ители. Я играла роль, и, как мне казалось, она удавалась мне.

***

   Сумрачный  зимний  день  клонился  к  концу,   когда   появилась   труппа
странствующих актеров. Начинал  завывать  северный  ветер,  порывы  которого
проникали во все старые щели и даже выявляли новые, ранее нам неизвестные. В
центре холла был расположен большой открытый очаг. Замок был построен  очень
примитивно и, судя по всему, почти не изменился с тех пор, как в этих  краях
поселились норманны, выстроившие свои каменные крепости вроде этой. Я  часто
представляла  себе  рослых  белокурых  воинов,  входящих  в   холл,   бряцая
доспехами, и рассаживающихся вокруг очага, чтобы  рассказать  друг  другу  о
результатах своих набегов.
   Вечер еще не наступил, но уже почти стемнело, небо было затянуто  густыми
облаками, и мы были поражены, услышав во дворе стук копыт и гул голосов.
   Как владелица этого замка,  абсолютно  уверенная  в  устойчивости  своего
положения, я приказала Жаку, нашему единственному  слуге-мужчине,  выяснить,
что происходит.
   Он выглядел встревоженным, и тут во мне  ожили  детские  воспоминания.  Я
вспомнила,  с  каким  страхом   ждали   в   Фар-Фламстеде   прихода   солдат
"круглоголовых", которые могли забрать у нас еду и лошадей, а  если  бы  наш
дом показался им слишком красивым,  могли  разорить  его,  исходя  из  своих
убеждений, что ни у кого не должно быть  ни  красивой  одежды,  ни  красивой
мебели. Они считали, что люди станут гораздо лучше, если  их  жизнь  сделать
предельно неудобной.
   Но сейчас мы были не в Англии, и война в любом случае кончилась, так что,
наверное, даже в Англии люди жили мирно и, наверное, наслаждались  роскошью,
если могли ее себе позволить.
   Жак вернулся в холл. Он был взволнован.
   - Это труппа странствующих актеров, - сообщил он. - Они  просят  приютить
их на ночь  и  обещают  расплатиться  за  ужин  и  ночлег,  сыграв  для  нас
спектакль.
   Я понимала волнение Жака и полностью разделяла его.
   - Ну конечно! - воскликнула я. - Скажи, что мы приглашаем их.  Пусть  они
войдут.
   В холл спустился Лукас, и я поделилась с ним новостью.
   - Они будут играть для нас!  -  восхищенно  прошептал  он.  -  Мы  увидим
настоящий спектакль!
   Их было восемь человек - три женщины и пять мужчин. Все  были  укутаны  в
теплую, по погоде, одежду,  а  главным  у  них  оказался  плотный  бородатый
мужчина среднего роста.
   Он снял шляпу и низко поклонился, увидев меня. У него были веселые глаза,
превращавшиеся в щелочки, когда он улыбался.
   - Добрый день! - сказал он. - Можно  ли  видеть  хозяина..,  или  хозяйку
дома?
   - Хозяйка этого дома - я, - ответила я.  Он,  похоже,  был  удивлен  моей
молодостью и моим произношением.
   - С кем я имею честь говорить?
   - Арабелла Толуорти, - отвечала я. - Я англичанка.  Мои  родители  сейчас
рядом с нашим королем, а мы с братом, - я указала на Лукаса, - и  с  другими
членами семьи ожидаем здесь дня, когда сможем вернуться в Англию.
   Он понимающе кивнул. Ситуация была отнюдь не исключительной.
   - Я обращаюсь к вам с  просьбой  предоставить  нам  убежище  на  ночь,  -
объяснил он. -  Мы  хотели  добраться  до  ближайшего  городка,  но  слишком
испортилась погода. Боюсь, мы не успеем доехать туда до снегопада. Я  вместе
с труппой обязуюсь дать для вас прекрасное представление за скромный ужин  и
возможность переночевать.., где-нибудь.., просто спрятаться от непогоды.
   - Приветствую вас в этом доме! - ответила я. - Вы - наши гости,  и  ни  о
какой плате не  может  быть  и  речи,  хотя,  сознаюсь,  я  с  удовольствием
посмотрю, как вы играете.
   Он рассмеялся. Смех его был громким, раскатистым.
   - Прекрасная дама, - воскликнул он, - мы сыграем  для  вас  так,  как  не
играли ни для кого!
   Дети узнали о прибытии гостей и тут же сбежали вниз. Лукас сообщил  им  о
том, что это - актеры, которые разыграют для нас  представление.  Дик  начал
подпрыгивать, как делал это всегда, выражая восторг, Анджи присоединилась  к
нему, а маленький Фенн задавал какие-то вопросы,  пытаясь  понять,  что  тут
происходит.
   - Пусть же они войдут! - воскликнула я, решив вновь показать,  кто  здесь
хозяин, и в то же время раздуваясь от  гордости  потому,  что  меня  назвали
прекрасной дамой.
   Актеры вошли в двери, заполнив весь холл. Их  глаза  радостно  засверкали
при виде горящего  очага,  и  я  пригласила  их  расположиться  поудобнее  и
согреться.
   Среди них была женщина средних лет, судя по всему, жена главы труппы: еще
одна, чей возраст приближался, по-видимому, к тридцати  годам..,  и  Харриет
Мэйн. Трое из мужчин были, пожалуй, среднего возраста, а  двое  -  помоложе.
Один из них казался весьма привлекательным, хотя они были так  укутаны,  что
их лица было трудно разглядеть. Усадив гостей поближе к огню, я сказала, что
должна пойти и посмотреть, чем мы сможем их накормить.
   На кухне я застала обеих служанок, Марианну и  Жанну,  которые  вместе  с
Жаком обслуживали дом и составляли весь штат прислуги.
   Когда я сообщила им о гостях, они пришли в неописуемый восторг.
   - О, Господи! - воскликнула Марианна, старшая из служанок. - Наконец-то у
нас появилось хоть какое-то развлечение! Когда же это у нас были в последний
раз бродячие актеры, а? Обычно они ходят только в богатые дома.
   - Их загнала к нам непогода, - объяснила я. - Чем мы сможем их угостить?
   Посовещавшись, Жанна и Марианна заверили меня в  том,  что  труппа  будет
должным образом накормлена, и спросили,  можно  ли  будет  и  им  посмотреть
спектакль.
   Я охотно им позволила. Надо было  пригласить  также  семейство  Ламбаров,
хотя и в таком составе зрителей было маловато.
   Я вновь вернулась к гостям в холл. Только сейчас я  смогла  по-настоящему
рассмотреть Харриет, сбросившую плащ и протянувшую к огню руки. Даже в таком
положении, когда она сидела у очага на  корточках,  было  заметно,  что  она
высокого роста. Ее густые темные  волосы,  высвободившись  из-под  капюшона,
упали на плечи, красиво обрамляя бледное лицо. Мое внимание сразу  привлекли
ее глаза, темно-синие,  слегка  удлиненные,  загадочные,  словно  скрывающие
какую-то тайну; ее пушистые темные ресницы; ее густые  черные  брови,  резко
контрастировавшие с бледной кожей. Губы  были  ярко-красными  (как  я  позже
узнала, она пользовалась  губной  помадой).  Довольно  высокий  лоб,  острый
подбородок. Многих людей с  похожими  чертами  лица  тут  же,  едва  увидев,
забываешь, взглянув же на Харриет Мэйн хотя бы раз в  жизни,  ее  невозможно
было забыть.
   Я вдруг осознала, что уже довольно долго разглядываю ее в упор;  она  это
заметила и, похоже, слегка развеселилась. Думаю, она привыкла к таким вещам.
   Она поразила меня, сказав:
   - Я англичанка.
   Я пожала протянутую мне руку, и несколько секунд мы смотрели друг другу в
глаза. Она явно меня изучала.
   - Я не слишком давно играю в этой труппе, - сказала она по-английски.
   - Сейчас мы  направляемся  в  Париж,  где  будем  играть  перед  большими
аудиториями.., но мы заглядываем по  пути  и  в  небольшие  поместья,  играя
спектакли, чтобы заработать на ночлег и пропитание.
   -  Мы  вас  приветствуем!  -  ответила  я.  -  Сюда  еще  не  заглядывали
странствующие актеры.  Мы  с  нетерпением  ожидаем  вашего  представления  и
сделаем все возможное для того,  чтобы  принять  вас  должным  образом.  Как
видите, здесь нет особой роскоши. Мы изгнанники и живем  в  ожидании,  когда
наш король вернется на трон.
   Она кивнула.
   Затем она повернулась к актерам и на беглом французском  сказала,  что  я
симпатичная особа и им сегодня  следует  постараться  изо  всех  сил,  чтобы
доставить зрителям удовольствие.
   Я решила, что, поскольку горячее уже готово, они могут приняться за  еду,
поэтому я пригласила гостей к столу, и в зал внесли огромное, в клубах пара,
блюдо. Его содержимое исчезло довольно быстро, но, пока они ели, у меня была
возможность хорошенько рассмотреть  актеров  -  живописных,  разговаривающих
звучными голосами, произносящих самые банальные фразы так, будто речь шла  о
вопросах чрезвычайной важности. Глава труппы  и  его  жена  с  удовольствием
возились с нашими малышами, которые сгорали от любопытства.
   Потом  пошел  снег,  и  месье  Ламотт,  глава  труппы,  заявил,  что   им
чрезвычайно повезло, так как они вовремя добрались до замка Изобилия.  Я,  в
свою очередь, извинилась за отсутствие должного изобилия и за то, что мы  не
привыкли принимать гостей и не сумеем занять их так, как следовало бы.
   До чего же увлекательны были их разговоры! Они обсуждали пьесы, свои роли
и места, где им доводилось играть; и всем нам, слушавшим их,  казалось,  что
жизнь актеров - лучшее, о чем только можно мечтать. Вошли Жанна, Марианна  и
Жак и, притулившись в уголке,  стали  прислушиваться  к  беседе,  которая  с
течением времени становилась все оживленней. Я послала  Жака  к  Ламбарам  с
приглашением посетить нас и  посмотреть  спектакль.  Вскоре  он  вернулся  и
сообщил, что они приняли приглашение с восторгом.
   Харриет была менее разговорчива,  чем  остальные.  Я  заметила,  что  она
осматривается, оценивающе изучая обстановку, видимо, сравнивая ее  с  иными,
более роскошными покоями, где ей доводилось бывать.  Время  от  времени  сна
бросала на меня быстрый испытующий взгляд.
   Она сидела рядом с очень привлекательным молодым человеком, которого  все
звали Жабо.  Мне  показалось,  что  он  несколько  тщеславен,  так  как  ему
постоянно хотелось обратить на себя внимание. Когда Анджи  подошла  к  нему,
положила руки  на  его  колени  и  сказала:  "Какой  ты  хорошенький!",  все
расхохотались, а Жабо был так польщен, что поднял ее на руки  и  расцеловал.
Бедная крошка Анджи тут же перепугалась  и  выбежала  из  холла,  но  вскоре
возвратилась и стала поодаль, не отрывая глаз от Жабо.
   - Еще одна твоя поклонница, мой мальчик! - заметила мадам Ламотт,  и  все
рассмеялись.
   Флоретт, одна из актрис, слегка поджала губы и сказала:
   - Нам следовало бы предупредить малышку о том,  что  Жабо  непостоянен  в
своих пристрастиях. Харриет, пожав плечами, сказала:
   - Это слишком общеизвестно, - и пропела низким сильным голосом:

   Хватит плакать, дамы,
   О мужском непостоянстве...

   Все вновь расхохотались.
   Они сидели за столом уже довольно долго,  и  я  решила  посоветоваться  с
Жанной и Марианной. Нам надо было подумать, как накормить  их  ужином  после
окончания спектакля, назначенного на шесть часов. Мы были просто обязаны  не
ударить в грязь лицом. Что же предпринять?
   Служанки  были  полны  решимости   сделать   все   возможное   в   данных
обстоятельствах, а Жак уже начал заносить  багаж  актеров  в  холл.  Дети  в
восторге уставились на  саквояжи,  из  которых  торчали  костюмы,  усыпанные
мишурой. Впрочем, нам это мишурой не  казалось.  Актеры  словно  привезли  с
собой все необходимое для колдовства.
   Они заявили, что будут спать в холле. У них есть пледы и одеяла, а в путь
они собираются отправиться рано утром, как только рассветет.  Они  не  имеют
права опоздать на свой ангажемент в Париже.
   Я запротестовала. Актеры не должны спать  на  полу.  Замок,  конечно,  не
может похвастаться роскошью и скорее напоминает простой загородный  дом,  но
предоставить в  распоряжение  гостей  несколько  комнат  -  вполне  в  наших
возможностях.
   - Теплота вашего приема греет нас сильнее, чем горячее  вино  в  холодный
день, - торжественно произнес месье Ламотт.
   Мне надолго запомнился этот вечер. В подсвечниках горели свечи, а зрители
еще до начала представления были  в  восторге.  Здоровенные,  обычно  шумные
сыновья Ламбара сидели  тихо,  как  зачарованные,  и  мы  все  разделяли  их
благоговейный трепет. Дети сидели на полу,  скрестив  ноги.  По  счастливому
стечению обстоятельств в конце холла находился небольшой помост,  который  и
был превращен в сцену.
   Играли "Венецианского купца". Харриет исполняла роль Порции,  и  из  всех
актеров именно от нее я не могла оторвать глаз. Она была одета в  платье  из
синего бархата с блестящим поясом. При дневном  свете,  вероятно,  стало  бы
заметно, что бархат потерт и покрыт пятнами, а пояс украшен дешевой мишурой,
но слабое освещение скрадывало все несовершенства, и мы видели лишь красоту,
в которую с готовностью верили.
   Это было подлинной магией. До сих пор  мы  никогда  не  видели  настоящих
актеров, хотя сами время от времени переодевались в соответствующие  костюмы
и разыгрывали небольшие сценки, казавшиеся  нам  верхом  совершенства.  Жабо
играл прекрасного Бассанио, месье Ламотт был коварным Шейлоком с  горбом  на
спине и с весами в руках. Наши малыши завопили от ужаса, когда он появился в
решающей сцене, а Анджи разревелась, решив, что он на самом деле  собирается
отрезать принадлежащий ему фут живой плоти.
   - Не позволяй ему, не позволяй! - рыдала она, и мне пришлось утешать  ее,
предлагая подождать и посмотреть, как Порция уладит это страшное дело.
   Как  она  декламировала,  как  держала  голову!  И   какой   несравненной
красавицей она была! Я  никогда  не  забуду,  как  в  этот  вечер  выглядела
Харриет, а актеры, должно быть, никогда не играли  перед  столь  благодарной
публикой. Ведь все мы были невинными и неискушенными. Жак смотрел на  сцену,
раскрыв рот, как, впрочем, и Жанна с Марианной, а Ламбары впали в  состояние
немого восхищения. Лукас находился в экстазе, а малыши были  потрясены  тем,
что в мире возможны такие невероятные чудеса.
   Когда завершился последний акт и Бассанио воссоединился с Порцией, дети с
радостным смехом бросились друг  другу  в  объятия,  и,  кажется,  все  были
несколько ошеломлены.
   Месье Ламотт произнес небольшую речь, в которой выразил  надежду  на  то,
что мы получили удовольствие от их игры, и признался,  что  ему  никогда  не
приходилось играть перед столь  отзывчивой  публикой.  И  это  было,  как  я
полагаю, чистой правдой.
   Служанки поспешили на кухню, с помоста была убрана бутафория, и вскоре мы
уселись за стол и принялись за ужин, какого,  я  уверена,  давно  не  видели
стены замка Конгрив. Семейство Ламбаров осталось у  нас  на  ужин,  и  мадам
Ламбар принесла из дома огромный пирог  с  цыплятами  и  свининой,  покрытый
сверху золотисто-коричневой корочкой. Она разогрела его на очаге и  сказала,
что, если бы заранее знала, какой чести мы удостоимся, корочка изображала бы
сцену из спектакля, поскольку на таких делах она собаку съела.
   Месье Ламотт принес  флягу  вина.  Да,  такое  событие  запомнилось  всем
надолго.
   Дети были слишком возбуждены, и отправлять их в постель не  было  смысла,
поэтому я сказала, что  сегодня  особый  случай  и  все  могут  остаться  за
столом.., даже Фенн. Правда, вскоре он все-таки уснул,  сидя  на  коленях  у
мадам Ламотт.
   Актеры говорили.., говорили все одновременно, поскольку, ясное дело,  они
были склонны скорее говорить, чем слушать, и одновременно  велось  несколько
разговоров, что раздражало меня невозможностью реализовать  свое  желание  -
слышать их всех сразу. Месье  Ламотт  в  соответствии  со  своим  положением
руководителя труппы занял место по правую руку  от  меня  и  начал  светскую
беседу, рассказывая о пьесах, которые  они  играли,  и  о  городах,  где  им
доводилось ставить спектакли.
   - Моя мечта - сыграть перед самим королем  Луи.  Он  обожает  театр,  что
естественно для столь одаренного человека, не  так  ли?  Думаю,  ему  должна
нравиться комедия. Нам нужны хорошие комедии. Трагедий в  этом  мире  и  так
более чем достаточно, маленькая госпожа. Люди хотят посмеяться, вы  согласны
со мной?
   Я была  готова  согласиться  с  чем  угодно,  так  как  чувствовала  себя
ошеломленной ничуть не менее всех остальных.
   Харриет сидела в середине стола рядом с Жабо. Они о чем-то  шептались,  и
она казалась рассерженной... Я заметила, что Флоретт  внимательно  наблюдает
за ними. Прямо у меня на глазах разыгрывалась какая-то драма. Мне были очень
интересны рассказы месье Ламотта, но в то  же  время  я  была  заинтригована
личностью Харриет и хотела знать, из-за чего они ссорятся с Жабо.
   Я  обрадовалась,  когда  разговор   принял   более   общий   характер   и
присутствующие  начали  обсуждать  пьесы,  тут  же  разыгрывая  перед   нами
небольшие отрывки. Харриет пела, большинство этих песен я  знала,  они  были
написаны на стихи Шекспира. Пела она по-французски, а затем по-английски,  и
мне особенно понравилась одна песня:

   Нам любовь на миг дается,
   Тот, кто весел, пусть смеется:
   Счастье тает, словно снег.
   Можно ль будущее взвесить?
   Ну, целуй - и раз, и десять:
   Мы ведь молоды не век!
   Песенка Шута из "Двенадцатой ночи" В. Шекспира.

   В руках у нее была лютня, она сама себе аккомпанировала, и мне  казалось,
что не может быть зрелища чудесней, чем Харриет с черными,  ниспадающими  на
плечи волосами и сверкающими глазами на необычайно бледном лице.
   -  На  сцене  нужно  побольше  петь,  -  сказала  мадам  Ламотт,  ласково
поглаживая мягкие золотистые волосы Фенна. - Зрителям это нравится.
   - У вас прекрасный голос! - похвалила я, глядя на Харриет.
   Она пожала плечами:
   - Скорее, сносный.
   - Какая у вас, должно быть, чудесная жизнь! - воскликнула я.
   Актеры рассмеялись, и для меня остались непонятными взгляды, которыми они
обменялись. Уже позже я поняла, что они были несколько циничными.
   Месье Ламотт сказал:
   - О да, это великолепная жизнь.., на иную я не согласился бы.  Тяжелые  у
нас времена. Что же касается английских актеров, то для них..,  жизнь  стала
просто трагедией. Что за варвар этот Кромвель! Насколько я понимаю, в Англии
сейчас вообще нет театра. Боже, храни вашу несчастную страну, юная леди!
   - Когда в страну вернется король, у нас опять появятся театры, - ответила
я.
   - Но людей уже не устроят старые "Глобус" и "Кокпит", - сказала  Харриет.
- Им будут нужны новые театры. Интересно, увижу ли я их когда-нибудь?
   После этого возобновился  общий  разговор.  Вино  лилось  рекой,  мерцали
свечи,  и  мне  хотелось,  чтобы  этот  вечер  длился  бесконечно,  но  веки
отказывались слушаться меня и слипались сами собой. Дети клевали  носами,  а
Лукас совсем засыпал.
   Я приказала Жанне уложить детей в постели, и  мадам  Ламотт  настояла  на
том, что сама отнесет маленького Фенна.
   Приятный вечер окончился. Мадам Ламотт, уложив и поцеловав на ночь детей,
которые уже почти спали, сказала, что гостям тоже  неплохо  выспаться  перед
трудным путешествием.
   Я со слугами проводила их в  предназначенные  для  гостей  комнаты:  трех
женщин - в одну, а  мужчин  -  в  другую.  Я  извинилась  за  то,  что  могу
обеспечить им лишь такие скромные условия, на что месье Ламотт ответил:
   - Это просто царственные покои, дорогая, просто царственные!
   Затем я удалилась в свою комнату, разделась, легла в постель и попыталась
уснуть, но была так возбуждена, что не могла сомкнуть глаз.
   Я глубоко сожалела о том, что утром актеры покинут  нас.  Жизнь  в  замке
вернется в обычное русло и опять станет, как я теперь сознавала,  нестерпимо
скучной. Я больше никогда не смогу испытывать радость от наших  незатейливых
развлечений. Мне хотелось стать актрисой, такой же, как  Харриет  Мэйн.  Она
явно выделялась в этой труппе.
   Как великолепно она играла, и как бы мне хотелось, чтобы  слова  ее  роли
звучали на английском языке! То, что мы видели, было  сокращенным  переводом
пьесы на французский.., и в переводе произведение, как и следовало  ожидать,
во многом проигрывало. Месье Ламотт сказал, что это одна из самых популярных
пьес Шекспира, именно поэтому ее и перевели на французский. Может  быть,  им
следовало бы показать нам какую-нибудь  французскую  пьесу,  но  они  хотели
угодить нам, поставив Шекспира.
   Какими они были очаровательными! Какими грациозными!  Конечно,  актерская
игра - это притворство, но какое наслаждение она доставляет!
   Я погрузилась в