жки. А хозяйка скакала верхом от
дома. Она, хозяйка, была хорошая наездница. А Джилли возьми да и выскочи  из
кустов прямо под копыта. Ну и упала она и головой сильно ударилась. Счастье,
что не насмерть.
   - Бедняжка Джилли! - воскликнула я.
   - Хозяйка очень расстроилась. Все себя винила, хотя  она-то  тут  ни  при
чем. Джилли сама виновата. Ей  много  раз  говорили  смотреть  по  сторонам.
Наверно, за бабочкой погналась или  еще  за  чем.  Джилли  всегда  нравились
птицы, цветы, насекомые, ну и все такое. Хозяйка с ней потом много возилась.
Джилли за ней бывало хвостом ходила и беспокоилась, когда та уезжала.
   - Понимаю, - сказала я.
   Миссис Полгрей предложила налить мне  еще  чаю,  а  когда  я  отказалась,
налила себе, добавив в него виски.
   - Джилли, - продолжала она, -  родилась  в  грехе.  Она  не  должна  была
появляться на свет. Похоже, Господь ее карает, ведь сказано  же,  что  грехи
отцов падут на детей.
   Меня вдруг охватил гнев. Я не могла больше слушать такое.
   Мне  хотелось  ударить  эту  женщину,   спокойно   попивающую   виски   и
рассуждающую о том, что несчастье, постигшее ее внучку, -  Божья  воля.  Как
могли эти люди быть настолько невежественными,  что  им  даже  в  голову  не
пришло связать странности Джилли с ее травмой. Нет, они  считают  это  карой
Божьей за грехи родителей, наказанием, ниспосланным свыше! Но я  промолчала.
В этом доме я вела борьбу с таинственными силами, и  для  победы  мне  нужны
были союзники, все, кого можно было бы привлечь на свою сторону.
   Мне хотелось понять Джилли.  Утешить  Элвину.  Во  мне  вдруг  проявилась
любовь  к  детям,  о  существовании  которой  я  раньше  и  не  подозревала.
Признаться, во мне открылось много нового с тех пор, как я приехала сюда.
   Правда, была еще одна причина, по которой меня так занимали обе  девочки.
Они отвлекали от мыслей о Коннане Тре-Меллине и леди  Треслин,  сильно  меня
огорчавших и сердивших. Однако в то время я считала, что они вызывают только
отвращение.
   Поэтому, сидя  в  комнате  миссис  Полгрей  и  слушая  ее,  я  ничего  не
рассказала ей о тех мыслях, которые меня обуревали.
   В доме царило оживление. Должен был состояться бал - первый  с  тех  пор,
как умерла Элис, и целую неделю все только об этом и говорили. Мне с  трудом
удавалось засадить Элвину за уроки, а Китти и Дейзи так  просто  помешались:
то и дело я натыкалась на них  -  крепко  обняв  друг  друга,  они  пытались
вальсировать.
   Садовники были страшно заняты.  Они  должны  были  украсить  бальный  зал
цветами из сада и оранжерей и работали не покладая рук:  ведь  на  бал  была
приглашена вся округа, и им не хотелось ударить в грязь лицом.
   - Не понимаю, - сказала я Элвине, - чему ты так радуешься.  Ни  тебя,  ни
меня на бал не пригласили.
   - Когда мама была жива,  -  мечтательно  ответила  она,  -  у  нас  часто
устраивались балы. Она их обожала и прекрасно танцевала. Перед началом  бала
всегда приходила показаться мне. Она была такая красивая. Потом она отводила
меня в солярий и там, спрятавшись в нише за занавеской, я  видела  весь  бал
через потайное окно.
   - Потайное окно? - спросила я.
   - А, не знаете, - она взглянула на меня торжествующе.  Наверно,  ей  было
приятно  обнаружить,  что  гувернантка,  которая  постоянно  поражалась   ее
невежеству, тоже может чего-то не знать.
   - Мне в этом доме многое неизвестно, - сказала я довольно резко.  -  Я  и
трети его не видела.
   - Да, в солярии вы не были, -  согласилась  она.  -  В  нашем  доме  есть
несколько потайных окон. Вы никогда не видели потайного окна  и  не  знаете,
что это такое. Но они есть во многих домах. Даже в Маунт Уиддене одно  есть.
Мама рассказывала мне, что их делали специально  для  дам.  Когда-то  им  не
разрешалось присутствовать на пирах, но они могли  наблюдать  за  всем,  что
происходит через потайные окна. Понимаете, их как бы там  нет,  но  они  все
видят. В часовне тоже есть такое.., ну  или  что-то  в  этом  роде.  Мы  его
называем глазок для прокаженных.  Они  не  могли  присутствовать  на  службе
вместе со всеми, ведь они были прокаженные,  но  могли  подсматривать  через
глазок из своей молельни. Я хочу подняться в  солярий  и  поглядеть  на  бал
через потайное окно.
   А почему бы вам не пойти со мной, мисс? Давайте пойдем вместе.
   - Посмотрим, - сказала я.

***

   Наступил день бала, и мы с  Элвиной,  как  обычно,  отправились  на  урок
верховой езды, только сегодня для нее была оседлана не  Кувшинка,  а  Черный
Принц.
   Когда несколько дней тому назад я впервые увидела ее на  нем  верхом,  то
признаюсь, немного волновалась, хотя и уговаривала себя, что ей надо учиться
ездить и на более резвых, чем Кувшинка, лошадях, если мы  хотим,  чтобы  она
стала настоящей наездницей. Попробовав свои силы на Принце,  она  поверит  в
себя и, может быть, больше не захочет пересаживаться на Кувшинку.
   Первые несколько занятий прошли хорошо.  Принц  вел  себя  безупречно,  а
Элвина стала уверенней, и мы уже не сомневались, что  в  ноябре  она  сможет
выступить хотя бы в одном из номеров верховых состязаний.
   Но в этот день все получилось  несколько  иначе.  Подозреваю,  что  мысли
Элвины были заняты скорее предстоящим балом, чем верховой ездой. Она все еще
не доверяла мне, хотя, как ни странно, во время уроков  верховой  езды  вела
себя так, будто мы лучшие подруги. Стоило же нам переодеться, и  ее  прежнее
настороженное отношение ко мне  возвращалось,  как  по  мановению  волшебной
палочки. Как ни старалась я изменить это, все было безуспешно.
   Примерно в середине занятия Принц вдруг сорвался  в  галоп.  Я  разрешала
Элвине скакать галопом, только держа коня на длинном поводу. Не говоря уже о
том, что в загоне для  этого  было  мало  места,  прежде  чем  разрешить  ей
что-нибудь, я хотела быть абсолютно уверенной, что она не испугается.
   Все бы обошлось, не потеряй Элвина голову. Но как только  Принц  пошел  в
галоп, она забыла все, чему я ее учила, и взвизгнула от страха, который  тут
же передался испуганному животному. Принц понесся, стук его копыт  прозвучал
в моих ушах, как набат. Элвина покачнулась  в  седле  и  стала  сползать  на
сторону.
   Все закончилось мгновенно, потому что я тут же пустилась за ней в погоню.
Мне надо было перехватить Принца за узду до того, как он достигнет изгороди.
Я была уверена, что он прыгнет, а Элвина упадет и расшибется.  Страх  придал
мне силы, и я нагнала и остановила коня у самой изгороди. Бледная, дрожащая,
но невредимая Элвина соскользнула на землю.
   - Все в порядке, - сказала я. - Ты просто думала о  чем-то  другом,  хотя
пока еще не такая уж хорошая наездница, чтобы позволять себе  мечтать  и  не
следить за тем, где ты и что делаешь.
   Я понимала, что это единственно правильный тон. Несмотря на ее  испуг,  я
заставила ее снова сесть верхом, потому что знала, что именно после похожего
происшествия она стала бояться лошадей. Прежний страх прошел, но нельзя было
допустить, чтобы он вернулся.
   Элвина повиновалась, хотя и неохотно, но к концу занятия  уже  преодолела
свой страх и наверняка не откажется завтра  ездить  верхом.  После  этого  я
почувствовала  большую  уверенность  в  том,  что  удастся  сделать  из  нее
наездницу.
   Мы уже возвращались, когда она вдруг рассмеялась.
   - Что случилось? - спросила я, обернувшись, потому что ехала впереди.
   - О, мисс, - воскликнула она. - У вас лопнуло!
   - Что ты хочешь сказать?
   - У вас платье подмышкой лопнуло. Ой.., оно дальше ползет.
   Заведя руку за спину, я поняла, что произошло. Амазонка мне  всегда  была
узковата, и шов на рукаве не выдержал резких движений, которые мне  пришлось
сделать, когда я пыталась справиться с Принцем и спасти Элвину  от  падения.
Наверно, мое смятение было заметно, потому что Элвина сказала:
   - Не огорчайтесь, мисс. Я найду вам другое. Там есть еще. Я знаю.
   Всю дорогу  домой  Элвина  тихонько  посмеивалась.  Мне  никогда  еще  не
приходилось видеть ее в  таком  веселом  настроении.  Однако,  признаюсь,  я
немного  огорчилась,  что  мое  замешательство  так  ее  развеселило.   Она,
казалось, совсем забыла о том, что случилось с ней в загоне.

***

   Начали съезжаться гости, и я не могла удержаться, чтобы не  взглянуть  на
них из окна. Вся дорога к дому была забита экипажами, а при виде туалетов  я
прямо ахала от зависти.
   Бал должен был состояться в большой зале, куда я сегодня днем  заглянула.
Я не была там со дня своего  приезда,  потому  что  все  время  пользовалась
задней лестницей. Китти уговорила меня взглянуть:
   - Там такая красота, мисс! Мистер  Полгрей  носится  как  угорелый.  Если
что-нибудь случится хоть с одним цветком, он кого-нибудь пришибет.
   Зала действительно была очень красива. Потолочные балки украшали гирлянды
из листьев.
   - Это - старый корнуэльский обычай, - объяснила  мне  Китти,  -  украшать
помещения листьями на Майский день. Неважно, что  сейчас  сентябрь,  правда,
мисс? Теперь, когда траур закончился, балы будут  часто.  Да  так  и  должно
быть. Нельзя же вечно пребывать в трауре. Поэтому сегодня вроде как  Майский
день, понимаете? Ну, как конец одного года и начало нового, новый расцвет.
   Глядя на кадки и горшки с цветами,  принесенные  из  оранжереи,  свечи  в
канделябрах, я сказала, что мистер Полгрей и его  садовники  потрудились  на
совесть. Как хороша будет эта зала с зажженными свечами и танцующими  парами
в ярких одеждах и дорогих украшениях!
   Мне тоже хотелось быть на этом балу. Очень хотелось! Китти  тем  временем
начала танцевать, улыбаясь и кланяясь воображаемому кавалеру.  Я  не  смогла
сдержать улыбки, такой она была неудержимо веселой, ее  буквально  распирало
от восторга.
   Я вдруг подумала, что не должна быть здесь, ведь это неприлично.  Я  веду
себя, как служанка. И я пошла прочь, ощущая какой-то дурацкий комок в горле.
   В этот вечер мы с Элвиной ужинали вместе. Она не могла ужинать с отцом  в
малой столовой, потому что он был занят с гостями.
   - Мисс, - сказала она, - я повесила вам в гардероб новую амазонку.
   - Спасибо, это очень любезно с твоей стороны.
   - Ведь вы не можете ездить верхом в этом, - воскликнула  она  насмешливо,
указывая на мое бледно-лиловое платье.
   Так значит, она сделала это  только  для  того,  чтобы  из-за  отсутствия
подходящего костюма не сорвался завтрашний урок верховой езды! Мне следовало
бы догадаться. Может быть, я слишком наивна, что ожидаю от  людей  большего,
чем они готовы дать? Ведь Элвина видит во мне всего лишь  средство  получить
то, чего ей хочется, рассуждала я, и мне не следует забывать об этом.
   Я с неприязнью взглянула на свое платье из  бледно-лилового  хлопка.  Оно
нравилось мне больше другого, серого. Оба эти платья портниха тети  Аделаиды
специально сшила для меня, когда я получила это место. Серый цвет мне вообще
не идет, и мне казалось, что в лиловом  я  выгляжу  менее  строгой,  не  так
похожа на гувернантку. Хотя и оно,  с  воротничком  из  кремовых  кружев  на
глухом корсаже и такими же манжетами, мало шло  мне.  Я  вдруг  поняла,  что
невольно сравниваю его с платьями собравшихся гостей.
   - Поторопитесь, мисс, - сказала Элвина. - Вы не забыли,  что  мы  идем  в
солярий?
   - Надеюсь, отец разрешил тебе... - начала было я.
   - Мисс, но я всегда наблюдаю за балом через потайное окно в солярии.  Это
всем известно. Мама каждый  раз  махала  мне  из  зала,  -  ее  лицо  слегка
скривилось, и она продолжала, как бы говоря сама с собой. - Сегодня  я  буду
думать, что она там.., в зале.., несмотря ни на что.., танцует и  веселится.
Как вы думаете, мисс, люди возвращаются после смерти?
   - Какой странный вопрос! Конечно, нет.
   - Значит, вы не верите в привидения? Некоторые верят. Говорят, что видели
их. Вы думаете, они лгут, что видели привидения, мисс?
   - Думаю, что они просто жертвы собственного воображения.
   - И все-таки я буду думать, что  она  там..,  танцует,  -  повторила  она
мечтательно. - Может быть, если я  очень  постараюсь,  то  действительно  ее
увижу. Может быть, и я стану жертвой воображения.
   Я промолчала, но мне стало жутко.
   - Если она возвращается, - размышляла Элвина вслух, - она придет на  бал.
Ведь она очень любила танцевать. Мисс, - казалось, она неожиданно  вспомнила
о моем присутствии, - если вы не пойдете со мной в  солярий,  я  могу  пойти
одна.
   - Пойду, - сказала я.
   - Тогда чего же мы ждем?
   - Сначала доедим ужин, -  твердо  сказала  я.  Следуя  за  Элвиной  через
галерею вверх по лестнице, мимо целого ряда спален в помещение, которое  она
называла солярий, я не переставала удивляться размерам  дома.  Над  солярием
была стеклянная крыша, от которой он,  наверно,  и  получил  свое  название.
Летом здесь должно быть очень жарко.
   На стенах висели великолепные гобелены,  изображающие  историю  "Великого
мятежа" Кромвеля и Реставрации. На  одном  -  казнь  Карла  I,  за  которой,
спрятавшись в ветвях дуба, наблюдает его сын - будущий Карл II. На других  -
его возвращение в Англию, коронация, посещение доков.
   - Не обращайте на них внимания, - сказала Элвина.  -  Мама  любила  здесь
бывать, говорила, что отсюда видно все что происходит.  Здесь  два  потайных
окна. Разве вы не хотите взглянуть, мисс?
   Я смотрела на секретер, на  диван,  стулья  с  позолоченными  спинками  и
видела, как она сидит здесь, разговаривая с дочерью - покойная Элис, которая
с каждым днем становится для меня все более живой.
   По обоим концам этой  длинной  комнаты  были  высокие  окна  с  парчовыми
занавесями. На всех четырех  стенах  висели  портьеры,  скрывая  то,  что  я
поначалу  приняла  за  двери:  та,  через  которую  мы  вошли,  другая  -  в
противоположном конце комнаты и еще по одной двери в  каждой  стене.  Но  по
поводу этих последних я ошиблась.
   Элвина  исчезла  за  одной  из  портьер  и  теперь  звала   меня   оттуда
приглушенным голосом. Подойдя к ней, я оказалась в нише. В стене передо мной
было звездообразное отверстие - довольно большое,  но  так  замаскированное,
что не зная о его существовании, найти его было невозможно.
   Я заглянула в него и увидела часовню. Мне была видна она вся, кроме одной
стены - и маленький алтарь с триптихом, и скамьи.
   - Мама  говорила,  что  в  прежние  времена  больные,  которые  не  могли
присутствовать на  службе,  наблюдали  за  ней  отсюда.  Тогда  в  доме  жил
священник. Но об этом мне уже не мама рассказывала.  Она  не  знала  истории
дома. Это - мисс Джексен. Она про наш дом много знала. Любила приходить сюда
и смотреть в потайное окошко. Она и часовню любила.
   - По-моему, тебе было очень жалко, когда она уехала.
   - Да. Другое отверстие - на той стороне. Через него видна зала.
   Она перешла на противоположную сторону комнаты и отдернула занавеси:  там
было такое же звездообразное отверстие.
   Взглянув вниз,  я  была  потрясена  открывшимся  передо  мной  видом:  на
возвышении - музыканты,  а  вокруг  -  нарядные  гости.  Стоят  группками  и
беседуют в ожидании начала танцев.
   Народу в зале было много, и  до  нас  отчетливо  доносился  гул  голосов.
Затаив дыхание, Элвина обводила зал глазами в поисках матери. У  меня  мороз
пробежал по коже. Неужели она  действительно  верит,  что  любовь  к  танцам
заставит Элис встать из могилы?
   Мне захотелось обнять ее, прижать к себе. Бедная сиротка! Бедное,  сбитое
с толку создание!
   Но я справилась с собой, потому что знала, что  Элвина  не  примет  моего
сочувствия.
   Я увидела Коннана Тре-Меллина. Он разговаривал  с  Селестиной  Нэнселлок.
Питер тоже был в зале. Он, без сомнения, был одним из самых красивых мужчин,
которых  я  когда-либо  видела.  А  Коннан  -  самым  элегантным.   В   этом
великолепном собрании почти не было никого, кого бы я знала, кроме, пожалуй,
леди Треслин. Даже здесь, на этом ярком фоне она  выделялась.  На  ней  было
пышное платье из алого шифона. Редко кто осмелился бы надеть такой цвет,  но
в нем она была  еще  эффектнее:  темные  локоны  казались  черными,  а  кожа
открытых плеч и грудь - снежно-белой. На голове  ее  сверкала  бриллиантовая
диадема, бриллианты же переливались на шее, запястьях, пальцах, в ушах...
   Элвина заметила ее одновременно со мной и, нахмурившись, пробормотала:
   - Опять она здесь.
   - А где ее муж?
   - А он там.  Маленький  старичок,  который  разговаривает  с  полковником
Пенлендзом.
   - А где полковник Пенлендз?
   Она объяснила, и рядом с полковником я  увидела  сгорбленного,  седого  и
морщинистого старика. Казалось  невероятным,  что  он  муж  такой  роскошной
женщины.
   - Смотрите! - зашептала Элвина. - Сейчас папа  откроет  бал.  Раньше  они
открывали бал двумя парами: он с тетей Селестиной и мама  с  дядей  Джеффри.
Интересно, кто будет папиными партнерами сегодня?
   - Кто будет, тот и будет, - ответила я  рассеянно,  потому  что  все  мое
внимание было поглощено тем, что происходило внизу.
   - Сейчас музыканты начнут, - продолжала она. - Они всегда  открывают  бал
одним и тем же танцем. Знаете, как он называется? "Фэрри"!  Его  завез  сюда
кто-то из наших предков. С тех пор его всегда танцуют.  Смотрите!  Смотрите!
Первые две пары исполняют несколько движений, а потом к  ним  присоединяются
все остальные.
   Музыка заиграла. Взяв Селестину за руку, Коннан вывел ее в центр залы. За
ними вышел Питер Нэнселлок, который выбрал себе в партнерши леди Треслин.
   Глядя на то, как они исполняют начальные движения традиционного танца,  я
пожалела Селестину. Даже в бальном туалете из голубого  шелка  она  казалась
неловкой  и  неуместной  в  этой  четверке.  Ей   не   хватало   безупречной
элегантности Коннана, красоты леди Треслии, стремительности и блеска брата.
   Я пожалела, что Селестине пришлось  открывать  бал,  но  такова  уж  была
традиция. Казалось, ими напичкан весь дом. То-то и  то-то  делалось  потому,
что так делалось всегда, и этого было достаточно. Что ж, все знаменитые дома
таковы.
   Глядя на танцующих, мы с Элвиной не чувствовали усталости. Прошел час,  а
мы все еще оставались у окна. Мне почудилось, что раз или два Коннан  бросил
взгляд наверх. Знал ли он о привычке  дочери  подсматривать  за  танцующими?
Элвине давно пора было спать, но  я  решила,  что  по  такому  случаю  можно
проявить некоторую снисходительность.
   Она ни на минуту не отводила глаз от  окна,  без  устали  переводя  их  с
одного лица на другое. Казалось,  она  абсолютно  уверена,  что  если  будет
смотреть не отрываясь, непременно увидит то, что так хочет увидеть. Это было
и трогательно, и в то же время жутко.
   Уже совсем стемнело. Встала луна. Подняв глаза от окна, я взглянула через
стеклянную крышу на ее огромный круглый диск. Она  словно  улыбалась  нам  и
говорила:
   - Для вас не зажгли свечи. Вас не пустили туда, где веселье и  блеск.  Но
зато я дарю вам свой мягкий волшебный свет.
   Я снова посмотрела в залу. Музыканты играли вальс, и я почувствовала, как
меня захватывает его ритм. Пожалуй, когда мы приехали в Лондон,  я  сама  не
ожидала от себя, что буду хорошо  танцевать.  Это  умение  обеспечивало  мне
партнеров в те далекие времена, когда тетя Аделаида еще не отчаялась  выдать
меня замуж и вывозила на балы. Увы! Бедная тетя Аделаида!  За  приглашениями
на балы не следовало иных предложений.
   Я слушала, как зачарованная, когда вдруг меня  кто-то  взял  за  руку.  Я
вздрогнула от испуга и повернулась. Рядом со мной стояла маленькая  фигурка,
и я с облегчением узнала Джилли.
   - Ты пришла посмотреть, как танцуют? - спросила я.  Она  кивнула.  Ей  не
хватало роста дотянуться до окна, и мне пришлось подсадить  ее.  При  лунном
свете разобрать было трудно, но я была уверена, что сейчас ее взгляд потерял
свою пустоту.
   Обернувшись к Элвине, я попросила:
   - Принеси табурет, чтобы Джилли могла встать  на  него.  А  то  ей  плохо
видно.
   - Пусть сама возьмет, - ответила та. Джилли кивнула,