Эльбеф. - Лошади приготовлены.
Твои люди ждут. Если ты дорожишь жизнью, выезжай немедленно.
   Шарлотта умоляюще взглянула на  Генриха,  но  он  не  желал  замечать
выражение ее глаз.
   - Если бы я увидел в окне смерть, я бы не стал убегать от  нее  через
дверь, - заявил герцог.
   - Это безумие, - сказал Эльбеф.
   - Мой любимый, он прав, - промолвила  Шарлотта.  -  Уезжай...  уезжай
сейчас. Не теряй ни минуты, умоляю тебя.
   Он поцеловал ее руку.
   - Моя дорогая, как ты можешь просить меня покинуть тебя? Эта  просьба
более жестока, чем нож убийцы.
   - Сейчас не время для глупых любезностей, - сердито заявила она.
   Гиз перевел взгляд  с  любовницы  на  кузена  и  ответил  с  глубоким
чувством:
   - Убегающий всегда проигрывает. Если  необходимо  отдать  жизнь  ради
того, что мы посеяли, я сделаю это без сожаления.
   - Ты обманываешь себя, - закричала Шарлотта. - Нет  нужды  жертвовать
твоей жизнью.
   - Если бы я располагал сотней жизней, - продолжил он так, словно  она
ничего не сказала, - я бы посвятил их сохранению  католической  веры  во
Франции и избавлению бедняков  от  страданий,  заставляющих  мое  сердце
обливаться кровью. Ложись спать, кузен. И дай нам сделать то же самое.
   Эльбеф, в отчаянии пожав плечами, удалился.
   - Ты не передумаешь? - спросила Шарлотта.
   Он покачал головой.
   - Довольно говорить о  смерти.  Пусть  лучше  нас  окружают  жизнь  и
любовь.
   Но когда они легли  в  постель,  к  герцогу  привели  гонца,  который
получил указание как можно быстрее вручить письмо лично в  руки  Генриху
де Гизу.
   Герцог прочитал послание и сунул его под подушку.
   - Очередное предупреждение? - испуганно спросила Шарлотта.
   Он поцеловал ее, не став отвечать.
 
*** 
 
   Утро выдалось мрачным, дождь  хлестал  в  окна  замка  Блуа.  Катрин,
страдая от боли, лежала в  постели.  Король  встал  рано;  срочные  дела
требовали его внимания. Гиз проспал до восьми часов. Подняв  голову,  он
посмотрел на спящую любовницу.
   Сегодня появятся новые предостережения;  сегодня  его  будут  просить
уехать в Париж.  Все  его  друзья  будут  молить  об  этом,  и  Шарлотта
присоединится к ним.
   Пожав плечами, он встал с кровати.
   Гиз надел новый костюм из серого атласа, в котором он собирался пойти
на утреннее заседание совета. Шарлотта, поглядев на герцога,  попыталась
отогнать свой страх. Сделать это утром пусть даже  мрачного,  пасмурного
дня оказалось легче, чем вечером.
   - Тебе нравится? - спросил он,  демонстрируя  ей  костюм;  голос  его
звучал легкомысленно; Генрих пытался приободрить Шарлотту.
   - Великолепно! Но он слишком светлый для такого темного дня, правда?
   Генрих поцеловал ее.
   - Шарлотта, я хочу обратиться к тебе с просьбой.
   - Я с радостью сделаю все, что в моих силах.
   - Тогда не проси меня уехать сегодня из Блуа.
   - Но ты сказал, что уедешь сегодня.
   - Ехать сквозь дождь, ночевать в каком-нибудь мрачном замке, когда  я
могу спать с тобой?
   Она обняла его и улыбнулась, потому что ей было легко  улыбаться  при
свете  дня;  глядя  на  Генриха,   который   обладал   аристократической
внешностью и  был  выше  всех  остальных  мужчин,  которых  она  видела,
Шарлотта верила в его неуязвимость.
   Он опаздывал на заседание. Шагая  по  коридорам,  он  ощущал  дыхание
Судьбы, притаившейся где-то рядом. Генриха охватил легкий озноб,  но  он
не желал признавался себе в  том,  что  ему  страшно.  Прохладное  утро,
подумал он.
   Генрих повернулся к человеку, стоявшему в зале.
   - Сходи к двери, ведущей к лестнице, - сказал он. -  Там  ты  увидишь
одного из моих пажей. Попроси его принести мне платок.
   Герцог не мог не замечать окружавшую его странную атмосферу, страх на
лицах друзей. Ему показалось, что прошло много времени,  пока  слуга  не
принес платок.
   - Как холодно! -  произнес  герцог.  -  Разожги  дрова  в  камине.  Я
замерзаю. В серванте есть что-нибудь способное оживить меня?
   Слуга открыл королевский сервант и нашел  там  четыре  заспиртованные
сливы.
   Гиз съел одну из слив.
   - Кто-нибудь еще хочет их? - спросил он.
   В двери королевского кабинета появился человек; он был  бледен,  руки
его дрожали.
   - Месье, - он поклонился Гизу, - король зовет вас к себе. Он в  своем
старом кабинете.
   Человек  не  дождался  ответа  и  неуверенно  удалился.  Друзья  Гиза
посмотрели на герцога, они предупреждали его взглядами, но он  не  хотел
видеть этого.
   Генрих перекинул плащ через руку, взял перчатки  и  шагнул  к  двери,
которая вела к покоям короля.
 
*** 
 
   Король встал  рано.  Он  должен  был  многое  подготовить  и  поэтому
попросил разбудить его в четыре часа.
   Королева, находившаяся рядом с  ним,  смотрела  на  него  растерянно,
потому что отблеск свечей  подчеркивал  бледность  его  сосредоточенного
лица. Сегодня он не, уделил внимание своей внешности.
   Он прошел в свой личный  кабинет,  где  в  соответствии  с  указанием
короля его ждали сорок пять человек. Тщательно проинструктировав их,  он
приказал им показать свои кинжалы.  Король  встал  слишком  рано;  ждать
предстояло долго. Он бы успел  сделать  все  необходимое,  если  бы  его
разбудили в шесть часов. Стоя сейчас здесь и время от времени  произнося
что-то шепотом, он вспоминал канун дня Святого Варфоломея.  Он  думал  о
священниках и пасторах, уже вымаливающих для него у Господа прощение  за
преступление, которое он еще не совершил.
   Он очистил коридоры от людей, чтобы  никто  из  сторонников  Гиза  не
оказался возле герцога; король боялся неудачи и ее  последствий.  Кто-то
из них двоих должен умереть; король считал, что  уцелеет  нанесший  удар
первым.
   К королю подбежал взволнованный человек. Он сказал Генриху Валуа, что
герцог находится в зале заседаний, но он послал  за  платком  одного  из
своих приближенных, который, конечно, обнаружит, что коридоры по приказу
короля очищены от сторонников Гиза, и  догадается  о  причине.  Если  он
сообщит об этом Гизу, герцог тотчас поймет, что  убийство  запланировано
на это утро.
   Король торопливо отдал распоряжение:
   - Арестуйте этого человека, когда он вернется с платком, и  принесите
платок мне.
   Это было исполнено. Рука короля дрожала, когда он протянул ее,  чтобы
взять платок. Он был аккуратно сложен; внутри лежала записка  следующего
содержания: "Спасайтесь, или вы умрете".
   Король обрадовался. Он поступил  мудро.  Он  взял  записку  и  вручил
платок слуге  -  скромному,  незаметному  человеку,  которого  не  знали
находившиеся в зале сторонники Гиза.
   - Возьми это, - сказал король. - Постучи в дверь зала и отдай  платок
первому человеку, которого ты увидишь. Постарайся остаться незамеченным,
скажи, что это платок, который просил принести Гиз.  После  этого  уходи
без промедления.
   Приказ короля был исполнен; человек, получивший платок, не понял, что
его дал ему слуга монарха.
   Назначенное время приближалось. Король посмотрел на своих людей.
   - Вы готовы? - спросил он их. В ответ они положили руки на кинжалы.
   - Револь, - обратился король к своему секретарю, -  подойди  к  двери
зала постучи в дверь и скажи герцогу де Гизу, что я хочу  видеть  его  в
моем старом кабинете. В чем дело, дружище? Твое  лицо  напоминает  своим
цветом пергамент; ты дрожишь, как листок на ветру. Возьми себя  в  руки.
Ты нас выдашь.
   Револь ушел.
   Король удалился в свою спальню; в  старом  кабинете  убийцы,  обнажив
кинжалы, ждали герцога де Гиза.
 
*** 
 
   Гиз вошел в покои короля. Один из гвардейцев за хлопнул за ним дверь.
Когда Гиз шагнул в старый кабинет, человек, стоявший у  двери,  внезапно
устремился вперед и наступил герцогу на ногу. Гиз посмотрел ему в  лицо,
тотчас прочитал там предостережение и  понял,  что  это  была  последняя
попытка спасти его. Он знал, что ему угрожает серьезная опасность; в нем
появилось желание уцелеть. Возможно, он легкомысленно предвкушал смерть,
потому что не верил в то, что король осмелится  организовать  покушение.
Стоя в мрачном кабинете, Гиз внезапно  понял,  что  такой  человек,  как
Генрих  Третий,  способен  внезапно  отбросить  сомнения   и   совершить
отчаянный шаг.
   Он  услышал  шорох  и  повернулся,  но  опоздал.  Несколько  кинжалов
вонзились в его спину.
   - Мои друзья... мои друзья... - изумленно выдохнул Гиз.
   Он попытался схватить свою шпагу, но она застряла в  плаще.  Один  из
убийц ударил его кинжалом в грудь.  Кровь,  хлынувшая  из  раны,  залила
серый атлас нового костюма. Гиз опустился на пол старого кабинета.
   Он еще был жив; перед  смертью  его  силы,  казалось,  удвоились.  Он
схватил одного из убийц за горло и вместе с ним пополз по полу кабинета.
   - Король... ждет меня, - выдавил из себя герцог. - Я пойду к королю.
   Изумляя убийц,  он  дополз  до  спальни  короля.  Возле  кровати  Гиз
обессилел и вытянулся на залитом его кровью ковре.
   - Господи, - пробормотал он. - Господи... смилуйся надо мной.
   Он лежал неподвижно; король приблизился к герцогу, чтобы поглядеть на
него. Убийцы с окровавленными кинжалами замерли возле Генриха Валуа.
   - Он мертв? - шепотом спросил король.
   Один из мужчин опустился на колени перед герцогом  и  расстегнул  его
испачканный мундир.
   - Мертв, Ваше Величество. Знаменитого короля Парижа больше нет.
   Король коснулся Гиза ногой.
   - Здесь лежит человек, пожелавший стать  королем  Франции,  -  сказал
Генрих Третий. - Видите, мои друзья, к чему приводят человека непомерные
амбиции. Господи, как он высок! После смерти он кажется еще длиннее, чем
при жизни.
   Генрих засмеялся.
   - Теперь, мои друзья, у вас остался только один король, и это - я.
   Немного позже король отправился в покои матери. Она неподвижно лежала
в постели. Король был в роскошном наряде, с тщательно завитыми волосами,
накрашенным лицом; он улыбался.
   - Как ты чувствуешь себе сегодня, мама? - спросил он.
   Она через силу улыбнулась. Катрин ужасно не хотелось  признаваться  в
том, как ей плохо; всегда презиравшая болезни, она не желала  жаловаться
на свои  нынешние  недуги.  Она  никому  не  выражала  сочувствие  и  не
нуждалась в нем.
   - Спасибо, мне уже лучше, - сказала Катрин. - Очень  скоро  я  совсем
поправлюсь. Мне надоело лежать в  постели.  А  как  чувствует  себя  наш
король?
   - Очень хорошо, мадам. Просто превосходно. К тому есть причина.
   - Причина?
   Она чуть приподнялась, стараясь не морщиться от боли в ногах.
   - Да, мадам. Теперь я настоящий король  Франции,  потому  что  короля
Парижа больше нет.
   Она побледнела.
   - Что ты имеешь в виду, мой сын?
   - Он умер сегодня утром.
   - Умер! Умер от чего?
   - От ран, мадам. Друзья короля устранили его врага.
   Она потеряла самообладание. Она ослабла от боли  и  непривычного  для
нее бездействия.
   - Ты хочешь сказать, что  ты  убил  Гиза?  -  пронзительно  закричала
Катрин.
   - Похоже, вы не  рады  этому,  мадам.  Я  забыл,  что  он  был  вашим
любимцем.
   - О, мой сын, когда все это  кончится?  -  спросила  она.  -  Что  ты
наделал? Ты знаешь, что ты наделал?
   - Я знаю, что теперь я - настоящий король  Франции.  Только  это  для
меня важно.
   - Как бы тебе не стать очень скоро королем без королевства, -  мрачно
сказала Катрин.
   Его глаза сверкнули.
   - Понимаю, мадам. Вы скорбите по вашему дорогому другу!
   - У меня нет друзей. Я предана только тебе.
   - Эта преданность заставляет вас оплакивать моих врагов?
   - Да, он был врагом, сын мой;  но  существуют  такие  враги,  которых
следует оставлять в живых. Ты совершил убийство.
   Король засмеялся.
   - Вы, мадам, обвиняете меня в убийстве! Как часто вы совершали их  на
протяжении вашей жизни?
   Она приподнялась в кровати; ее глаза были усталыми, лишенными всякого
выражения.
   - Я никогда не совершала глупых убийств, - сказала Катрин. - Ты  убил
человека, которого любил Париж. Я молюсь  о  том,  чтобы  Париж  простил
тебя.
   Король был близок к истерике.
   - Ты смеешь говорить так со мной! Если я научился убивать, то у кого?
Кто самая знаменитая убийца во Франции?
   - Ты плохо усвоил эти уроки, мой сын, - устало отозвалась она.  -  Но
что сделано, то сделано. Пусть это не обернется злом для тебя.
   Она заплакала от своего бессилия, но быстро сдержала слезы.
   - Тебе не следует находиться здесь. Немедленно уезжай  в  Орлеан.  Не
дай им шанса восстать против тебя. О, мой сын,  что  сделает  Париж?  Не
показывайся в столице. Прошу тебя, извести легата.
   Она откинулась на подушки.
   - Святая Дева! - пробормотала Катрин. - К чему это приведет? Не  могу
сказать. Я знаю только, что то, ради чего я работала всю жизнь, обращено
в руины. Где мои дети? Их осталось  только  двое!  Моя  дочь  -  беглая,
неверная жена.  Мой  сын  -  король  Франции,  но  как  долго  он  будет
оставаться им? Господи, как долго?
   Король  посмотрел  на  мать.  Он  почувствовал,   что   ее   охватило
пророческое состояние; слова Катрин испугали его.
   Но она справилась с мрачным настроением. К ней  вернулась  ее  давняя
привычка не оглядываться назад, принимать неизбежное.
   Она начала отдавать приказы.
   - Где кардинал де Гиз?
   - Он арестован.
   - Освободи его.
   Король сузил глаза. Он исполнит желание матери. Он поступит так,  как
поступала она сама в ее лучшие годы. Он не должен забывать  о  том,  что
сейчас  она  -  старая  больная  женщина,  очень  слабая  и,   возможно,
потерявшая ясность ума. Он посмеется над  ней.  Кардинала  Гиза  следует
выпустить из темницы, в которую его заточили после убийства герцога,  но
лишь для того, чтобы он смог увидеть перед собой кинжалы друзей короля.
   - Мой сын, - взмолилась Катрин,  -  ты  должен  прислушаться  к  моим
словам.
   - Мама, - мягко произнес он, - ты болела. Ты многого не знаешь.  Будь
спокойна - я не забуду твои уроки. Не бойся - я  справлюсь  с  ситуацией
так как это сделала бы ты сама.
 
*** 
 
   Она лежала в кровати и волновалась. Она пыталась встать, но  к  горлу
подступила тошнота, и Катрин откинулась на подушки.  Она  с  отвращением
смотрела на окружавших ее фрейлин. Где Мадаленна? Где дамы  из  Летучего
Эскадрона? Чем они занимаются? Почему  ее  не  предупредили  об  ужасных
планах сына?
   Они считают ее  старухой,  чья  жизнь  заканчивается.  Но  она  будет
действовать до последнего вздоха.
   Она послала за Мадаленной.
   - Что с  тобой  случилось?  -  спросила  Катрин.  -  Почему  меня  не
проинформировали? Какие новости?
   - Мадам, кардинал Бурбон арестован. Мать герцога, принц  Жуанвилль  и
герцог Эльбеф брошены в тюрьму. Все Гизы, до которых дотянулся король...
находятся в заточении.
   - Я не могу лежать здесь, когда происходит такое, - закричала Катрин.
- Приготовьте мой паланкин. Я отправлюсь к кардиналу Бурбону.  Я  должна
поговорить с ним.
   Пока готовили паланкин, королеве-матери сообщили о том, что  кардинал
Гиз убит.
   Неужели король не понимает, спросила себя Катрин, что он подносит нож
к своему горлу? Неужели ему не ясно, что  уничтожая  опору  государства,
он, как Самсон, губит себя?
   Ее отнесли в паланкине в тюрьму к кардиналу Бурбону.
   - Месье, - сказала она, - вы - мой друг, мой мудрый старый друг.
   Но пожилой человек поднял  голову  и  засмеялся;  его  лицо  выражало
ненависть и презрение.
   - Мадам, - сказал он, - это плоды ваших действий. Это ваши  проделки.
С момента вашего приезда во Францию вы не знали покоя.  А  теперь  вы...
убиваете нас всех.
   - Я не причастна к убийству Гиза... и его брата, - закричала  Катрин.
- Это преступление разбило мое сердце.  Пусть  Господь  проклянет  меня,
если я стремилась к этому.
   - Мадам, - произнес кардинал, - теперь я  могу  оказать  то,  что  не
решался сказать раньше: я не верю вам.
   - Вы должны мне верить. Зачем  мне  было  совершать  такую  глупость?
Думаете, мне не ясно, что это означает?
   Он отвернулся от Катрин. Он был слишком стар,  чтобы  беспокоиться  о
своей судьбе. Он выдохся, как и сама Катрин.
   Она  ощутила  слезы  на  своих  щеках.  Ее  тошнило,  она  испытывала
головокружение. Дорога, похоже, отняла у нее оставшиеся силы.
   - Я ничего не могу сделать, - сказала она. -  Теперь  мне  это  стало
ясно. Никто не верит в то, что я не прикладывала руку к этим убийствам.
   - Мадам, - сказал кардинал, - почему люди  должны  верить  вам,  если
ваши руки обагрены кровью многих жертв?
   - Он был великим человеком... Франция нуждалась в нем.
   Спертый воздух темницы плохо действовал на Катрин;  она  чувствовала,
что упадет в обморок, если задержится здесь.
   - Я не в силах все это вынести, - пробормотала она. - Я слишком стара
для таких потрясений. Мое горе убьет меня. Я знаю это.
   Ее доставили назад в спальню; по дворцу распространился слух  о  том,
что королева-мать совсем плоха.
   Марго, находясь в изгнании, услышала о смерти герцога. Она  принялась
оплакивать возлюбленного ее молодости.
   Она подумала о том, что мужчин, которых она любила  особенно  сильно,
постигла насильственная смерть. Гиз, Ла Моль, Бюсси... все  они  мертвы.
Последний был убит мужем одной из его любовниц, когда, застигнутый им  в
спальне  жены,  выскочил  в  окно,  но  зацепился  камзолом  за  гвоздь;
разъяренный супруг избил Бюсси до смерти.
   Она заново оплакала каждого из них по очереди; но особенно сильно она
скорбела по Гизу; она вздрогнула, представив себе будущее  своей  семьи;
Марго, как и ее  мать,  знала,  что  брат  заплатит  за  совершенное  им
преступление.
 
*** 
 
   Король Наварры опечалился, услышав новость; он знал, что это  событие
отразится на нем  сильнее,  чем  на  ком-либо  во  Франции.  За  недели,
последовавшие  за  убийством  Гиза,  Наваррец,  ожидая  вестей,  похоже,
повзрослел, обрел новое достоинство. Казалось,  будто  другой  Наваррец,
изредка   напоминавший   о   своем    существовании,    подчинил    себе
безответственного  авантюриста.  Придет  время,   когда   ему   придется
исполнить свой долг, проявить себя в качестве величайшего короля, какого
знала Франция.
 
*** 
 
   Иногда Катрин было так плохо, что она не  воспринимала  обращенных  к
ней слов. Королеве-матери  сообщали  новости,  потому  что,  находясь  в
сознании, она требовала этого. Однако она не всегда четко сознавала, где
она находится. Ей казалось, что  она  -  маленькая  девочка,  живущая  в
обители Мюрате, вышивающая покрывало  для  алтаря  и  слушающая  рассказ
монахинь о плаще Святой Девы; она видела себя едущей  верхом  по  улицам
Флоренции; вокруг нее неистовствовала толпа, требуя крови Медичи;  затем
она превратилась в невесту, рядом с которой находился мрачный жених. Она
стала  королевой,  муж  которой  не  любил  ее  и  почитал  только  свою
любовницу; она была ревнивой женой, глядящей сквозь отверстия в полу  ее
покоев;  она  готовила  адское  зелье  для  человека,  которого   хотела
устранить;  она  не  подпускала  Паре  к  своему  сыну  Франциску;   она
насмехалась  над  шотландской  королевой  Марией;  она   инструктировала
воспитателей безумного Карла, как сделать из него извращенца; она  ждала
звона  колоколов,  которые  должны  были  известить   Париж   о   начале
Варфоломеевской ночи. Призраки прежней Катрин,  казалось,  стояли  у  ее
кровати.
   Смерть приблизилась к ней вплотную; Катрин знала к принимала это.
   Но, когда ненадолго возвращались силы, она испытывала желание  знать,
что происходит вокруг; смерть отступала; Катрин вспоминала о трагической
ситуации, которую она не смогла предотвратить. Она узнавала,  что  Париж
сходит с ума от гнева и требует крови короля; она понимала, что человек,
убивший кумира всего Парижа,  не  сможет  избежать  наказания,  которого
требовал город.
   Вдова герцога была беременна, что пробуждало  в  людях  сочувствие  к
ней. Ее называли Святой Вдовой. Она ходила по улицам в траурных одеждах;
горожане толпились вокруг нее,  целовали  платье  герцогини,  взывали  к
отмщению. Сестра Гиза, мадам  д