ствовала некоторую обиду - как будто бремя
общей тайны легло только на мои плечи. Это было просто глупо: Бен должен
сделать состояние и вернуться.
   "И тогда, - подумала я, - мы  вновь  встретимся.  А  пока  я  обязана
хранить нашу тайну".
   В Лондон в этом году мы не поехали. Я видела, что мать беспокоится за
меня. Я очень изменилась:  импульсивная,  словоохотливая  девочка  стала
тихой и скрытной. Должно быть, казалось странным, что болезнь так сильно
повлияла  на  мой  характер.  Временами  я  была  на  грани   признания,
поскольку, узнав, о случившемся со мной, родители поняли бы меня.
   Но по своей натуре я была жизнерадостной и неунывающей, и  постепенно
периоды, в течение которых я не вспоминала  о  случившемся,  становились
все более продолжительными. А потом вдруг сновидения или еще  что-нибудь
напоминало  мне  об  этом  происшествии,   и   меня   вновь   охватывали
воспоминания. Тогда я опять превращалась в тихую, замкнутую девочку.
   Я  знала,  что  все  обеспокоены,  и  меня  глубоко  трогала   забота
окружающих обо мне. Например, миссис Пенлок при  виде  меня  расстроенно
цокала языком:
   - Прямо-таки тростиночка, вот кем вы стали, мисс Анжела! Вам бы  хоть
немного мяса нарастить на косточки! Я бы могла испечь вам вкусный пирог.
Вот уж от него вам бы точно полегчало!
   Мне  действительно  очень  нравились  ее  пироги,  начиненные   мясом
молочных поросят, но сейчас у меня не было никакого  аппетита.  Она  все
время пыталась, по ее словам, "соблазнить  меня",  как  будто  еда  была
спасением от всех бед.
   Вообще все были  очень  добры  ко  мне,  и,  когда  видели,  что  мое
настроение  улучшается,  так  откровенно   радовались   этому,   что   я
чувствовала себя просто обязанной  держать  при  себе  свою  меланхолию,
чтобы доставить им удовольствие.
   Во всяком случае потихоньку я  смирялась  с  существующим  положением
вещей.  Мы  были  дружны  с  семейством  Пенкарронов,  которое   владело
оловянной шахтой, находившейся неподалеку от  пустоши.  Они  были  очень
старым корнуоллским семейством,  происходившим  с  мыса  Лэндс-Энд.  Там
Пенкарроны владели шахтой, которая в конце концов  истощилась,  и  тогда
они приехали в наши края. Они приобрели шахту,  которую  стали  называть
Пенкарроновской, а их дом получил название Пенкаррон Мэйнор. Так как они
прибыли сюда лет десять  назад,  то  успели  стать  неотъемлемой  частью
местного общества.
   Морвенна была тихой, довольно серьезной девушкой. Она очень подходила
для моего настроения в то время: не задавала  лишних  вопросов  и,  хотя
была на год старше, хорошо понимала меня. Она была очень  добродушной  и
не доставляла неприятностей своей гувернантке. Мисс Дерри водила  дружбу
с мисс Прентис, и обе они с удовольствием  обсуждали  своих  подопечных.
Боюсь, что в этом сравнении я проигрывала.
   Морвенна была крайне нетребовательной. Мы ездили вместе верхом вокруг
выгона. Мать не позволяла мне уезжать далеко, разве что в  сопровождении
отца или по крайней мере конюха. Это мне не нравилось, но я была слишком
безразличной, чтобы протестовать.
   В один прекрасный день мы с матерью поехали верхом к  Пенкарронам,  к
которым были приглашены на обед, что случалось нередко.  Проезжая  через
городок, мать решила заглянуть к одной из старушек в Восточном Пол дери,
чтобы отдать шерсть для гобелена,  который  собиралась  выкупить,  после
того как работа будет закончена. Этими изделиями  у  нас  была  завалена
большая кладовка: мать полагала своим долгом покупать шерсть и  шелк,  а
затем и законченные произведения у бедных старушек.
   Когда мы проезжали по городу, навстречу нам выбежал юный  Джон  Горт.
Его Джек Горт в свое время был одним из лучших рыбаков, да и  сейчас  он
еще частенько выходил на пристань, чтобы проследить, как его  наследники
и продолжатели дела собираются в море.
   Юный Джон казался чем-то озабоченным.
   - В чем дело? - спросила мать.
   - Знаете, миледи, я хочу спросить, - запинаясь, произнес он, - насчет
той лодки,  что  возле  старого  лодочного  сарая.  Она  лежит  там  уже
несколько лет, и никому она вроде  бы  не  нужна...  Ну,  и  я  в  общем
подумал... Так  если,  думаю,  она  никому  не  нужна...  Может,  тогда,
думаю...
   - Она нужна тебе? - перебила мать.
   - Ну так, если она вроде никому не нужна... - Можешь взять  ее  себе,
Джон.
   - Ох, спасибо вам, миледи! Он стрелой бросился бежать.
   Ты знаешь, о какой старой лодке он говорил? - спросила меня мать.
   - По-моему, там и в самом деле есть какая-то старая лодка.
   - Ну что ж, пусть пользуется ею, -  сказала  мать,  и  мы  поехали  в
Пенкаррон.
   Грейс Гилмор иногда составляла мне компанию. Она всегда  была  готова
оказать мне какую-нибудь услугу. Часто она становилась рядом со мной  на
колени с булавками во рту, подкалывая подол,  ил  и,  заставлял  а  меня
вставать на стул, чтобы убедиться, что юбка идеально подрублена по  всей
окружности. У меня всегда было такое впечатление, что я  вызываю  у  нее
особый интерес, как и она у меня.
   Постепенно я начинала  приходить  в  нормальное  состояние.  Мне  уже
доставляли наслаждение пироги с мясом, которые пекла миссис Пенлок.  Мои
волосы  отрастали:  они  уже  достигли  плеч,  так  что  их  можно  было
схватывать лентой. Я уже перестала напоминать привидение: я  стала  чаще
смеяться и погружаться в мечты, в которых я играла главные и героические
роли. Я возвращалась к жизни.
   С тех самых пор я не появлялась возле  пруда,  и  теперь  случившееся
начинало мне казаться дурным  сном.  Бенедикт  ушел  из  моей  жизни,  и
сначала меня обидел его отъезд. Я помнила о том, как он страстно говорил
мне: "Я люблю тебя, Анжела", и я ответила, что тоже люблю его. А  теперь
он находился на другом конце земли, и, быть может, нам было  не  суждено
больше встретиться. Можно было подумать, что он решил бежать подальше от
нашей страшной тайны, но мне  не  верилось  в  то,  что  Бенедикт  может
убежать от чего-нибудь. Нет, он просто отправился искать золото, как  те
мужчины из легенды о золотой шахте. Но я-то оставалась здесь, где все  и
произошло.
   Теперь  со   мной   перестали   носиться,   и   я   получила   больше
самостоятельности. Я даже снова стала  совершать  верховые  прогулки  на
Глории. Похоже, она была рада нашей встрече. Лошади очень умны, и иногда
я задумывалась - не знает ли она о том, что я возвела на нее напраслину?
   - Мне пришлось так сделать, Глория, - шептала я ей на  ухо,  -  иначе
было не сохранить тайну.
   Выглядела она при этом так, словно  все  понимала.  Что  ж,  в  конце
концов все произошло на ее глазах.
   Мне не следовало думать об этом: все закончилось, все было в прошлом,
и это было совсем не убийство обычного человека.  Я  продолжала  внушать
себе, что насильнику в любом случае было суждено умереть... только более
ужасной смертью. То, что произошло с ним, оказалось быстрее и легче, чем
если бы он попал в руки закона. Сколько раз мне приходилось внушать себе
это!..
   И вот однажды, когда меня вновь начали преследовать  такие  мысли,  я
почувствовала, что мне надо изгнать привидение, преследующее  меня.  Мне
нужно вернуться к пруду, вновь его увидеть. Я должна была убедить себя в
том, что на мне нет никакой вины. Я продолжала внушать себе,  что  иначе
мне суждено было стать жертвой этого человека и  мне  не  в  чем  винить
себя. Я всего лишь помогла сохранить в тайне его смерть и поступила  при
этом совершенно правильно. Я должна была побывать возле пруда и  убедить
себя в том, что не боюсь  этого  места!  Я  поехала  туда  верхом.  Пруд
находился менее чем в миле  от  нашего  дома.  По  пути  мне  захотелось
вернуться, но я заставила себя продолжать ехать вперед. Я проехала через
рощу, и вот  появился  он..,  сверкающий  под  лучами  солнца,  такой  ж
загадочный, как в тот ужасный день.
   Я спешилась, привязала Глорию к тому же самому кусту и  потрепала  ее
по загривку, думая о том, вспоминает ли сейчас она тот день?
   - Не волнуйся, - сказала я ей. - Мне нужно сделать это, в другой  раз
я просто не решусь. А потом мы никогда не будем приезжать сюда.
   Я подошла к самой воде и стала вглядываться  в  глубину.  Над  прудом
нависали плакучие ивы, а на поверхности плавали  обрывки  водорослей.  Я
задумалась: сколько же тайн хранили эти глубины?
   Я продолжала вглядываться в воду, опасаясь  вновь  увидеть  то  лицо.
Вода была зеленовато-коричневой, и в ней не было и следа  того  розового
цвета, который когда-то подкрашивал ее.
   Я насторожилась. Мне показалось, что слышится тихий  звон  колоколов,
но это был всего лишь ветер, колыхавший  верхушки  деревьев.  Как  легко
представить себе, что слышишь такую музыку!
   Я закрыла глаза, пытаясь стереть воспоминания. Было  глупо  приезжать
сюда. Впрочем, нет, это было разумно. Нужно  сказать  себе  все  сделано
правильно, Бен вынужден был сделать это, мы оба были вынуждены..
   Я открыла глаза. Тишина, а потом - я не знаю,  что  произошло,  но  я
поняла, что не одна здесь: я ощутила чье-то присутствие.  Я  стояла,  не
шевелясь, и продолжала смотреть на воду. Позади кто-то двигался.  Позади
меня кто-то находился! Я почти ожидала,  что  увижу  его..,  привидение,
восставшее из вод пруда! Я резко обернулась.
   - Грейс! - воскликнула я. - Что вы здесь делаете?
   - А вы, мисс Анжелет? Я заметила, что вы стоите возле воды так  тихо,
неподвижно, и задумалась - не слышите ли вы звон колоколов?
   Я почувствовала огромное облегчение. Это была всего лишь Грейс, а  не
ужасное привидение, не убийца, воскресший из мертвых.
   - Я.., я просто смотрела на пруд.
   - Похоже, он вас очень интересует?
   - Наверное, из-за колоколов. Меня всегда интересовали подобные вещи.
   Она подошла ближе и внимательно взглянула на меня.
   - Вы говорили о нем, когда были больны. Давайте пойдем отсюда:  здесь
сыро и прохладно, нездоровое место!
   - Да, -  согласилась  я  и  заметила,  что  выражение  ее  лица  было
странным, и непонятно было, о чем она  сейчас  думает.  Вообще  ситуация
была необычной: мы вдвоем стоим здесь и словно что-то скрываем.
   - Вы здесь прогуливались? - спросила я.
   - Да, а потом увидела вас и удивилась, что вы здесь делаете? Я думаю,
что здесь очень сыро и вы можете простудиться.
   Я шла к Глории, Грейс следовала за мной.
   - Вы домой? - спросила она.
   Я кивнула.
   - А вы?
   - Да, я должна закончить юбку для вашей матери.  Я  села  в  седло  и
поскакала.

***

   Я была довольна тем, что съездила к  пруду:  после  этого  мне  стало
лучше. Постепенно я избавилась от воспоминаний. Мне больше не нужно было
внушать себе, что мы с Беном ни в чем не виноваты. Я знала,  что  мы  не
виноваты: мы сделали лишь то, что нужно было сделать, нашли лучший выход
в сложившихся обстоятельствах.  Мне  следовало  продолжать  приходить  к
пруду, пока, наконец, я не избавлюсь от воспоминаний окончательно.
   Теперь, вспоминая все это, мне кажется  весьма  странным,  как  Грейс
Гилмор удалось стать чуть ли  не  членом  семьи.  Мне  нравилось  бывать
вместе с ней, она интриговала меня. Я чувствовала, что в ней есть что-то
неизвестное мне, и подсознательно  мне  хотелось  узнать  ее  глубже.  Я
думаю, именно поэтому так сильно я и интересовалась ею.
   Как-то мы заговорили о ней с Морвенной Пенкаррон.
   - Что ты думаешь о Грейс? - спросила я.
   - О, она очень милая!
   По мнению Морвенны, люди в большинстве своем были очень милыми.  Этим
она несколько напоминала тетю Амарилис.
   - А тебе не кажется, что в ней есть что-то необычное? - настаивала я.
- Она не слишком-то много говорит о своем прошлом. Ты знаешь,  например,
откуда она?
   - Ну, откуда-то из Девона.
   - Это я и сама знаю, но больше она ничего не говорит!
   Бесполезно было пытаться что-то  объяснить  Морвенне.  Мать  поощряла
нашу дружбу, потому что ей нравилось, что я покидаю  дом  не  одна.  Она
знала мой характер и не хотела ограничивать меня, но поскольку никак  не
могла  забыть  случай  со  мной,  то  предпочитала,  чтобы  я  постоянно
находилась под присмотром кого-нибудь из взрослых. Так что если  нас  не
сопровождала мисс Френсис или мисс Дерри,  мы  обычно  были  в  обществе
Грейс.
   Однажды мы всей компанией отправились на ярмарку - Морвенна,  Джек  и
я. Мне всегда нравились ярмарки. Они проходили ежегодно, но  лучше  всех
была ярмарка Святого Матвея, которую устраивали первого октября.
   Жизнь била здесь  ключом.  Сюда  стекались  люди  из  всех  окрестных
деревень, повсюду царили шум и суета. Здесь торговали лошадьми и  скотом
- всюду  слышались  мычание  коров  и  хрюканье  свиней.  Их  держали  в
небольших загончиках, а  фермеры  перегибались  через  загородку,  тыкая
животных палками, чтобы убедиться, достаточно ли они  жирны,  пристально
рассматривая овец, коров и волов. Но мне больше всего нравились торговые
ряды: засахаренные фрукты, сладости, фарфоровые чашки, кружки,  тарелки,
блюдца, инструменты, одежда, седла, платья, сапоги и туфли,  даже  очаги
для приготовления пищи - торговцы во все горло расхваливали свой  товар.
Здесь можно  было  и  поесть:  в  воздухе  висел  соблазнительный  запах
жареного мяса. Тут торговали хлебом, картофелем в мундире, леденцами  на
палочке, сладостями в виде сердца, на котором было  написано:  "Я  люблю
тебя". Тут были ящики с "волшебными картинками"  и  самые  разнообразные
куклы; тут был театр  марионеток,  ужасно  толстая  женщина,  женщина  с
бородой и, конечно, цыгане, предсказывающие судьбу.
   Как раз в день ярмарки у мисс  Прентис  разболелась  голова,  и  мать
попросила Грейс Гилмор сопровождать нас. Она охотно  согласилась,  и  мы
отправились на ярмарку.
   Мы  прекрасно  провели  время,  разгуливая  по  торговым  рядам.   Мы
посмотрели два представления, полюбовались на гигантские мускулы  силача
и сами попытали  силы,  набрасывая  кольца  на  колышек.  Мы  купили  по
здоровенному ломтю горячего хлеба с мясом и съели  его  прямо  на  ходу,
хотя Грейс не была  уверена,  прилично  ли  так  поступать.  Джек  сумел
убедить ее в том,  что  на  ярмарке  позволительно  делать  такие  вещи,
которые нельзя делать ни в каком другом  месте.  Он  был  возбужден  еще
сильнее, чем мы с Морвенной. Вообще происходящее несколько опьяняло нас.
   Играли скрипачи, кто-то танцевал.
   - Самое интересное  здесь  происходит,  когда  темнеет  и  начинается
фейерверк! - сказала я.
   - Ваша мать просила, чтобы вы были дома  до  наступления  темноты,  -
напомнила Грейс.
   - А мне хочется, чтобы мне погадали! - сказала  Морвенна.  -  Джинни,
нашей горничной,  на  Саммеркортской  ярмарке  предсказали  судьбу:  она
выйдет замуж за богача и отправится жить в заморские края!
   - А откуда цыгане это знают? - спросил Джек.
   - Они умеют заглядывать  в  будущее,  да  и  в  прошлое,  -  ответила
Морвенна. - Они могут узнать все,  что  ты  сделал,  от  них  ничего  не
скроешь! Все написано у тебя на ладони, особенно  что  касается  грешных
поступков. Их-то разглядеть легче всего!
   Джек смутился, но Морвенна захлопала в ладоши, воскликнув:
   - Ох, как мне хотелось бы погадать!
   Я подумала: "Тебе, конечно, нечего бояться, ты ничего  особенного  не
сделала, но разве что немножко ленилась на занятиях, что-нибудь  списала
из того, что следовало выучить  наизусть,  или  полакомилась  джемом  на
кухне, когда повариха отвернулась, и сказала, что и понятия об  этом  не
имеешь. Все это мелкие грешки, их не сравнишь с  убийством  и  сокрытием
трупа".
   Ярмарка сразу  разонравилась.  Временами  такое  бывало:  меня  вдруг
охватывали воспоминания, и это было способно испортить любой день.
   Я обрадовалась, когда Грейс  заявила,  что  у  нас  нет  времени  для
гадания и пора отправляться домой.
   Мы покинули ярмарку. Когда мы уходили, звуки скрипок становились  все
тише, однако еще можно было различить слова песни:

   "Эй, молодежь, пляши, кружись,
   Папаш своих ты не держись!
   Спешите к майскому шесту, -
   Ты там найдешь свою мечту!
   Нам скрипка подыграет..."

   Джеку  очень  не  хотелось  уходить  с  ярмарки.  Он   выразил   свое
неудовольствие и пожелал узнать, почему мы не можем остаться. Грейс  еще
раз объяснила, что нам велено вернуться  до  темноты.  Джек  никогда  не
грустил подолгу и уже через  несколько  минут  улыбался.  Он  был  очень
покладистым парнем!
   У обочины дороги сидела цыганка, возле которой  была  полная  корзина
бельевых прищепок. Было неясно, возвращается она с  ярмарки  или  только
идет туда.
   - Добрый день, юные леди и маленький джентльмен, - сказала она.
   - Добрый день, - ответили мы.
   - А не хотели бы вы, чтобы цыганка предсказала вам судьбу?
   Я услышала, как Морвенна бормочет:
   - О да. Ах, мисс  Гилмор,  можно  я  погадаю?  Грейс  колебалась,  но
Морвенна состроила такую физиономию, что она вынуждена была уступить:
   - Ну ладно, милая, только недолго.
   - Цыганскую ручку нужно посеребрить, - сказала цыганка.
   Морвенна слегка отступила.
   - Ой, боюсь, у меня не хватит денег, - она достала несколько монеток.
   - Ну уж, поскольку вы такая милая и юная, моя леди, я возьму столько,
сколько есть. Очень не хочется расстраивать такую прелестную девочку.
   Морвенна мило улыбнулась и протянула ей руку.
   - О, я вижу у вас будет долгая и счастливая жизнь.
   Ну да, и к тому же богатая, это точно.
   Вы отправитесь в Лондон, чтобы  посмотреть  на  королеву..,  понятное
дело, когда станете чуть  постарше,  и  там  вы  встретитесь  с  богатым
молодым человеком, с которым проживете долгую и счастливую жизнь.
   Похоже, на те деньги, что дала  Морвенна,  гаданья  было  не  слишком
много. Было более чем вероятно, что, когда Морвенна станет постарше, она
отправится в Лондон, и целью поездки будет  как  раз  выбор  подходящего
жениха.
   Цыганка повернулась ко мне:
   - А ты, моя милая? Я вижу, у тебя будет очень интересная судьба.
   Она начала рассматривать мою ладонь. Я перепугалась: вдруг  там  и  в
самом деле можно что-нибудь прочесть? Может быть, она видела  там  пруд,
неподвижное тело..,  глаза,  глядящие  на  нас,  когда  голова  медленно
исчезла под водой?
   - Ну, тебе, милая, нечего бояться.  Жизнь  тебе  улыбается,  ты  тоже
собираешься в Лондон. Возможно, ты поедешь вместе со своей  маленькой...
- Она, видимо пыталась выяснить наши родственные отношения, но ничего не
угадав, добавила:
   - ..маленькой компаньонкой.
   Я поняла, что если цыганка не знает, кем мне приходится Морвенна,  то
про пруд ей и подавно не узнать. Теперь она обратилась к Грейс:
   - Жизнь на руке пишет все как есть. Конечно, у маленькой  леди  будет
написано лучше, когда она станет  постарше,  а  сейчас,  моя  леди,  ваш
черед, - она взяла Грейс за руку.
   - Нет, - сказала Грейс, - я не думаю... Цыганка внимательно взглянула
на нее.
   - О, тут я вижу неприятности.., прямо-таки горе. - Грейс  побледнела,
а цыганка продолжила:
   - Я вижу воду.., воду между вами и тем, чего вы желаете...
   Я задрожала от возбуждения. Мне стало ясно - она решила,  что  судьбу
маленьких девочек предсказывать не стоит. Ничего-то она не  понимала!  В
основном цыганка болтала наугад,  в  этом  я  не  сомневалась,  но  была
уверена в том, что изредка у нее  бывают  проблески  некоего  прозрения.
Если с человеком происходило что-то действительно  необычное,  возможно,
это как-то проявлялось. Я решила, что она могла заметить на моей  ладони
что-то необъяснимое для нее, но кто бы мог подумать, что  девочка  моего
возраста может быть замешана в такие дела? И она все перевела на Грейс.
   - Ты окажешься сильной, - сказала она, - и сможешь это побороть.
   Похоже, цыганка действительно разволновалась,  очень  уж  внимательно
она разглядывала лицо Грейс. Грейс отдернула руку:
   - Ну, спасибо...
   - Да, неприятности, серьезные неприятности. Но природа  создала  тебя
сильной, ты с ними справишься. Все будет хорошо, и  ты  в  конце  концов
обретешь счастье.
   Распла