- Что же с ней случилось?
     - Говорят, что какое-то божество разъярилось и утащило ее в бездну. Но я так не думаю. А вы?
     Он приблизился ко мне и, пристально глядя мне в глаза, произнес:
     - Вы напоминаете мне эту женщину.
     У меня мелькнуло: "Он знает. Ему известно, почему я приехала сюда. Ведь не так уж трудно было бы узнать, что я, жена Пьетро Верлейна, - сестра известного археолога Роумы Брэнден. Об этом могли писать в газетах. Возможно, он догадался, что я здесь, чтобы раскрыть загадку исчезновения Роумы. Возможно... Какие жуткие мысли приходят в голову, когда оказываешься в заброшенном домике, да еще рядом с человеком, который... убил своего брата...
     - Я напоминаю вам эту женщину? - переспросила я ослабевшим голосом.
     - Внешне вы на нее не похожи. Она не была красива.
     Я покраснела.
     - Но я совершенно не имел в виду... - Нейпьер жестом дал понять, что мое смущение необоснованно, я слишком поспешила, решив, что меня он считает красивой. Как он любит унижать людей!
     - Мисс Брэнден держалась так, словно принадлежала к числу особо посвященных. И всегда была полностью уверена в своей правоте.
     - Во мне это тоже проявляется?
     - Я не говорил этого, миссис Верлейн. Я просто сказал, что вы напоминаете мне эту несчастную женщину.
     - Вы ее хорошо знали?
     - Для того чтобы почувствовать эту ее особенность, не требовалось близкое знакомство.
     И я опять довольно безрассудно повторила свой постоянный вопрос:
     - Как вы думаете, что же с ней все-таки произошло?
     - Вас интересует мое собственное предположение?
     - Да, если, конечно, вам не известны какие-то факты.
     - Но почему вы решили, что мне может быть что-то известно?
     - Вы были с ней знакомы, много беседовали. Возможно, она вам что-то рассказывала...
     - Ничего, что могло бы помочь в поисках.
     - А как вы считаете, что она была за человек?
     - Почему "была"? Не стоит говорить о ней в прошлом. Разве есть основания для полной уверенности, что она мертва? Я склонен думать, что ее увлекла какая-то новая идея. Хотя все выглядит весьма загадочно. И, возможно, это так и останется загадкой. Но не является ли эта загадка предупреждением, что не стоит тревожить прошлое?
     - Любой археолог, я уверена, не воспримет это предупреждение всерьез.
     - Судя по вашему тону, вы относитесь с одобрением к такому роду занятий. Значит, на ваш взгляд, нет ничего дурного в том, что люди ворошат прошлое?
     И он посмотрел на меня с той медленной, раздражающей улыбкой, которую я уже успела возненавидеть.
     - Ну, а у вас, видно, другое мнение, - с излишней горячностью произнесла я.
     - Я этого не говорил. В общем-то я имел в виду совсем не археологов. Вы кажетесь просто одержимой судьбой этой женщины. Я спросил вас, действительно ли вы считаете достойным занятием ворошить прошлое. У всех нас есть прошлое. И получается, что копаться в нем не является исключительным правом тех, кого занимает пыль времен.
     - Личное прошлое каждого касается только его одного. И я считаю, что лишь историческое прошлое подлежит раскрытию.
     - Прекрасно. Однако для тех, кто создал историческое прошлое, оно тоже было их личным. Но у меня хватило дерзости (что нередко со мной случается) предположить, что вы, как и я, предпочли бы вычеркнуть из памяти то, что было. Ах, ах, вы находите, что я веду себя неделикатно. Мне не следовало бы затрагивать эту тему, верно? О таких вещах воспитанные люди не говорят. Нужно было бы сказать: "Какой прекрасный день, миссис Верлейн. Ветер не такой холодный, как вчера". Затем мы бы обсудили погоду на прошлой неделе или что-нибудь еще столь же занимательное. Но тогда можно было бы вообще не разговаривать. Вам, видимо, не нравится, когда говорят откровенно.
     - Вы делаете слишком поспешные выводы. Что касается откровенности, то, насколько я заметила, обычно ею гордятся те, кто высказывается откровенно о других, но когда таким же образом говорят о них самих, то они это называют грубостью.
     Нейпьер рассмеялся, глаза его хитро заискрились.
     - Я докажу вам, что ко мне это не относится. О себе я буду говорить со всей прямотой. Что вы обо мне уже слышали, миссис Верлейн? Не говорите, я и так знаю. Да, я убил своего брата.
     - Мне говорили, что это был несчастный случай.
     - Принято так говорить ради всеобщего спокойствия.
     - Но я говорю не ради этого. Я откровенно передаю то, что слышала. Такие случаи бывали, я это знаю.
     Он только пожал плечами.
     - И хотя такие происшествия вызывают глубокое сожаление, - продолжила я, - о них лучше забыть.
     - Все же это был не обычный несчастный случай. Смерть наследника - красивого, обаятельного, всеми любимого. И застрелен он был своим братом, к которому в результате переходит право наследования и который не красив, не обаятелен и далеко не любим.
     - Он мог бы стать таким, если бы захотел...
     Нейпьер расхохотался, и я почувствовала горечь в его смехе. Он был жесток, озлоблен, он мстил миру, который так сурово с ним обошелся. И мне действительно стало жаль этого человека.
     Я сказала, может быть, даже с нежностью:
     - Никого не следует винить в том, что произошло случайно.
     Нейпьер приблизился ко мне, его глаза, такие сверкающие, странно голубые на смуглом лице, глядели прямо в мои.
     - Но как вы можете быть так уверены, что это произошло случайно? Как в это могут поверить другие?
     - Но ведь так оно и было! - воскликнула я.
     - Подобная уверенность, да еще столь эмоционально выраженная разумной женщиной, очень лестна.
     Я отогнула верх своего пальто и взглянула на часы, приколотые к платью.
     - Уже почти половина четвертого. Мне пора идти, - сообщила я и двинулась к двери. Но Нейпьер не тронулся с места, затрудняя мне проход.
     - Вы столько теперь знаете о нашей семье, - сказал он. - А я о вас почти ничего не знаю.
     - Не могу поверить, что вас это может заинтересовать. Что же касается того, что я узнала о вас, то это почти ограничивается тем, что вы мне сами только что рассказали. Я здесь в качестве учителя музыки, а не семейного хроникера или биографа.
     - А как было бы интересно, если бы вы служили здесь именно в качестве последнего. Может быть, мне следует предложить отцу именно так вас использовать. Какую замечательную хронику вы бы смогли написать. Представьте - убийство наследника... Да! Еще и исчезновение нашей исследовательницы прошлого, археолога. Это же все произошло здесь, в Лоувет Стейси.
     - Я занимаюсь другим делом. Я музыкант.
     - Однако вы проявляете такой живой интерес ко всему, что касается нашего дома. И вы просто заворожены судьбой этой несчастной женщины и, кажется, только потому, что она исчезла именно здесь.
     - Нет, это не так.
     - Не так? Вас бы в той же мере интересовало ее исчезновение, случись это где-нибудь в другом месте?
     - Тайны всегда притягивают к себе.
     - Да, они кажутся куда интереснее, чем какое-нибудь откровенное убийство выстрелом наповал. Тем более, что мотив ни у кого не вызывает сомнения.
     - У несчастных случаев не бывает мотивов. Они просто... происходят и все.
     - Весьма любезно с вашей стороны, что вы пытаетесь убедить себя в том. Но возможно, когда вы выслушаете все то, что вам кое-какие личности непременно расскажут, вы измените свое мнение.
     Поведение Нейпьера озадачило меня. Я не понимала, почему для него важно мое мнение. Желание поскорее выбраться отсюда совершенно исчезло. Теперь мне хотелось остаться и поговорить с ним. Странным образом он напомнил мне Пьетро, которого могли довести до исступления критические замечания, совершенно, как он уверял, не имеющие для него никакого значения.
     От воспоминаний о Пьетро мое напряжение несколько спало и, видимо, почувствовав это, Нейпьер заговорил снова:
     - Меня здесь не было очень долго, миссис Верлейн. Я жил в поместье моего двоюродного брата в глубинке Австралии. Поэтому простите, если мне не хватает английской обходительности. Мне хотелось бы изложить вам свою версию... этого несчастного случая, если разрешите.
     Я кивнула.
     - Представьте себе двух мальчиков... хотя нет, все-таки не мальчиков, а юношей. Боументу было почти девятнадцать, а мне семнадцать. Все, что делал я, вызывало неодобрение. Это и понятно. Он был как бы белой овцой, а я - черной. Черным очень обидно, что их чернят, и чем больше их чернят, тем чернее они становятся. И так происходит до тех пор, пока дело не дойдет до убийства брата.
     Если бы я в этот момент почувствовала в нем хоть какой-то проблеск сожаления, мне бы стало легче, но он говорил так спокойно, так хладнокровно, что у меня мелькнула мысль: "И все-таки это мог быть не несчастный случай".
     - Но все это произошло так давно, - упавшим голосом произнесла я.
     - Есть события, которые не забываются. У вас умер муж. Он был знаменит. Даже я, филистер, как вы столь любезно успели отметить, воспитанный не для салонных бесед, и то слышал о вашем муже. И вы рядом с ним, тоже талантливы...
     Его взгляд внимательно скользнул по моему лицу, и затем он сказал чуть ли не с насмешкой:
     - Ваша семейная жизнь, должно быть, была сплошной идиллией.
     Когда он говорил, у меня перед глазами возникло гневное лицо Пьетро, ведь сейчас к его гениальности проявили хоть и легкое, но все-таки - пренебрежение, и я уже слышала знакомые язвительные замечания, которые он отпускал в таких случаях. И у меня промелькнула мысль: "Нейпьер знает, какая на самом деле была у меня семейная жизнь, и ему хочется отравить мои воспоминания о том хорошем, что все-таки в ней было. Как же он жесток. Ему нравится разрушать. И ему приятно мучить Эдит. Он бы и мне причинял боль, если бы имел возможность. Но я пока неуязвима. Моя семейная жизнь - только тут его удары могут достичь цели".
     - Мне не стоило, видимо, затрагивать эту тему, - заметил Нейпьер. Казалось, он сумел проникнуть в мое прошлое и понять, что оно для меня мучительно. - Я ведь напомнил вам о том, что вы предпочли бы забыть.
     Ровный тон его голоса ранил еще больше, чем колкости, потому что я понимала, каким унизительным снисхождением к моей боли он вызван.
     - Мне уже действительно пора идти, - сказала я. - Надо еще подготовиться к урокам.
     - Разрешите проводить вас, - предложил он.
     - О, совершенно излишне.
     - Но я тоже иду домой. Хотя, конечно, если вы против...
     - У меня нет оснований быть против.
     - Спасибо, миссис Верлейн, - он сделал легкий ироничный поклон. - Выражаю вам свою сердечную признательность.
     Нелепое ощущение опасности не покидало меня. "Вы напоминаете мисс Брэнден", - сказал он мне. Что кроется за этими словами?
     Когда мы проходили мимо раскопок, Нейпьер совершенно неожиданно сказал:
     - Никто из ее родных до сих пор не дал о себе знать. Правда, я слышал: ее родители погибли во время экспедиции.
     - О ком вы?
     - О загадочно исчезнувшей женщине. Вас бы удивило, если бы в один прекрасный день она вдруг появилась, и оказалось бы, что все произошло... Ну, скажем, из-за ее рассеянности. Кстати, ее исчезновение привлекло сюда множество людей, этого бы не сделали никакие археологические находки.
     - Не думаю, что тут кроется намерение произвести сенсацию. Уверена, у нее не было подобных планов.
     - Почему вы так уверены?
     - Я... полагаю, она не из тех людей, которые способны на такое.
     - У вас доброе сердце, и вы видите в людях только хорошее.
     Он начал рассказывать мне о сделанных здесь археологических находках, и у меня создалось впечатление, что он очень хорошо о них осведомлен. В особенности он отметил мозаичный пол. Краски мозаики сохранились такими яркими, что вряд ли, по его мнению, есть нечто подобное где-нибудь еще в Британии. И тут я необдуманно сказала:
     - Этому помогло покрытие из льняного масла и открытый солнечный цвет. - Я бессознательно повторила слова Роумы. - Хотя, конечно, цвета были бы еще ярче, если бы находились под лучами тропического солнца.
     - Какие у вас познания! - удивился Нейпьер. Вот еще одна моя оплошность. Этот человек странным образом лишает меня самоконтроля. Он улыбнулся, и я увидела блеск его ослепительно белых зубов, поражавших не меньше, чем ярко-голубые глаза на его смуглом лице. - А вы, случайно, не скрытый археолог?
     Я рассмеялась... довольно натянуто.
     - Может, вы приехали сюда с какой-то тайной миссией? - продолжал допытываться он. - Не собираетесь ли вы тайком выбираться по ночам и производить раскопки в фундаменте нашего дома?
     У меня опять мелькнула мысль: "Вероятно, он все знает. Если это действительно так, что он предпримет? Он убил своего брата. А Роума? Какое отношение он может иметь к исчезновению Роумы?
     Я постаралась сказать как можно спокойнее:
     - Если бы вы хоть чуть-чуть разбирались в археологии, вы бы сразу поняли, что я почти ничего в ней не смыслю. А то, что льняное масло и солнце обладают свойством сохранять цвет, - это общеизвестно.
     - Не могу согласиться. Лично я этого не знал. Но, возможно, мои познания слишком ничтожны по сравнению с другими.
     Перед нами уже возвышались мощные стены дома, выглядевшие необыкновенно величественно на фоне голубого неба.
     - В одном моя семья похожа на древних римлян, - сказал Нейпьер. - Мы тоже умели выбирать место для строительства дома.
     - Да, дом великолепен, - согласилась я.
     - Я рад, что наше обиталище вызывает у вас одобрение.
     - Вы, должно быть, гордитесь тем, что принадлежите к такому дому.
     - Я бы предпочел говорить, что дом принадлежит нам. Вы, наверное, представляете себе, какие необыкновенные истории могли бы поведать эти стены. Вы романтик, миссис Верлейн.
     Опять Пьетро. Его слова! "Ты - романтик при всей своей кажущейся приземленности..." Неужели это проявляется так сильно, несмотря на то, что после смерти Пьетро я прилагаю столько усилий, чтобы избавиться от этого своего свойства.
     - Но на самом-то деле это даже благо, - продолжал Нейпьер, - что камни молчат. Они бы могли такое поведать, что повергло бы вас в смятение. Но вы ведь верите во все лучшее в людях, миссис Верлейн?
     - Я стараюсь, но до тех пор, пока со всей очевидностью в них не проявляется худшее.
     - Философ и музыкант в одном лице! Какое милое сочетание!
     - Это насмешка?
     - Иногда бывает очень приятно посмеяться. Но я даже и не надеюсь, что ваше благожелательное отношение к людям распространяется и на меня. Когда знак зверя обнаруживается с такой очевидностью, даже самым добросердечным философам ничего не остается, как принять это как факт.
     - Знак зверя?
     - Ну, да! Ведь я был клеймен им. Когда убил брата. - Нейпьер приложил ладонь ко лбу. - Он здесь, понимаете. И никто не сомневается, что он на мне. И вы тоже не станете сомневаться, миссис Верлейн, стоит вам только пристальнее взглянуть. Но даже если вы его и не увидите, множество людей вам на него укажут.
     - Не надо так говорить, - остановила я его. - В ваших словах слишком много горечи.
     - Неужели? - он широко раскрыл глаза и рассмеялся. - Нет, в них - реальная оценка. Вы еще это поймете. Если хоть раз человека заклеймят знаком зверя - только чудо может снять этот знак.
     Вдали морская гладь сверкала в лучах полуденного солнца. С высоты холма, где располагался дом, был виден городок, его улицы, казалось, уходили прямо в море.
     Никто из нас двоих не сказал больше ни слова. Мы расстались во внутреннем дворике, и я поднялась к себе в комнату, растревоженная этой встречей.

***

     Ближе к вечеру, когда у меня выдался свободный час, я вышла в парк. Теперь я уже хорошо его знала. Мне очень нравились и его лужайки, и цветники, но любимым местом оставался окруженный стеной маленький садик, на который я случайно набрела в первый день. Одна сторона стены была покрыта диким виноградом с зелеными плотными листьями, и я представляла себе, как вспыхнут они пурпуром под лучами осеннего солнца. В этом укромном саду царило спокойствие и умиротворенность. Здесь я могла прийти в себя после встречи с Нейпьером в домике Роумы.
     Несколько минут я просидела на скамейке у пруда, глядя на белоснежные лилии, как вдруг почувствовала, что я не одна.
     У зеленой изгороди в дальнем конце садика стояла мисс Стейси. Она держала себя так тихо, что я не сразу ее заметила. На ней было зеленое платье, которое казалось частью тех кустов, у который она замерла. Мне стало не по себе, когда я представила, что она, вероятно, наблюдала за мной те несколько минут, что я провела на скамейке.
     - Добрый день, миссис Верлейн, - воскликнула она весело. - Это ваше любимое место. Я знаю.
     Она устремилась ко мне, кокетливо грозя мне пальчиком. В волосах у нее я заметила зеленые бантики - под цвет платья.
     Она, должно быть, уловила мой взгляд, дотронулась до них.
     - Всегда, заказывая себе новое платье, я обязательно делаю бантики из того же материала. У меня для каждого платья свои бантики.
     На ее лице появилось довольное выражение, и, казалось, она ждала, что я выкажу одобрение ее сообразительности. Манерой держать себя и голосом эта женщина походила на девочку. Когда же она приблизилась, меня вновь повергло в смятение неестественное сочетание ее ребячливости и старческих пятен на коже и глубоких морщин вокруг глаз.
     - Знаете, а вы очень изменились со дня своего приезда, - сообщила она.
     - Неужели это возможно за такое короткое время?
     Мисс Стейси села рядом со мной.
     - Здесь так тихо. Прелестный маленький сад, вы не находите? О, нет смысла спрашивать. Вы бы не приходили сюда, если бы думали иначе. Здесь чувствуешь себя защищенным от других людей. Но это не так.
     - В каком-то смысле это так. Сюда почти никто не заходит.
     - Со временем вы поймете, что я права. Вы мне кажетесь очень умной. И знаете об очень многих вещах помимо музыки.
     - Спасибо.
     - И... я рада, что вы приехали сюда. Я уже твердо решила написать ваш портрет.
     - Это очень любезно.
     - Но это может оказаться и не столь уж любезным, - рассмеялась мисс Стейси. - Некоторые художники отнюдь не любезны, потому что они пишут то, что видят, и может случиться, что они увидят не то, что хотелось бы их моделям.
     - Но мне было бы интересно узнать, что вы обо мне думаете.
     Она, кивнув, добавила:
     - Но надо еще немного подождать.
     - Конечно. Мы ведь виделись всего один раз.
     Мисс Стейси рассмеялась.
     - Но я-то видела вас много раз, миссис Верлейн. Вы меня очень интересуете.
     - Приятно слышать.
     - Но это опять же может оказаться не столь приятным. Все зависит...
     Она прижала руку к губам, словно молоденькая девушка, которая что-то скрывает. Вот еще одна из семейства Стейси, кто вызывает во мне постоянную тревогу.
     - Я видела вас сегодня, как вы шли домой... - сказала мисс Стейси, закивав, как китайский болванчик. - С Нейпьером.
     Хорошо, что я не покраснела и не выдала своего смущения.
     - Мы случайно встретились... на раскопках, - поспешно объяснила я, и тут же поняла, какую глупость сделала, ведь мое объяснение можно было принять за попытку оправдаться.
     Мисс Стейси опять качнула несколько раз головой, что, вероятно, должно было означать, что она - мудра и все прекрасно понимает.
     - Вы интересуетесь римскими развалинами, миссис Верлейн?
     - Когда здесь нашли римское поселение, это у многих вызвало большой интерес.
     Мисс Стейси внимательно оглядела меня, проказливо смеющиеся глаза засверкали в складках старческих век.
     - Но некоторые все же проявляют больше интереса, чем другие. Вы согласны?
     - Вполне.
     Мисс Стейси встала и, прижав руки к груди, торжественно провозгласила:
     - Я тоже могу показать вам интересные развалины, и совсем близко отсюда. Не хотели бы взглянуть?
     - Развалины? - удивилась я. Она поджала губы и кивнула.
     - Да. Пойдемте! - Она протянула руку, и мне ничего не оставалось, как взять ее, как только посчитала удобным.
     - У нас здесь еще есть развалины. Вы