ить. У нее не было особого желания, но в конце концов он убедил ее.
     Она посмотрела на меня трагическими глазами.
     - Это повлекло за собой то, что делает все случившееся таким глупым... бессмысленным. - Слезы заструились у нее по щекам. - Тяжело думать, что я смогла сделать такое.
     - Не надо говорить об этом, если не можете, - постаралась успокоить ее я.
     Она покачала головой.
     - Мне лучше рассказать. Иногда я думаю, что сплю и все это ужасный ночной кошмар. Что я делаю в этом месте? Если бы я только могла уйти... если бы только...
     - Так говорят многие.
     - Я не перенесу, если он узнает. Это убьет его. Это будет конец нашим отношениям.
     - Не лучше ли сказать ему обо всем? Что, если он узнает?
     - Он не узнает никогда. - Она неожиданно посуровела. - Я скорее убью себя.
     - Этот ребенок...
     - Это произошло самым глупым образом. Я не знала мужчину. Мне дали слишком много выпить. Я к этому не привыкла. Я рассказывала ему о Джеке - о моем муже - и он сказал, что его тоже зовут Джек. Я не знаю, что произошло. Он куда-то повел меня. Я проснулась на следующее утро рядом с ним. Я чуть не умерла. Затем оделась... и выбежала. Я пыталась все выкинуть из головы, не вспоминать эту ночь. Мне хотелось притвориться, что этого не было. И когда я обнаружила, что забеременела, то захотела умереть.
     Я положила свою руку на ее. Она дрожала.
     - Почему вы ему не хотите сказать? Он бы понял вас. Вы так сильно любите друг друга. Он, наверное, простил бы вас.
     - Я никогда не смогу посмотреть ему в глаза. Понимаете... это было так идеально... и теперь...
     - Вы хотели ребенка.
     - Его ребенка, - уточнила она.
     - Это ваш ребенок.
     - Я возненавижу его. Он всегда будет укором.
     - Вы не виновны. Вам дали слишком много выпить. Вы к этому не привыкли, и такое случилось. Я уверена, что, если ваш муж действительно любит вас, он должен понять, - пыталась успокоить я ее.
     - Нет. Он не сможет. Мы были всем друг для друга.
     - А что с ребенком?
     - Я найду кого-нибудь, кто усыновит его.
     - Бедный малыш, - сказала я. - Он никогда не будет знать своей матери.
     - Вы слишком молоды, чтобы понять то, что было между Джеком и мной. Никакой ребенок не может для меня значить больше, чем он... даже его. Я все обдумала. Я поступлю таким образом.
     - Но это сделает вас очень несчастной.
     - Я больше не надеюсь вновь когда-нибудь быть счастливой, - заметила Мириам.
     - Вы должны попытаться, я уверена. Вы лишь на короткий момент потеряли контроль над собой. Вы же не завели себе любовника.
     - Это выглядит именно так.
     - Да, если вы не скажете ему, - пыталась убедить ее я.
     - Он никогда не поймет.
     - Почему вы не попробуете? Этот бедный малыш... рожденный против желания. Это самая ужасная из всех трагедий.
     - Я знаю. Мой грех тяжким грузом лежит на мне. Думаю, что буду нести его всю жизнь.
     - Пожалуйста, не говорите так.
     - Если Джек обо всем узнает, это разобьет его сердце, и между нами все изменится. Он никогда не будет мне доверять. Он страстный и ревнивый, и он так сильно хотел ребенка... и знать, что другой мужчина дал мне то, что он не смог... Я знаю Джека. А вы нет. Вы слишком молоды, чтобы понимать такие вещи.
     И так она разговаривала со мной, вновь и вновь перебирая свои проблемы. Я пыталась ей что-то посоветовать, но, как она сказала, я была слишком молода, чтобы понять.

***

     Я очень много размышляла об этих детях, которым довелось родиться в клинике тети Эмили, - нежеланных детях - и думала о своих родителях, которые планировали мое обучение, когда еще только ждали меня; я думала о леди Харриет, которая долго упрекала Всевышнего за то, что он отказывал ей в наследнике, и которая, когда ее молитвы были услышаны, на радостях так избаловала своих детей, что Лавиния совершила такой поступок.
     Там были и другие пациенты, кроме женщин, ожидающих рождения детей. Там был бедный старик, которого я видела из окна своей спальни сидящим на скамье в первый день моего приезда. Я узнала, что в свое время он был крупным ученым, но произошел удар, лишивший его рассудка. Он находился в этом месте, потому что семья отказалась от него, и его поместили сюда в ожидании смерти, поскольку это было самым удобным способом избавиться от него. Там была женщина, жившая в своем собственном мире. У нее были надменные манеры, и она считала, что властвует над огромным штатом слуг. Она была известна как герцогиня. Был Джордж Томсон, который постоянно складывал поленья в буфетах. Он вызывал большую тревогу, и за ним требовалось постоянное наблюдение. Он никогда не пытался поджечь, но всегда оставался страх, что он может это сделать.
     Они были похожи на людей из мира теней.
     Я часто думала о Джанин, которую вырастила в этом доме тетя, связь с которой она отрицала. Дом сиял. Всюду были голубые шторы и белая мебель, и тем не менее он казался каким-то темным и таинственным местом, и я никогда не чувствовала себя в нем свободно. Иногда я просыпалась ночью и в страхе поднималась. Я смотрела на кровать, где лежала Лавиния, ее прекрасные волосы обычно были разметаны по подушке, сон часто был беспокойным. Хотелось бы мне знать, как часто она думает о своем любовнике, который хвастливо рассказывал нам сказки о великолепии своего замка с одной-единствен-ной целью - соблазнить легкомысленную девчонку. И вот к чему привели те недели удовольствия. Какой грустный урок.
     Ее осмотрел доктор Рамсей - маленький мужчина с темными, немного вьющимися волосами, которые росли даже из носа и ушей. Он обследовал ее и сказал, что она находится в добром здравии, что все идет хорошо и что мы можем ожидать рождения ребенка во второй неделе августа. Это была хорошая новость. Мы думали, что это произойдет на две недели позже.
     Я надеялась, что скоро мы уедем из этого странного места. Здесь я чувствовала себя отрезанной от реального мира. Было бы хорошо вернуться обратно в обычный мир. Меня не в первый раз уже пронзала мысль, что здесь может что-то случиться. Тем не менее, казалось, что тетя Эмили решила создать домашнюю атмосферу. Она всегда была бодрой и веселой, желающей знать удобно ли нам. Если бы только у нее не было этих острых зелено-голубых глаз, которые выдавали мне что-то такое, что настораживало меня.
     Дни казались довольно обычными, но по ночам я слышала странные шумы. То плакала от ужаса маленькая девочка; то бродил, стуча палкой, ученый, бормоча про себя что-то о лаборатории; иногда во сне ходила герцогиня, и мы слышали, как она отдавала приказания бюсту Георгия IV в холле, думая, что это ее дворецкий.
     Это был дом контрастов: крепкая Агата с ее произношением, характерным для кокни; нежная Эммелин, ждущая посещений своего возлюбленного. Да, это был таинственный мир, и хотя я находила его захватывающе интересным в несколько болезненной форме, я страстно желала вырваться из него.
     Я знала, что, когда мы уедем отсюда, нас ожидают огромные проблемы... или, по крайней мере, Лавинию. Я догадывалась, что все, живущие здесь, платили тете Эмили значительные суммы, и даже хотя Лавинии было позволено вносить деньги в течение какого-то времени, это будет нелегко для нее.
     Было что-то странное вокруг. Это была своего рода частная лечебница, куда приезжали люди, хотевшие что-то скрыть... за исключением таких, как герцогиня и старик, которых их родные отослали сюда, чтобы избавиться от них. Это вызывало жалость, и я не могла освободиться от мысли, что в этом есть что-то дурное.
     Мне очень не нравился доктор. На мой взгляд, он походил на человека, который что-то скрывает.
     Джанин здесь была совсем другой. Она должна была помогать тете, и та часто посылала ее приглядывать за пациентами. Там был один молодой человек, который пользовался ее особой заботой. Это был досточтимый Кларенсом Колдри, и было очевидно, что он является умственно неполноценным. Он лучезарно улыбался и был доволен, когда кто-нибудь заговаривал с ним. У него самого с речью были затруднения: казалось, его язык слишком велик для его рта, отчего он походил на собаку.
     У меня возникала мысль, что Джанин была не очень счастлива. Она не походила на ту девушку, которой была с нами в школе. Я чувствовала коварную натуру, скрывавшуюся за улыбкой тети Эмили, и она бдительно наблюдала за Джанин.
     Я очень хотела выбраться отсюда. Оказалось, что мы должны будем пробыть здесь еще месяц. Мы, Джанин и я, гуляли мало. Лавиния была такой громоздкой - ее просторная юбка теперь не спасала ее.
     - Скоро вы уедете, - сказала мне однажды Джанин. - Теперь уже недолго. Лавиния почти готова "выдать продукцию".
     Я поморщилась. Я больше всех из них любила этого еще не родившегося ребенка. И мне не нравилось слышать, что его называют "продукцией".
     - А я по-прежнему останусь здесь, - с легкой гримасой сказала она.
     - Ну, это твой дом, - напомнила я ей. Она мрачно кивнула.
     - У тети Эмили на меня определенные планы.
     - Не достопочтимый ли Кларенс?
     - Боюсь, что так.
     - О, Джанин... ты не можешь! - только и смогла проговорить я.
     - Возможно. В конце концов, он достопочтимый.
     - Он не собирается жениться.
     - Я должна заставить его зависеть от меня, - пояснила девушка.
     - Джанин, почему ты остаешься здесь?
     - Я родилась здесь. Я жила здесь всю свою жизнь... кроме времени, проведенного в школе.
     - Твоя тетя, должно быть, очень любит тебя, раз послала в Ламазон.
     - Она мне не тетя. За меня платит моя настоящая семья.
     - Они не могут хотеть, чтобы ты вышла замуж за Кларенса.
     - Это желание тети Эмили.
     - Оказывается, она обладает большой властью. Я надеюсь, что она позволит Лавинии повременить с оплатой.
     - Она позволит. Хотя, если с оплатой будет какая-либо задержка, она может обратиться к леди Харриет.
     - Она не должна этого делать. Я не думаю, что Лавиния сознавала, что это будет так дорого.
     - Ошибки всегда бывают... не в одном, так в другом. В конце концов, она попала в настоящую беду. Мы вытащили ее оттуда... ты и я. Что бы она делала, если бы мы не привезли ее сюда? Для содержания ребенка тоже нужны будут средства. Ей посчастливилось, лучшего нельзя было придумать.
     - Однако мы зашли так далеко, - сказала я.
     И вновь подумала: "Теперь уже осталось недолго".

***

     Вскоре после этого разговора Лавиния проснулась однажды ночью, почувствовав, что начались боли.
     К ней в комнату пришли доктор и тетя Эмили. Я торопливо надела какую-то одежду, так как меня попросили пойти разбудить одну из горничных, которая всегда помогала при родах.
     Роды не были трудными. Лавиния, молодая и здоровая, родила свою девочку на следующий день. В нашу комнату была поставлена колыбель.
     - В настоящий момент все переполнено, - извиняющимся тоном объяснила мне тетя Эмили. Я не имела ничего против того, чтобы остаться в комнате, которая теперь превратилась в детскую. Я восхищалась ребенком.
     Пройдя через тяжкое испытание, Лавиния очень ослабла. Весь первый день она находилась в постели и вместе со всеми восхищалась ребенком.
     Многие приходили ее проведать - Эммелин, Агата и герцогиня; последняя ошибочно принимала Лавинию за свою дочь и упорно называла ребенка Полем. Мириам не пришла.
     Для Лавинии должна была быть кратковременная передышка перед тем, как мы двинемся дальше. Я сознавала безграничное облегчение, так как Лавиния благополучно прошла это испытание. Мне доводилось много слышать о том, что роды могут пройти с осложнениями, и у меня возникало много тревожных моментов, когда я спрашивала себя, что мы сможем предпринять, если что-то подобное случится с Лавинией. Но теперь беспокойство по этому поводу отпало. Она была в превосходном состоянии, и ребенок оказался тоже здоровым. Более того, наше пребывание в этом доме определенно подходило к концу.
     Первые несколько дней мы полностью отдались восхищению девочкой.
     Даже Лавиния не устояла перед ее чарами и была очень горда и почти счастлива, глядя на свое произведение. Я полюбила ее красное морщинистое личико, ее прорезавшиеся глазки и хохолок темных волос, ее маленькие ручки и ножки с нежными розоватыми ноготочками.
     - Ей надо дать имя, - сказала я. - Она как маленький цветок.
     - Мы назовем ее Цветком, и так как она наполовину француженка, она будет Флер .
     - Флер, - повторила я. - Кажется, ей это подходит. Так она стала Флер.
     Я написала Полли о том, что родился ребенок и что девочку назвали Флер. Полли ответила, что они ждут не дождутся ребенка. Эфф так взволнована; она все приготовила - колыбель, бутылочки и пеленки. Эфф знала очень много о том, что необходимо младенцам; она считает это имя немного необычным и ей хотелось бы назвать девочку Рози или Лили, или, может быть, Эффи.
     - Теперь вы независимы, - сказала Джанин. - Я возьму ваш адрес и напишу вам.
     Тетя Эмили попрощалась с нами очень любезно, но в то же время вручила Лавинии огромный счет, который подавлял ее каждый раз, как она смотрела на него.
     Мы с ней собирались отвезти ребенка в Лондон. Полли должна была встретить нас на вокзале. Эфф, готовясь к встрече, оставалась дома.

***

     Мы прибыли в условленное время. Я несла младенца. И вот Полли увидела нас.
     - Друзилла, - закричала она и в тот же момент оказалась рядом со мной; ее глаза были полны любовью, она обнимала меня вместе с ребенком.
     - Вот ты и здесь вместе с любимой крошкой. И ты... Дай-ка взгляну на тебя. Ты выглядишь хорошо.
     - И ты тоже, Полли. Как чудесно снова видеть тебя.
     - Еще бы, - сказала Полли. - Подожди, вот Эфф увидит малышку.
     С Лавинией она поздоровалась не так тепло. Я была рада, что Лавиния была такой покорной, как надо, и казалось, сознавала, чем обязана Полли и ее сестре.
     Полли взяла кеб, который уже ожидал нас. Мы все забрались в него и поехали домой, где волновалась Эфф.
     Эфф изменилась. Теперь она была полна достоинства.
     Они взяли еще один дом и все три содержали с большой прибылью для себя. Стало сложнее разобраться в их жильцах, поскольку теперь было несколько разных этажей: "Первых", "Вторых", "Третьих" и т.д.
     Их радость по поводу ребенка затмила все остальное. Эфф взяла малышку. Я поняла, что Полли намного обманулась. Она пристально смотрела на меня; присутствие Лавинии было для них тайной и вызывало определенное напряжение. Казалось, что невидимое присутствие леди Харриет тяготеет над нами; похоже, что даже Полли не могла полностью избежать этого ощущения. Эфф по каждому поводу извинялась перед Лавинией, так как она больше Полли понимала разницу в социальном происхождении, и как бы сильно им не нравилась Лавиния, она все же была дочерью леди Харриет.
     Мы остались всего на несколько дней, и из Лондона я написала отцу, а Лавиния - леди Харриет. Мы сообщили, что уже вернулись из Линденштайна и, прервав путешествие, остановились в Лондоне. Через несколько дней мы будем дома.

Убийство в Фиддлерс-Грин

     Я была опять потрясена ухудшением состояния отца. Теперь он ходил с палкой, но говорил, что еще в состоянии выполнять свои обязанности. В деревне у него было много добрых работников, которые были для него неоценимой помощью.
     Он хотел услышать о Линденштайне; он думал, что schloss  был очень древним, к тому же готическим.
     - Дорогая моя, это должно быть было восхитительно. Прекрасная возможность. Ты поступила мудро, воспользовавшись этим.
     Я уклонилась от его расспросов о замке и сказала себе, что, если можно, надо найти книгу о нем и что-нибудь узнать. Я упрекала себя за то, что не догадалась сделать это раньше. Но, конечно, мы многим были довольны.
     Миссис Янсон сказала, что зимой он болел, и она ужасно боялась, что "придет та". Она была рада, что я дома.
     - Вы должны быть здесь, - многозначительно сказала она. - Я была несколько обеспокоена, услышав, что вы не собираетесь возвращаться прямо домой и намереваетесь шататься с иностранными принцессами.
     - Это только одна принцесса, миссис Янсон, - напомнила я ей.
     - Достаточно одной. Вы должны были вернуться прямо домой. Я не прочь сказать всем, что со школой покончено. Как Полли?
     - Очень хорошо.
     - Я знаю, что она была рада видеть вас. Я сказала, что да.
     Итак, теперь я покончила со школой. Я была "отполирована".
     Кроме того, я поняла, что уже больше не та невинная девочка, которая уехала во Францию.
     В ту ночь, когда я лежала в своей кровати, мне снились беспорядочные сны.
     В моем сознании всплывали и исчезали лица. Герцогиня... ученый... старик со своими кострами... (все ожидающие смерти... и многие из женщин, дающие начало новой жизни. Я рисовала себе бодрую усмешку Агаты, тоскующие взгляды Эммелин и измученное лицо Мириам. Я представляла тайную зловещую улыбку тети Эмили, когда она улыбалась мне, как бы говоря: "Ты никогда не убежишь... ты всегда будешь здесь... уютно... уютно..."
     Я проснулась с криком: "Нет, нет".
     Затем я осознала, что нахожусь в своей собственной кровати и это был всего лишь сон. Я была свободна.
     Лавиния пришла на следующий день.
     - Поехали на лошади, - сказала она, и мы поскакали вдвоем, так как будучи настоящими юными леди, мы могли ездить уже без сопровождения грума.
     - Я чувствую, что только так можно поговорить без опасения. Вокруг очень много народа. Они могут услышать. Моя мать говорит о лондонском сезоне, - начала разговор Лавиния.
     - Она ни о чем не догадывается?
     - Конечно, нет. Почему вдруг?
     - Мой отец задает опасные вопросы о Линденштайне.
     - О, это слишком далеко, чтобы о нем кто-нибудь знал. Лондонский сезон, подумай только.
     - Тебе хочется туда?
     - Конечно, хочется. Я смогу выйти замуж за богача с тем, чтобы суметь расплатиться с тетей Эмили. Эта женщина - акула.
     - Ты так не думала, когда поехала к ней.
     - Я не знала, что это будет стоить так дорого.
     - Как долго тебе придется платить?
     - Больше года... если не смогу добиться, чтобы мама увеличила денежное пособие.
     - Почему ты не попросишь Фабиана?
     - Я не могу ему сказать, зачем мне нужны деньги, а он пожелает узнать.
     - Не можешь ли ты сказать ему, что это твоя тайна?
     - Ты не знаешь Фабиана. Он хочет знать все. Он всегда был таким. Нет. Пока не найду богатого мужа, я должна буду платить из собственного содержания.
     Я посмотрела на нее с удивлением: как она может так говорить? Разве она никогда не думала о маленькой Флер? Не хотела иногда побыть со своим ребенком?
     Я спросила ее об этом.
     - О да, - ответила она, - но я не могу, понимаешь? Те двое ухаживают за ней. Они уже полюбили ее.
     - Я скоро поеду туда и увижу их. Я хочу тоже увидеть Флер.
     - Вот и хорошо. Ты сможешь рассказать мне, как она.
     Я удивлялась, как быстро восстановила она свою прежнюю уверенность. Смиренная, боязливая Лавиния быстро исчезла. Она пережила свое несчастье и, как я могла видеть, была готова к новым приключениям.
     Она ни о чем не могла думать, кроме как о предстоящем сезоне, как она будет наслаждаться им. Она уже восстановила свой здоровый вид и даже гордилась, уверенная, что станет дебютанткой сезона.

***

     Я посетила Фремлинг один или два раза. Я видела леди Харриет, которая была любезно вежлива со мной. В ее жизненной схеме я уже больше не имела значения. Я исполнила свою роль охраняющей компаньонки Лавинии в течение школьных лет и теперь возвратилась на свое законное место - простенькой дочери пастора.
     Возбуждение Лавинии росло. Строились большие планы. Леди Харриет собиралась развивать в ней ряд достоинств. Она предполагала вскоре отбыть вместе с Лавинией в свою лондонскую резиденцию, и там Лавиния должна будет проявить свои способности, обучаясь тому, как делать реверанс, как танцевать новые модные танцы и некоторым правилам поведения; она, конечно, посетит придворных портных. Весной ока будет представлена ко двору.
     В течение зимы я редко видела Лавинию. Я написала несколько писем П