зни. Знай я, что вы тут...
     - Бросьте  лицемерить,  командир. Вы  слышали условия.  До смертельного
исхода. И я и Эллис - мы оба произнесли эти слова.
     - На дуэли чести эти слова просто дань традиции.
     - Я это понимаю иначе.
     - Черт вас дери, Джоанна, вам не следовало убивать Эллиса.
     -  Это  вопрос  морали.  Согласно моей  морали,  у меня не было выбора.
Таковы  традиции Клана, таков путь Клана. Дуэль  чести должна вестись именно
по тем правилам, о которых договорились обе стороны.
     - Сведение личных счетов - это не путь  Клана. У Джоанны был такой вид,
будто она готова убить Тер Рошаха на месте.
     - Как ВЫ смеете говорить о сведении счетов, о мести? Кто-кто, а вы...
     Она осеклась. Тер Рошах протезом ударил ее по губам. О силе удара можно
было догадаться уже  по  тому,  как пошатнулась Джоанна.  Из  уголка ее  рта
потекла струйка крови.  Она собралась было поднести ко  рту руку и  вытереть
кровь, но, видимо, решила, что  это  может  быть расценено как  капитуляция.
Поэтому она резко опустила руку. Кровь текла у нее по подбородку и капала на
кожаную куртку.
     Несколько секунд она смотрела на Тер Рошаха, дрожа  от переполнявшей ее
ярости, потом взяла себя в руки.
     - Ваши приказания, командир.
     - Следовало бы перевести вас на другую должность, но у меня не  хватает
инструкторов. До завтрашнего дня вы будете находиться под  домашним арестом.
Утром явитесь ко мне с рапортом.
     - Есть, командир.
     Твердым  шагом Джоанна пошла  прямо  на  кадетов, будто  не замечая их.
Группа расступилась,  давая ей пройти. Никто не решился заглянуть  Джоанне в
глаза.
     Повернувшись к сибам спиной, Тер Рошах громко приказал им разойтись. До
бараков все шли молча, под впечатлением произошедшего. В бараках же молчание
нарушилось.  У  всех была  потребность  выговориться, и  обсуждение  событи
тянулось до ночи. Эйдену разговаривать не хотелось, поэтому он пошел на свое
место и лег; Встретившись взглядом с Мартой, он глазами позвал ее к себе. Та
отрицательно покачала головой: нет.
     Среди ночи Эйден был вызван  к Сокольничему Джоанне. Другие, чаще всего
Брет, тоже время  от времени, случалось, получали подобный вызов, но  Эйдена
она вызывала  первый раз. Эйден всегда считал, что раз он вызывает у Джоанны
антипатию как кадет, то должен быть неприятен и как сексуальный партнер.  По
большому счету ее сексуальные  притязания к кадетам были более  чем скромны,
но все  же  время  от  времени она вызывала  к себе то одного,  то  другого.
Отказаться не осмеливался  никто. Трудяга  Брет, которого она вызывала  чаще
других,  да и остальные рассказывали, что она  заставляет их молчать. Первой
мыслью Эйдена, когда он получил вызов, было отказаться,  продемонстрировать,
что и здесь ей его не сломить. В конце концов, ее  жилище - это тот же  Круг
Равных.  Однако затем Эйден решил, что секс - это всего лишь секс и не стоит
того, чтобы жертвовать ради него жизнью. Поэтому он отправился к ней.  Как и
предсказывал  Брет  и  остальные  ребята,  все  прошло  в  полном  молчании.
Совокупление было быстрым и деловитым, и больше походило на поединок, чем на
нечто иное.
     За  всю  ночь Сокольничий Джоанна заговорила с ним лишь дважды,  и  оба
раза в короткие периоды отдыха. В первый раз она сказала: -
     - Я знаю, что у тебя есть  свой  кодекс чести.  Я знаю его. Я знаю, что
несколько лет назад ты убил  бандита, причем грубо  и жестоко. Признаться,
была удивлена. Я всегда видела и  вижу в тебе  внутреннюю слабину и уверена,
что в конце концов ты сломаешься. Может, я ошибаюсь. Время покажет. А до тех
пор  тебе  не будет от меня  покоя. Тебе от меня  не скрыться. Я всегда буду
рядом, и  за каждый промах ты будешь у меня кровавыми  слезами умываться.  И
ночами  ты  теперь будешь  рядом  со  мной,  как сейчас, часто будешь, очень
часто.  И это будет длиться долго,  очень долго. И либо ты  сломаешься, либо
сдохнешь, либо пошлешь свою группу к черту. А может быть, ты и победишь.
     Во второй раз она сказала ему:
     - От моей сиб-группы только я осталась. Из тех, кто стал воинами.
     Будучи  вызванным в  качестве сексуального  партнера, Эйден имел  право
разговаривать с Джоанной. Но он молчал. Даже занимаясь с Джоанной сексом, он
не позволил себе издать ни звука. Джоанну, похоже, это не интересовало.
     Прежде  чем уйти от  нее,  Эйден остановился  в  дверях  и оглянулся на
непривычно разнежившуюся Джоанну.
     - Я не проиграю, - проговорил он. Может, он и ошибся, но ему показалось
вдруг, что он видит на ее лице намек на улыбку.
     - Может, и нет,  - ответила она  тихо. Когда  он шагнул  за  порог, она
добавила ему вслед: - Только я боюсь, что ты проиграешь.
     Если бы она сказала ему, что уверена, будто он проиграет,  он бы просто
выслушал ее, как поступал уже тысячи раз. Но она произнесла:  "я  боюсь". По
пути  в барак Эйден несколько раз  останавливался. Что все-таки означает это
"боюсь"? Что  она  хотела  сказать? Никогда  и  никому  из сибов Джоанна  не
показывала,  что  ее  волнует  их судьба.  Как  понимать ее слова?  Ее  что,
интересует, выиграет он или проиграет? Глупости! Ей на всех наплевать.
     А может быть, нет?





VII

     Припав к окуляру телескопического видоискателя, снятого, должно быть, с
какого-нибудь  отслужившего  свой век  полевого орудия, Эйден поймал  в поле
зрения вольнорожденного,  которого ему нечем было убить.  В его распоряжении
имелся лишь лазер средней мощности (ЛСМ),  запас  энергии которого был почти
на нуле. Максимум, на что мог надеяться Эйден, стреляя на такое расстояние,-
так  это вызвать  у своего  противника приступ  тошноты. Возможно, это  было
глупостью  с его,  Эйдена, стороны  - ограничиться  одним-единственным видом
оружия. Тем более  что остальные сибы, все как один, указали в своих заявках
еще и пулеметы и РБД - ракеты ближнего действия.
     Вольнорожденный, чья  задача была противостоять Эйдену на этом  участке
учебного поля  боя,  вид имел  самый что  ни есть заурядный. Очень короткая,
ежиком, стрижка. Эйден слышал, что у  вольнорожденных  кадетов так принято -
они хотели  и в  этом отличаться от  вернорожденных. Что-то, возможно именно
отсутствие волос, придавало лицу вольнорожденного красноватый оттенок, дела
его едва ли не демоническим.
     В   динамиках   сквозь  треск   помех  раздалось   чье-то  замысловатое
ругательство  в адрес вольнорожденных ублюдков. Ругань  как вид творчества в
учебно-тренировочном  лагере,  можно  сказать,  поощрялась.  Считалось,  что
крепкое словцо поднимает дух. Поэтому каждый из сибов изощрялся, как мог.
     Неподвижность  боевого  робота не позволяла  Эйдену увидеть, кого же из
его сотоварищей достали "вольнорожденные ублюдки". Во всяком случае это была
не  Марта.  Он  все  равно каждый  раз  узнавал голос Марты, даже искаженный
динамиками до  неузнаваемости. Марта сейчас  тоже в одном из восстановленных
боевых роботов. Эйден никак не мог свыкнуться с ее теперешней сдержанностью.
За  год, прошедший  между  убийством  Джоанной  Эллиса  и  сегодняшним днем,
дистанция  между  ними  еще  более увеличилась.  Временами  они  по-прежнему
встречались в постели, но даже совокупления  отныне не сближали, & разделяли
их. Секс с ней был не хуже, но и не лучше секса, который  он,  Эйден, мог бы
иметь с любой девушкой из их сиб-группы.
     Эйден    вглядывался    в   вольнорожденного.    Видоискатель   старый,
разболтанный, давал некачественное  изображение, но другого "окна в  мир"  у
Эйдена   не   было.   Он  находился   внутри  корпуса   "Огненного  мотыля",
представлявшего собой почти бесполезную груду металла, но "вполне пригодного
для начальной стадии обучения",  по словам  Джоанны. Остальные его  товарищи
тоже  заперты в  таких же,  "вполне пригодных"  железных  гробах.  Корпус  и
верхняя  часть  "Огненного мотыля"  были  относительно  целыми, "ноги" же  и
ходовой механизм - совершенно искорежены, поэтому передвигаться по местности
робот  не мог. Проверив соединенный  с  правой  "рукой" ЛСМ  "Мотыля", Эйден
выяснил, что  эффективный радиус действия лазера сейчас  составляет треть от
нормального. В лучшем случае можно надеяться лишь парализовать противника, и
то если повезет. Эх, надо было все-таки укомплектоваться РБД, а не ЛСМ. Если
бы не  Джоанна!.. Две ночи назад, когда он последний раз был с  ней, Джоанна
посоветовала не  включать  в  заявку  слишком много  оружия.  По ее  словам,
минимальная заявка ценилась куда больше, кроме того, такая заявка давала ему
право  прятаться   на  местности,  а   не  сводить  бой  к  тупому  огневому
противостоянию.  А  при подведении итогов минимальная заявка приносила  куда
больше очков в случае, если боевое задание успешно выполнено.
     Робот раскачивался при малейшем движении Эйдена,  который знал, что это
сделано специально  для усложнения  задания. Кадетов предупреждали,  что при
поломке  в ходовой  части  стабилизирующие  гироскопы  боевого  робота,  как
правило, выходят  из  строя.  Поэтому на  водителя такой поврежденной машины
ложится  дополнительная   задача:  постоянно  удерживать  корпус  робота   в
вертикальном положении.  Эйден  чувствовал,  как  многотонная груда металла,
соединенная с ним нейрошлемом, немедленно отзывается не то чтобы на движение
- на одну только мысль о движении.
     Впрочем, если верить  инструкторам, пройдет еще немало времени,  прежде
чем сибы будут допущены к  управлению  полноценными  боевыми машинами.  Ну а
пока  у Эйдена была  только  лазерная пушка,  и он имел  возможность двигать
"руками" и корпусом робота.
     Эйден  ударил  лучом  в противника.  Ему  показалось, что прицелился он
хорошо,  но  луч  прошел в нескольких метрах выше  головы  вольнорожденного.
Эйден выстрелил еще  раз. На этот раз луч прочертил слабый  след на грунте в
паре метров от ног противника.
     Перед началом учебного сражения сибам было сказано, что вольнорожденные
кадеты  в этом  бою  должны отрабатывать технику  борьбы с боевыми  роботами
противника,  а  в задачу  вернорожденных входила  отработка  противопехотной
тактики.   Помнится,  Эйдена  это   несколько  удивило:  зачем  понадобилось
использовать  вольнорожденных,   которых  путь  Клана  заранее   обрекал  на
поражение?  Не  может  низшая  каста  одержать верх  над  высшей.  В  бою же
вернорожденные  сражаются   лишь   с  вернорожденными,  а  ситуация,   когда
вернорожденным противостоят вольнорожденные, попросту невозможна.
     Так же  как и сибам,  вольнорожденным кадетам перед боем было позволено
выбирать оружие. Противостоящий Эйдену кадет вооружился парой гранатометов и
уже  сделал  несколько  выстрелов  по Эйдену.  Но,  как и  Эйден,  промазал.
Несколько гранат разорвались на корпусе "Огненного мотыля", не нанеся машине
существенного вреда.
     Внутри робота почти вся аппаратура была демонтирована. Джоанна заявила,
что сделано это в интересах кадетов,  дабы не усложнять им задачу.  С пульта
управления сняли все мониторы,  а из компьютерной начинки  осталось лишь то,
без  чего  управление машиной  стало  бы  просто  невозможным. То  же  самое
касалось и  регистрирующей аппаратуры.  Запись поведения  водителя-кадета во
время  учебного  боя  поступала   непосредственно   на  командный  пункт   к
офицерам-инструкторам. Именно по этим записям потом и выставлялись оценки.
     Единственным   регистрирующим  прибором   на  мостике  оказался  датчик
температуры в рабочих отсеках машины, но и его показания, как наверняка знал
Эйден, были чистой липой. Двойная термоизоляция машины практически исключала
возможность  перегрева из-за высокой температуры снаружи,  однако в принципе
возможен перегрев  из-за неполадок в  работе  самого механизма.  Вероятность
этого ничтожна, во все же инструкторы считали необходимым заставлять кадетов
помнить   об   этом,   и   поэтому   в   учебных   машинах   устанавливались
псевдорегистраторы, наподобие того, что был на пульте у Эйдена. По сигналу с
командного пункта на мостике у  кадета вспыхивал  индикатор,  указывающий на
перегрев  отсеков,  после  чего  кадет  считался  условно   мертвым,  заживо
сгоревшим  на мостике. Избежать  "смерти" можно  единственным  способом - не
теряя   ни  секунды,  катапультироваться.  После   чего   машина   считалась
уничтоженной и исключалась из плана сражения.
     Все-таки, несмотря на тяжелые  условия,  в  которых он сейчас оказался,
несмотря на неполноценность "Огненного мотыля", Эйден был рад, что находитс
за броней пусть  даже и такой развалюхи. Позади унижения, позади бесконечные
тесты,  позади учебные бои, в которых сибы выступали  как рядовые пехотинцы.
Теперь  -  наконец-то!  -  начинается  настоящая  учеба.  Сколько   пришлось
выстрадать, чтобы он настал, этот момент. Это не детская драка на деревянных
мечах. Наконец-то  он на мостике и управляет настоящей боевой машиной, пусть
даже и слегка покореженной. Эх, если бы еще ЛСМ не был разряжен.
     Однако пора кончать с вольнорожденным ублюдком. Эйден наклонился вперед
к  экрану  обзора,   жалея,  что  на  мостике   нет  панорамного   монитора,
развертывающего топографическое изображение всего поля боя. Ладно, забыли об
этом.  Эйден поймал в  прицел  фигуру вольнорожденного  и медленно нажал  на
кнопку, что была под правой рукой. Первое убийство, спланированное для него,
для Эйдена. Не торопиться...
     А надо было бы поторопиться. Джоанна  не  уставала вколачивать в головы
сибам,  что  время в бою - самый критический фактор. Теперь Эйден ощутил это
на собственной шкуре.
     Вольнорожденный стоял между двух  высоких  деревьев,  чьи  стволы мокро
поблескивали после недавнего  ливня. Вдруг  он сделал  резкое движение,  и в
глаза Эйдена ударил нестерпимо яркий свет. "Слепыш". Эйден и  не подозревал,
что  у ублюдка в заявке значилась световая  пушка. Выпущенный снаряд ударил,
по всей видимости, в левую "руку" боевого робота, на которой был смонтирован
ЛСМ. Эйден знал, что ослепительный свет будет  держаться около минуты. Жела
сохранить  зрение,  он  крепко  зажмурился.  Но  сетчатка   все-таки  успела
отреагировать - в глазах закрутились яркие пятна, наскакивая одно на другое,
будто и они вели свой собственный бой.
     И  тут  Эйден  понял,  что  совершил  ошибку,   высокомерно  недооценив
противника. Выждав некоторое время, пока, по его расчетам, свет не ослаб, он
начал  осторожно  приоткрывать  глаза. Сперва ему  показалось, что  вокруг -
сплошная   темнота,   но   через   несколько  мгновений  способность  видеть
восстановилась. И в этот момент Эйден услышал звонкий удар о  наружную броню
машины.  Звук  шел  от передней  стенки.  Эйдену  показалось, что робот  еле
заметно вздрогнул. Нагнувшись  к  экрану  переднего  обзора,  Эйден  ахнул -
проклятый  ублюдок был на  корпусе  робота! Цепляясь за трубу  перископа, он
заглядывал в  него.  Лицо  его занимало весь обзорный экран. И он ухмылялся.
Улыбнись так кто-нибудь из сибов - и это сошло бы  за  дружескую ухмылку, но
на лице вольнорожденного она казалась зловещим оскалом. Лицо отодвинулось, и
Эйден  увидел, что вольнорожденный одной  рукой  прижимает к груди  какой-то
сверток. В следующий миг он исчез, и только грязь, размазанная  по наружному
объективу  перископа,  напоминала  Эйдену,  что  это  - не  галлюцинация.  В
последний  момент, прежде  чем  вольнорожденный  окончательно исчез  из пол
зрения, Эйден заметил, что тот  вытянул  куда-то руку  со свертком. И тут до
Эйдена дошло, в  чем дело.  Это  же  взрывное  устройство! Маленький ублюдок
решил закрепить его на корпусе боевого робота.
     Когда Джоанна перечисляла виды оружия, которые  можно указать в заявке,
она ничего  не  говорила о взрывных устройствах. С другой  стороны,  Джоанна
особо подчеркивала, что оружием, которое будет выдано кадетам, убить нельзя,
пусть  не надеются,  ведь  бой учебный. Скорее всего и  взрывное  устройство
липовое.  У  Эйдена  отлегло  от  сердца.  Взрывное  устройство, вне всякого
сомнения, - нарушение  правил. Впрочем, Джоанна, помнится, говорила, что бой
будет вестись без правил. Как она выражается: "В бою  и в сексе все средства
хороши". А по поводу  тренировок: "Чем хуже, тем лучше", "Все годится, чтобы
выиграть".
     Только как он  выиграет,  если  по  корпусу его  боевого робота ползает
вольнорожденный ублюдок со взрывным устройством? Эйден вскочил и, метнувшись
к  входному  люку, начал  лихорадочно его  отдраивать.  Есть. Выбравшись  на
"плечо"  "Огненного  мотыля", он ощутил, как  тот слегка  качнулся  под  его
тяжестью.  Эйден  замер.   Робот  продолжал  покачиваться.  Значит,  ублюдок
по-прежнему на корпусе. Наверняка сзади на броне, на уровне мостика.
     Эйден  быстро перебрался к основанию  "плеча" робота и  осмотрелся. Вот
оно! Взрывное устройство было прикреплено сзади. Эйден  быстро прикинул: оно
поставлено так, что основной удар придется на мостик. Если произойдет взрыв,
пусть  и  условный, судьи присудят  победу вольнорожденному, а  его, Эйдена,
объявят погибшим в кресле  водителя. Даже  если он успеет катапультироватьс
до   взрыва,   победа   все   равно   останется   за   маленьким   ублюдком.
"Катапультироваться - значит капитулировать", - говорила Джоанна.
     У  Эйдена  засосало  под ложечкой.  Позволить  себе  быть  обставленным
грязным вольнорожденным  - это же позор, несмываемое  пятно на всю жизнь дл
вернорожденного кадета.
     Оставался единственный выход -  сделать  что-нибудь с этой растреклятой
бомбой, да  заодно  и  с  ублюдком, причем так,  чтобы  поражение того  было
убедительным. Кстати, где он?
     Прижавшись всем телом к "голове" боевого робота, Эйден  протянул руку к
взрывному  устройству.  Оно   слабо  гудело.  Маловероятно,  чтобы  мерзавец
поставил таймер на длительный срок. Значит,  в распоряжении Эйдена считанные
секунды.  Внешне  адская  машина  выглядела  вполне  безобидно,  как  ранец,
почему-то прицепленный к броне робота. Пальцы Эйдена коснулись гладкой  кожи
ранца. Проклятье, не дотянуться! Осторожно, скользя животом по мокрой броне,
Эйден пододвинулся  поближе. Робот  качнулся, и Эйден чуть не сорвался вниз.
Он  машинально прижался к машине покрепче, почти распластался на броне.  Все
его  внимание  было сейчас сосредоточено на ранце.  Робот  снова качнулся, и
ноги  Эйдена  поехали  по мокрому  металлу.  В  последний  момент  он  успел
схватиться  за  ранец. Потеряв  опору,  он  заскользил  по броне,  судорожно
извиваясь, но не разжимая пальцев, вцепившихся в угол ранца. Эйдену повезло.
Одна его нога  уперлась в  кронштейн, на  котором крепились навесные орудия.
Эйден даже успел подумать, что если бы не  Джоанна с  ее советами, кронштейн
не пустовал бы. Утвердившись понадежнее, верхом  на кронштейне,  он изо всех
сил дернул за угол.  Ранец не  поддавался. Крючья-фиксаторы держали надежно.
Выругавшись, Эйден дернул еще раз. Один из фиксаторов отскочил. И тут машину
снова качнуло. Должно быть, вся эта возня на броне заставляла корпус боевого
робота  раскачиваться  все сильнее.  Эйдена бросило  вбок,  и  это движение,
совпавшее с рывком, сделало свое дело - еще несколько фиксаторов  сорвались.
Обвив  ногами кронштейн,  Эйден дернул  еще  раз  и  сорвал наконец  бомбу с
корпуса.  Ему показалось,  что гудение в ранце  стало громче.  Держась левой
рукой, Эйден  изо  всех  сил отшвырнул адскую машину прочь. В следующий  миг
ранец взорвался. Возможно, заряд  там был установлен и слабенький, но Эйдену
взрыв показался оглушительным. Все вокруг заволокло густым дымом, похожим на
дымовую  завесу, но та не  вызывала такого  жжения в груди.  Эйден зашелся в
кашле. И даже в этот момент он не преминул с удовольствием отметить, что все
встало на свои места,  что он, Эйден, оказался прав: взрывное устройство  не
рассчитано  было на уничтожение "Огненного мотыля".  Вольнорожденный  просто
стремился  заработать побольше  очков. Но бой  еще не кончился. Где-то рядом
слышался кашель вольнорожденного. По звуку Эйден понял, что тот н