ов присоединились к нам. Это был своеобразный ритуал - два счастливых семейства вместе отмечают радостное событие. Кузина Агата отчаянно пыталась скрыть гнев и ярость, и я должна признать, что она неплохо преуспела в этом. Только брошенный на меня взгляд был ядовито-злым.
     Мистер Каррингтон заявил, что он не видит никаких причин откладывать брак. Если уж молодые люди договорились, нечего колебаться - быть свадьбе!
     Прощаясь в тот вечер с Филиппом, мы договорились встретиться уже на следующий день. У нас была масса планов, и Филипп полностью согласился с отцом, что всякие задержки и проволочки нежелательны.
     Я отправилась в свою комнату. Сняла "практичное" бальное платье. Пожалуй, сохраню его, решила я, даже если впредь мне предстоит носить умопомрачительные каррингтоновские одеяния. Я рассмеялась, вспомнив, с каким благоговением весь дом выговаривал фамилию Каррингтон. Теперь это будет и моя фамилия.
     Я расчесывала волосы, когда дверь распахнулась и на пороге возникла кузина Агата. Она тяжело дышала, видно было, что с трудом сдерживала свои эмоции. Грудь ее неровно вздымалась, побрякивали цепочки и ожерелья. Выражение ее глаз, звучание голоса придавали ей вид самого возмездия с чашей яда в одной руке и кинжалом в другой.
     - Ну, я тебе скажу, - начала она, - ты всех нас дураками выставила!
     Я уже была в пеньюаре, с распущенными волосами.
     - Я - вас? - почти злорадно переспросила я. - Странно, я думала, вы только обрадуетесь. Это избавляет вас от моего общества.
     - Нет, вы только гляньте, какая невинная овечка! Должна признать, что ты неплохо о себе позаботилась. Ты, конечно, все давно решила, а несчастная Эсмеральда так надеялась, что будет оглашена ее помолвка.
     - Не похоже, что она так уж расстроена.
     - Неблагодарность! Впрочем, чего еще от тебя можно было ждать. С момента, как ты вошла в этот дом, ничего, кроме неприятностей, я от тебя не получала. Ты само воплощение низости и коварства, и я от души сочувствую Каррингтонам.
     Почему мне хотелось уколоть ее побольше, разозлить ее еще больше? Но хотелось, да. Теперь я чувствовала себя в независимости от нее, к тому же могла еще и с Филиппом поделиться своими обидами. Я вдруг ощутила, как же одинока была до сих пор.
     - Вы всегда уверяли всех на свете, что это самое достойное семейство в Лондоне, - сказала я, - и что-то я сомневаюсь, что они нуждаются в вашем сочувствии.
     - Да они сами не осознают, какое... какую...
     - ...Какую змею собираются пригреть? - закончила я уже совсем дерзко, но дурман от своей победы и близкой свободы уже затуманили голову.
     - Соблаговоли не причинять мне еще больших страданий. Ты и так предала нас.
     - Я понимаю, что этот брак, с вашей точки зрения, совсем не то, чего я была достойна, - продолжала я, - но меня совершенно не устраивала жизнь гувернантки детей Оман Лемминг. Однако судьба распорядилась по-своему и изменила мой статус бедной родственницы, который, уверяю вас, кузина Агата, нелегко было подчас переносить.
     - Когда я думаю, сколько всего сделала для тебя... Взяла в свой дом...
     - Потому что выполняли клятву, данную моей бабке.
     - Потому что ты нам родня.
     - ...Хоть и дальняя, - добавила я.
     Она сжала кулаки. Она поняла, что повержена. Чувство победы опьянило меня в ту ночь.
     Уходя, она бросила:
     - Интриганка. Мне следовало догадаться раньше, - при такой-то матери...
     Хорошо, что она быстро ушла, а то одному Богу известно, что бы я еще наговорила ей.

***

     Моя жизнь изменилась! Раньше я посмеивалась над пресловутой значительностью Каррингтонов, догадываясь, что кузина Агата восхищалась богатством и их исключительным положением в обществе, которого ей тоже хотелось достичь. Но дело было не только в этом. Джосайя Каррингтон был не просто банкиром и финансовым дельцом, играющим немаловажную роль в деловой жизни Сити, он был неофициальным советником при правительстве, имел определенное влияние и в дипломатических кругах. Старший его сын Ролло уже принял часть его дел, в том же напправлении двигался и Филипп. Родственники леди Эмили, из графской фамилии, имели старые и прочные связи в Верховном суде. Кузен Уильям Лоринг уступал Каррингтону во влиятельности, многие даже сочли бы его мелкой сошкой. Это и было поводом к тому, что брак дочери с Каррингтоном казался Лорингам таким важным, пусть даже это был только младший сын - тоже неплохая "добыча". А то, что счастье привалило мне, парии и бесприданнице, было почти забавным. Рози сказала мне, что вся прислуга просто "животики надорвала" от смеха, так им понравились все эти события; кузина Агата никогда не была любимицей слуг, так что пощечина, которую нанесли ей мы с Филиппом, доставила им в некотором роде удовольствие.
     Меня всегда поражала осведомленность служебной половины. Очень малая доля происходящего в господских покоях оставалась тайной от прислуги. Общаясь с Рози, я уже давно уяснила это. Кстати, такой "мостик", как она, был не лишним. Рози поведала, что Филипп был всеобщим любимцем, правда, хлопот из-за него бывало не меньше, чем веселья. Другое дело - мистер Ролло, такой холодный, равнодушный. Похоже, сказала Рози, что после своей таинственной женитьбы он стал очень раним. Мистер Каррингтон всегда был добрым хозяином. Частенько он бывал в разъездах то там, то сям, проворачивая то одно, другое выгодное дельце. А леди Эмили... к ней неплохо относились, только вот мысли ее витали где-то далеко-далеко. Она никогда не разбиралась, кто экономка, кто горничная, а повар Каррингтонов готов был дать голову на отсечение, что она не отличит его от дворецкого. Однако злой хозяйкой ее никак нельзя было назвать. Слуги ценили, что она никогда не лезет в хозяйственные мелочи, не проверяет счета по сто раз - почем это, а почем то. Дом Каррингтонов во многих отношениях был местом неплохим. Мы с Филиппом, правда, там жить не собирались. Нашей целью было обосноваться неподалеку от родительского дома и, конечно же, вовсю использовать загородное поместье, как было заведено в семье. Так что удовольствие выбрать подходящий особняк где-нибудь поблизости еще предстояло; дело это мы не собирались откладывать надолго. Мне приходилось делать усилие, чтобы осмыслить непривычную ситуацию. Я, у которой и комнаты своей по-настоящему не было, стану хозяйкой собственного дома!
     Весть о нашей помолвке распространилась быстро, а так как Филипп носил фамилию Каррингтон, то нас даже фотографировали для колонки светской хроники.
     Все это действительно напоминало сон. В "Тэтлер" появился мой большой портрет. "Мисс Эллен Келлевэй - невеста мистера Филиппа Каррингтона. Мисс Келлевэй проживает со своими опекунами, мистером и миссис Лоринг, в Найтсбридже; мистер Каррингтон - младший сын небезызвестного мистера Джосайи Каррингтона".
     Я обретала новый социальный статус. Эсмеральда радовалась за меня. Как-то, обняв меня, она сказала, что счастлива видеть верную подругу в своей стихии.
     - Ну, конечно, - говорила она, - это всегда было очевидно. Он всегда обожал тебя. Вы ведь два сапога пара. А меня он всегда считал дурочкой.
     - Нет, он хорошо относится к тебе, - утешила я ее.
     - Он ни во что не ставил и не ставит меня, - возразила Эсмеральда, - правда, я не такая авантюристка, как ты. А вы друг другу подходите. У вас даже вкусы схожие. Все правильно, Эллен, все справедливо. Ты будешь счастлива с ним всю жизнь.
     Я горячо поцеловала ее.
     - Какая ты славная, Эсмеральда. А ты уверена, что ни капельки не любишь Филиппа?
     - Абсолютно уверена, - с жаром ответила она, - я ужасно боялась, что он сделает мне предложение, в мне придется сказать "да", потому что такова мамина воля. И вдруг все так обернулось!
     - Мне кажется, твоя мама очень недовольна.
     - Главное, я довольна, - сказала она. - Ох, Эллен, как я страшилась этой помолвки.
     Кузина Агата оправилась после первого потрясения, ей удавалось теперь сдерживать свою досаду. Наверное, она утешала себя тем, что связи ее бедной родственницы все же лучше, чем ничего.
     - Разумеется, - как-то объявила она, - тебе следует обзавестись кое-какими нарядами. Нельзя допустить, чтобы люди подумали, будто ты нуждаешься материально.
     - Вы не беспокойтесь, кузина Агата, - уверяла я ее, - вот уж до моего гардероба Филиппу нет никакого дела, а когда мы поженимся, он обеспечит меня одеждой.
     - Ты говоришь вздор. Неужели непонятно, что отныне ты в центре внимания? Люди желают видеть в тебе достоинства, которые так привлекли твоего жениха.
     Она сморщила нос, показывая, что не в силах справиться с этой головоломкой.
     - Тебе надо выглядеть и одеваться соответственно положению. Так что предстоят расходы - приемы, обеды и потом, конечно, подвенечное платье.
     - Мы не хотим пышных церемоний.
     - Вы не хотите! Ты забываешь, что выходишь замуж за сына Каррингтонов, - ее нос опять сморщился, - правда, он младший сын. Но все же Кар-рингтон. После свадьбы тебе суждено вращаться в высшем свете. Надеюсь, ты не станешь возражать, если Эсмеральда, твоя спутница с раннего детства, будет время от времени наезжать к вам.
     Какую власть я вдруг ощутила - невыразимое чувство. И я снисходительно улыбнулась кузине, кротко сказав при этом, что надеюсь часто видеть в своем доме такую дорогую гостью, как Эсмеральда.
     Счастье. Вот оно удивительное счастье. Все изменилось. Раз я - Золушка, то Филиппу скорее всего подходит роль Доброй Феи. Может, это счастье и есть любовь?
     - Я не позволю, чтобы люди усомнились, получала ли ты все сполна в жизни, - продолжала она, - конечно, все это немного странно, но пока Филипп не передумал, сойдемся на том, что ты входишь теперь в семью Каррингтонов. Но не следует забывать при этом, откуда привалило тебе такое необыкновенное счастье. Несомненно, всю жизнь ты будешь преисполнена благодарности к людям, тебя взрастившим, и без которых у тебя и близко не было бы исключительной возможности встретиться с такой удачей.
     Пусть себе говорит. Ощущение свободы и счастья добавили мне великодушия, к тому же все эти речи были легким утешением ее досаде. К счастью, злопамятной или мстительной я не была и быстро начала забывать детские горести и обиды.
     - Сомневаюсь, правда, что Тилли справится с такой трудной работой. Она хорошо шьет повседневные вещи и всякую мелочь. Леди Эмили, возможно, поведет тебя к своему кутюрье. Ведь понадобится безукоризненно элегантное выходное платье и, конечно, подвенечный наряд. Буквально на днях я обсуждала все это с мистером Лоррингом. Он готов оплатить все счета, лишь бы ты достойно была экипирована для новой жизни. И потом, как я уже говорила ему, это благоприятно отразится и на нас, в конце концов надо думать о будущем Эсмеральды.
     Едва ли я слушала ее. Голова моя была занята удивительными событиями своей судьбы.
     Филипп постоянно появлялся у нас в доме. Часто мы с ним верхом катались в парке. Я получила от мистера Лоринга в подарок новую амазонку, что, несомненно, было идеей кузины Агаты; с ее точки зрения, верховые прогулки в парке придавали нам значительности. На людях нас постоянно фотографировали.
     - Ну и тоска, - говорил Филипп, - кому это нужно? Мне прямо хочется куда-нибудь скрыться вместе с тобой.
     Он тоже был счастлив, и видеть, и знать, как он любит меня, было просто замечательно. Он меня дразнил и задирал по-прежнему, да и наших словесных баталий мы не бросали, впрочем, это нам обоим доставляло удовольствие.
     Мне было девятнадцать, ему без малого двадцать один; жизнь казалась нам сказкой. Не думаю, что его познания, и житейские, и ученые, были намного шире моих, которые, надо сказать, оказывались довольно скудными. Хотя порой лучше вообще знать о жизни меньше, о будущем хорошо бы вообще не задумываться.
     Семья Филиппа встретила и приняла меня очень радушно. Рассеянность леди Эмили была даже милой. А по секрету она как-то сообщила мне, что больше всего мечтает о внуках. Вообще, говорила она много и бессвязно. Но все-таки я поняла из ее рассказов, что в роду у Каррингтонов в основном были мальчики-наследники. У них с мужем Ролло родился через год после свадьбы, а вот после этого прошло немало лет, прежде чем появился Филипп. Ее сыновья такие разные - "Ролло меня иногда даже пугает, дорогая. Но у него такой цепкий ум. Филипп рос совсем другим".
     Сыновья для Каррингтонов - своего рода традиция и, учитывая не очень удачный брак Ролло, нам с Филиппом предстояло не откладывая заняться произведением на свет очередного, но первого для нас маленького Каррингтона. Первым внуком он должен был стать и для старших Каррингтонов.
     Мысль о ребенке очень волновала меня, но ни в коей мере не омрачала первые недели после помолвки на балу. И мне казалось, что такой беззаботной жизнь будет вечно.
     На недельку съездили мы в загородное поместье Каррингтонов, чтобы там в кругу близких друзей отпраздновать наше обручение. Дом их очаровал меня еще давно, когда я впервые увидела его, но сейчас, будучи почти уже членом семьи и хозяйкой, я восхищалась им еще сильнее.
     Особняк Трентхэм Тауэре был заложен в тюдоровские времена, но в последующие годы реконструкции подвергался неоднократно. Дом стоял на холме, с которого он как бы важно взирал на раскинувшуюся внизу местность. Вероятно, характер Каррингтонов отражало и их поместье. Правда, войдя в семейный круг Каррингтонов, я поняла, что слишком злословила на их счет раньше. Мнение о них я все-таки составляла через отношение кузины Агаты. А они приняли меня так тепло, как вряд ли кого-нибудь из невест принимали. Такое добросердечие и искренность приятно удивляли, особенно если учесть нравы общества, к которому они принадлежали.
     Мне захотелось осмотреть весь дом, я попросила Филиппа быть проводником, и он, заразившись моим радостным энтузиазмом (мои интересы, пусть самые далекие, всегда захватывали его - это была одна из его самых милых особенностей), с восторгом провел экскурсию по всем закоулкам и комнатам. Парк вокруг дома мне был знаком еще с детства, когда мы обследовали в нем каждую пядь; теперь меня привлекал дом.
     Филипп сводил меня в часовню при особняке, показал столовую, где на стенах рядами висели портреты предков со стороны матери. Потом мы направились вниз по винтовой каменной лестнице, в конце которой увидели массивную дубовую дверь.
     - Старая оружейная, - объяснил Филипп, - сейчас здесь тоже хранится оружие.
     Он распахнул дверь.
     - Ну и арсенал! - воскликнула я. - Надеюсь, он лишь декоративный?
     В ответ Филипп рассмеялся.
     - Время от времени в сезон охоты оружие при деле. А я, должен признаться, стрелок отменный.
     - А я ненавижу все, что стреляет, - с жаром сказала я.
     - Но ты же не против жирного свежего фазанчика?
     Он раскрыл один футляр, отделанный изнутри алым атласом. Там лежал отливавший серебром пистолет, ячейка для другого была пуста.
     - Ну, не красавец ли? - воскликнул Филипп.
     - Едва ли.
     - Вот оно, твое невежество, любовь моя.
     - А где другой? Их же должна быть пара, так ведь?
     - О, он в надежном месте.
     - Что ты хочешь этим сказать?
     - Вот, предположим, я остаюсь один во всем доме. В коридоре раздаются крадующиеся шаги. Дверь медленно отворяется, и возникает фигура в маске. Этот злодей явился, чтобы стащить столовое серебро, картины и фамильные драгоценности. И что же я делаю? Незаметно сую руку под подушку. Выхватываю пистолет. "Руки вверх, негодяй!" - кричу я. И что, что он может сделать против этого красавца? И богатство семьи спасено благодаря ему, - он бережно погладил пистолет, прежде чем закрыть коробку.
     - Ты что действительно будешь держать оружие под подушкой, Филипп?
     - До нашей свадьбы - буду. А потом ты станешь защищать меня.
     - Ну и дурачок же ты. Не люблю я все эти ружья и пистолеты. Ладно, пойдем дальше.
     - Твое желание - закон, - сказал Филипп, - пошли.
     Старинные каменные переходы, чуланы, коридоры очаровали меня. В восторг я пришла от комнаты, знаменитой тем, что в ней как-то почивала королева Елизавета. Считалось даже, что кровать с пологом - подлинная. Просто потрясающим был зал-солярий, окнами выходивший на юг. Именно там я почему-то решила спросить у Филиппа, когда же я встречусь с женой Ролло.
     Филипп вдруг смутился.
     - Мы с ней не видимся. Мы даже и не говорим о ней. Все это очень печально. Так не похоже на Ролло, что он оказался в такой ситуации. Он всегда был скрытным... и в делах... и в финансовом бизнесе... щепетильным, как отец, если не сильнее... Они так бурно обычно обсуждали дела, банки, деньги. Казалось, для них обоих больше ничего не существует. И вдруг эта женитьба...
     - Что, опрометчивый брак?
     - Выяснилось, что да. Я сам узнал об этом как о совершившемся факте. Только после медового месяца все выяснилось.
     - Что выяснилось?
     - Что она, как бы это сказать, неустойчивой психики...
     - То есть, она - безумна?
     - Ее приходится... содержать под наблюдением. Есть люди, которые за ней смотрят.
     - Где? Здесь, в доме?
     Он отрицательно покачал головой.
     - Какое-то время они здесь жили. В верхних комнатах. Но все оказалось очень непросто. Вся семья пребывала в смятении. Теперь ее куда-то увезли.
     - Куда?
     - Не знаю. Мы эту тему не обсуждаем. Это дело Ролло. Он так решил.
     - Должно быть, он очень страдает?
     - Разве по нему поймешь? Только не спрашивай мать об этом. Она расстраивается. Да все переживают... Ролло больше всех, наверное. Только виду он не показывает. Никогда свои чувства не афиширует.
     - А каково же ей ?
     - Возможно, она не чувствует так, как мы. С такими людьми это неудивительно.
     - Ты сказал, она бывала здесь?
     - Да, Ролло привозил ее сюда на время. С ней был одна очень хорошая женщина, сиделка, что ли... потом стало уже невозможно... в общем, они уехали.
     - Я хочу посмотреть ее комнату.
     - Это еще зачем?
     - Так...
     - Это наверху.
     - Пошли, - скомандовала я, - покажешь мне.
     По старой лестнице с резными изящными перилами мы поднялись на самый верх. Потолки здесь были гораздо ниже, чем во всем доме. Комнат было четыре, почти отдельная квартира; две спальни. Одна - жены Ролло, другая, наверное, ее сиделки.
     Я очень чутка к атмосфере любого жилища, а здесь все было пропитано страданиями. Я поежилась.
     - Ты замерзла, - заметил Филипп.
     - Просто озноб.
     - Почему тебя знобит?
     - Мурашки бегают, как говорится.
     - Пойдем-ка вниз.
     - Подожди еще немного. Хочу побыть здесь чуть-чуть. Каково же ей жилось? - Я подошла к окну - Высота какая.
     - Может, поэтому они и уехали отсюда.
     - Ты думаешь, она думала о самоубийстве?
     - С такими людьми всякое бывает. Ладно, Эллен, хватит, пошли отсюда. Ты впадаешь в меланхолию. Я тебе больше ничего не могу рассказать. Мы о ней не говорим. Все это личное дело Ролло.
     - И ее - тоже.
     Я потрогала покрывало на постели, погладила спинку стула. Эти вещи окружали ее. Мне захотелось увидеть эту женщину, познакомиться с ней. Может, мне удалось бы помочь ей чем-то.
     "Мы об этом не говорим", - повторял Филипп. Вот так, значит, живут Каррингтоны. Они просто притворяются, что неприятностей нет в природе. Я совсем не такая. И я не могла быстро выбросить из головы жену Ролло.
     Находясь в Сассексе, Филипп настоял, чтобы мы с ним обязательно сходили на Дэд Мэнз Лип. По лесной крутой тропе мы добрались до пятачка на самой круче, нашли свою старую деревянную скамью. Сели.
     - Будто детство возвращается, - сказал Филипп, - знаешь, это ведь был мой самый любимый уголок. А ты все-таки боялась одна сюда подниматься, признайся, Эллен.
     - Да, немного.
     - Какой же свиньей я был.
     - Да ты и сейчас поросенок.
     - Но ты, оторви-да-брось девчонка, могла кого угодно заткнуть за пояс. Странное это место, а?
     - Интересно, сколько людей сидело здесь, думая о последнем шаге в пропасть?
     - Если верить слухам, больше чем достаточно.
     Филипп встал со скамейк