ляло удовольствие навещать  бедных
вместе  с  моей  матерью  и  таскать  корзинки  с  едой  для  них.   Она
действительно волновалась, когда у кого-то начинала протекать  крыша,  и
даже  беспокоила  деда,  требуя,  чтобы  тот  помог   чем-то.   Но   дед
недолюбливал Дамарис, она была не тем ребенком, какие ему  нравились,  и
он этого ничуть не скрывал, делая все возможное, чтобы она боялась  его.
Бабушка Арабелла бранила его за это и была особенно ласкова к Дамарис, а
дед предпочитал бунтовщиков вроде меня. Наверное, он не был против нашей
свадьбы с Бо, хотя именно он догнал нас, когда мы пытались  убежать.  Он
просто решил, что это будет полезным уроком для меня. Дед  имел  большое
влияние на меня и знал об этом, и то, что он делал для меня, никогда  бы
не стал делать для Дамарис.
   Она складывала мои платья, разглаживая их, как обычно делала.
   - Мне нравится это голубое, Карлотта. Это цвет павлиньих перьев, цвет
твоих глаз.
   - На самом деле это не так, оттенок моих глаз светлее.
   - Но они выглядят именно такими, когда ты надеваешь это платье.
   - Дамарис, сколько тебе лет?
   - Почти двенадцать.
   - Значит, уже время задуматься  о  том,  что  же  делает  твои  глаза
голубыми?
   - Но мои глаза не голубые, - возразила она, - они совсем  бесцветные,
как вода. Иногда они выглядят  серыми,  иногда  -  зеленоватыми  и  лишь
иногда - голубыми, когда я надеваю что-либо глубокого синего цвета. И  у
меня нет таких чудесных черных ресниц, мои  -  коричневые  и  совсем  не
длинные.
   - Дамарис, я и так вижу, что ты  прекрасно  выглядишь,  и  совсем  не
нуждаюсь в детальных описаниях. Какие туфли ты уложила?
   Она стала перечислять, улыбаясь своей  обычной  добродушной  улыбкой.
Дамарис было совершенно невозможно вывести из себя.
   "Двенадцать лет!" - изумлялась  я.  Я  была  немногим  старше,  когда
впервые встретила Бо, но я очень отличалась от  Дамарис,  даже  если  не
считать этой встречи, изменившей мою жизнь. Дамарис не замечала  ничего,
кроме больных животных и бедных арендаторов, которым нужно было починить
жилье. Она могла бы стать очень хорошей женой  такого  же  туповатого  и
добродетельного чудака, как она сама.
   - Все, оставь меня, Дамарис, - сказала я. - Я лучше управляюсь сама.
   Она ушла с угнетенным видом. Я, конечно, была неприветлива  с  ней  и
должна бы вернуть ей хоть часть того обожания, которое она испытывала ко
мне так бескорыстно. "Бедная неуклюжая маленькая Дама-рис! - подумала я.
- Она всегда будет прислуживать другим и забудет  про  себя.  Она  будет
очень добра и заботлива.., для других и  никогда  не  будет  жить  своей
жизнью". Если бы Дамарис не была мне столь безразлична,  я  бы  пожалела
ее.
   Я должна была уезжать на следующий день. В Эверсли готовилось  что-то
вроде торжественного ужина, так как дедушка обычно настаивал на подобной
церемонии в таких случаях, Мой  дядя  Карл,  брат  матери,  был  дома  в
отпуске. Следуя семейной традиции, он служил в армии. Он был очень похож
на отца, и Карлтон очень им гордился.
   Бабушка  надавала  мне  кучу  поручений  и  посланий  к   Харриет   и
приготовила  травы  и  коренья,  которые,  как  ей  казалось,  могли  бы
заинтересовать Харриет.
   Они отправятся с моим багажом на  одной  из  вьючных  лошадей.  Чтобы
ехать не утомляясь, нужно было три дня, и все обсуждали маршрут, которым
я поеду. Так как я уже  неоднократно  ездила  этим  путем,  разговор,  в
общем-то,  был  необязателен.  Мне  не  нравилось,  что  устроили  такую
церемонию расставания. Дедушка смеялся и говорил:
   - О, наша леди Карлотта весьма опытная путешественница!
   - Достаточно опытная, чтобы понять, что все это обсуждение ни к чему,
- ответила я.
   - Я слышала,  что  "Черный  боров"  -  это  наиболее  респектабельная
гостиница, - вставила Арабелла.
   - Я могу подтвердить это, - сказал Карл. - Я провел там ночь по  пути
сюда.
   - Значит, ты должна  остановиться  в  "Черном  борове",  -  заключила
Присцилла.
   - А почему она так странно называется? - спросила Дамарис.
   -   Хозяева   держат   такого   борова,   чтобы   спускать   на   тех
путешественников, которые придутся им не по душе, - изрек дед.
   Дамарис встревожилась, и Присцилла успокоила ее:
   - Твой дедушка пошутил, Дамарис.
   Затем зашел разговор о политике, и, как всегда, деда невозможно  было
остановить. Бабушка предложила оставить мужчин, чтобы те закончили  свои
воображаемые сражения, пока мы займемся обсуждением более насущных дел.
   Женщины уселись в уютной зимней гостиной и долго  еще  обсуждали  мое
путешествие: что мне  необходимо  взять  с  собой  и  что  я  не  должна
позволять Харриет долго удерживать меня.
   На следующее утро я поднялась на рассвете. Дамарис с Присциллой  были
в конюшне, где моя мать убедилась, что все было упаковано и навьючено на
двух лошадей. Меня сопровождали три грума, один из  которых  должен  был
следить за вьючными лошадьми. Присцилла выглядела очень озабоченной.
   - Я буду ждать от тебя весточку сразу по приезде.
   Я пообещала, что сделаю это, затем  поцеловала  ее  и  Дамарис,  села
верхом и поехала позади двух грумов, в то время как третий ехал за мной,
ведя двух вьючных лошадей. Такой порядок  был  обычным  в  дороге,  хотя
полностью целесообразность таких предосторожностей мы оценили  несколько
позже.
   Я была на пути к Харриет.

СТОЛКНОВЕНИЕ В "ЧЕРНОМ БОРОВЕ"

   Было прекрасное утро, и я чувствовала себя счастливой, когда мы ехали
по знакомым тропинкам, заросшим полевыми цветами - мятликом, гвоздикой и
вьюнком. Я вдыхала сладкий аромат боярышника и любовалась белым кипением
цветущих яблонь и вишен в садах, которые попадались по пути.
   Свежий утренний  воздух  и  красота  природы  придали  мне  бодрости.
Впервые с того  момента,  как  я  потеряла  Бо,  я  испытывала  покой  и
безмятежность. Казалось, сама природа подсказывает мне, что я не  должна
предаваться мрачным размышлениям. Один сезон сменился другим, начиналось
новое лето. Бо не стало, и пора было с этим смириться.
   И все же я не могла забыть пуговицу, которую нашла в Эндерби, и запах
мускуса, который меня преследовал тогда. Когда я снова наведалась  туда,
то никакого запаха не  уловила  и  сказала  себе,  что  все  это  -  моя
фантазия. Но ведь была же пуговица, которую Бо там потерял?  Она  так  и
валялась бы в углу, если бы миссис Пилкингтон не затеяла уборку в доме.
   Этим майским утром мне хотелось думать о другом. Я представила  себе,
как мы с Бенджи бродим по лесу возле монастыря Эйот, вернее,  возле  его
развалин; только сначала нужно добраться до острова на  лодке.  На  этом
острове я была зачата -  так  поведала  мне  мать.  Когда  мои  родители
вернулись на материк, отца схватили, и он был казнен... У меня были  все
основания испытывать ностальгию на острове Эйот.
   Мы проделали большой путь  вдоль  берега  в  первый  же  день  нашего
путешествия. Погода благоприятствовала нам, и к вечеру мы  добрались  до
гостиницы "Дельфин", которую я  не  раз  навещала  и  где  хорошо  знала
хозяина. Он был рад видеть меня и моих спутников, угостил вкусной щукой,
а  потом  распределил  по  комнатам.  Мы  отлично  выспались,  а  утром,
подкрепившись свежевыпеченным  хлебом  с  беконом  и  запив  его  пивом,
отправились дальше.
   День начинался хорошо. Пригревало  солнышко,  дорога  была  сухая,  и
около полудня мы остановились в "Розе и  короне".  Нам  подали  на  обед
запеченных в  тесте  голубей  и  сидр  местного  приготовления,  который
оказался гораздо крепче  обычного.  Я  выпила  ;  немного,  зато  слуга,
который отвечал за упаковку походных вьюков, сильно "перебрал" и к  тому
времени, когда нужно было собираться в дорогу, крепко заснул.
   Я разбудила его, но поняла, что толку от него не будет,  пока  он  не
проспится. Я сказала Джиму, старому груму в нашем отряде:
   - Либо мы оставляем его здесь, либо задерживаемся.
   - Мы не можем задерживаться, мисс, - ответил Джим, - ведь тогда мы не
успеем засветло доехать до "Черного борова".
   - Но разве нельзя остановиться на ночь где-нибудь еще? - спросила "я.
   - Другого места я ни знаю, мисс. К тому же ваша матушка  настоятельно
требовала, чтобы мы остановились именно там.
   Я раздраженно пожала плечами:
   - Почему именно там? Неужели у нас по пути не будет другой подходящей
гостиницы? Пусть мы запоздаем с прибытием в Эйот Аббас.
   - Кроме "Черного борова", поблизости никакой другой гостиницы нет,  -
повторил он. - Нам нужно быть осторожными  -  на  дорогах  много  плохих
людей. Госпожа  советовала  мне  не  отклоняться  от  главной  дороги  и
останавливаться только на тех дворах, где можно доверять хозяину.
   - Какая суета! - вздохнула я.
   - Мисс, я охраняю вас, - заявил Джим. - Я подчиняюсь приказу.
   - Приказываю сейчас  я,  -  оборвала  я  его.  -  Нам  нужно  решить,
оставляем ли мы этого дурака здесь и едем  без  него  дальше  или  будем
ждать, когда он проспится.
   - Если мы поедем без  него,  то  у  вас  будет  всего  двое  слуг,  -
предупредил меня Джим.
   - Меня это не пугает, - возразила я. - Я же  не  беспомощная  калека,
которая  не  может  постоять  за  себя.  Пусть   этот   пьяница   поспит
часок-другой, а после навьючит лошадей и отправится вслед  за  нами.  По
крайней мере, мы приедем в "Черный боров" до наступления ночи.
   Так мы и сделали. Мои провожатые вели себя неспокойно. Я  повернулась
к Джиму и рассмеялась:
   - Что ты все время оглядываешься назад? Неужели ты считаешь, что  без
старого Тома мы находимся в большей опасности? Уверяю тебя, что  это  не
так. От него было бы мало толку, если бы мы подверглись  нападению.  Без
навьюченных лошадей легче избежать преследователей,  да  и  грабить  нас
никто не будет.
   - У меня дурные предчувствия,  мисс,  -  сказал  Джим,  резко  мотнув
головой, - и все, что происходит, мне очень не нравится.
   - Его ждет хорошая выволочка, когда он  явится.  Это  я  тебе  обещаю
точно, - сказала я.
   - Мисс, откуда ему было знать, что сидр такой крепкий?  -  заступился
Джим за своего друга.
   - Но мы-то почувствовали это с первого глотка, - возразила я.
   Без Тома и лошадей с вьюками мы, конечно же, могли ехать быстрее, чем
раньше, и, тем не менее,  прибыли  к  гостинице  "Черный  боров"  уже  в
сумерки.
   Когда мы въехали во двор, я удивилась царившему там оживлению. Конюхи
уводили в конюшню чьих-то лошадей.
   Джим помог мне слезть с лошади, и я направилась в  гостиницу.  Хозяин
вышел встретить меня. Вид  у  него  был  очень  растерянный,  он  нервно
потирал руки.
   - Моя госпожа, - сказал он, - тут  сейчас  творится  такая  кутерьма!
Гостиница набита битком.
   Я опешила.
   - Не хочешь ли ты сказать, что для нас не осталось места? -  спросила
я.
   - Боюсь, что это так, моя госпожа. Весь  второй  этаж  я  предоставил
компании важных джентльменов. Их шесть человек, и один из  них  в  очень
плохом состоянии.
   Я почувствовала смутное опасение и вспомнила, как Джим говорил о том,
что одна неприятность тянет, за собой другую.  Если  бы  дурак-слуга  не
накачался до беспамятства сидром, то мы приехали бы  сюда  часа  на  два
раньше и получили бы в свое распоряжение комнаты для  ночлега  до  того,
как здесь появились  какие-то  важные  джентльмены.  В  "Черном  борове"
всегда были свободные комнаты, потому что гостиница находилась в стороне
от больших дорог. Совершая поездки между Эйот и Эверсли,  я  никогда  не
сталкивалась с подобными трудностями.
   - И что же нам делать? -  спросила  я  в  отчаянии,  -  Скоро  совсем
стемнеет.
   - Ближайший постоялый двор - это "Голова Королевы", - сказал он. - До
него десять миль.
   - Десять миль? - повторила я. - Это нам не по силам,  лошади  устали.
Послушай, нас всего трое-двое слуг и я. Еще одного слугу  я  оставила  в
"Розе и короне" отсыпаться: он выпил слишком много сидра. Это из-за него
мы так запоздали.
   Хозяин чуть просветлел лицом.
   - Я подумал... - нерешительно произнес он.
   - Да, - поторопила я его, - что ты подумал?
   - Есть одна комнатка... Собственно говоря,  она  и  слова  такого  не
стоит. Скорее, ее можно назвать чуланом, но там есть койка и столик. Она
находится на  втором  этаже,  где  расположились  джентльмены.  Одна  из
служанок ночует там иногда.
   - Я займу ее на эту ночь, - сказала я. - Мне  бы  только  поспать  до
утра, мы уедем рано. Но как быть с моими слугами?
   - Я об этом уже подумал, госпожа. В миле отсюда,  дальше  по  дороге,
есть ферма. Полагаю, что ваши  слуги  согласятся  поспать  на  сеновале,
заплатив, конечно, за это удовольствие.
   - Я плачу за них, - сказала я. - Покажи-ка мне.., чулан.
   - Госпожа, мне так неудобно, что я предлагаю вам  жалкую  каморку,  -
Ничего, - сказала я, - на одну ночь сойдет. Это будет мне уроком,  чтобы
впредь пораньше собиралась в дорогу.
   Он вздохнул с облегчением, и я последовала за ним по лестнице.
   Мы поднялись на площадку, которая была так знакома мне. Первая  дверь
как раз и служила входом в чулан, а на площадке были еще четыре двери.
   Хозяин открыл дверь чулана. Признаться, мне стало немного не по  себе
- это, действительно, была просто  конура:  одну  ее  половину  занимала
лежанка, а другую - столик и табурет. Комнатушка имела оконце, и  только
это делало пребывание в ней в какой-то мере сносным.
   Хозяин взирал на меня с сомнением.
   Я сказала:
   - Что ж, я вынуждена мириться с неудобствами. - Потом  посмотрела  на
него в упор:
   - Здесь на этаже четыре хороших комнаты, а в компании джентльменов  -
всего шесть человек, как ты сказал. Может, они  согласятся  распределить
комнаты между собой так, чтобы и мне досталась одна?
   Хозяин отрицательно покачал головой:
   - Они определенно знают, чего хотят.  Они  хорошо  заплатили  мне,  и
среди них - больной джентльмен. Они сказали, что его нельзя  беспокоить,
что им требуется в распоряжение весь этаж, и очень настаивали на этом. Я
совсем забыл об этой каморке.
   - Ну, хорошо, спасибо тебе. Пойду к своим слугам и скажу, чтобы ехали
на ферму. А тебя попрошу, распорядись, чтобы принесли горячей воды.  Мне
нужно привести себя в порядок.
   - Распоряжусь, госпожа.
   Я спустилась  вслед  за  ним  и  приказала  слугам  ехать  на  ферму,
предупредив их о  том,  что  встану  пораньше  и  сама  подъеду  к  ним,
поскольку это по пути. Потом я снова поднялась к себе в комнату, и через
несколько минут ко мне явилась служанка с кувшином горячей воды, который
поставила на столик. Я сняла с себя шляпу, расчесала волосы, помылась  и
почувствовала себя совсем хорошо.
   Я была голодна и решила спуститься в столовую. Хозяин сказал, что  на
ужин  приготовлен  молочный  поросенок,  а  я  знала,  что  этим  блюдом
славилась его кухня, благодаря стараниям его жены.
   Я испытала неприятный момент, думая, что окажусь без ночлега.  Теперь
в моем распоряжении была эта каморка,  пусть  даже  всего  на  несколько
часов. Правда, мне  не  удалось  сменить  платье,  так  как  вся  одежда
осталась в седельных вьюках.
   Черт бы побрал этого пьяного  слугу!  Достанется  ему  от  Харриет  и
Грегори, когда мы прибудем на место. Ему еще повезло,  что  мы  едем  не
обратно, в Эверсли, мой милый дед тотчас бы выгнал его.
   Я открыла дверь и вышла на площадку. В тот же самый момент  открылась
еще одна дверь, из нее вышел мужчина и уставился на меня.  Я  вздрогнула
от неожиданности: он напоминал Бо! Не то чтобы он был так  уж  похож  на
него, просто был такого же роста, как Бо, и выглядел так  же  элегантно.
Камзол прямого покроя был расстегнут,  и  под  ним  виднелся  украшенный
вышивкой жилет. Длинные стройные ноги были обтянуты голубыми  чулками  с
серебряными застежками у колен. Полы камзола были прошиты для  жесткости
медной канителью,  из-под  левой  полы  торчал  кончик  шпаги.  Туфли  с
квадратными  носами  и  высокими  каблуками  были  украшены   такой   же
серебряной пряжкой, как и  чулки.  Его  голову  покрывал  парик,  поверх
которого была надета шляпа-треуголка, украшенная серебряным галуном.  От
него исходил слабый запах духов, и, вероятно, именно этим  он  напоминал
мне Бо. Он был щеголь так  же,  как  и  Бо,  а  в  привычках  щеголей  -
пользоваться духами. Человека с такой внешностью, скорее, можно было  бы
встретить при дворе короля, нежели в сельской гостинице.
   У меня не было времени рассмотреть его получше. Я почувствовала,  что
он  недоволен,  и  только  собралась  ретироваться  в  свою  каморку   и
захлопнуть дверь, как вдруг услышала:
   - Кто вы  такая  и  что  здесь  делаете?  Я  подняла  брови,  выражая
удивление.
   - Что вы делаете здесь, на этом этаже? - повторил он требовательно. -
Я заплатил за право распоряжаться им  полностью  и  просил,  чтобы  сюда
никого не пускали.
   - Я тоже заплатила.., за комнату, - с вызовом ответила я. - Позвольте
напомнить вам, сэр, что вы разговариваете с дамой.
   - Вы заплатили за комнату на этой площадке?
   - Да, если ее можно назвать комнатой. Я заняла эту каморку  на  ночь,
потому что вы и ваша компания заняли все другие комнаты.
   - И давно вы здесь?
   - А почему это вас так  интересует?  Ничего  не  ответив,  он  быстро
прошел мимо меня, спустился вниз и позвал хозяина гостиницы.
   Продолжая стоять на площадке, я услышала их перебранку.
   - Мошенник! Как это понимать? Разве я не заплатил тебе за пользование
всем этажом? Разве мы не договаривались, что ни меня, ни моих  спутников
никто не будет беспокоить?
   - Мой господин... - виновато  пролепетал  хозяин,  -  госпожа  заняла
совсем крохотную комнату, которая была бы вам совсем без пользы,  почему
я и умолчал о ней. Госпожа часто бывает здесь, и я не мог отказать ей  в
ночлеге.
   - Но разве я не сказал тебе, что среди нас - человек, который  тяжело
болен?
   - Мой господин, - продолжал оправдываться хозяин, - мы договорились с
госпожой, что она вас не Побеспокоит, она будет держаться тихо.
   - Тебе  было  приказано  никого  не  пускать!  Я  спустилась  вниз  и
вмешалась в разговор.
   - Что вы  здесь  расшумелись?  Это  навредит  вашему  больному  другу
больше, чем мое присутствие на втором этаже.
   После чего я направилась в столовую.  Мужчина  посмотрел  мне  вслед,
потом повернулся и стал подниматься по лестнице.
   Жена хозяина была в столовой. Она явно нервничала,  но  старалась  не
подавать вида и, когда я  появилась,  сказала,  что  молочный  поросенок
сейчас будет готов. Она сама обслуживала меня: жаркое, как всегда,  было
сочным и вкусным. За поросенком последовали пирог с дичью  и  глинтвейн,
чтобы промочить горло. На десерт принесли яблоки, груши и бисквиты.
   Едва я приступила к десерту, как в столовую пожаловал мой незнакомец.
Он подошел к столу и обратился ко мне:
   - Прошу извинить меня за мое поведение. Легким кивком головы  я  дала
понять, что ждала его извинений и принимаю их.
   - Я очень озабочен состоянием моего друга, - сказал он.
   - Это можно понять.
   - Он болен, и его нельзя беспокоить.
   - Обещаю, что не потревожу его.
   Теперь у меня  была  возможность  разглядеть  его  получше.  Это  был
интересный мужчина с загорелым лицом; на голове у него был темный парик,
но я почему-то была уверена, что под ним -  белокурые  волосы.  Глаза  у
него были светло-карие, а брови - густые и темные. Квадратный подбородок
с ямочкой говорил о том, что он человек чувственный  и  в  то  же  время
жесткий. Озорные огоньки светились в  его  глазах.  Он  чем-то  волновал
меня, но, быть может, я всего лишь  испытывала  тайное  удовольствие  от
общения с этим мужчиной.
   Я пыталась не думать о Бо, но опять поймала себя на том, что  мужчина
волнует меня именно потому, что напоминает его.
   - Можно мне присесть рядом с вами? - спросил он.
   - Почему же нельзя? Это общая столовая, к тому же я ухожу.
   - Вы должны понять, как я расстроился, когда обнаружил, что  рядом  с
моим другом оказался посторонний человек.
   - Посторонний человек? Вы говорите обо мн