ценная вещь на свете для таких людей, как она, - достается  нелегко;  ее
весьма трудно удержать.
   Аленсон, которым она манкировала в прошлом, считая его незначительной
фигурой, начал  доставлять  ей  неприятности;  он  оказался  ненадежным,
тщеславным, мечтающим о троне. Если он станет королем Франции, им  будет
нелегко управлять. Еще была Марго, не менее  склонная  к  предательству;
она интриговала с Аленсоном против своего брата, короля, а также  против
матери. Катрин не осмеливалась сообщить об этом королю,  боясь,  что  он
потребует смерти Марго. Катрин была согласна с королем в том,  что  дочь
представляет угрозу спокойствию матери и является  источником  множества
волнений, но поскольку у Катрин осталось  только  три  ребенка,  она  не
могла пойти на уничтожение даже одного  из  них.  А  теперь  ее  любимый
Генрих разорвал союз с матерью, променял ее на компанию глупцов.
   Она женила одного из них  -  Виллекьера,  сопровождавшего  Генриха  в
Польшу, на женщине Летучего  Эскадрона.  Катрин  удивилась  успеху  этой
акции. Она приказала своей шпионке следить за мужем и постараться отбить
у него вкус к развлечениям,  которым  он  предавался  вместе  с  королем
Виллекьер был  очарован  своей  красивой  женой  и,  похоже,  становился
нормальным мужем. Если бы только этот прием можно было применить к более
женственным фаворитам короля!
   Она не должна отчаиваться. Всегда есть способ уладить  проблемы.  Она
должна преодолеть равнодушие, неизбежно сопровождавшее процесс старения.
   Оглядываясь  назад,  она  видела  в  прошлом  одни  войны  -  скучные
религиозные   войны,   вспышки   насилия,   постоянное    кровопролитие.
Напряженные мирные паузы длились недолго.
   Изменилось ли что-нибудь? Что-то зрело на улицах столицы.  Бедствовал
ли так сильно когда-либо народ? Имел ли трон так много  врагов?  Что  на
уме у Гиза и католиков? Что замышляет  в  Беарне  коварный  хитрец?  Как
жаль, что она не может больше присматривать за ним! Какие новые заговоры
готовит амбициозный, самоуверенный Аленсон?
   Король прервал своим появлением раздумья Катрин. Его лицо было  белым
от гнева, губы Генриха дрожали. Катрин переполнила  нежность  -  любимый
сын наконец пришел к ней со своими неприятностями.
   - Мама, - воскликнул он, - я запланировал такое  шествие!  Мы  должны
были отправиться к Нотр-Дам, чтобы  помолиться  о  рождении  ребенка.  Я
придумал для нас наряды. Они  должны  были  быть  пурпурными  с  зеленей
отделкой. Они выглядели бы потрясающе.
   - Да, мой дорогой. Но почему ты так рассержен?
   - Совет отказался выделить деньги на осуществление моей идеи. Как они
посмели?! Разве смеют они помешать нам завести  ребенка?  Неудивительно,
что у нас нет наследника. Что должен чувствовать Господь, видя  жадность
нашего совета? Это для него оскорбление.
   - Но где взять деньги, мой сын! Наряды обошлись бы недешево.  К  тому
же для церемонии потребовалась бы масса украшений.
   - Люди получили бы удовольствие от зрелища. Они  должны  быть  готовы
платить за него.
   Катрин потянула сына к окну.
   - Подойди сюда, Генрих. Взгляни на Париж. Тебе не  придется  смотреть
вдаль. Видишь  эту  груду,  лежащую  у  стены?  Я  готова  поспорить  на
стоимость церемонии против одного твоего франка, что это -  мужчина  или
женщина, умирающая от голода.
   Король топнул ногой.
   - Таких людей мало. В Париже есть богатые купцы. Гугеноты -  толковые
бизнесмены, верно? Почему они должны собирать деньги на войну со мной?
   Катрин печально посмотрела на короля.
   - О, мой сын не слушай дурные советы. Поберегись,  если  ты  дорожишь
короной. Ты должен скрывать твои желания от народа. Смотри на  месье  де
Гиза и учись у него.  Что  он  делает?  Он  ходит  по  Парижу.  Выражает
сочувствие страдающим людям. Подает щедрую милостыню. Бедняки кричат "Да
сохранит Господь великого герцога!" чаще, чем  читают  на  память  "Отче
наш". Для них он - святой.
   - Значит, ты хочешь, чтобы я подражал святому Генриху де Гизу?
   Катрин рассмеялась.
   - Святой Генрих де Гиз! В этом  человеке  мало  святости.  Просто  он
носит  воображаемый  нимб  с  такими  очарованием  и  уверенностью,  что
парижане верят в его преданность католической лиге  и  им  самим,  в  то
время как на самом деле он озабочен лишь благополучием месье де Гиза. Он
умен, мой сын.
   - Мадам, раз вы восхищаетесь месье де Гизом и презираете вашего сына,
возможно, вам следует сделать ставку на герцога.
   Катрин с грустью посмотрела на Генриха.
   - Ты ошибаешься, мой дорогой, - терпеливо  произнесла  она.  -  Я  бы
убила его завтра, если бы это помогло тебе.
   - Похоже, это мне не поможет, - печально отозвался король. - Если  ты
готова сделать для меня так много, почему бы тебе не уговорить  их  дать
мне денег на процессию?
   - Это было бы неразумным шагом. Ты не должен шествовать по  улицам  в
роскошных нарядах перед людьми, одетыми в тряпье. Неужели  тебе  это  не
ясно?
   - Мне ясно, что ты не на моей стороне.
   Он заплакал; по следам на его лице Катрин видела, что он  уже  плакал
перед советом.
   Что я могу сделать? - спросила она себя. Король Франции  плачет,  как
ребенок из-за денег на игрушки, в то  время  как  голодающие  ропщут  на
него, а весь Париж молча хмурится при нашем появлении.
   Не так ли ведут себя  граждане,  когда  королевство  стоит  на  грани
революции?
 
ГЛАВА ПЯТАЯ 
 
   В последующие месяцы Катрин продолжали волновать дети.
   Аленсон, удрав из Парижа, затеял военную кампанию во Фландрии и вышел
из нее победителем; но Катрин знала, что  ее  сын  слишком  тщеславен  и
эгоистичен, чтобы хорошо служить какому-то делу, хотя  сейчас  гугенотов
можно было заставить поверить в то, что в лице брата короля  они  обрели
настоящего лидера. Было необходимо  помириться  с  Аленсоном,  и  Катрин
устроила это. В мае  было  подписано  "джентльменское  соглашение",  его
назвали в честь месье Аленсона, брата короля. Но  что,  спрашивала  себя
Катрин, значат эти короткие  перемирия  для  Франции?  Недолгие  затишья
использовались для сколачивания  новых  армий.  Короля  бесили  почести,
оказываемые Аленсону; делая вид, будто он помогает ему, король на  самом
деле тайно вредил брату всеми возможными способами; Аленсон  то  был  на
стороне короля, то боролся с Генрихом. Подобное постоянно происходило  с
братьями Валуа - Карл ненавидел Генриха; их взаимная  ревность  по  силе
превосходила любовь к Франции. Аленсон стал герцогом  Анжуйским;  король
Франции даровал ему этот титул, поскольку сам не нуждался в нем, обладая
более высадим званием.
   Как сильны были бы мы, думала Катрин, если бы они  поддерживали  друг
друга!
   Но ее дети были наполовину Медичи; они не могли объединиться.
   Марго попросила короля отпустить ее к мужу. Она говорила, что  именно
там следует находиться желе. Она  напомнила,  что  она  вышла  замуж  за
Генриха Наваррского против своей воли; теперь ее, снова насильно, держат
вдали от него. Марго любила заявлять, что муж скучает  по  ее  обществу;
однако Катрин догадывалась, что он мог выразить такое желание  лишь  для
того, чтобы лучше приглядывать  за  супругой,  в  любую  минуту  готовой
спровоцировать новые неприятности.
   Катрин и король решили, что будет глупо отпускать Марго  к  мужу,  но
они разрешили ей сопровождать принцессу де Ла Рошсюр-Ён в  Испанию;  эта
дама отправлялась  туда  на  лечение  водами.  Марго  страдала  рожистым
воспалением руки, воды должны были пойти ей  на  пользу;  поскольку  она
всего  лишь  жаждала  перемен,   небольшого   развлечения,   перспектива
путешествия через Фландрию в Испанию порадовала ее, словно  речь  шла  о
поездке в Беарн.
   Марго вернулась ко двору; по ее словам, ей удалось  пережить  в  пути
много увлекательных приключений. Она возобновила нежную дружбу  с  Бюсси
д'Амбуазом, рыцарские качества которого восхищали королеву Наварры.  Она
не уставала рассказывать о том, как  он,  лучший  фехтовальщик  Франции,
постоянно ввязывался в дуэли, обслуживал противников и обещал  сохранить
им жизнь, если они отыщут самую красивую принцессу на свете, бросятся  к
ее ногам и поблагодарят за свое спасение.  Было  ясно,  что  Марго  рада
возрождению своей дружбы с отважным Бюсси.
   Ей довелось пережить и другие приключения; она познакомилась с  Доном
Джоном  Австрийским,  героем  Лепанто,   внебрачным   сыном   испанского
императора Карла, сводным братом Филиппа. Он был весьма любезен с Марго,
и она сочла это новой победой; королева Наварры,  без  труда  находившая
новых  любовников,  была  склонна  воображать,  будто  каждый   мужчина,
посмотревший на нее и улыбнувшийся  ей,  готов  влюбиться  в  прекрасную
Марго. Она была очарована Доном Джоном, пока  осведомители  не  сообщили
Марго, что он является шпионом ее брата, короля Франции,  и  поэтому  не
может быть другом ни ей, ни другому ее  брату,  новоиспеченному  герцогу
Анжуйскому.  Она  узнала,  что,  пока  она  развлекалась  во   Фландрии,
неискренний Дон Джон готовился сделать ее пленницей.
   Это задело самолюбие Марго, но она быстро забыла инцидент;  если  Дон
Джон не сумел оценить ее, то многие другие были готовы сделать это.
   Состоялось заключение нового, Бержеракского, мирного договора; герцог
Анжуйский и  Марго  уже  находились  при  дворе  Марго  снова  требовала
отпустить ее к мужу; король опять отказал ей. В семье  вспыхнули  старые
ссоры; Катрин и король были в одном лагере, Марго и  Анжу  -  в  другом.
Катрин  являлась  единственным  человеком  из  этой  четверки,  которому
хватало здравомыслия скрывать свои чувства.
   Похоже, милашкам нравилось на радость королю оскорблять Анжу;  кризис
разразился  во  время  торжеств,   посвященных   бракосочетанию   одного
придворного джентльмена.
   Анжу оказал честь невесте, потанцевав с ней; ему нравилось  наблюдать
за тем, как радуется девушка вниманию  столь  высокопоставленного  лица.
Она говорила смущенно и почтительно; довольный Анжу ощущал  себя  важной
персоной, героем битв, кумиром дам, братом монарха, наследником, который
в будущем может взойти на французский  трон.  Но  его  радость  внезапно
закончилась, когда он вместе с партнершей  оказался  рядом  с  милашками
короля.
   Голос Эпернона услышали не только герцог Анжуйский и его дама,  но  и
многие находившиеся поблизости придворные:
   - Бедная невеста! Вам известно, как она очаровательна.  Она  выглядит
сейчас столь непривлекательно лишь потому, что танцует с этой обезьяной.
   Щербатое лицо Анжу стало темно-багровым.
   Желая усилить оскорбление, Кайлюс заявил Эпернону.
   - Ты, верно, и не мог  представить,  что  он  наденет  костюм  такого
цвета. К его безобразной коже лучше  бы  подошла  серая  ткань.  Правда,
тогда он показался бы еще более незначительным.
   - Жаль, что он не может  подрасти  на  несколько  дюймов,  -  добавил
Жуаез. - Он похож на ребенка... строящего из себя взрослого.
   Анжу остановился во время танца, положив руку  на  шпагу;  он  тотчас
заметил выражение угрозы на  лице  короля,  готового  арестовать  любого
обидчика его фаворитов. Герцогу Анжу, понявшему, что он рискует  попасть
в тюрьму, не оставалось ничего иного, как выйти из зала с  достоинством,
возможным при данных обстоятельствах.
   Уходя, он услышал голос короля:
   - Танцуйте, друзья. Не произошло ничего серьезного. Никто  из  важных
персон нас не покинул.
   Анжу расхаживал по своим покоям, дрожа  от  ярости.  Он  не  потерпит
этого. Он покинет двор; он  покажет  своему  брату,  что  его  положение
короля отнюдь не так прочно как кажется Генриху.
   Утром следующего дня от встал рано и послал королю письмо с  просьбой
отпустить его из Парижа на несколько дней поохотиться.
   Король не ответил на послание, но весь день думал о брате со  страхом
и  ненавистью;  когда  все  разошлись,  беспокойство  Генриха  усилилось
настолько, что он отправился в спальню матери. Сев  на  ее  кровать,  он
разбудил Катрин, чтобы сказать ей о том, что считает глупым  откладывать
действия, направленные против Анжу.
   - Он замышляет очередную выходку, я знаю это.
   - Мой дорогой, вряд ли стоит беспокоиться по  этому  поводу  в  такой
час. Он вечно выкидывает какие-то номера.
   - Он говорит, что хочет уехать из Парижа поохотиться. Он  хитрит.  Ты
помнишь, как Наваррец отправился на охоту: больше мы  его  не  видели  -
хотя ощущаем его существование. Я бы хотел, чтобы он  снова  оказался  у
нас под охраной.
   - Я тоже этого хочу.
   - Я поступил мудро, запретив месье Аленсону ехать на охоту?
   - Да.
   - С