моему  любимому  сыну,  который  все  время
заботится обо мне и делает мне честь своими визитами?
   Она закрыла глаза и вспомнила, что сделал Чезаре с  теми,  кто  во  время
нашествия французов принимал участие в разграблении ее дома. Он  расправился
с ними очень жестоко, многие тогда пострадали,  но  Ваноцца  была  женщиной,
старавшейся не замечать вокруг себя страданий. "Ничто, ничто не кажется  мне
слишком суровым по отношению к тем, кто хотел оскорбить мою мать,  уничтожив
ее жилище".
   - Ты будешь рада увидеть на своем вечере Джованни, - сказал Чезаре. -  Ты
ведь и его любишь. Жаль, что с нами не будет Лукреции.
   - Я бы получила огромное удовольствие от встречи с  дочерью  и  я  вполне
согласна с тобой, что буду счастлива видеть вас вместе с Джованни.  Но,  сын
мой, из всех моих детей больше всего восхищает один - ты, Чезаре.
   Он поцеловал ей руку,  явно  стараясь  выказать  ей  свою  любовь  с  той
нарочитостью, которая всегда была свойственна их семье.
   - Я не сомневаюсь, что ты говоришь правду, дорогая. Клянусь, что никто не
посмеет обидеть тебя, пока есть сила в этом теле,  чтобы  защитить  тебя.  Я
подвергну пыткам, а потом предам смерти любого, кто посмеет  сказать  против
тебя хоть слово.
   - Не говори так страстно о моей скромной персоне. Мне ничего не  надо,  я
счастлива, когда вижу тебя. Сделай одолжение - навещай меня как можно  чаще,
и я буду счастливейшей женщиной на свете, хотя я понимаю, что  у  тебя  свои
заботы и что мне не следует мешать тебе своей эгоистической любовью.
   Он обнял мать, и они продолжали прогулку по саду среди  цветов,  обсуждая
предстоящий ужин.

***

   Чезаре шел по городу, плащ скрывал его  роскошный  наряд,  лицо  скрывала
маска, чтобы никто не смог узнать его. Дойдя до моста, он свернул  на  узкую
улицу, потом проскользнул на другую и остановился перед  домом.  Оглядевшись
вокруг, чтобы убедиться,  что  никто  не  преследует  его,  он  вошел  через
открытую дверь, закрыл ее за собой и спустился по  каменным  ступеням  вниз.
Наконец он вошел в комнату,  пол  которой  был  выложен  плитками,  а  стены
отделаны деревом. Чезаре хлопнул в ладоши.
   Появился слуга, и когда молодой человек снял маску, он низко поклонился.
   - Госпожа здесь? - спросил Чезаре.
   - Да, ваша светлость.
   Слуга привел его в комнату, типичную для подобных мест  -  в  ней  стояла
широкая кровать, деревянные стулья  с  резными  спинками,  на  стене  висело
распятие, перед которым горела лампадка.
   Очень красивая юная девушка, высокая и стройная, встала, как только вошел
Чезаре, и упала перед ним на колени.
   - Господин... - негромко произнесла она.
   - Встань, - нетерпеливо бросил Чезаре. - Мой брат здесь?
   - Еще нет, он придет через два часа. Чезаре кивнул.
   - Настало время исполнить свой долг, - сказал он.
   - Да, мой господин?
   Чезаре пристально посмотрел на нее.
   - Ты любовница моего брата. Какие чувства ты испытываешь к нему?
   - Я служу одному хозяину, - ответила девушка.
   Он  коснулся  пальцами  ее  уха.  Жест  был  одновременно   ласкающим   и
угрожающим.
   - Помни, - сказал он, -  я  награждаю  тех,  кто  оказывает  мне  услуги,
награда зависит от того, каков характер услуги.
   Девушка дрожала, но твердо повторила:
   - Я служу одному хозяину.
   - Хорошо, - ответил Чезаре. - Я сразу скажу тебе, что от тебя  требуется.
Ты придешь в виноградник Ваноцци Катани в полночь, день я назову тебе позже.
Ты, как всегда, когда бываешь с моим  братом,  наденешь  плащ  и  маску.  Ты
сядешь на его коня вместе с ним, и вы вместе уедете.
   - Это все, мой господин? Чезаре кивнул.
   - Еще одно.  Ты  уговорить  его  пойти  в  трактир,  который  ты  недавно
обнаружила. Там ты скажешь ему, что вы останетесь в трактире до утра.
   - Где этот трактир?
   - Я скажу тебе его название. Он в еврейском квартале.
   - И нам придется ехать туда после полуночи?
   - Тебе не следует ничего бояться, если ты будешь делать все  так,  как  я
скажу. - Он обнял ее и поцеловал. -  А  если  нет,  моя  красавица...  -  Он
рассмеялся. - Но ты не забудешь, что служишь  только  одному  хозяину,  ведь
правда?

***

   Ваноцца, все  еще  очень  красивая  женщина,  принимала  гостей  в  своем
винограднике.  Стол  был  обильно  уставлен  отличной  едой,  вино,  которое
подавали к столу, было отменным. Карло Канале сидел  рядом  с  ней,  готовый
выполнять роль хозяина и развлекать почетных гостей.
   - Ты считаешь, что нам будет достаточно весело только  в  компании  твоих
сыновей, их кузена и еще нескольких родственников?
   - Когда мои сыновья приходят ко мне, они предпочитают проводить время без
торжественности и пышности, которые окружают их в повседневной жизни.
   Канале еще раз отхлебнул вина, чтобы убедиться,  что  оно  в  самом  деле
высшего качества. Ваноцца, нервничая, осматривала стол и без конца  отдавала
приказания рабам, но когда приехали гости, она все свое внимание переключила
на них.
   - Дорогие мои! - растроганно говорила она,  обнимая  их;  но  она  дольше
прижимала Чезаре, чем Джованни, и это не укрылось от внимания Чезаре.
   Была прекрасная летняя ночь; внизу расстилался город; прохладный воздух и
аромат цветов с лугов округ Колизея достигали дома Ваноцци.
   Чудная ночь, подумала Ваноцца.
   За столом шел веселый разговор. Чезаре поддразнивал Джованни:
   - Зачем же ты,  брат,  подвергаешь  себя  опасности?  Я  слышал,  что  ты
разъезжаешь среди головорезов в сопровождении одного только  грума  -  ты  и
твоя подруга в маске.
   - Никто не осмелится напасть на сына моего отца, - ответил Джованни.
   - И все-таки ты должен вести себя осторожнее.
   - Я вел себя по-разному, но осторожно - никогда, - рассмеялся Джованни.
   - Это так, сынок, - сказала Ваноцца. - Умоляю тебя,  будь  осторожен.  Не
езди в те части города, где тебя может подстерегать опасность.
   - Мать, ведь я уже не ребенок.
   - До меня дошли слухи, что его видели в еврейском квартале как-то  поздно
ночью. Это безрассудно с его стороны!
   - В самом деле, это крайне неосмотрительно, - пожурила сына Ваноцца.
   Джованни улыбнулся и повернулся к Канале.
   - Еще вина, отец. Отличное у вас вино! Канале,  в  восторге  от  похвалы,
наполнил кубок пасынка, разговор перешел на другую тему. Перевалило  уже  за
полночь, и они собирались уезжать, когда Чезаре сказал:
   - Посмотрите-ка, кто это там прячется в кустах?
   Все повернулись и увидели среди деревьев и кустарников стройную  фигурку,
лицо скрывала маска.
   - Похоже, тебя ждут, - обратился к Джованни брат.
   - В самом деле, - ответил юноша. Казалось, он очень доволен.
   - Нужно ли твоей подруге  появляться  в  доме  нашей  матери?  -  спросил
Чезаре.
   - Возможно, - со смехом ответил Джованни.
   - Твоя приятельница совсем заждалась тебя,  -  заметил  Чезаре,  -  пошли
скорее, не будем задерживаться. До свидания, дорогая матушка. Я  долго  буду
помнить этот чудесный вечер.
   Ваноцца, обняв на прощание сыновей, посмотрела, как они садятся на коней.
Когда Джованни был уже в седле, некто в маске вскочил на коня позади него.
   Чезаре засмеялся и позвал своих слуг, которых захватил для охраны,  потом
затянул песню, ее все тут же подхватили, спускаясь с холма по направлению  к
городу.
   Доехав до моста, Джованни остановился  и  сказал  брату,  что  здесь  они
расстанутся. Он подозвал одного из грумов:
   - Ты, приятель, поедешь со мной. Остальные пусть.., отправляются спать.
   - Неужели тебе надо куда-то ехать? - спросил брата Чезаре. - Ты  ведь  не
собираешься отправиться в еврейский квартал?
   - Тебя совершенно  не  касается,  куда  я  еду,  -  высокомерно  возразил
Джованни.
   Чезаре с необычным для него равнодушием пожал плечами.
   - Поехали домой, - приказал он своим слугам и тем из спутников  Джованни,
кому тот разрешил следовать за ним.
   Итак, они расстались с Джованни, который  с  таинственной  незнакомкой  и
грумом, державшимся чуть поодаль сзади, направился к еврейскому кварталу  по
узким извилистым улочкам.
   Последний раз Чезаре видел брата живым.

***

   На следующий день Александр испытал разочарование, не дождавшись любимого
сына. Он прождал Джованни весь день, но тот так и не появился.
   Он послал к нему домой. Никто не видел его. Он не приезжал к Санчии.
   Александр, усмехнувшись, сказал:
   - Не сомневаюсь, он провел ночь дома  у  какой-нибудь  синьоры  и  теперь
боится уйти от нее днем, чтобы не скомпрометировать ее.
   - В таком случае он ведет себя крайне непоследовательно, - мрачно заметил
Чезаре.
   День не принес никаких известий о  Джованни,  а  вечером  к  папе  спешно
примчался гонец, чтобы сообщить, что грума герцога, которого видели вместе с
Джованни, нашли насмерть заколотым кинжалом на Пьяцца дельи Эбреи.
   Все спокойствие Александра сразу исчезло. Он обезумел от страха за судьбу
сына.
   - Пошлите людей на поиски, - приказал он. - Обыщите каждую улицу,  каждый
дом. Я не успокоюсь, пока руки мои не обнимут сына.
   После нескольких дней безрезультатных поисков папа впал в отчаяние. Но он
по-прежнему не верил, что его сыну могли причинить зло.
   - Он просто решил подшутить над нами, - повторял он. -  Увидишь,  Чезаре,
он вернется и будет потешаться над нами, что  так  здорово  сумел  разыграть
нас.
   - Да, он просто пошутил, - согласился Чезаре.
   А потом к папе привели лодочника, который заявил, что он  будет  говорить
только с Александром, потому что ему кажется, что дело  касается  пропавшего
герцога Гандийского.
   Папа едва дождался появления лодочника, которого сразу же привели к нему.
Здесь же  находились  несколько  высокопоставленных  лиц  папского  двора  и
Чезаре.
   Его зовут Джордже, он спал в лодке, привязанной на берегу  Тибра,  сказал
пришедший.
   - Моя обязанность, ваше святейшество, - сообщил он,  -  присматривать  за
поленницами дров рядом с церковью Сан Джироламо дельи Скьявони, недалеко  от
моста Рипетта.
   - Понятно, понятно, - нетерпеливо перебил его  папа.  -  Не  трать  время
попусту. Скажи, что ты знаешь о моем сыне.
   -  Знаю  я  следующее,  святой  отец.  В  ту  ночь,  когда  исчез  герцог
Гандийский, я видел человека верхом на белом коне, и на  этом  коне  он  вез
что-то, что легко можно принять за тело человека. С ним были еще  двое,  они
поддерживали тело, когда лошадь стала спускаться к берегу реки.
   Когда лошадь оказалась у самой воды, всадник развернул ее хвостом к реке.
После чего двое столкнули в воду то, что вполне могло быть трупом.
   - Можно ли доверять этому, человеку? - спросил папа. Он был в  ужасе.  Он
не хотел поверить услышанному. Пока лодочник говорил,  Александр  представил
безжизненное тело - и это было тело его любимого сына.
   -   У   нас   нет   оснований   усомниться   в   его    рассказе,    ваше
высокопреосвященство, - услышал он в ответ.
   - Ваше святейшество, - сказал Джордже. - Могу добавить. Тело соскользнуло
в воду и некоторое время удерживалось на поверхности,  как  мне  показалось,
плащом, труп поплыл по течению. Тогда всадник что-то сказал двум  другим,  и
они начали бросать камни в плывущий плащ. Они швыряли камень за камнем, пока
плащ не исчез. Ваше святейшество, они стояли и смотрели, а  через  некоторое
время уехали.
   - Ты видел, что произошло, -  сказал  Чезаре,  -  но  никому  не  сказал!
Почему?
   - Почему, ваше сиятельство? Я живу у реки  и  повидал  множество  трупов,
которые бросали в воду. Я не заметил ничего  необычного,  о  чем  стоило  бы
рассказывать, если не считать того, что это случилось в ту ночь,  о  которой
расспрашивали синьоры.
   Дольше папа не мог этого вынести. Его охватило отчаяние.  Он  едва  сумел
выговорить:
   - Ничего не остается, как обыскать реку.

***

   Джованни нашли. На шее, на лице и теле зияли раны; роскошный наряд юноши,
на  котором  по-прежнему  сверкали  драгоценности,  облепила  речная  грузь.
Кошелек был полон денег, кольца, броши и ожерелья, стоившие целое состояние,
не были украдены.
   Когда о страшной находке сообщили Александру, он вышел и  остановил  тех,
кто нес тело Джованни в  церковь  Святого  Анджело.  Он  бросился  на  грудь
убитого сына, рвал на себе волосы и  бил  себя  в  грудь,  потеряв  от  горя
рассудок.
   - Тех, кто так поступил с моим сыном, ожидает суровая  кара,  -  вскричал
Александр. - Ничто не будет слишком жестоким для убийц. Я не успокоюсь, пока
преступники не получат справедливого возмездия сын мой,  самый  любимый  мой
сын.
   Потом он повернулся к тем, кто нес страшно изуродованный труп, и сказал:
   - Возьмите моего  дорогого  мальчика,  обмойте  его,  нарядите  в  пышные
одежды, тогда его можно будет похоронить. О Джованни, возлюбленный сын,  кто
же совершил такое злодеяние, кто так расправился с тобой.., и со мной?
   Тело Джованни обмыли, переодели и ночью при свете  ста  двадцати  факелов
перенесли в Санта Мария дель Пополо.
   Папа остался в церкви Святого  Ангела  и,  сидя  у  окна  и  глядя  вслед
удаляющейся в неверном свете факелов  процессии,  не  смог  сдержать  своего
горя.
   -  О  Джованни,  Джованни,  -  стонал  он,  -  мой  самый  любимый,   мой
ненаглядный, кто же так обошелся с тобой и со мной?

***

   Педро Кальдес пришел в монастырь повидать  Лукрецию.  Он  выглядел  очень
возбужденным, когда она приняла его; он опустился на колени и стал  целовать
ей руки.
   - У меня есть новость, страшная новость. Вы все равно узнаете об этом, но
я хотел сначала подготовить вас. Я знаю, как вы любили его. Ваш брат...
   - Чезаре! - воскликнула девушка.
   - Нет. Ваш брат Джованни.
   - Он болен?
   - Он исчез, а теперь обнаружили его тело. Оно было в Тибре.
   - Джованни.., мертв!
   Она была близка к обмороку, увидев, что она покачнулась, Педро  подхватил
девушку.
   - Мадонна, - прошептал он, - милая.
   Лукреция опустилась на стул. Она подняла глаза на юношу; они  были  полны
недоумения и страдания.
   - Мой брат Джованни.., но ведь он был так молод и полон сил.
   - Его убили, мадонна.
   - Кто?
   - Никто не знает.
   Она закрыла лицо  руками.  Джованни,  думала  она.  Не  тебя.  Невозможно
поверить. Она представила его, важно расхаживающим по детской,  дерущимся  с
Чезаре за свои права. С Чезаре!
   Только не Чезаре, говорила она себе. Не может быть, что его убил Чезаре.
   Она никому не должна говорить о своих мыслях.
   Педро обнимал ее. Он рассказывал ей о случившемся, начиная с вечеринки  в
виноградниках Ваноцци. Лукреция мысленно представляла, как все  происходило,
глядя перед собой невидящим взором.
   Чезаре присутствовал на ужине, а в кустах поджидала неизвестная в  маске.
Мрачные подозрения не покидали девушку. Кто же был в маске?
   - Нашли ту, что была в маске? - спросила она.
   - Нет. Никто ее не знает.
   - А мой отец?
   - Он просто голову потерял от горя. Никто его прежде  не  видел  в  таком
состоянии, это так не похоже на него.
   - А мой брат.., мой брат Чезаре?
   - Он делает все, что может, чтобы утешить отца.
   - О Педро, Педро, - заплакала Лукреция, - что же с нами будет?
   - Не плачьте, синьора. Я готов умереть, лишь бы вы  были  счастливы.  Она
слегка коснулась его щеки.
   - Милый Педро, - негромко сказала она, - милый и добрый Педро.
   Он схватил пальцы, ласкающие его щеку, и страстно стал их целовать.
   - Педро, останься со мной, - молила она. - Останься и утешь меня.
   - Мадонна, я недостоин.
   - Нет никого, кто был бы нежнее и добрее ко мне, чем ты, а значит, нет  и
более достойного. О Педро, я благодарю Господа, что послал мне  тебя,  чтобы
ты помог мне пережить горе и побороть страх, потому что я отчаянно боюсь.
   - Чего, мадонна?
   - Не знаю. Только чувствую, что мне страшно. Но когда твои руки  обнимают
меня, дорогой Педро, мне уже не так страшно. Поэтому.., не говори об  уходе.
Говори только о том, что останешься со мной, что поможешь мне забыть  о  том
ужасе, который я вижу  вокруг  себя.  Педро,  дорогой,  не  говори,  что  ты
недостоин. Останься со мной, Педро. Люби меня..,  потому  что  я  тоже  тебя
люблю.
   Он прильнул к ее губам, с восторгом и удивлением, она  страстно  отвечала
на его поцелуи.
   От страха она словно лишилась разума.
   - Педро, я вижу это. Меня преследует его образ.  Вечеринка..,  человек  в
маске.., и мой брат.., и Джованни. О Педро, я должна  забыть.  Я  больше  не
вынесу. Мне страшно, Педро. Помоги мне.., помоги мне, любимый мой, забыть.

***

   Александр  распорядился  заняться  поисками  убийц,  чтобы   те   понесли
заслуженное наказание. Ходили слухи - подозревали многих,  ведь  у  Джованни
имелось немало врагов.
   Говорили, что убийство организовано Джованни Сфорца;  что  его  возмущали
взаимоотношения между его женой и ее семейством; что Джованни Борджиа  питал
к сестре такие же нежные чувства, как его отец и брат Чезаре.
   Джованни Сфорца и другие подозреваемые быстро доказали свою невиновность;
но было еще одно имя, которое никто не решался произнести вслух.
   Папа слишком переживал свое горе,  чтобы  высказать  свои  опасения,  тем
более бросить обвинение в лицо. Он отгородился от всего мира в своих покоях,
он боялся, что кто-нибудь вслух назовет имя  человека,  страшную  догадку  о
вине которого он был не только не готов признать  истиной,  но  даже  боялся
думать об этом.
   Это была самая великая трагедия его жизни, и когда несколько дней  спустя
он предстал перед констисторием, он открыто переживал смерть своего любимого
сына.
   - Нас не мог постичь более тяжелый удар, - заявил он,  -  потому  что  мы
любили герцога Гандийского сильнее всех. Мы охотно отдали бы семь тиар, если
бы это могло вернуть его. Господь покарал нас за наши грехи, ибо  герцог  не
заслужил такой ужасной смерти.
   К изумлению всех присутствующих, папа продолжал говорить  и  заявил,  что
должен быть пересмотрен весь образ жизни в Ватикане и что в  дальнейшем  все
они должны действовать, не принимая во внимание возможность получения личной
выгоды и не учитывая мирских интересов. Сам он отказывается от проводимой до
этого политики протекционизма и начинает реформы при дворе.
   Кардиналы  были  ошеломлены.  Никогда  они  не  предполагали,  что  могут
услышать от папы подобные высказывания. Он стал совершенно другим человеком.
   После этого Чезаре попросил отца принять его и, глядя  на  убитого  горем
Александра, почувствовал, как сердце его наполняется ревностью: оплакивал бы
отец мою смерть так же, как его? - спрашивал себя Чезаре.
   -  Отец,  -  начал  он,  -  что  ты  хотел  сказать  своим  обращением  к
кардиналам?
   - Только то, что и хотел сказать, - ответил папа.
   Чезаре показалось, что его сжимают ледяные руки, когда он понял - отец не
хочет смотреть ему в глаза.
   - Значит, - настаивал  Чезаре,  -  ты  имеешь  в  виду,  что  не  станешь
предпринимать ничего, чтобы  помочь  мне,  Гоффредо,  Лукреции  и  остальным
членам семьи? - Начав разговор, Чезаре собирался прояснить все до конца.
   Папа молчал.
   - Отец, прошу, что ты задумал? Папа поднял глаза, и Чезаре увидел  в  них
то, что так боялся увидеть, - в них было обвинение.
   Он подозревает меня, подумал Чезаре. Он знает.
   Потом он вспомнил слова, которые произнес Александр  сразу  после  смерти
Джованни. "Тех, кто так поступил с моим  сыном,  ожидает  суровая  расплата.
Ничто не будет слишком жестоким для убийц".
   - Отец, - сказал Чезаре, - мы должны  держаться  все  вместе  после  этой
страшной трагедии. Мы  не  должны  забывать:  что  бы  ни  случилось,  семья
остается.
   - Я хочу остаться один, - услышал юноша в ответ. Оставь меня.
   Чезаре неохотно повиновался. Он разыскал Санчию.
   - Мне хотелось бы вернуть домой Лукрецию, - начал он.  -  Она  смогла  бы
утешить его. Но отец даже не спрашивает о  ней.  Похоже,  никто  из  нас  не
интересует его. Он думает только о Джованни.
   Но Чезаре не смог найти покоя с Санчией. Ему нужно увидеться с отцом  еще
раз. Он должен понять, действительно