ы  вы  лично
поведали королю то, что вы узнали в доме его врага.
   Бушаванн поцеловал руку короля, который хмуро посмотрел на него.
   - Говорите, - прорычал король.
   - Ваше  Величество,  существует  заговор,  направленный  против  вас.
Гугеноты собираются восстать  под  предводительством  адмирала.  С  этой
целью они прибыли в Париж. Они намерены захватить  вашу  семью  и  самым
жестоким образом убить вашу мать, братьев и сестер.  Вас  они  бросят  в
тюрьму. Они скажут людям, что вы сможете сохранить  трон,  если  станете
гугенотом. Они будут пытать вас якобы для того, чтобы вы  приняли  новую
веру, но ваше обращение ничего не  изменит,  потому  что  они  не  хотят
видеть вас на троне. Они предложат отдать корону их человеку.
   - Это ложь! - закричал король.
   - Ваше Величество, я могу сказать  лишь  то,  что  я  слышал  в  доме
адмирала во время частых совещаний и встреч. Я слушал  у  двери.  Держал
глаза и уши широко раскрытыми...  из-за  любви  к  Вашему  Величеству  и
королеве-матери, которая  всегда  была  моим  другом.  Ваше  Величество,
защитите себя вовремя.
   Пальцы короля задергались.
   - Я не верю ни единому вашему слову.
   Он повернулся к матери.
   - Вызови охрану. Я арестую его. Доставлю его к  адмиралу.  Посмотрим,
сможет ли он повторить свою ложь в присутствии  Колиньи.  Звони!  Звони!
Или мне сделать это самому?
   Катрин знаком велела Бушаванну уйти; она сама удержала короля, но  он
вырвался из ее объятий; Катрин испугалась. Он не  был  сильным,  но  его
сила  возрастала,  когда  его  охватывало  безумие;  Катрин  с  тревогой
заметила приближение  приступа.  Она  должна  удерживать  его  на  грани
психического здоровья, чтобы сохранять возможность  пугать  сына  и  тем
самым подчинять своей воле.
   - Послушай меня, мой сын. Ты  сдаешься  слишком  легко.  Тебе  грозит
страшная смерть. Это верно. Только Господь ведает,  какие  адские  пытки
готовят тебе. Мы знаем одно: они будут страшнее тех, каким  подвергаются
простые люди. Не каждый день доводится истязать короля. О, мой  дорогой,
не дрожи так. Позволь мне стереть пот с твоего несчастного  лба.  Ты  не
должен сдаваться. Неужели ты думаешь, что  твоя  мама  позволит  кому-то
обидеть ее сына, ее маленького короля?
   - Как... ты сможешь помешать им? Они убьют и тебя.
   - Нет, мой сын. Все эти годы после смерти твоего отца  я  боролась  с
врагами нашей семьи. Я... слабая  женщина...  сражалась  голыми  руками.
Твой брат, бедный мальчик, умер, будучи королем; затем ты сел на трон, и
я двенадцать лет берегла его для тебя в тяжелые минуты, о которых ты  не
знаешь.  Когда-нибудь  историки  напишут  обо  мне:  "Эта  женщина  жила
исключительно ради своих сыновей. Она была самой  преданной  матерью  на
свете; она отстаивала  права  ее  детей  вопреки  их  недоверию  к  ней,
заговорам и изменам она отдала все свою жизнь  ее  детям".  Это  правда;
верно, мой сын? Разве ты не оставался на троне после смерти твоего брата
Франциска? Несмотря на происки злых  людей,  желавших  сбросить  тебя  с
него!
   - Да, мадам, это правда.
   - Так неужели ты не выслушаешь сейчас твою мать?
   - Да, мама, да. Но я не могу поверить, что Колиньи  предал  меня.  Он
так добр и мужествен.
   - Он добр к гугенотам. Он, несомненно, мужествен.  Но  он  предан  не
тебе, мой сын. Мы знаем, что он безжалостен  к  врагам,  а  ты,  в  силу
обстоятельств, стал его врагом.
   - Нет. Я его друг. Он любит меня как сына. Он не солгал бы мне  перед
возможной скорой встречей со своим Господом.
   - Он может считать, что поступает правильно,  обманывая  в  интересах
своей веры. Таковы его методы. Таковы методы их всех. О,  слушайся  твою
мать. Не позволь им вырвать тебя из семьи. Не  дай  им  утащить  тебя  в
камеру пыток, растянуть  твои  конечности,  изувечить  твое  драгоценное
тело. Мне не следовало позволять Бушаванну рассказывать тебе  обо  всем,
что они грозят сделать с тобой.
   - Теперь я знаю! Ты... должна сказать мне.
   - Тебе лучше не знать, мои сын. Если ты решил принести  себя  и  свою
семью в жертву адмиралу, то ради Бога не проси меня рассказывать тебе  о
пытках, которые они готовят для тебя. Ты не вынесешь их. Ты когда-нибудь
видел, как  рвут  живую  плоть  раскаленными  докрасна  щипцами  и  льют
расплавленный свинец в раны? Нет! Ты бы не выдержал такого зрелища.
   - Они сказали... что они... сделают это со мной?
   Она кивнула.
   - Я не верю в это. Такие люди, как Колиньи... Телиньи... мой  дорогой
Ларошфуко!
   - Мой милый, толпа берет дело в свои руки. Когда  чернь  поднимается,
лидерам приходится давать ей свободу в обращении с узниками. Ты  помнишь
Амбуаз и те казни? Я заставила  тебя  смотреть  на  них,  потому  что  я
хотела, чтобы ты знал о таких вещах. Ты со своими  братьями  и  сестрами
видел, как  людям  отрывают  конечности...  как  они  переживают  тысячу
смертей... мучительных и долгих.
   - Не говори об этом! - закричал король.
   Он упал навзничь. Он кусал свои  кулаки;  она  увидела  пену  на  его
губах. Она не хотела, чтобы  он  полностью  терял  контроль  над  собой,
потому что тогда он требовал крови. Она должна держать его в страхе,  на
грани между здоровьем и болезнью.
   - Карл, возьми себя в руки. Еще не поздно. У тебя есть много  друзей.
Я позвала некоторых из них. Они ждут сейчас встречи с тобой.
   Он уставился на нее широко раскрытыми растерянными глазами.
   - Твои друзья, мой дорогой сын, - сказала она,  -  заслонят  тебя  от
ужасной судьбы, которую готовят тебе предатели. Возьми себя в руки,  мой
дорогой. Мы должны бороться;  мы  одержим  победу.  Думаешь,  твоя  мать
позволит кому-то обидеть ее мальчика? Она уже разработала план борьбы  с
твоими врагами; твои друзья готовы помочь ей. Предатели вынашивают  свои
планы; но истинные друзья короля знают, что делать. Встань, мой дорогой.
   Она погладила его пальцами по щеке.
   - Так-то лучше, дорогой. Твоя мать,  которая  всегда  защищала  тебя,
защитит тебя и сейчас;  на  совете,  который  ждет  короля,  ты  увидишь
величайших  людей  Франции,  готовых  с  оружием  в  руках  сражаться  с
предателями, которые хотят причинить  тебе  зло.  Ты  воспрянешь  духом,
дорогой сын, увидев их. Ты пойдешь на совет?
   - Да, мама.
   - И ты поверишь в то, что я и мои друзья узнали с  помощью  серьезной
работы?
   - Да, мама.
   - Идем, мой дорогой. Мы освободим тебя от чар, которые  напустили  на
нашего короля враги.
   Карл колебался, и Катрин продолжила:
   - Знаю,  это  тяжело.  Адмирал  прибегает  к  помощи  колдовства.  Он
наклонился в момент выстрела. Рядом с ним был дьявол. Теперь  он  всегда
находится возле адмирала. Но мы одолеем сатану нашей собственной магией,
мой сын; ты знаешь, что в любви матери  к  сыну,  в  верности  настоящих
друзей есть нечто магическое. Существует добрая магия; злые духи  боятся
добра.
   Она подвела его к двери. Он уже поддался ее гипнозу, как  в  детстве.
Он не доверял ей; она пугала  его,  но  он  был  вынужден  следовать  за
Катрин, подчиняться матери.
   Первым человеком, которого он увидел в зале заседаний, стал Генрих де
Гиз.
   Герцог низко поклонился королю.
   - Я вернулся, Ваше Величество, - сказал он, - как только услышал, что
вы нуждаетесь в моей шпаге.
   Здесь же находились его дяди и  братья.  Каждый  несколькими  словами
подтвердил свою лояльность королю. Они заявили, что  пренебрегли  риском
оказаться у него в немилости, поскольку могли понадобиться ему.
   Король заметил, что все  участники  совещания  были  католиками.  Они
говорили о заговоре против короля  и  королевской  семьи,  раскрытом  их
шпионами. Они  призывали  к  немедленным  действиям,  просили  у  короля
разрешения начать их.
   Карл обвел взглядом группу мужчин и испытал желание броситься на  пол
и отдаться приближающемуся приступу. Он хотел убежать  от  реальности  в
свой безумный фантастический мир. Он не  знал,  как  долго  ему  удастся
сдерживать себя. Он ощущал неистовое  биение  сердца,  ему  было  трудно
дышать. Стоя здесь, он думал о  суровом,  но  добром  лице  адмирала,  о
последних словах Колиньи, обращенных к нему:  "Берегитесь  вашего  злого
гения..."
   Этот злой гений  находится  рядом  с  ним...  глаза  матери  казались
огромными... такими огромными, что он не мог скрыться от  них;  глядя  в
них, он, казалось, видел все ужасы, которые  она  описывала  ему;  Карлу
мерещилось, что он находится не в этой комнате, а в  камере  пыток;  над
ним наклонялся палач с суровым и добрым лицом Гаспара де Колиньи.
   Карл услышал собственный голос; он прозвучал тихо из-за оглушительной
пульсации крови в голове; король знал, что он кричит.
   - Клянусь Господом,  если  вы  решили  убить  адмирала,  я  согласен,
Господи, но тогда вы должны уничтожить  всех  гугенотов  Франции,  чтобы
никто не упрекнул меня в этом кровавом поступке!
   Он заметил улыбку торжества на лице матери. Карл отвернулся  от  нее.
Он отчаянно дрожал и брызгал слюной на бархатный камзол.
   Король посмотрел на Катрин. Его злой гений!
   - Это твое желание! - сказал он. - Убивать... убивать... убивать!
   Карл бросился к двери комнаты и закричал:
   -  Так  убей...  убей...  всех.  Да!  Смерть...  кровь...  кровь   на
мостовых... кровь в реке. Убей их всех, если ты этого жаждешь.
   Он побежал, плача,  в  свои  покои.  Участники  совещания  растерянно
переглянулись. Короля они редко видели в таком жалком состоянии.
   Катрин резко повернулась к ним лицом.
   - Господа, - произнесла она, - вы слышали приказ короля. У  нас  мало
времени. Обсудим наши планы.
 
*** 
 
   Совещание продолжилось.
   - Господин  де  Гиз,  будет  справедливым  доверить  вам  уничтожение
адмирала и его людей возле Сент-Жермен л'Оксеруа.
   - Мадам, вы можете быть спокойной, предоставив мне убийцу моего отца.
   - Господин де Монпансье, вы возьмете на себя приближенных Конде.
   - Мадам, - спросил Монпансье, - а что насчет самого молодого принца?
   - Разве король не сказал: "Убейте всех гугенотов"? - произнес де Гиз.
- Почему вы хотите сделать исключение для  принца  Конде?  Король  велел
убить всех гугенотов, включая Конде, Наваррца, Ларошфуко - всех.
   Катрин помолчала. Снова возникла старая проблема. Она  посмотрела  на
принцев де Гизов. Они держались  самоуверенно,  в  них  горели  амбиции.
Генрих де Гиз уже завладел  Парижем.  Что,  если  будут  уничтожены  все
принцы Бурбоны? Между домом  Валуа  и  домом  де  Гизов  и  Лорренов  не
останется никого. Мужчины Валуа не  обладали  большой  силой  и  крепким
здоровьем де Гизов. Она не могла даже сравнить безумного короля  или  ее
дорогого красавца Генриха с Генрихом де Гизом.
   Любимый сын Катрин значительно уступал Генриху  де  Гизу  в  телесной
силе и мужестве. Несокрушимые Гизы являлись прирожденными лидерами.  Уже
сейчас Генрих де Гиз был готов взять  в  свои  руки  организацию  резни,
словно он был ее вдохновителем. Стоит убрать Бурбонов,  и  дом  Гизов  и
Лорренов бросится к трону.
   Она решила оставить в живых Наваррца и Конде.
   Герцог Неверский, сестра которого была  замужем  за  молодым  принцем
Конде, не хотел смерти своего  зятя.  Катрин  посмотрела  на  герцога  и
взглядом воодушевила его заступиться за молодого Конде, что  он  сделал,
проявив красноречие.
   - Дадим Конде и Наваррцу шанс сменить веру, - сказала королева-мать.
   - Они никогда этого не сделают, - произнес Гиз.
   - В таком случае они  разделят  судьбу  остальных,  -  пообещала  ему
Катрин. -  Но  я  настаиваю  на  том,  чтобы  они  получили  возможность
обращения  в  католическую  религию.  Теперь  перейдем  к   практическим
вопросам.  Что  послужит  сигналом?  Пусть   зазвонит   колокол   Дворца
Правосудия. К этому времени все должны быть готовы. Я  предлагаю,  чтобы
это произошло, когда на небе появятся первые признаки рассвета.  Сколько
в Париже верных нам людей?
   - В настоящий момент, мадам, двадцать тысяч, - ответил ей  экс-судья.
- Позже мы сможем вызвать еще несколько тысяч.
   - Двадцать тысяч, - повторила Катрин. - Они  все  готовы  подчиняться
герцогу де Гизу?
   Герцог заверил ее в этом.
   Он дал указание нынешнему судье:
   - Месье Ле Шаррон, необходимо запереть все  городские  ворота,  чтобы
никто не смог покинуть Париж или войти в него. По Сене не должны  ходить
корабли.
   Катрин, предвидя бунт, настояла на том, чтобы из Отель-де-Вилль  была
убрана вся артиллерия.
   - Позже, господин Ле Шаррон, - сказала она, - вы узнаете, где следует
разместить эти пушки.
   Ле Шаррон  оторопел.  Он  прибыл  на  совещание,  собираясь  обсудить
устранение  опасного  врага,  и  неожиданно  столкнулся  с   готовящимся
массовым убийством. Катрин заметила  его  колебания  и  испугалась.  Она
разделила страх своего сына. Она знала, что сейчас переживает свои самые
опасные дни. Один неверный шаг, и все  рухнет;  вместо  гугенотов  могут
погибнуть ее сыновья, королевский дом Валуа, она сама.
   Катрин произнесла резким тоном:
   - Приказы будут отданы не ранее  утра;  месье  Ле  Шаррон,  предатели
нашего католического дела не смогут рассчитывать на пощаду.
   - Мадам, - сказал испуганный Шаррон, - я - ваш слуга.
   - Я рада за вас, месье, - произнесла холодным тоном Катрин.
   Они продолжили обсуждение планов.  Каждый  католик  повяжет  на  руку
белый платок и нарисует на шляпе белый крест. Все должно быть  продумано
до мелочей. Нельзя допустить даже один неверный шаг.
   Наконец совет разошелся; началось выматывающее нервы ожидание.
 
*** 
 
   Катрин казалось, что ночь никогда не кончится. Она еще не  испытывала
подобного страха. Она расхаживала  по  своим  покоям;  полы  ее  черного
платья разлетались, губы были сухими, сердце  трепетало,  руки  дрожали;
она безуспешно пыталась обрести покой, который королева-мать сохраняла в
течение многих опасных лет.
   Посвященные в тайну ждали сигнала, но еще надо было пережить  ночь  -
ночь тревоги и страха. Гиз, его  родственники  и  приближенные  ждали  в
особняке герцога. Верные друзья Генриха получили указание. Но кому можно
верить? Она видела отвращение на лице судьи, месье Ле Шаррона. Можно  ли
доверять ему?
   Никогда еще время не шло так медленно для королевы-матери.  Это  была
самая важная ночь в ее жизни. Она должна  привести  к  успеху.  Избавить
Катрин от ее страхов. Убедить Филиппа Испанского в том, что  она  -  его
друг, сделать так, чтобы он никогда не сомневался в этом. Он увидит, что
она сдержала обещание,  данное  когда-то  в  Байонне.  Когда  же  придет
рассвет?
   Что может случиться? Судья не подведет. Он - семейный  человек  и  не
станет рисковать близкими. Католик никогда не выдает католиков гугенотам
Катрин  радовалась  тому,  что  в  настоящий  момент  де  Гизы  были  ее
союзниками. Она могла положиться на них.  Не  существовало  более  ярого
врага гугенотов, чем Генрих де Гиз;  больше  всего  на  свете  он  хотел
смерти адмирала. Те люди, которым Катрин  боялась  доверять,  ничего  не
знали о готовящейся авантюре. Герцог Аленсон оставался в  неведении.  Он
заигрывал с гугенотской верой  просто  из  озорства;  этот  младший  сын
Катрин был таким же проказником, как Марго. Принцессе ничего не  сказали
о грядущих событиях, потому что она была замужем за  гугенотом;  похоже,
ее отношения с Наваррцем после свадьбы улучшились; Марго  уже  показала,
что ей нельзя доверять. Бояться  нечего...  нечего,  нечего.  Но  минуты
словно остановили свой бег.
   Если бы только вместо Карла королем был Генрих!  Он  хотел  устранить
гугенотов не меньше, чем Гиз; она  могла  доверять  Генриху.  Но  Карлу?
"Убей всех гугенотов!" - крикнул он,  но  то  был  момент  безумия.  Что
будет, когда оно пройдет? Она боялась того, что он мог  сделать.  Катрин
послала за графом де Ретцем.
 
*** 
 
   Ретц пошел к  королю.  Карл  шагал  взад-вперед  по  своим  покоям  с
бешеными, залитыми кровью глазами.
   Ретц попросил короля отпустить приближенных, чтобы поговорить  с  ним
наедине.
   - Как медленно идет время, - сказал Карл, когда они остались одни.  -
Ждать тяжело. Боюсь, граф, они начнут раньше нас. Что тогда? Что тогда?
   - Ваше Величество, мы контролируем все. Нам нечего бояться.
   Но он подумал: разве что короля.
   - Иногда мне кажется, что я должен пойти к адмиралу, граф.
   - Нет, Ваше Величество, - в ужасе крикнул Ретц.  -  Это  погубит  все
наши планы.
   - Но если существует заговор против нас, граф, то он направлен против
Гизов. Именно их обвиняют в убийстве адмирала.
   - Это не так, Ваше Величество. Также обвиняют  вашу  мать  и  герцога
Анжуйского. И не без оснований, потому что, Ваше Величество, ваши мать и
брат знали, что необходимо убить адмирала, чтобы защитить  вас.  Это  не
все. Считают, что вы тоже вовлечены в заговор. Поэтому вас собираются...
устранить. Никакие ваши слова не убедят адмирала и его друзей в том, что
вы  непричастны  к  покушению.  Не  существует   иного   выхода,   кроме
запланированного нами.
   - Когда течет кровь, - сказал король, - я потом всегда чувствую  себя
виноватым. Люди будут говорить,  что  французский  король  Карл  Девятый
пролил кровь невинных гугенотов, прибывших на свадьбу  его  сестры.  Они
будут говорить это... помнить это... всегда. Они обвинят меня... короля!
   Ретц встревожился. Он знал характер короля не  хуже,  чем  его  мать.
Полное  возвращение  к  психическому  здоровью  будет  губительным   для
заговорщиков.
   - Ваше Величество, - сказал граф, - я прошу вас  вспомнить,  что  они
собираются сделать с вами. Что качается обвинений, то все  будут  знать,
что случившееся - результат  вражды  между  домом  Гизов  и  Шатильоном.
Генрих де Гиз не простил Колиньи убийство отца. Вы останетесь в стороне.
Вы ни в чем не виновны. За всем стоит  Генрих  де  Гиз.  Ответственность
возложат на него; вы будете в безопасности.
   - Я буду в безопасности, - сказал король и заплакал.
 
*** 
 
   Позже, ночью, король внезапно испугался. Он  бросился  в  покои  Мари
Туше. Его появление встревожило ее.
   - Что тебя мучает, Карл?
   - Ничего, Мари. Я запру тебя сейчас. Ты не сможешь выйти. Кто  бы  ни
подошел к двери... не отвечай.
   - Что случилось? Почему у тебя такой странный вид?
   - Ничего... ничего, Мари. Но ты должна оставаться здесь.  Обещай  мне
это.
   Засмеявшись, как безумный, он крикнул:
   - У тебя не будет выбора. Я запру тебя. Ты - моя пленница, Мари.
   - Карл, в чем дело? Скажи мне.
   - Все в порядке. Все хорошо. Завтра все будет хорошо.
   Он нахмурился.
   - О, Мари, я забыл. Еще есть Мадлен.
   - Что Мадлен?
   - Не могу сказать. Я запру тебя сейчас. Ты, дорогая, - моя  пленница.
Завтра все узнаешь.
   Оставшись одна, Мари заплакала. Она  была  напугана.  Она  вынашивала
ребенка короля; это вызывало у нее одновременно радость и страх.
 
*** 
 
   - Мадлен,  -  воскликнул  король.  -  Где  ты,  Мадлен?  Иди  ко  мне
немедленно.
   Мадлен находилась в своей маленькой комнате возле покоев короля;  она
пела гимн гугенотов.
   - Не пой это! Не надо! Я запрещаю. Ты не должна петь это, Мадлен.
   - Но, Ваше Величество, вы же много раз слышали, как я пою этот  гимн.
Я усыпляла вас под него. Вы помните это. Вы  любили  его  больше  других
песен.
   - Не этой ночью, Мадлен. Дорогая Мадлен, помолчи. Идем  со  мной.  Ты
должна пойти со мной.
   - Карл, что тебя тревожит? Снова неизвестность?
   Он замер, нахмурился.
   - Да, Мадлен, неизвестность. Здесь... в моей голове.
   Его  глаза  стали  безумными.  Карла  охватило  волнение,  он  словно
предвкушал какую-то радость.
   - Пойдем, Мадлен. Идем немедленно, ты нужна Мари. Ты должна  остаться
с ней сегодня ночью.
   - Она больна?
   - Ты нужна ей.  Я  приказываю  тебе  пойти  к  Мари.  Немедленно.  Ты
проведешь с ней всю ночь, Мадлен. И ты не должна покидать ее  покои.  Ты
не сможешь это сделать. Мадлен, тебе нельзя петь этот гимн... или  любой
другой... этой ночью. Обещай мне это, Мадлен.
   - Карл, Карл, что тебя муч