. Казалось, фотография Баста жжет ему грудь.
     - Поскольку на вас Черная Лента,  вам  разрешается  говорить,  только
если к вам обратятся. Вы не можете делать замечания или  задавать  вопросы
по своей воле. Это понятно, воут?
     Зная, что теперь Каэль Першоу как раз  обратился  к  нему  и  требует
ответа, Эйден нарочно промолчал.
     - Отвечайте, Хорхе.
     - Ут. Это понятно.
     - Хорошо. Поэтому я могу не отвечать на ваш  вопрос,  если,  конечно,
его не захочет задать никто из ваших коллег. Воины?
     Никто больше не хотел провоцировать полковника, и  среди  собравшихс
установилась тишина. Спросил же Эйден о том, могут ли его  вольнорожденные
рассчитывать на честь занять передовую позицию и встретить врага  первыми.
Он знал,  что  Першоу  никогда  не  позволит  "вольнягам"  встать  впереди
вернорожденных, так что его просьба была обдуманным оскорблением. На  этот
вопрос он мог получить только отрицательный ответ. Задал же  его  Эйден  с
целью напомнить о том, что его воины совсем не плохи, хотя все остальные и
были о них самого низкого мнения. Но в его подразделении непременно узнают
об этом вопросе, и тогда его авторитет среди воинов возрастет.
     Хотя воины Клана редко теряли присутствие духа, комната погрузилась в
мрачную тишину. Объявленная Каэлем Першоу новость о том, что  значительна
часть их сил, так и не успев вступить  в  бой,  уничтожена  Кланом  Волка,
никак  не  способствовала  появлению  обычного  перед   боем   энтузиазма.
Несколько  человек  продолжали  пристально  смотреть  на  Эйдена,  который
чувствовал, что краснеет. Это было даже позорнее, чем Черная Лента на  его
груди.
     Каэль Першоу объявил, что все свободны, и воины  начали  выходить  из
зала. Затем командир базы громко сказал:
     - Командир Хорхе, вы останетесь здесь.
     Когда комната опустела, Каэль Першоу кивком  головы  показал  ему  на
стул и со спокойной угрозой в голосе проговорил:
     - Садитесь.
     Эйден заколебался, но  командир  базы  вдруг  грубо  толкнул  его  по
направлению к стулу. Это случилось так неожиданно, что Эйден чуть не упал.
Восстановив равновесие и услышав повторный приказ сесть,  он  повиновался.
Бросить вызов,  оставшись  стоять,  было  бы  глупостью,  поскольку  тогда
командир базы принялся бы толкать его по всей комнате, а он  бы  никак  не
смог бы ответить этому мерзавцу.
     Сам Каэль Першоу присел на край стола - это позволяло ему смотреть на
Эйдена сверху вниз и тем самым как бы подчеркивало его  власть.  Полковник
славился способностью подавлять подчиненных.
     - На этот раз ваше подразделение не будет участвовать в бою.
     Он внимательно посмотрел на Эйдена, с удовольствием ожидая проявлений
гнева, который должны были вызвать его слова. Однако лицо Эйдена  осталось
спокойным и непроницаемым.
     - У меня есть для вас другое задание, - сказал Каэль Першоу.
     На лице Эйдена не дрогнул ни один мускул, хотя  в  душе  его  бушевал
пожар и ему стоило больших усилий  спокойно  усидеть  на  стуле.  То,  что
Першоу давал другое задание, особенно теперь, когда так не хватало  людей,
лишний раз говорило о крайне низком престиже вольнорожденных на станции.
     - Но сэр, при всем должном к вам  уважении,  ваши  силы  уже  слишком
ослаблены, и...
     Першоу безнадежно вздохнул, затем так тихо, что его не было слышно  и
за пару шагов, проговорил:
     - Я спишу это на то, что  вы  просто  не  привыкли  к  Черной  Ленте.
Вольнорожденный  и  в  обычной  ситуации  не   должен   возражать   своему
начальнику, не спросив у него разрешения, что тем более  невозможно,  если
он носит Ленту. Однако я посмотрю на это сквозь пальцы  и  отвечу  на  ваш
очевидный протест. Конечно, я сделаю все,  чтобы  выиграть  сражение,  но,
честно говоря, я скорее бы послал  против  тринария  Двилта  Радика  звено
вернорожденных, чем допустил на поле боя хотя  бы  одного  "вольнягу".  Вы
поняли? Ведь вы "вольняга", не правда ли?
     Каждый раз произнося своим негромким голосом  презрительное  словечко
"вольняга", Першоу особо выделял его. Так он старался еще больше оскорбить
Эйдена, которому стоило огромного труда не выложить полковнику всю правду.
Удерживала его только та мысль, что если  уж  рассказывать  кому-нибудь  о
своем верном рождении - а последствия могли быть просто ужасны,  -  то  не
этому отвратительному типу.
     Ненависть к Каэлю Першоу наполняла Эйдена, и он  вдруг  осознал,  что
позволяет себе эмоции, несовместимые с честью  воина  Клана.  Воины  часто
возмущались поведением  друг  друга,  но  истинная  ненависть  встречалась
редко. Воины Клана старались не поддаваться  низменным  инстинктам,  зная,
что это может нарушить согласованность действий в бою.  Гордость  за  свое
подразделение являлась важным объединяющим  фактором,  а  любая  ненависть
никак ей не способствовала. Во время воинского обучения колетов специально
тренировали подавлять в себе  ненависть.  Если  же  все-таки  какая-нибудь
ссора возникала между воинами, то  конфликт  решался  в  Кругу  Равных.  В
случае, когда оба воина оставались после поединка в  живых,  их  побуждали
исполнить Шуркай, чтобы у них не оставалось уже никаких злобных чувств.
     Но Эйдена Шуркай никогда не удовлетворял. Еще кадетом он  узнал,  что
такое  настоящая  ненависть.  Он  ненавидел   своего   офицера-наставника,
Сокольничего Джоанну. Если бы он увидел ее сейчас, то вместо  приветствия,
наверное, задушил бы. Однако еще больше ему хотелось сомкнуть руки  вокруг
шеи другого офицера из  далекого  кадетского  прошлого.  Им  был  командир
Сокольничих Тер Рошах, тот самый человек, которого он,  Эйден,  по  иронии
судьбы должен был  благодарить  за  то,  что  вообще  стал  воином.  Рошах
предоставил ему вторую попытку на Аттестации после провала  на  первой.  К
несчастью, чтобы совершить такой  из  ряда  вон  выходящий  поступок,  Тер
Рошаху пришлось подстроить  гибель  подразделения  вольнорожденных.  После
этого он заставил Эйдена взять имя одного из них. Погибший кадет по  имени
Хорхе обладал большими способностями и, без сомнения,  мог  хорошо  пройти
Аттестацию. Убийство, сегодняшний позор, все то, что произошло, заставляло
Эйдена ненавидеть Рошаха еще больше, чем Першоу или Джоанну, даже  больше,
чем врага на поле боя, - настоящий грех для истинного воина Клана.
     Если бы он  признал  свое  подлинное  происхождение,  то,  совершенно
определенно, перестал бы быть воином. Правда, и Рошаха утянул бы за собой.
Однако Эйден не считал, что радость увидеть Рошаха осужденным и  казненным
стоит риска потерять жизнь самому. Самое малое наказание,  на  которое  он
мог рассчитывать, - это перевод в низшую касту.  Он  уже  некоторое  врем
работал техником после того, как провалился на  первой  Аттестации,  перед
тем, как стал жить под чужим именем. Эйден знал,  что  никогда  не  сможет
вновь вернуться на этот уровень общества Клана. Это тоже отличало  его  от
обычного воина. В обычаях Клана  было  получать  удовлетворение  от  любой
работы или занятия.  Неудовлетворенным  просто  не  находилось  места.  И,
честно говоря, очень немногие люди были недовольны своей жизнью  в  Клане.
Эйден временами думал, что его преследует какой-то злой рок,  и  это  тоже
было не в духе Клана. Такие мысли  стали  приходить  ему  в  голову  после
тайного  чтения  книг.  Рок  наделил  его  склонностью   к   размышлениям,
врожденным беспокойством и - в завершение  -  сделал  лже-вольнорожденным.
"Вольнягой", как беспрестанно повторял Першоу.
     Порой Эйдену казалось, что судьба, которая до сих  пор  вела  его  по
бесплодным дорогам, сотворила чудо, подобное тем, о  которых  он  читал  в
мифах. В одном рассказе скульптор создал статую женщины, и она ожила.  Что
касается  Эйдена,  то  судьба  своими  умелыми  руками  вылепила  из  него
вольнорожденного. Наверное, теперь он и есть настоящий вольнорожденный.  И
ему никогда не вернуть свой прежний статус. Как  будто  он  ожил  в  чужой
касте и окаменеет, если вернется в свою.
     Плохо было то, что теперь Эйден  и  думал,  как  вольнорожденный.  Он
столько прожил с  ними,  что  стал  ими  даже  восхищаться:  особенно  его
радовала их способность  отлично  сражаться,  несмотря  на  все  презрение
вернорожденных, лившееся на них дождем после каждой битвы. Их стремление к
усовершенствованию своих боевых качеств, их способность управлять  боевыми
роботами порой просто поражали. И единственной наградой за  все,  что  они
делали лучше многих вернорожденных,  были  несколько  небрежно  написанных
слов  в  похвальной  грамоте.  Чтобы  создать  хоть  какой-то   противовес
холодному презрению  вернорожденных,  вольнорожденные  поддерживали  между
собой теплые, дружеские отношения, и  это  все  больше  нравилось  Эйдену.
Вольнорожденные  не  так  сдержанны  в  общении   друг   с   другом,   как
вернорожденные. Кроме того, они всегда находили повод  пропустить  рюмочку
или ущипнуть деревенскую девчонку - гораздо чаще, чем  ограниченные  своей
социальной ролью вернорожденные. Клан на все это смотрел сквозь пальцы.


     Некоторое время Каэль Першоу молча разглядывал Эйдена. Лицо его  было
безмятежно, но каждый подчиненный  знал,  что  как  раз  этого  и  следует
опасаться. Эйден, однако, давно уже перестал трепетать перед начальством.
     - Поверьте мне, Хорхе, - сказал наконец Першоу,  -  ничего  бы  я  не
желал больше, чем убить вас в Кругу Равных. Но на станции  сейчас  слишком
мало людей, и любая смерть является невосполнимой потерей.  Я  подозреваю,
что Клан Волка еще до Вызова обладал подробными разведданными о  положении
на нашей базе. Но я им не позволю  захватить  мое  генетическое  наследие.
Поэтому ваше задание очень  важно.  Если  б  я  мог,  то  поручил  бы  его
подразделению вернорожденных, но, как я уже сказал, у нас мало людей.  Это
должно сделать ваше звено.
     "Разумеется, - подумал Эйден. - Самое дерьмовое задание нужно  давать
вольнорожденным".  Задание,  которое  должно  выполнить  его  звено,   без
сомнения, было эквивалентом чистки "пещеры" - как воины называли сортир.
     - Вы уже знаете, - продолжал Першоу, - что направлявшийся сюда  шаттл
с тринарием атакован и сбит. Однако на совещании я  не  упомянул,  что  мы
приблизительно знаем,  куда  он  упал.  Воздушная  разведка  донесла,  что
уцелело по крайней мере несколько человек, а  возможно,  и  сколько-нибудь
боевых роботов. Правда, никаких сообщений  с  шаттла  пока  не  поступило.
Может случиться, что данные воздушной разведки ошибочны и не уцелел никто.
Однако при падении могла выйти из строя  аппаратура  связи.  Вы  со  своим
звеном  должны  добраться  на  боевых  роботах  до  места   падения,   все
обследовать и, если нужно, оказать помощь. Самый важный  пункт  задания  -
забрать оттуда всех  воинов,  функционирующие  машины  и  привести  их  на
станцию "Непобедимая" для дальнейшего участия в бою. Это простое  задание,
его могут выполнить даже "вольняги". Я уверен, что вы  согласитесь,  воут?
Отвечайте, командир звена Хорхе. Здесь, когда мы  наедине,  учитывая,  что
скоро начнется бой, вы можете говорить без разрешения.
     -  Мне  нечего  сказать.  Мы,  простые  "вольняги",  умеем  выполнять
задания.
     Эйдену показалось, что брови Першоу слегка приподнялись от удивления.
Вероятно, так оно и было, потому что командир базы сказал:
     - Иногда ваша ирония производит на меня впечатление,  командир  звена
Хорхе. Значит, я так понимаю, у вас нет больше вопросов?
     - Я желаю знать только необходимые детали. С этим  ведь  нет  никаких
трудностей, воут?
     - Ут. Что-нибудь еще?
     - Можно мне встать?
     - Разумеется.
     Першоу удалось подняться  раньше  Эйдена.  Теперь  он  обошел  вокруг
стола, оказавшись по другую его сторону. Эйден был на голову выше  Першоу,
и полковнику не хотелось смотреть на него снизу вверх, стоя  рядом.  И  до
этой встречи Эйден знал,  что  Першоу  презирает  вольнорожденных,  однако
только теперь понял, сколь глубоко это презрение. Странно,  но  теперь  он
стал даже больше восхищаться Першоу. Этот человек умел  ненавидеть  совсем
как Эйден. Несмотря на все различия, у них была общая черта характера.
     Першоу развернул лежавшую на столе карту станции и  ее  окрестностей.
Склонился над ней.
     -  Корабль  упал  где-то  здесь,  -  он   ткнул   толстым,   коротким
указательным пальцем в точку по другую  сторону  Кровавого  болота.  Эйден
знал,  что  между  болотом  и  местом  падения  находится  участок  весьма
труднопроходимой местности.
     - На то, чтобы обогнуть болото, потребуется много времени, -  заметил
он.
     - Да. Но вам не придется огибать  болото.  Ваш  маршрут  лежит  через
него.
     Першоу посмотрел в  упор  на  Эйдена,  который  знал,  что  полковник
прямо-таки жаждет услышать протест, но не собирался доставлять  ему  этого
удовольствия. Эйден просто кивнул.
     - После болота будет еще  труднопроходимый  участок  в  джунглях,  но
вместо оружия мы поставим на некоторые ваши машины специальные  устройства
с ножами. Тогда вы сможете пробиться сквозь любые заросли. Эти ножи  также
пригодятся,  если  вам  понадобится  освободить  застрявшие   машины.   Вы
удовлетворены, воут?
     - Нет. Я бы лучше отправился с оружием.
     Еле слышно Першоу пробормотал:
     - Типичная трусость "вольняги".
     - Это не трусость. Возможны столкновения с врагом. Кроме того...
     - Вы думаете, воины Клана Волка будут обеспокоены  появлением  вашего
маленького отряда? Сомневаюсь. Я дам им  знать,  что  вы  -  подразделение
вольнорожденных, и они подумают,  что  вы  выполняете  задание  по  уборке
мусора.
     - Раз уж вы позволили мне возражать, я скажу, что,  увидев,  куда  мы
направляемся, они попытаются нас остановить.
     - Однако вы - воины Клана Кречета и можете  сражаться  с  кем  угодно
каким угодно оружием, воут?
     Першоу загнал его в угол,  причем  использовал  он  только  словесные
аргументы.  Но  ведь,  в  конце  концов,  он   был   здесь,   на   станции
"Непобедимая", старшим офицером. Он и должен был  выигрывать  в  словесных
спорах. И, хотя это мало утешало Эйдена, он опять почувствовал  восхищение
командиром, которого так ненавидел. Ведь он абсолютно прав,  и  Эйден  зр
пытается ему возражать. Воин должен непрерывно доказывать, что он воин,  и
чем большие трудности ему удастся преодолеть, тем ценнее победа.
     Получив от Першоу еще несколько указаний, Эйден спросил:
     - Известно ли точное число оставшихся в живых?
     - Нет. Но пилоту показалось, что  он  видел  какое-то  движение.  Выл
легкий туман, и он мог принять за  людей  какие-нибудь  кусты  или  камни.
Сейчас  туман  сделался  сильнее,  и  проводить  воздушную  разведку   нет
возможности.
     - Что там было за подразделение?
     - Тринарий боевых машин, обслуживающий персонал, снаряжение, ну и так
далее. Мне сообщили, что капитан, командующий тринарием, обладает  большим
опытом. Она прямо с Дагды. Участвовала в сражении с Кланом Медведя и  лихо
пробила их оборону. Ее зовут капитан Джоанна из Соколиной Стражи. Пока что
она не заработала Родовое Имя, хотя ей уже двадцать восемь лет - до вольно
солидный возраст для воина. Но мы здесь не для того, чтобы обсуждать  Путь
Крови, воут?
     - Ут.
     Эйден порадовался: Каэль Першоу так увлекся, давая указания,  что  не
заметил удивления, тенью промелькнувшего по  лицу  Эйдена.  Джоанна!  Мало
того, что он обречен выполнять это задание, мало того,  что  ему  придетс
пересечь проклятое Кровавое болото, мало  того,  что  подразделение  будет
частично разоружено, мало того, что им необходимо будет продираться сквозь
немыслимый хаос джунглей, так еще они  должны  все  это  проделать,  чтобы
найти капитана Джоанну! Кто,  как  не  Джоанна,  была  проклятием  Эйдена,
карой, посланной ему свыше? Он с большим удовольствием прошел бы босой  по
полю с ядовитыми змеями, окруженный облаками метана, держа в руках горячие
уголья, чем выполнил задание с перспективой снова увидеть Джоанну.



7

     Джоанну вывело из забытья чувство, будто она тонет в темной воде. Она
пришла в себя, задыхаясь и не понимая, почудилось ли ей это  или  это  все
происходит на самом деле. В любом случае, удушье становилось  нестерпимым.
Она попыталась посильнее вдохнуть, но в легкие попала только жалкая  капл
воздуха. Однако даже судорожного полувздоха хватило, чтобы  почувствовать,
как сильно отбита спина. Да и, наверное, сами легкие. Левая  щека  Джоанны
прижималась к чему-то очень твердому. Похоже, камень. Действительно, когда
она чуть сдвинула голову, камень оцарапал  кожу.  Интересно,  чем  же  так
сильно придавлена голова?
     Следующая попытка вздохнуть оказалась более удачной: в легкие  попало
больше воздуха. Джоанна почувствовала запах чего-то влажного.  Вода?  Нет,
что-то другое. Что-то со знакомым, приторным привкусом.  Запах,  привычный
на поле боя. Кровь. Да, это кровь.
     "Может быть, это моя кровь? И что так жутко на меня давит?"
     Вздохнув еще раз, Джоанна ощутила запах промокшей одежды.
     Она попыталась шевельнуться. Моментально  все  тело  пронзила  остра
боль. Причем единственное, что у Джоанны получилось, - это  дернуть  левой
ногой.  Ничего  не  вышло,  когда  она   попыталась   пошевелить   руками.
Создавалось такое впечатление, что они отстрелены где-то  у  плеч.  Как  у
безрукого робота. Это испугало Джоанну  всерьез.  Но  вот  в  правой  руке
начало покалывать. "Значит, я, по крайней мере,  однорукая".  Странно,  но
такой вывод утешил ее.
     Еще один вздох. Ничего нового.
     Вдруг возле самого уха  что-то  словно  взорвалось.  Сначала  Джоанна
подумала, что звук этот предвещает смерть. Но нет  -  спустя  секунду  она
была все еще жива. Такая смерть никак не устраивала Джоанну, одна мысль  о
ней вызвала приступ ярости. Джоанна собиралась  умереть  на  поле  боя,  и
никак иначе.
     Правой щекой она ощутила чье-то теплое, слабое дыхание. На ней кто-то
лежал. Навалившись на лицо Джоанны грудью и свесив рядом  голову.  Правда,
Джоанну придавило еще чем-то - чем, она  не  знала.  Но  любая  информаци
лучше полного неведения. Хоть что-то теперь начинает проясняться.
     Раздался еще один "взрыв", и Джоанна поняла, что это стон. Как бы  то
ни было, чужая голова слегка сдвинулась в сторону, и через  образовавшеес
отверстие, казалось, хлынул поток свежего воздуха. Должно быть,  от  этого
движения соскользнула душившая Джоанну ткань. Она  несколько  раз  глубоко
вдохнула, пытаясь набрать как можно больше воздуха на случай, если лежащий
на ней сдвинется обратно и вновь закроет доступ кислорода.
     Человек пошевелился опять,  и  ее  правая  рука  оказалась  свободна.
Потянувшись чуть вверх  и  назад,  женщина  почувствовала,  как  судорожно
сократились ее мышцы. Пальцами она прикоснулась к  чьей-то  коже.  Пошарив
вокруг, она нащупала нечто похожее на скулу, затем волосы и ухо.  Неудобно
изогнув руку, Джоанна вцепилась в него и слабо потянула. Голова  дернулась
в  сторону,  и   Джоанна   почувствовала   некоторое   облегчение.   Плечо
пульсировало от боли, запястье, казалось, вот-вот  сломается,  но  Джоанне
как-то удалось ухватить человека за волосы и немного оттащить в сторону.
     Она приподняла лицо на несколько сантиметров от земли,  и  к  боли  в
запястье и плече присоединилась боль в шее.  Тот  глаз,  что  плотнее  был
прижат к земле, открыть не удалось, но это не имело значения,  потому  что
другим Джоанна тоже ничего не видела.  Скорее  всего,  была  ночь,  и  все
вокруг окутывала тьма.
     Вместе с чистым воздухом пришел запах гари. Что-то неподалеку горело,
однако огня не было видно.
     Она несколько раз сильно зажмурилась, потом напрягла зрение,  но  все
равно ничего не увидела. Затем  опять  расслабившись,  чтобы  прекратилась
боль, принялась размышлять.
     Что бы она ни делала, пошевелиться пока не удавалось. Правую руку  то
и дело пронзала боль; ею  можно  было  чуть-чуть  двигать,  но