зя  было
задерживаться: мои люди встревожатся, если проснутся и увидят, что меня нет.
Кроме того, нам уже пора отправляться в  путь,  чтобы  до  наступления  ночи
найти трактир.
   Едва  я  наклонилась  к  ручью,  как  услышала  движение  за  спиной.   Я
обернулась. Внезапно меня обхватили чьи-то сильные руки. Я вскрикнула, и мне
мгновенно закрыли рот, а на голову накинули что-то вроде капюшона, так что я
не могла кричать.
   - Хорошая работа, - сказал кто-то. - Теперь к лошадям.
   Я попыталась бороться, но это было бесполезно.
   Я очень испугалась. Мне было неизвестно, кто захватил меня, но я боялась,
что это имеет отношение к Френшоу.  Они  гнались  за  мной  до  "Восходящего
солнца", а утром обнаружили,  что  мы  уехали.  Дорога  шла  на  юг,  и  мои
преследователи знали, что я поеду по этой дороге, поэтому  им  не  составило
труда найти меня.
   Я не знала,  что  делать.  Нечего  было  и  пытаться  на  такой  скорости
вывернуться из рук моего  захватчика.  Мне  оставалось  одно:  ждать,  чтобы
узнать, чего они хотят от меня.
   Казалось, прошло несколько часов  скачки;  темп  начал  сбавляться,  и  я
догадалась, что мы прибыли на место назначения. Затем мы въехали во двор.
   - Браво! - услышала я голос Френшоу. Меня сняли  с  лошади  и  сорвали  с
головы капюшон. Несколько мгновений я ничего  не  видела,  потом  разглядела
дом. По обе стороны от входа горели факелы, в дверях стоял человек. Это  был
Френшоу.
   - Введите ее, - сказал он.
   Меня схватили за руку и потащили в дом вслед за Френшоу. Мы  оказались  в
зале - небольшом сравнительно с Эндерби; по потолку были  проложены  тяжелые
балки, в большом камине горел  огонь.  У  меня  кружилась  голова,  ноги  не
гнулись. Меня слегка покачивало.
   - Дайте ей стул, - сказал Френшоу. Приказ был выполнен, и я села.
   - А теперь я хочу, чтобы вы немедленно рассказали нам, что  вы  узнали  в
Хессенфилде и кому послали свое сообщение.
   Я была поражена тем, что меня схватили и привезли сюда таким  образом.  Я
боялась этого человека с того самого момента, как увидела его в замке; но  и
до этого мной владело жуткое предчувствие, что в его руках  ничего  хорошего
мне ждать не придется.
   Я сказала, заикаясь:
   - Вы ошибаетесь. Я ничего не знаю и  ничего  никому  не  посылала.  Я  не
разбираюсь в ваших делах. Они меня не касаются. Я не интересуюсь...
   - Ваш дядя поступил не правильно, отослав вас, -  сказал  Френшоу.  -  Он
ответит за это. Я сам застал вас подслушивающей у  двери.  Совершенно  ясно,
что вы были посланы шпионить за нами. Генерал Эверсли проинструктировал вас,
что надо делать. Ему казалось гениальной хитростью послать молодую девушку в
лагерь  врага.  Для  него  счастливой  случайностью  стало  ваше  родство  с
Хессенфилдом.
   - Вы совершенно не правы. Никто даже не  говорил  о  том,  что  я  должна
что-то разведать. Про эту попытку посадить другого короля на трон  я  узнала
только приехав в замок.
   - Не думайте обмануть нас детским лепетом. Вы знаете, что  мы  уже  много
лет пытаемся вернуть трон истинному королю.
   - Я не думала об этом.
   - Как же, как же.., находясь в самом рассаднике приверженцев  ганноверца!
Все мы знаем, что генерал Эверсли - один из командующих Георга. Скажите нам,
что вы обнаружили. Нам известно, что вы послали какие-то сведения генералу в
Йорк.
   - Ничего подобного я не делала. Я не имела с ним никакой связи с тех пор,
как оставила его в Йорке.
   - Думаете, мы поверим вам?
   - Не имею ни малейшего понятия. Один из охранников ударил меня по лицу. Я
вскрикнула от боли, и Френшоу сказал:
   - В этом нет необходимости.., пока.
   - Она была груба с вами, сэр.
   - Со временем она все скажет нам.
   - Когда же? - спросил человек, которого я только сейчас заметила.
   Я безумно устала, и только схвативший меня  ужас  не  давал  мне  уснуть.
Прошлую ночь я совсем не спала, мне удалось только часок вздремнуть в  лесу,
как раз перед моим пленением. Я была голодна, но больше всего хотела спать.
   - Мы узнаем от нее все, что хотим, - сказал Френшоу. - Сейчас она  ничего
не соображает.
   -  Она  же  прошлую  ночь  не  спала,  поскольку  посреди  ночи  покинула
"Восходящее солнце". Посмотри, она совсем без сил.
   Я поняла, что лучше всего  притвориться  уснувшей.  Это  даст  мне  время
подумать, что делать и можно ли отсюда убежать.
   Когда Френшоу поднялся и подошел к моему стулу, я закрыла глаза и уронила
голову набок.  Он  наклонился  и  встряхнул  меня.  Я  сонно  открыв  глаза,
спросила:
   - Где.., я? - и вновь закрыла глаза.
   - Ты прав, - сказал Френшоу. - Запри ее  на  ночь.  Мы  поговорим  с  ней
утром. Время еще есть.
   Меня растолкали и поставили на  ноги.  Я  стояла,  зевая,  пока  меня  не
потащили через зал  к  лестнице.  Сквозь  полуприкрытые  веки  я  попыталась
заметить,  куда  меня  ведут.  Когда  мы  вышли   из   зала,   двое   людей,
сопровождавших меня, взяли свечи с полки у лестницы и стали освещать дорогу.
Мы поднялись  на  площадку,  на  которую  выходили  несколько  дверей.  Меня
подтолкнули к другой лестнице; мы поднялись по  ней;  она  вела  на  длинную
галерею. Мы пошли по этой галерее, дошли до  деревянной  двери,  за  которой
находился коридор со множеством комнат.  Потом  мы  поднялись  на  несколько
ступеней в своего рода мансарду. Мансарда была большая, с крутой  крышей,  в
которой было два окна. Я увидела кровать, стул и стол. Меня толкнули внутрь,
захлопнули дверь, и я услышала, как в замке повернулся ключ.
   Я стояла в центре комнаты; сердце, казалось, вот-вот выскочит  из  груди.
Мне совершенно не хотелось  спать,  несмотря  на  усталость.  Как  же  выйти
отсюда? Окна расположены на крыше. Чтобы выглянуть из них,  надо  встать  на
стул, и все равно я увижу только небо. В одном конце комнаты висел  занавес.
Я подошла и отдернула его, обнаружив за  ним  крохотную  ванну  и  маленький
стол. Я повернулась, подошла к кровати и села на нее.
   Как  бы  мне  убежать?  Если  я  скажу  им  все,  что  знаю,  это  их  не
удовлетворит, потому что я не знаю  ничего  такого,  что  имело  бы  большое
значение. Общеизвестно, что якобиты всегда представляли  собой  угрозу.  Это
длится уже много лет. Что сказать?
   Они не поверят мне.
   Я легла на кровать и, несмотря на мое замешательство и страх, несмотря на
растущее предчувствие чего-то ужасного, быстро уснула.
   Когда я проснулась, мансарда была залита светом, проникавшим  в  окна  на
крыше. Меня сковал холод. Сначала я не могла  вспомнить,  где  нахожусь,  но
потом, к своему ужасу, все поняла.
   Встав с кровати, я подошла к двери и попыталась  ее  открыть,  что  было,
конечно, глупо, ведь она была дубовой и я  слышала,  как  меня  запирали  на
ключ. Интересно, что собираются сделать со мной  мои  похитители?  В  голову
полезли всякие ужасные мысли.  Я  вспомнила  слухи  о  заключенных,  которых
пытают в лондонском Тауэре. Мне ясно представились клещи для пальцев, дыба и
тиски, этот страшный железный ящик  в  форме  женщины,  утыканный  гвоздями:
жертв помещали в этот ящик,  и  под  шутки  мучителей  он  сжимал  жертву  в
"объятиях", пока гвозди не вонзались в тело.
   Они не посмеют такого сделать, уверяла я себя.  Но  ведь  есть  и  другие
пытки, без столь изощренных инструментов.
   С каждой минутой во мне рос  страх.  Раньше  я  мечтала  о  приключениях.
Теперь мне хотелось только одного: оказаться опять в моем уютном коконе.
   Я вздрогнула, так как послышались шаги. Я посмотрела на  свои  часы,  все
еще висящие на цепочке, и удивилась, увидев, что было уже девять часов.
   Да, кто-то подошел к моей двери. В замке повернулся ключ, дверь с  трудом
открылась. Позднее мне стало известно, что мансардой пользовались редко.
   Я ожидала увидеть гнусного Френшоу, но вместо него  там  стоял  юноша.  Я
удивилась, потому что он  был  примерно  одного  со  мной  возраста,  и  это
успокоило меня. Более того, по сравнению с ожидаемым Френшоу  или  одним  из
его людей этот мальчик казался красивым. Он был без парика, и  его  вьющиеся
волосы образовывали сияющий ореол вокруг лица. Кожа у него  была  гладкая  и
бледная, глаза синие. Я решила, что это мне снится  или,  может  быть,  меня
убили и я попала на небо. Лицо мальчика поражало такой  чистотой  выражения,
что его можно было принять за ангела.
   Он внимательно посмотрел на меня и сказал:
   - Вы готовы сказать нам, что вы передали врагу? Значит, все-таки он  один
из них. Странно, что он был так молод и выглядел таким невинным.
   - Я уже сказала, что ничего не знаю, - резко ответила  я.  -  Больше  мне
нечего сказать. Лучше отпустите меня. Когда моя семья узнает,  как  со  мной
обращались..
   Он поднял руку, останавливая меня.
   - Я не выпущу вас отсюда, пока вы не откроете нам все, что знаете.
   Я в отчаянии закричала.
   - Что я могу сказать, когда я ничего не знаю! Если даже вы будете держать
меня здесь, пока я не умру от холода и голода, я все равно ничего  не  смогу
вам сообщить, потому что ничего не знаю.
   - Вы голодны? - спросил он.
   - Я уже давно не ела.
   - Подождите, - сказал он и вышел, заперев за собой дверь.
   Настроение мое немного улучшилось. Он был  очень  молод  и,  может  быть,
обратит внимание на мои слова, и тогда мне удастся убедить его, что я говорю
правду. Но как быть с другими?
   Прошли долгих десять минут, прежде чем юноша вернулся. Я слышала, как  он
шел по галерее, поднимался по ступенькам в мансарду. Он открыл дверь и вошел
с подносом, на котором стояла чашка с овсяной кашей.
   - Вот, съешьте это, - сказал он. Я  взяла  поднос.  Меня  мучил  зверский
голод, и еда никогда не пахла так вкусно.
   Когда я все съела, юноша сказал:
   - Теперь, когда вам лучше.., теперь вы будете говорить?
   - Я чувствую себя лучше, - ответила я, - и  хочу  говорить,  но  не  могу
сказать вам того, что вы хотите услышать просто потому, что я не знаю этого.
   - Вы хорошая шпионка, - сказал он почти восхищенно, - но в  конце  концов
сдадитесь.
   - Сколько вы собираетесь держать меня здесь? Он пожал плечами.
   - Это зависит от многого.
   Я сидела на кровати; он сел в кресло и стал внимательно изучать меня.
   - Когда вы родились? - спросил он.
   - В феврале тысяча семьсот второго года.
   - Я родился в ноябре тысяча семьсот первого года, то есть я  чуть  старше
вас.
   - Всего на три месяца.
   - Три месяца могут значить очень много. Теперь я ваш тюремщик до тех пор,
пока не вернутся мужчины.
   - Вернутся? Откуда?
   Сердце мое забилось. Все казалось светлее с  приходом  в  мансарду  этого
симпатичного юноши.
   - Вы слышали ночью шум?
   - Нет.
   - Вероятно, здесь, наверху, не было слышно. Все спешно уехали. Скоро дело
будет  сделано.  Верные  горцы  маршируют  в  Англию.  Они  призывают   всех
присоединиться к победной армии шотландцев. Они идут на Престон.
   - Вы хотите сказать, что они вторглись в Англию? Значит, будет война?
   - Все скоро кончится. Англичане отступают перед  храбрыми  горцами.  Яков
скоро будет здесь, чтобы предъявить свои права на трон.
   - Вы преданный якобит?
   - Конечно. Вас не правильно воспитали. Я все  о  вас  знаю.  Кое-что  мне
рассказали, об остальном я догадался. Они  не  знали,  что  с  вами  делать.
Некоторые хотели убить вас.
   - Убить меня! Они, наверно, с ума сошли.
   - Они говорили, что это мой дядя сошел с ума, оставив вас в живых.
   - Кто ваш дядя?
   - Сэр Томас Френшоу.
   - О, значит, вы его племянник. Он кивнул.
   - Я живу здесь с ним. Он меня вырастил. К сожалению,  я  очень  мало  его
вижу. Он храбрый и добрый человек.
   - Вряд ли он был добр ко мне.  Что  касается  его  храбрости,  то,  чтобы
запугивать невиновную девушку, требуется не много храбрости.
   - У вас острый язык.
   - Острые языки часто бывают хорошим оружием.  Не  таким  эффективным  как
шпага, но тоже вполне пригодным.
   - Вы необычная девушка. Вы кажетесь намного старше своего возраста.
   - Этого потому, что вы слишком юны для вашего возраста.
   - Нет. Я могу обскакать многих грумов, и мой учитель фехтования  говорит,
что я хоть завтра могу выиграть дуэль.
   - Большие достижения! - насмешливо  сказала  я.  -  Еще  вы  можете  быть
тюремщиком девушки, которая не в состоянии напасть на вас.., разве что своим
острым языком.
   Юноша засмеялся.
   - Вы не похожи ни на кого из тех, с кем я был знаком раньше.
   - Конечно, ведь я шпионка.
   - Значит, вы признаете это, - быстро сказал он.
   - Вы совсем еще мальчик, - надменно сказала я. - Вы  даже  не  понимаете,
что я смеюсь над вами.
   - Помните, что вы моя пленница. Пока не вернутся люди, я полностью за вас
отвечаю.
   - Тогда берегитесь.., я могу убежать.
   - Не сможете. Здесь полно слуг. Все они знают, что  вас  надо  сторожить.
Мой дядя и его друзья скоро вернутся.
   - Если они вернутся с победой и бедного Георга  отправят  в  Ганновер,  а
святого Якова коронуют, тогда  мои  маленькие  грешки  уже  не  будут  иметь
никакого значения.
   Он задумался.
   - Верно. Это может быть вашим спасением. Значит, вы надеетесь,  что  Яков
победит?
   - Нет! - воскликнула я. - Только Георг!
   - Это измена.
   - Наоборот, это вы виновны в измене.
   - Вы действительно шпионка.
   Я иронически засмеялась. Как ни странно, все это начинало мне нравится. Я
была пленницей, это так, но моим тюремщиком был мальчик, и я надеялась,  что
перехитрю его.
   Он рассердился на меня. Взял поднос и вышел, тщательно заперев  за  собой
дверь. Я поступила глупо. Надо было подольше поиграть с ним, узнать побольше
об устройстве дома. И тогда я могла бы спланировать побег.
   Я села на кровать. Спустя совсем немного времени опять послышались  шаги.
Мой страж вернулся, ведя за собой испуганную девушку.
   - Это Дженет, - сказал он. - Она покажет вам, где можно умыться.  Я  буду
начеку, так что не пытайтесь убежать.
   Я обрадовалась и вышла вслед за Дженет из мансарды. Мы спустились вниз по
лестнице в небольшое помещение, где я  могла  помыться  и  привести  себя  в
порядок. Там стояли баки с горячей водой, кувшин и таз. Дженет сказала,  что
будет ждать меня снаружи, и закрыла за собой дверь.
   Через некоторое время я вышла, и меня опять провели туда,  где  ждал  мой
маленький тюремщик. Мы вернулись в мансарду, и по его молчанию я поняла, что
он все еще дуется на меня. Тем не менее я поблагодарила его:
   - С  вашей  стороны  это  было  очень  любезно.  Шпионка  даже  не  могла
предполагать такого обращения.
   - Мы не дикари, - сказал он и ушел, заперев дверь. Теперь я почувствовала
себя лучше и даже ощутила некоторый душевный подъем. Я была пленницей в этом
доме; мои похитители спешно уехали, чтобы принять, как они ожидали,  участие
в победе; мой надзиратель был мальчиком примерно моего возраста. Ситуация не
казалась такой безвыходной, как в начале, когда меня привезли сюда.
   В полдень юноша опять пришел. На этот раз он принес  мне  суп  и  куриную
ножку. Это было вкуснее амброзии.
   - Вы едите с удовольствием, - заметил он.
   - Разве вы не слышали, что голод придает вкус любому блюду?
   - Не слишком оригинальное замечание, - сказал он.
   - Но это не делает его менее правдивым. Однако, благодарю за превосходную
еду.
   Юноша улыбнулся и повторил, что они не дикари.
   - Разве? Благодарю за информацию. Я и не догадалась бы.., если бы  вы  не
сказали.
   - Вы очень глупы, - сказал он  мне.  -  Вам  следовало  бы  снискать  мое
расположение.
   Он был, конечно, прав. Мои насмешки приносили мне только вред.
   - Понимаю, - кивнула я. - Хороший, добрый сэр, благодарю  вас  за  блага,
которыми  вы  меня  одарили.  Накормить  человека  в  моем  положении  очень
милостиво с вашей стороны. Я склоняюсь перед вашим великодушием.
   - А это уже совсем плохо, - строго сказал он.
   Я засмеялась, и, к моему изумлению, он засмеялся вместе со мной.
   Я подумала: ему это тоже нравится. Конечно, ему нравится, что он несет за
меня ответственность. Но мне кажется, что я ему нравлюсь больше.
   С этого момента наши отношения начали меняться. Иногда мне казалось,  что
мы с ним как  два  ребенка,  увлеченные  игрой,  в  которой  я  играла  роль
похищенной девочки, а он -  ее  стражника.  В  нашей  ситуации  было  что-то
нереальное, и мы оба радовались этому.
   Он сел в кресло и взглянул на меня.
   - Расскажите мне о себе, - попросил он. Я стала рассказывать ему  о  том,
как приехала к дяде Хессенфилду, с юга, где я живу, но он перебил:
   - Не это. Все это я знаю. Я слышал, как они говорили, что вы  приехали  в
Йорк с вашим дядей, генералом Эверсли, а потом в Хессенфилд.  Они  подумали,
что вам представился удобный случай пошпионить и...
   - Что касается шпионажа, вы не правы, в остальном все верно.
   Я рассказала ему свою  историю.  Она  оказалась  очень  романтичной:  моя
красавица мать.., мой несравненный отец, великий Хессенфилд...
   - Великий Хессенфилд, - повторил юноша, и  его  глаза  заблестели.  -  Он
всегда был героем для нас.
   Меня всегда учили, что я должен вырасти таким, как он.
   - Он был чудесный. Он катал меня на своих плечах.
   - Вы катались на плечах великого Хессенфилда!
   - Я была его дочерью.
   - И вы способны шпионить для другой стороны!
   - Но я все время твержу, что я вовсе не шпионила.
   - На самом деле вы приехали сюда, чтобы помогать нам?
   - Нет, нет. Я не хочу ваших войн. Я хочу, чтобы остался старый Георг.
   - И это говорит дочь Хессенфилда?
   - Вот именно.
   Я рассказала ему, о смерти моих родителей, как меня  взяла  к  себе  наша
преданная служанка, и о тете Дамарис, которая приехала в Париж и нашла меня.
   -  Да,  -  сказал  мой  страж,  глядя  на  меня  с  восхищением.  -  Могу
представить, что все это случилось с вами.
   Потом он рассказал о себе. Его история была обыкновенной по  сравнению  с
моими приключениями. Когда мальчику было пять лет, отец его умер в битве при
Бленхайме.
   - Не за якобитов? - спросила я.
   - Нет. Отец не был якобитом. Меня послали к дяде вскоре после смерти моей
матери; я узнал все об их деле и стал якобитом, и вы можете  сколько  угодно
насмехаться надо мной, но я говорю  вам:  король  Яков  возвращается,  чтобы
править нами.
   - Не стоит быть чересчур уверенным в благополучном исходе. Ведь вы можете
ошибаться.
   - Скоро дядя вернется из Престона с хорошими вестями.
   - И что тогда будет со мной?
   - Многое зависит от того, что будет необходимо делать.
   Я содрогнулась.
   - По крайней мере, их пока здесь нет. Мы поговорили о других вещах, в том
числе о лошадях и собаках. Я рассказала о Демоне, а он признался, что у него
есть мастиф. Он мне покажет... Внезапно он запнулся.
   - Но ведь вы пленница, - сказал он.
   - Вы могли бы освободить меня.., только чтобы посмотреть собак.
   - А если вы убежите?
   - Вы поймаете меня и привезете обратно.
   - Вам опять смешно.
   - Извините, я не хотела.
   Итак, день прошел неплохо, а когда стемнело, он принес мне меховой плед и
две свечи.
   Вспоминая все это, я поняла, что это был очень счастливый день.
   Даже теперь мне трудно осознать, что же именно случилось  со  мной  в  те
дни, которые я провела в  мансарде.  Казалось,  они  были  озарены  каким-то
мистическим светом. Каждое утро юноша приносил мне овсяную кашу и  оставался
со мной, потом уходил и возвращался с обедом. Уже к  концу  второго  дня  мы
перестали делать  вид,  что  принадлежим  к  разным  лагерям.  Я  откровенно
радовалась его приходу, да и он не притворялся, что не хочет быть со мной.
   Его звали Ричард Френшоу, но он сказал, что близкие ему  люди  зовут  его
Дикон. Я тоже стала звать его Дикон. Иногда мы просто молча смотрели друг на
друга. Мне казалось, что он самый красивый человек из всех, кого я видела, -
красивый совсем другой красотой, чем мои родители. Наверно, это  можно  было
назвать влюбленностью, но никто из нас сначала не  понимал  этого,  вероятно
потому, что ни с кем из нас подобного раньше не случало