их гористых. Это был тот самый лес,
напомнила я себе, в котором охотился Вильям Завоеватель и где его сын Вильям
Руфус погиб загадочной смертью.
   Я сказала:
   - Довольно странно называть это место новым лесом.
   - Что? В каком смысле?
   - Как же лес может быть новым, если ему уже лет восемьсот от роду?
   - Представь себе, когда-то он же был новым, - отреагировал Джефферс.
   - Говорят, что он был заложен на человеческой крови...
   - У тебя забавные сведения о наших краях, мисс...
   - Так это ведь не я говорю. Мужчин заставляли покидать дома и закладывать
этот лес. Но если кто-нибудь убивал оленя или кабана, то ему  либо  отрубали
руку, либо выкалывали глаза. А то могли без всякого суда повесить на дереве.
   - Здесь не водятся  кабаны  уже  очень  давно,  мисс.  И  я  лично  таких
рассказов о нашем лесе никогда не слышал.
   - Ну и что? Зато я слышала. Мы же изучали по истории период  норманнского
завоевания. Он мрачно кивнул.
   - Ты собираешься провести все каникулы у нас? Честно говоря, я  удивился,
когда узнал, что на это было дано разрешение. Но твоя матушка топнула ножкой
и раздобыла разрешение. Мистер Мильнер дал согласие, и это меня удивило.
   - А почему вас это удивило?
   - А потому, что он из тех, кто не переносит присутствия детей в доме.
   - А вообще какой он?
   - Да, это вопрос. На него так сразу и не ответишь. Я думаю, что  вряд  ли
кто-нибудь однозначно определит, каков мистер Сильвестер Мильнер.
   - Ну, он хоть молод?
   Он внимательно посмотрел на меня.
   - По сравнению со мной.., он не так, чтобы очень стар.  Но  если  речь  о
тебе, то он весьма не молодой джентльмен.
   - Ну, а если его ни с кем не сравнивать, лет-то ему сколько?
   - Господи, мисс, ты прямо создана для вопросов! Ну откуда же  мне  знать,
сколько лет мистеру Сильвестеру Мильнеру?
   - Ну, примерно-то вы предположить можете?
   - Нет, нет смысла гадать. Как пить дать, ответ не будет верным...
   Я поняла, что из этого человека никаких сведений о  Сильвестере  Мильнере
мне не вытянуть, и переключилась на изучение окружающего нас пейзажа.
   Сумрак декабрьского раннего вечера и этот лес в  моем  воображении  стали
рисовать образы тех, кто здесь охотился и кого норманнские короли  ловили  и
пытали.
   К тому времени как мы добрались до усадьбы  Роланд,  я  чувствовала  себя
так, словно должно произойти что-то необычное.
   Мы повернули на дорогу, где росли хвойные деревья. Этот отрезок пути  был
длиной примерно в полмили,  и,  казалось,  прошло  немало  времени  до  того
момента, как мы достигли газона, за которым и виднелся дом.
   Он выглядел строго и величаво, было видно, что  строили  его  во  времена
короля Георга. Дом поразил меня  с  первого  взгляда  своей  надменностью  и
аскетичностью. Возможно, потому, что  в  своем  воображении  я  представляла
сооружение в виде замка, с зубчатыми стенами, башенками и  узкими  прорезями
вместо  окон.  Эти  прорези,  напоминающие  бойницы,  в  этом  здании   были
симметрично расположены на уровне первого этажа. На следующем они  были  уже
заметно выше, зато опять уменьшались на очередном, а наверху были квадратной
формы. Это производило своеобразное впечатление - как будто бы  элегантность
архитектуры восемнадцатого  века  была  приближена,  насколько  возможно,  к
готике более ранних периодов.
   Над основной входной дверью было великолепное веерообразное окно,  а  две
колонны поддерживали портик.
   Позднее я  восторгалась  зарослями  жимолости  на  стенах  по  греческому
образцу, но сейчас мое внимание привлекли два каменных дракона  в  китайском
стиле, сидевшие у основания колонн. Они выглядели довольно свирепо и к  тому
же явно выбивались из  всего  остального  окружения,  выдержанного  в  чисто
английском стиле.
   Дверь открыла девушка в черном  шерстяном  платье  и  белой  наколке,  ее
передник был накрахмален так,  что  казался  жестяным.  Видимо,  она  загодя
услышала звук подъезжающей двуколки.
   - Вы та юная леди из школы, - констатировала она. - Заходите, а я оповещу
мадам, что вы уже здесь.
   Мадам! Вот как тут титуловали мою матушку!
   Я  внутренне  усмехнулась,  и  вдруг  меня  стало  окутывать  удивительно
приятное чувство спокойствия.
   Я стояла в холле и глазела по сторонам.
   С потолка, украшенного  достаточно  скромными  лепными  узорами,  свисала
люстра. На второй этаж вела винтовая чугунная  лестница,  очень  изящная.  Я
стала прислушиваться. Кроме звука тикающих часов, ничто не нарушало тишину.
   Что-то уж очень тихо, просто подозрительно тихо, отметила я про себя.
   И в этот момент на лестнице возникла мама. Она сбежала ко мне вниз, и  мы
слились в крепком объятии.
   - Мое дорогое дитя, наконец-то ты со мной.  Я  дни  считала...  Где  твои
вещи? Я распоряжусь, чтобы их отнесли в твою комнату. Прежде  всего,  следуй
за мной. Нам есть о чем поговорить.
   Она выглядела не так, как раньше. Ее платье из черного шелка  при  каждом
движении шелестело как листья на ветру. Она была в капоре и вообще держалась
весьма уверенно.
   Домоправительница этого весьма величественного особняка весьма отличалась
от мамы, обитавшей в нашем маленьком домике.
   Она, как я думаю,  старалась  сдержать  свои  эмоции,  когда  мы,  крепко
взявшись за руки, поднимались по лестнице. Неудивительно, что я не  слышала,
как она появилась в первый момент: толстые ковры скрадывали любой шорох.  Мы
шли и шли вверх по лестнице. Она была расположена так, что с любого  пролета
можно было увидеть внизу холл.
   - Какой поразительный дом, - прошептала я.
   - Он очень уютный, - ответила она.
   Ее комната была на втором  этаже,  вся  в  тяжелых  шторах;  мебель  была
изящной, и хотя тогда я была не в состоянии оценить, позднее я  узнала,  что
кабинетный гарнитур был работы  Хепплуайта  -  гнутые  удивительно  красивой
формы кресла и стол.
   - Мне хотелось поставить свою мебель,  -  заявила  мама,  перехватив  мой
взгляд. На ее лице была унылая гримаса. - Но мистер Сильвестер  Мильнер  был
просто потрясен моим старьем. А ведь оно было таким родным...
   Эта мебель была красивой и элегантной, как раз под стиль этой комнаты.  Я
не могла не признать соответствия, но все же не было  чувства  "домашности",
как в нашем старом доме.
   Камин  был  разожжен,  и  стоявший  на  его   решетке   латунный   чайник
посвистывал.
   Мама закрыла дверь и улыбнулась. Она еще раз стиснула  меня  в  объятиях.
Затем как бы выскользнула из  образа  надменной  домоправительницы  и  стала
просто моей мамой.
   - Рассказывай все, как есть, - потребовала я.
   - Чайник вот-вот вскипит, - ответила она, - и мы поболтаем за чашкой чая.
Мне кажется, я не видела тебя целую вечность!
   Чашки были уже на подносе, она кинула  три  ложки  заварки  в  фарфоровый
чайничек.
   - Пусть настаивается. Итак, - продолжила она, - кто бы мог подумать,  что
все образуется так хорошо.., даже очень хорошо.
   - А что можно сказать о нем?..
   - О ком?
   - О мистере Сильвестере Мильнере.
   - Его сейчас нет.
   Лицо мое стало таким кислым, что она засмеялась.
   - Это же прекрасно, Джейн. Весь дом в нашем распоряжении.
   - Но я хотела увидеть его!
   - А я-то надеялась, что ты хотела  видеть  меня...  Я  подошла  к  ней  и
поцеловала ее.
   - Ты устроилась.., и правда счастлива? - спросила я.
   - Лучше просто и быть не может. Я верю, что все это для нас устроил  твой
отец.
   С самого момента смерти отца она верила, что он с  небес  опекает  нас  и
поэтому с нами не может случиться ничего дурного.
   В ней странным образом смешивались сильные оккультные чувства  и  крепкий
здравый смысл, и хотя она твердо была убеждена, что мой отец  ведет  нас  по
самому правильному  пути,  она  же  и  выбирала  самый  оптимальный  вариант
действий.
   Было очевидно, что ей нравится ее положение в усадьбе Роланд.
   - Если бы мне пришлось выбирать, то  лучшего  места  просто  нельзя  было
придумать. У меня здесь солидное положение. Горничные уважают меня.
   - Я заметила, что они называют тебя мадам.
   - Да, это я потребовала такую  долю  уважения  к  моей  персоне.  Дженни,
запомни навсегда, что люди воспринимают тебя  с  той  степенью  уважения,  с
какой ты сама к себе относишься. Поэтому я и решила поднять планку.
   - А много здесь прислуги?
   - Три садовника, причем двое  из  них  женаты  и  живут  в  коттеджах  на
территории усадьбы. Еще есть кучер - мистер  Джефферс  и  его  супруга.  Они
живут при конюшне. Жены двух садовников работают в доме.
   Есть еще Джесс и Эми, первая из них - горничная,  а  вторая  -  уборщица.
Следующий мистер Каттервик, дворецкий, и миссис Коуч - кухарка.
   - И ты руководишь ими всеми?
   - Я не думаю, что мистер Каттервик и миссис  Коуч  были  бы  в  восторге,
услышав твое определение, что  я  ими  руковожу.  Мне  так  кажется.  Мистер
Каттервик -  славный  джентльмен.  Он  мне  рассказал,  что  ему  доводилось
работать в имениях и пошикарнее этого. Что  касается  миссис  Коуч,  то  она
полновластно распоряжается  всем  кухонным  хозяйством,  и  горе  тому,  кто
посмеет вмешаться в ее дела.
   Моя мама обладала веселым нравом и чувством  юмора.  Я  думаю,  это  было
одной из  главных  ее  черт,  которые  привлекли  к  ней  отца.  Сам  он,  в
противоположность ей, был тихим и замкнутым, легко ранимым, а  она,  по  его
словам, напоминала ему маленького задиристого воробья, готового сражаться за
свои права хоть с орлом. Представляю себе, как она управляла  этим  домом...
За исключением кухарки и дворецкого.
   -  Прекрасный  дом,  -  заметила  я,  -  только  немного  мрачноватый   и
таинственный.
   - Это все твои фантазии! Он выглядит мрачно потому, что не  горят  лампы.
Сейчас я зажгу.
   Она сняла стекло с лампы, стоящей на столе, и поднесла горящую  спичку  к
фитилю.
   Мы пили чай, грызли бисквиты, которые мама достала из жестяной коробки.
   - А ты виделась с мистером Сильвестером Мильнером,  когда  обратилась  по
поводу этого места?
   - Естественно, мы виделись с ним.
   - Расскажи мне о нем.
   Несколько секунд  она  сидела  молча,  и  в  глазах  ее  было  совершенно
отсутствующее выражение, как будто  она  на  мгновение  впала  в  обморочное
состояние. Это было так необычно для нее, чтобы она хоть и на короткое время
теряла дар речи, что я сразу подумала - здесь что-то не так.
   - Он.., джентльмен, - наконец сказала она.
   - А где он сейчас?
   - В отъезде, по делам. Он часто уезжает по делам.
   - Так зачем же он держит такой большой дом, набитый слугами?
   - Ну, это его дело...
   - Он, наверное, очень богат.
   - Он - купец.
   - Купец?
   - Он много путешествует по свету, бывает в разных местах..,  например,  в
Китае.
   Я вспомнила о китайских каменных драконах внизу.
   - Обрисуй мне его.
   - Его описать не так-то просто.
   - Почему?
   - Видишь ли, он не такой, как другие...
   - Когда мне удастся увидеть его?
   - Как-нибудь уж наверняка увидишь.
   - На этих каникулах?
   - Ну нет, я не думаю, что он вернется в ближайшее время. Хотя мы  и  сами
толком не знаем. Он появляется неожиданно.
   - Что, как привидение, что ли? Она рассмеялась.
   - Вовсе нет. Я имею в виду, что он просто  не  предупреждает  нас,  когда
возвратится.
   - Он красивый?
   - Найдутся те, кто может сказать о нем так.
   - А чем он торгует?
   - О, он продает много различных вещей. Это было так непохоже на мою  маму
- такая уклончивость в ответах. А ведь она была самой большой  болтушкой  из
всех женщин, которых  я  знала.  И  мое  первое  ощущение,  что  с  мистером
Сильвестером Мильнером что-то нечисто, явно оправдывалось.
   - Да, еще кое-что, -  добавила  мама.  -  Иногда  тебе  будет  попадаться
довольно странно выглядящий человек.
   - Что за человек?
   - Китаец. Его зовут Линг Фу. Он совсем не такой,  как  другие  слуги.  Он
путешествует вместе с мистером Мильнером и охраняет его личную сокровищницу.
Никто из обитателей этого дома там никогда не был.
   Глаза  мои  сверкнули.  С  каждой  минутой  все  становилось  еще   более
таинственным.
   - А что он прячет в своей сокровищнице? - спросила я.
   Мама рассмеялась.
   - Ну, теперь тебе достаточно  сведений,  чтобы  разыгралась  фантазия?  А
между тем объясняется все очень просто. Мистер  Мильнер  собирает  редкие  и
дорогие вещи - драгоценные камни, кораллы, слоновую кость. Он покупает их  и
перепродает, но часть сокровищ хранится здесь, пока он  ищет  покупателя.  А
Линг Фу приглядывает за этими вещами, смахивает с них пыль.  Мистер  Мильнер
объяснил мне, что будет лучше, если этим делом будет  заниматься  один  Линг
Фу, других слуг привлекать не стоит.
   - А ты была когда-нибудь в этой комнате, мама?
   - Да мне, собственно, нечего там делать. Я отвечаю  за  общий  порядок  в
доме. В этом моя главная обязанность.
   Я глядела на огонь и видела  разные  картины.  В  какой-то  момент  вдруг
возникло лицо, выражение его было  добрым,  потом  вспыхнул  уголек,  и  оно
изменилось,  неуловимо  перейдя  в  злобное.  Мистер   Сильвестер   Мильнер?
Наверное, он такой.
   Мама  показала  мне  мою  комнату.  Она  была  небольшой,  рядом   с   ее
собственной. В комнате имелось большое окно, чуть ли не от пола до  потолка.
Комната была меблирована весьма скромно, хотя и со вкусом.
   - Ты можешь, если захочется, погулять по парку. Конечно,  сейчас  многого
не увидишь, но он очень красивый. Чудо как хороши лужайки  -  прямо  как  на
картине! А весной и летом, говорят, такие цветы, что просто трудно поверить,
что они живые. Кстати, ты увидишь, как интересно  построен  дом  -  в  форме
буквы "Е", только средняя линия развернута в другую сторону.  Смотри..,  вот
сюда. Видишь вон те два окна. Там и находится сокровищница мистера Мильнера.
При дневном свете ты рассмотришь все гораздо лучше, - добавила мама.
   Она была очень довольна собой, поскольку прекрасно справлялась со  своими
обязанностями домоправительницы.
   Мы возвратились в ее комнату и говорили, говорили обо всем на свете!  Мне
передалось ее восторженное настроение. Все сложилось так, как  ей  хотелось.
Кто бы мог поверить, что такая удача возможна?
   В этот первый вечер в усадьбе Роланд  я  была  необыкновенно  возбуждена,
может быть поэтому ночь оказалась не из  легких.  Ветер,  задувавший  сквозь
ветви деревьев, разбивался, казалось мне, на множество голосов, и эти голоса
без конца повторяли имя: "Мистер Сильвестер Мильнер".
   А вообще каникулы получились интересными.
   Я сразу же подружилась с прислугой.
   - Очень хорошо, - заметила мама, - что миссис Коуч  приняла  тебя,  да  и
мистер Каттервик не имеет возражений против твоего присутствия.
   Я всегда оказывалась рядом, когда садовники срезали еловые  ветви,  и  мы
относили их в дом. Я была в саду, когда срезали  и  ветки  омелы  .
   На кухне стоял замечательный дух, поскольку миссис  Коуч,  чья  массивная
фигура и розовые пухлые щеки так хорошо сочетались с фамилией ,  выпекала  бесчисленные   пироги   и   суетилась   над
рождественскими  пудингами.  Она,  возведя  меня  в  ранг  своей   любимицы,
разрешила отведать кусочек, как она сама его определяла, "пробного" пудинга.
   Этот день, пожалуй, был самым счастливым в новом моем календаре, отсчет в
котором начался с даты смерти отца. Я сидела около кухонной  плиты,  слушала
бормотание подходящего теста и смотрела, как  миссис  Коуч  достает  готовые
изделия специальной вилкой и накладывает их в рядок. Позже  всего  появилась
маленькая корзиночка, в которой и было то, что мне предстояло попробовать. Я
села за стол и стала есть отрезанный кусок пудинга.  Я  наблюдала  за  лицом
миссис Коуч - оно меняло выражение: сначала было видно напряженное ожидание,
потом на нем отразилось колебание и, наконец, удовлетворение.
   - Может, получилось не так хорошо, как в прошлом году, но явно лучше, чем
в позапрошлом.
   Но все те, кто были наделены привилегиями вкусить  первые  куски,  начали
бурно протестовать, утверждая, что  никогда  еще  пудинги  не  удавались  ей
лучше, чем в этот раз, и что  вообще  миссис  Коуч  просто  не  в  состоянии
создать плохой пудинг, даже если будет очень стараться.
   В награду за такие цветистые комплименты каждый из нас получил стакан  ее
особого вина из пастернака, а мистер Каттервик  и  моя  мама  были  поощрены
щедрее - соответствующим количеством тернового джина. Видимо,  это  означало
их общую принадлежность к высшему слою местного общества.
   Миссис Коуч сказала мне, что в прежние времена здесь жила Семья, но никто
не собирался верить ей - не потому что не хотели, - все правда,  такие  дома
должны передаваться из  поколения  в  поколение,  тогда  возникает  явление,
известное под названием "корни".  Просто  это  был  с  ее  стороны  довольно
прозрачный и при этом косой намек на мистера Сильвестера Мильнера.
   - А он не явится домой к Рождеству? - спросила жена одного из садовников.
   - Надеюсь, что  нет,  -  заявила  Джесс,  горничная,  на  которую  весьма
выразительно посмотрел, явно не одобряя такой тон, мистер Каттервик, а  я  в
очередной раз почувствовала нечто среднее между благоговением и страхом. Так
бывало всякий раз, когда я слышала имя мистера Сильвестера Мильнера.
   Моя  мать,  как  и  мистер  Каттервик,  некоторым  образом  держалась  на
определенном расстоянии от  слуг.  Человек  должен  иметь  твердую  позицию,
говорила она мне и добавляла, что за это убеждение слуги и уважают ее.
   Они знали, что мама многое повидала на этом свете, и знали, что я учусь в
школе Клантона, куда, как информировала их миссис Коуч, ходила и  одна  леди
из Семьи.
   - Конечно, - подчеркнула миссис Коуч, - когда здесь обитала  Семья,  дочь
домоправительницы не могла бы посещать ту же школу, что и  одна  из  девочек
Семьи. Это даже не пришло бы никому в голову. Но теперь все по-другому.
   Я  никогда  бы  не  поверила,  что  могу  так  радоваться  рождественским
каникулам без моего отца. Это было как-то странно, но все перевешивала тайна
мистера Сильвестера Мильнера.
   Я старалась узнать все, что возможно, о нем. Я установила, что он никогда
не говорит много, но совершенно определенно дает понять, что все в этом доме
должно следовать заведенному  им  порядку.  Он  переоборудовал  дом  с  того
времени, как стал его владельцем после отъезда Семьи. Он даже установил этих
языческих драконов внизу.
   Семья, видимо, попала в тяжелую ситуацию и была  вынуждена  продать  дом.
Тут  появился  он  и  купил  его.  По  дому  он  передвигается  бесшумно,  -
подчеркнула миссис  Коуч.  -  Вдруг  ты  обнаруживаешь,  что  он  здесь.  Он
объясняется с  этим  Линг  Фу  на  каком-то  тарабарском  языке.  Часто  они
закрываются вдвоем в сокровищнице.
   Я думаю, мне повезло, что мое первое Рождество без отца прошло совершенно
не так, как бывало раньше. Это снизило боль  воспоминаний.  Я  поделилась  с
мамой своими соображениями, назвав это чудом, но мама объяснила мне, что все
устроено отцом; это он привел нас сюда, потому что продолжает, как и раньше,
заботиться о нас.
   Похоже, так оно и было, потому что все шло просто прекрасно.
   Мы очень весело украсили ту часть дома, где жила прислуга, омелой, плющом
и падубом, и даже мистер Каттервик, добродушно усмехаясь, только мягко корил
расходившихся горничных. В канун Рождества пришли исполнители рождественских
гимнов и пели их внизу перед домом. А мама опустила  от  имени  нашего  дома
шиллинг в их жестяную кружку.
   - Конечно, когда здесь была Семья, - припомнила миссис Коуч,  -  бродячих
певцов приглашали в холл и Хозяин, и  Хозяйка,  и  все  другие  члены  Семьи
угощали их горячим пуншем и сладкими пирожками. И такая  традиция  держалась
не одно поколение. К сожалению, времена поменялись...
   У нее на кухне стояло кресло-качалка, и она очень любила раскачиваться  в
нем туда и обратно после нелегкой работы по кухне. Так она отдыхала.  С  тех
пор как появилась я, ей понравилось беседовать  со  мной,  а  мне  все  было
интер