служанками.  Он
назвал эту молодую служанку "цыпленочком" и мисс Белинду называет  точно
так же.
   - Детям он нравится, - сказала я. - Очень мило, что он не жалеет  для
них своего времени - Да, похоже, малышей он любит.
   Мисс Стрингер сомневалась насчет  влияния,  которое  он  оказывал  на
манеры детей и на их речь. Девочки уже начали выражать одобрение  словом
"нормально" и называть обед "толковым"
   Я сказала, что, как мне кажется, это не принесет особенного вреда.
   Да, Том Марнер внес в дом струю свежего воздуха.
   Селеста находила его удобным гостем. Он много ездил верхом с нами,  и
его умение держаться в седле вызывало у Белинды восхищение и даже, я  бы
сказала, обожание. С лошадью он сливался в единое целое.
   - В австралийской пустыне  приходится  жить  на  спине  у  лошади,  -
рассказывал он.
   Он все умел. Он вязал удивительные узлы, делал  лассо  и  учил  детей
забрасывать его на деревья, заставляя их тренироваться часами.
   - Вам ведь не дерево нужно поймать, - объяснял он. - Представьте, что
это бычок или кто-нибудь, кто хочет ограбить твою усадьбу.
   За короткий срок мы все полюбили Тома Марнера.
   Он проводил много времени с Бенедиктом, обсуждая дела. Мне  казалось,
что он может заменить Белинде Оливера Джерсона, поскольку она  все  реже
упоминала его.
   Вскоре стало очевидно, что Тому Марнеру доставляет  радость  общество
детей. Как только они выходили в сад, он  шел  туда  же.  Ли  была  этим
довольна. После смерти матери она изменилась, но я  не  могла  бы  точно
определить, как это повлияло на нее.  Кажется,  между  ними  никогда  не
существовало особой любви. Трудно было  представить  человека,  любящего
миссис Полгенни. У меня давно сложилось впечатление,  что  Ли  старается
держаться от нее подальше, и я понимала это стремление.
   Мне хотелось бы, чтобы Ли была более общительна.
   Никогда нельзя было догадаться, что у нее на уме.
   Несколько раз я пыталась разговорить ее, но без  особого  успеха.  Ее
преданность детям, особенно Белинде, удивляла. Сложную натуру Белинды Ли
понимала лучше всех нас. Похоже, по влиянием Тома Марнера расцвела  даже
она, и несколько раз я слышала ее веселый смех.
   Селеста в его обществе выглядела очень спокойной, так что  его  визит
доставлял удовольствие всем.
   Иногда по дому разносился боевой клич, на который тут же  откликались
Белинда и Люси  и  устремлялись  к  Тому,  предвидя  новые  развлечения:
какую-нибудь историю об австралийской пустыне  или  совместную  прогулку
верхом.
   Он очень любил природу, а  его  преданность  родине  была  совершенно
явной.
   Он часто рассказывал детям  историю  о  том,  как  поселенцы  впервые
прибыли в Австралию:
   - Все они были заключенными, совершившими ужасные преступления.., или
не совершавшими ничего.
   Том рассказывал  о  том,  как  страдали  узники  в  трюмах  во  время
длительного путешествия по океану.
   Как они выстраивались на палубе,  прибыв  на  эту  выжженную  солнцем
землю, как из них делали рабов, которые должны  были  отрабатывать  свое
время  ссылки.  Он  описывал  золотой  дрок  и   эвкалиптовые   деревья,
разноцветных птиц, какаду с серо-красными  хохолками,  которых  называли
"гала", смеющегося зимородка, которого называли "хохочущим ослом".
   Теперь мы часто слышали крик, имитирующий зимородка.
   - Это полезно на случай, если дети  потеряются,  -  сказал  Том  мисс
Стрингер, - или когда их нужно вызвать из сада.
   Кроме того, мисс Стрингер одобряла изложение исторического  материала
в колоритном пересказе Тома Марнера.  Так  что  даже  она  не  возражала
против его присутствия в доме.
   Все эти разговоры об Австралии, естественно, заставляли меня еще чаще
думать о Патрике. Я размышляла о том, чем он может сейчас  заниматься  и
часто ли он думает обо мне. Должно быть, он упрекает меня за то,  что  я
позволила усомниться в нем.  В  глубине  души  я  не  сомневалась..,  но
все-таки где-то оставался этот унизительный страх.
   Я думала, что до конца своих дней буду тосковать по  нему,  верить  в
него.., или же всегда останется эта тень сомнения?
   Что-то говорило  мне:  даже  если  бы  это  было  правдой,  любя  его
по-настоящему, я не оставила бы его.
   Разве понимание и прощение не являются самой  сутью  любви?  Как  там
говорится? "В болезни и во здравии..." Если это было болезнью, то  разве
я не обязана была понять его и помочь?
   Тогда он пришел в такой ужас оттого,  что  я  не  поверила  ему.  Мне
хотелось кричать, что я поверила.
   Это было правдой. Но проклятые сомнения оставались.
   До чего же печальной  оказывалась  жизнь!  Взять  хотя  бы  постоянно
грустную Селесту. Почему нельзя жить просто, легко, подобно таким людям,
как Том Марнер?
 
*** 
 
   Я любила оставаться наедине со своими размышлениями,  хотя  они  были
далеко не радостными. Временами я была готова написать Патрику, упросить
его вернуться, восстановить прежние  отношения  и  думать  о  совместном
будущем.
   Но я понимала, что такой жизни, о которой мы мечтали, уже  не  будет.
Память  о  случившемся  не   исчезнет.   Думаю,   мое   столкновение   с
Жан-Паскалем, который с тех пор ни разу не изволил посетить свою сестру,
дало  мне  возможность  лучше  понять  ужасное  положение  жертвы  такой
ситуации.  Я  не  смогу  забыть  искаженное  страхом  лицо  Белинды,  ее
потрясение случившимся.
   То, что детей так заинтересовал Том Марнер, позволяло  мне  побыть  в
одиночестве,  и  я  довольно  часто  стала   выезжать   верхом.   Тишина
деревенских проселков действовала умиротворяюще, хотя мысли о Патрике не
покидали меня и я считала, что расставание с ним  навсегда  омрачит  мою
жизнь.
   Однажды мой путь домой  пролегал  мимо  таверны  "Судья-вешатель".  Я
придержала лошадь, чтобы взглянуть на таверну, и вспомнила,  как  Оливер
Джерсон водил туда детей, как они в радостном возбуждении пили из кружек
разбавленный сидр.
   Когда я подъехала ближе,  из  таверны  вышли  двое  и  направились  к
конюшне.
   Я уставилась им вслед, с трудом веря своим  глазам,  потому  что  это
были  Оливер  Джерсон  и  Селеста.  У  меня  сразу   появились   мрачные
предчувствия. Селеста тайно встречается с Оливером  Джерсоном!  Конечно,
тайно, ведь в дом его никто не пустил бы. Что все это могло  значить?  Я
понимала ее положение жены, на которую муж не  обращает  внимания..,  но
Оливер Джерсон!
   Я решила, что если они заметят меня, то мы все окажемся  в  неудобном
положении, поэтому  резко  развернула  лошадь  и  двинулась  в  обратную
сторону.
   Остаток дня я провела, думая о случившемся.
   Если мои опасения  были  верны,  нас  ожидали  крупные  неприятности.
Возможно, она искала утешения?
   Если так, то кому же ей еще и довериться, как не  мужчине,  буквально
излучавшему обаяние и весьма склонному к тому, чтобы утешить жену своего
врага?
   У них было много общего: оба они были обижены Бенедиктом,  оба  могли
иметь претензии к нему и, весьма вероятно, желание отомстить.
   Но какое это имеет отношение ко мне? Пусть мой отчим сам  разбирается
со своими делами.
   Однако за последние недели наши взаимоотношения с ним  изменились.  У
меня возникло ощущение, словно мама находится где-то рядом и просит меня
не ссориться с ним и по мере сил помогать ему.
   Откуда у меня появились эти странные мысли?
   Наверное оттого, что я жила в доме, в котором,  по  слухам,  водилось
привидение женщины, чья судьба напоминала судьбу моей мамы.
   Мы с Бенедиктом были людьми, которых она искренне любила, и  я  никак
не могла избавиться от мыслей о том, что существуют  узы,  которые  даже
смерть не в силах  разорвать.  Более  всего  мама  желала,  чтобы  мы  с
Бенедиктом стали друзьями.
   Много я думала о Седеете  и  Оливере  Джерсоне.  Я  слышала,  как  он
пытался шантажировать отчима,  и  была  уверена,  что  он  беспринципный
авантюрист.  Знает  ли  об  этом  Селеста,  "или   она   находится   под
воздействием его обаяния, вдвойне  приятного  женщине,  которая  сознает
себя ненужной?
   Я решила поговорить с ней.
   Я пригласила ее зайти ко мне,  сказав,  что  хочу  показать  ей  одну
любопытную вещь. А когда она, ничего не подозревая, пришла, я  подумала,
что лучше сразу все выяснить.
   - Селеста, - сказала я, - это, разумеется, не мое дело, но на днях  я
проезжала мимо "Судьи-вешателя".
   Она побледнела, а затем залилась румянцем:
   - Ты видела...
   - Да. Я видела тебя, когда ты выходила с Оливером Джерсоном.
   Она промолчала.
   - Тебе, конечно, известно, что Бенедикт запретил ему являться в  этот
дом?
   Она кивнула.
   - Селеста, пожалуйста, прости меня, но...
   - Я понимаю, о чем ты думаешь. Ты ошибаешься.
   Я отправилась на встречу с ним, потому что.., ну, ты ведь знаешь, что
он покинул наш дом в спешке.
   Я кивнула.
   - Он нашел в своем багаже какие-то  кружевные  салфетки..,  в  общем,
мелочи. Он сказал, что, должно быть, второпях забрал их вместе со своими
вещами.
   Ему показалось, что они могут представлять ценность - кружева  ручной
работы и так далее, так что захотел вернуть их.
   - И они действительно ценные?
   - Не знаю. Я никогда их раньше не видела и понятия не имела, что  они
пропали. Я занесла их в комнату, которую он занимал раньше. Надеюсь,  ты
не думаешь...
   - Нет, конечно, но, видишь ли, Бенедикт крупно поссорился с ним...
   - Бенедикт никогда не обсуждает  со  мной  подобные  вопросы.  Мистер
Джерсон сказал, что между ними произошло какое-то недоразумение.  Он  не
хотел, чтобы Бенедикт узнал о том, что  мы  встретились,  и  решил,  что
такой способ наиболее удобен.
   - Знаешь, а ведь он может быть весьма опасен, - сказала я.
   - Опасен?
   - После той ссоры. Думаю, он никогда больше не появится в этом доме.
   - Он сказал, что его незаслуженно оскорбили.
   - И ты поверила его объяснению?
   Она пожала плечами.
   Я не знала, насколько можно быть откровенной в разговоре  с  ней,  но
мне стало казаться, что я ступаю на опасную тропку. Бенедикт выговорился
передо  мной  в  каком-то  порыве,  разгоряченный  ссорой   с   Оливером
Джерсоном, зная, что я подслушала их разговор  и  поняла,  что  к  чему.
Возможно, я уже зашла слишком далеко.
   - Думаю, встречаться с ним будет неразумно, - закончила я.
   - Очень мило, что ты так беспокоишься за меня, Ребекка. Со мной все в
порядке. Я никогда не заведу себе любовника. Я люблю Бенедикта. Я всегда
любила его. Лучше бы это было не так. Он для  меня  единственный.  Очень
нелегко находиться возле него, когда он столь явно показывает, что я ему
не нужна.
   - Прости меня, милая Селеста - Тебе не за  что  просить  прощения.  Я
очень рада, что ты здесь. Ты во многом помогла мне Иногда я бываю просто
в отчаянии, Ребекка.
   - Ты всегда можешь поговорить со мной.
   - Это действительно помогает, - произнесла она. - Ты ведь знаешь, как
обстоят дела.
   - Да, знаю. Я прошу прощения за то, что подумала...
   - Ты имеешь в виду Оливера Джерсона?
   - Я думаю, что он может оказаться опасным, - повторила я.
   Чаепития у миссис Эмери были увлекательным занятием. От  ее  глаз  не
ускользало ни одно событие в доме. На этот раз я поняла, что она  чем-то
взволнована:
   - Господи, мисс Ребекка, ну и человек этот мистер Марнер! Трудно  его
не заметить.., как заведет про этих кенгуру и все  такое  прочее.  Прямо
как в своей Австралии. Он не может не  нравиться.  У  него  для  каждого
найдется улыбка. Хотя, конечно, настоящим джентльменом его не назовешь.
   - Это зависит от того, что  вы  понимаете  под  словом  "джентльмен",
миссис Эмери.
   - Ну, настоящего джентльмена я всегда отличу. Я всю жизнь у настоящих
проработала. Но он, конечно, необычный человек. Для  Белинды  он  прямо,
как солнышко.
   - Она быстро привязывается к людям, а особенно к мужчинам.
   - Да уж, когда она вырастет, то будет самой настоящей мадам.
   - Некоторые дети склонны вести себя  так.  Они  увлекаются  людьми  и
возводят их на пьедестал.
   Меня радовало, что Белинда не вспоминала Оливера Джерсона и его место
прочно занял Том Марнер.
   - Приятно, когда в доме  постоянно  звучит  смех,  -  сказала  миссис
Эмери. - Еще чашечку?
   - Если можно, миссис Эмери. Чай просто великолепен.
   Она удовлетворенно кивнула.
   - А вы заметили, как изменилась Ли?
   - Ли? - удивилась я.
   - Раньше она была прямо ходячее горе. Можно было подумать, будто  вся
мировая скорбь на ее плечах лежала. Так  вот,  она  изменилась.  Теперь,
гляжу, смеется вместе с детьми и с этим  мистером  Марнером.  Знаете,  я
даже слышала, как она поет.
   - Поет? Ли?
   - Я своим ушам не поверила. То она все ходила  с  такой  физиономией,
словно на похороны собралась.
   А теперь, глядишь, и с народом болтает, а то всегда помалкивала.
   - Я рада. Мистер Марнер, кажется, завоевал здесь популярность.
   - , По-моему, он скоро уезжает?
   - Боюсь, что так. В детской будут слезы.
   - Миссис Белинда будет очень горевать да  и  Ли  тоже.  Кстати,  есть
хорошие новости насчет этой перетасовки, как ее мистер  Эмери  называет.
Насчет того, что будет с правительством. Похоже, после  всех  разговоров
они действительно берутся за дело.
   - Вы имеете в виду формирование кабинета министров?
   - В этом во всем Эмери здорово разбирается.
   Думаю, он и сам нашел бы, чем там заняться. Он "считает, что у нашего
джентльмена хорошие шансы.
   - У мистера Лэнсдона?
   - А у кого же еще? И не только Эмери так думает В газетах то же самое
пишут. Эмери, знаете ли, собирает вырезки.  Он  считает,  -  что  мистер
Лэнсдон сможет быть и в министерстве иностранных дел. Или обороны... Так
Эмери говорит.
   - Вы очень гордитесь им.
   - Эмери - честолюбивый человек.
   Я не смогла сдержать улыбки, видя столь  типичный  пример  купания  в
лучах отраженной славы.
   - Мы с Эмери держим за него скрещенные пальцы.
   Я продолжала улыбаться. Беседы с миссис Эмери освежали не меньше, чем
чай.
   Когда я проходила мимо кабинета Бенедикта, дверь внезапно  отворилась
и он с порога улыбнулся мне:
   - Ребекка, ты не уделишь мне минутку?
   - Конечно.
   - Тогда зайди, пожалуйста.
   Я вошла. Бенедикт указал мне на кресло, и я села  в  него.  Он  занял
место за столом, и некоторое время мы глядели друг на друга.
   - Я думаю, тебе следует об этом знать, - сказал он, - Я  покончил  со
всеми этими клубами. Все документы подписаны.
   - Должно быть, это большое облегчения для вас.
   - Да, конечно. Я решился, когда дело дошло до  "Дьявольской  короны".
Следовало сделать это давным-давно.
   - Я слышала, что есть возможность занять пост в кабинете министров.
   -  Возможность  есть,  -  подтвердил  он,  -  Пока  это  всего   лишь
возможность, но она может стать реальностью.
   - Желаю вам удачи!
   - Спасибо.
   - Супруги Эмери страстно болеют за вас.
   Бенедикт улыбнулся:
   - Этого следовало ожидать.
   - Они очень преданы вам.
   Он кивнул:
   - В этих делах преданность очень важна.
   - Как и во всех иных.
   - Я подумал, что следует рассказать тебе про клубы, поскольку мы  уже
говорили на эту тему. Твоя мать была бы рада.
   Некоторое время мы молчали. Затем он спросил:
   - Кстати, не крутится ли где-нибудь поблизости Джерсон?
   Я тут же вспомнила, как  он  выходил  из  "Судьи-вешателя"  вместе  с
Селестой:
   - Возле дома? Нет, по-моему.
   - Это хорошо. Я так и не узнал, как он раздобыл этот ключ. А хотелось
бы знать. Боюсь, что этого я никогда не узнаю. Такие  события  неприятно
воздействуют на человека. Я всегда был осторожен с этим ключом.
   - Да, - согласилась я, - это какая-то загадка.
   Я встала. Разговор, похоже, подошел к концу, а  наши  взаимоотношения
хотя и изменились, но еще не стали теплыми. Я сказала:
   - Хорошо, что с клубами покончено. Уверена, это к лучшему.
   Он кивнул:
   - Я решил, что тебе надо рассказать.
   Я направилась к двери, но в этот момент он произнес:
   - Ты не должна так много времени проводить  в  провинции.  Тебе  надо
быть в Лондоне, появляться в свете. Для этого  и  был  организован  твой
сезон.
   - Я предпочитаю быть здесь.
   - И не пожалеешь об этом впоследствии?
   Я пожала плечами.
   - Что-то случилось? - спросил он.
   - Что-то случилось... - глупо повторила я.
   - Ты в последнее время какая-то подавленная. Тебя что-то угнетает?
   - Со мной все в порядке.
   - Если я могу чем-то помочь...
   Я покачала головой.
   - Я действительно думаю, что ты  делаешь  ошибку,  затворяясь  здесь.
Куда смотрит Морвенна Картрайт?
   Разве не она должна была выводить тебя в общество?
   - В свое время она так и делала.
   - Ну, а сейчас?
   - Я считаю, что уже представлена обществу.
   - Нехорошо прятаться от мира в глуши.
   - Уверяю вас, со мной все в порядке.
   - Что ж, если ты так хочешь...
   - Я этого хочу.
   - Ты уверена, что все нормально? Не могу ли я чем-нибудь помочь?
   - Спасибо, мне ничего не нужно.
   Бенедикт слегка  насмешливо  смотрел  на  меня.  Он  честно  старался
наладить отношения между нами, должно  быть,  внушив  себе,  что  обязан
сделать это ради моей мамы. Теперь он покончил  с  клубами,  потому  что
именно об этом в свое время она просила его. Нет. Не из-за этого.  Разве
все эти годы он не держался за них?
   Нет, просто он решил стать членом кабинета министров и поэтому  решил
избавиться от грязных дел. Я не должна забывать о  том,  что  он  держал
секретные документы в комнате, считавшейся святилищем моей матери.
   При всей своей сентиментальности Бенедикт всегда был практичен.
   Я вышла и закрыла за собой дверь.
 
*** 
 
   Бенедикт отправился в Лондон, но Селеста не поехала с ним.  Она  была
какой-то притихшей, и  я  спрашивала  себя,  не  встречается  ли  она  с
Оливером Джерсоном.
   Меня несколько  угнетали  угрызения  совести,  ведь,  когда  Бенедикт
спросил, не видела ли я его, я ответила отрицательно. А что я еще  могла
сказать? Если бы  открылось,  что  существуют  какие-то  взаимоотношения
между Джерсоном и Селестой...
   Поздним утром в мою комнату вошла миссис Эмери.
   Я сразу же поняла, что случилась какая-то неприятность.
   - В чем дело? - спросила я.
   - Миссис Лэнсдон...
   - Что с ней? - с тревогой спросила я.
   - Ее нет в комнате. И кровать даже не расстелена.
   - Может быть, она уехала в Лондон?
   Миссис Эмери покачала головой:
   - Такое впечатление, что все ее вещи здесь.
   - Вы хотите сказать, что она просто ушла, ничего не взяв?
   - Так получается, мисс Ребекка.
   - Я схожу туда.
   Я пошла в их спальню. Комната была  приведена  в  порядок.  Горничная
перестелила кровать, как делала это каждый вечер,  и  она  действительно
выглядела так, будто с вечера в  нее  никто  не  ложился.  Я  неуверенно
посмотрела на миссис Эмери.
   - Должно быть, она ушла вечером, - сказала она.
   - Ушла? Куда ушла?
   - Вот уж не знаю, - ответила миссис Эмери.  -  Она  могла  уйти  куда
угодно.
   - Но что она забрала с собой?
   - Пока я ничего не замечаю. Лучше позвать  сюда  Иветту.  Она  всегда
была ее личной горничной. Может, она что-нибудь знает.
   - Пусть она придет поскорее.
   Пришла Иветта.
   - Когда ты в последний раз видела миссис Лэнсдон? - спросила я.
   - Вроде бы вчера вечером, мадемуазель.
   - Ты знаешь, где она сейчас?
   Иветта была в замешательстве:
   - Она посылает за мной, когда готова, чтобы причесать ее.  А  сегодня
утром она меня не вызывала.
   Я подумала, что не нужна ей...
   - А как она выглядела вчера вечером?
   - Может, слегка притихшей. Но вообще-то такое с ней бывает  время  от
времени.
   - Она не говорила, что собирается с кем-то встретиться?
   - Нет, мадемуазель. Мне она ничего не говорила.
   - Ты ей ничего не приносишь по утрам? Чай, шоколад, кофе?
   - Если спрашивает - приношу. Если нет, то и не  захожу.  Бывает,  она
хочет поспать подольше.
   - Взгляни на ее одежду, Иветта, и скажи, чего здесь не хватает.
   Девушка осмотрела гардероб и шкаф, заглянула в ящики.
   - Все з