сти, которые  внесли  большой
вклад в  развитие  науки. Мое имя, к  примеру, Уотсон.  Это фамилия ученого,
открывшего  ДНК. Есть  среди  нас  Ньютон, Тесла -  это  тоже  имена великих
ученых.  Иногда случается так, что мы переходим в другую лабораторию, а  там
уже есть свой Уотсон  или  Ньютон. Тогда мы вынуждены бороться за новое имя.
Жизнь - сложная штука, дети мои, очень сложная.
     Выражение "дети мои" неприятно резануло  по ушам и  Эйдена и Пери.  Дл
сиба  это  выражение  звучало  почти  кощунственно.  Но как-то  не  хотелось
объяснять это Уотсону.
     - Собственно, я  зачем сюда пришел, - сказал  Уотсон. - Я хотел довести
до вашего сведения, что мы получили  официальное сообщение, касающееся лично
вас, Эйден.  Там даются ваши приметы, а также сообщается,  что  вы являетесь
особо опасным  преступником и находитесь в розыске.  За любые сведения о вас
полагается награда.
     - Но это же ложь! Как они могли...
     - Несомненно,  так сделано в расчете на  то, чтобы выйти  на вас. Я  со
своей  стороны  отослал  властям  сообщение,  что  в  нашем  районе   никто,
соответствующий описанию, не появлялся.
     - Благодарю вас, сэр.
     - Но  я  должен  вас предупредить.  Я не  могу  ручаться  за  остальных
сотрудников  станции.  Если  кто-нибудь  из   них  прочтет  бумагу  и  решит
заработать для  себя несколько личных  очков у властей,  тогда  ваша песенка
спета, Эйден.
     - Тебе нужно бежать отсюда, - сказала Пери после того, как Уотсон ушел.
- Теперь слишком опасно здесь оставаться.
     - Для меня сейчас нет на Токасе  уголка, где бы я был в безопасности. А
здесь единственное место,  где у меня есть друзья. Я устал бегать от погони.
Мне нравится быть с тобой. Я останусь.
     - Уж не знаю, радоваться мне или нет. Если они найдут тебя...
     Он легонько закрыл ей ладонью рот.
     - Как ты все время говорила мне - тсс! Давай сменим тему.
     И обнял ее. Пока они стояли так, обнявшись,  Эйдена одолевали невеселые
думы. Если честно, то  больше  всего ему  хотелось  бы и  дальше  оставатьс
здесь,  с  Пери.  Но  это  противоречило  всему  его воспитанию.  Постоянные
отношения позволительны лишь в низших кастах, там они  даже поощрялись. И то
исключительно  ради  того, чтобы  иметь нужное количество работников. Кто-то
должен  был работать на  промышленных  предприятиях  Клана, разбросанных  по
разным  планетам.   Кроме   того,   от   наличия   достаточного   количества
обслуживающего персонала зависело существование воинской касты. Хотя и здесь
неукоснительно соблюдался принцип экономии. Николай  Керенский особо отмечал
важность сведения к минимуму числа штатных единиц в любой сфере экономики.
     С поддержанием  нужной численности в  высших кастах проблем не было.  В
касте  ученых,  например,  оптимальный  ее  уровень  поддерживался  за  счет
временных связей между ее членами.
     Пару дней тому назад  Пери упомянула,  что  ее, по всей видимости,  это
тоже ждет. Как  только она завершит обучение и  станет полноправным  ученым,
она вправе заводить ребенка от кого-либо из здешних сотрудников. Более того,
ее  поведение  может  быть рассмотрено  как антиобщественное,  если  она  не
сделает этого.
     - И тебе это не противно? - спросил тогда Эйден.
     - Нет. А почему мне это должно быть противно?
     - Пери, ты ведь могла  бы  стать воином  и войти  в высшую касту. Ты же
получила  воинское воспитание. Неужели ты позволишь  после этого, чтобы теб
заставили носить в чреве ребенка? Ты же...
     Он осекся, увидев, что Пери заливается смехом.
     - Эйден, ты забыл, что мы с тобой больше не воины?
     - Я ни на миг этого не забываю.
     -  Да? Напрасно.  Как ты  помнишь,  я ушла раньше тебя. Я  не  была так
близко, как ты, к  тому, чтобы стать воином. Теперь у меня другая жизнь, и
ее приняла. В  отличие  от тебя. Эйден, меня вовсе  не пробирает  дрожь  при
мысли,  что  мне  придется носить ребенка. Более того,  я даже  подумываю об
этом.
     Чувствуя,  что еще немного - и его  начнет  мутить от  омерзения, Эйден
почел за благо перевести  разговор на другую  тему.  Вынашивать ребенка! Это
отвратительно. Так же, как и уотсоновское "дети мои".
     - Эйден,  тебе  когда-нибудь,  возможно,  тоже захочется иметь ребенка.
Ты...
     - Не продолжай, не надо. Единственное, что бы я хотел, - так это внести
свой вклад в генный пул.
     - Забудь об этом.
     -  Пери, как ты можешь  спокойно рассуждать о  вынашивании? Ты что, и в
самом деле рассчитываешь завести ребенка?
     - Это несложно, - проговорила она загадочным тоном. - Это  куда  проще,
чем тебе кажется, Эйден.
     - Ты  и в самом деле изменилась. Пери. Когда ты была в сиб-группе, тебе
и в голову не могли бы прийти подобные мысли.
     - По здесь не сиб-группа, Эйден.
     - Да, здесь не сиб-группа.
     - Я слышу горечь в твоем голосе. Меня это удивляет.
     - Почему?
     - В сиб-группе ты делал все, чтоб никто не догадался  о твоих  эмоциях.
Разве что с Мартой,  возможно, позволял себе расслабиться. Со мной тогда  ты
был, как со всеми, очень сдержан.
     - Ты сама говорила, мы больше не в сиб-группе.
     Тогда Эйден здорово разозлился и даже подумывал было бросить все и уйти
со станции. По вскоре злость прошла. Ему было хорошо с Пери.
     Теперь,  когда он стоял,  заключив ее в свои объятия, он ощущал смутное
чувство вины, но не понимал, чем оно вызвано.
     Последующие несколько дней можно было бы назвать безмятежными,  если бы
не странное чувство безнадежности, охватившее их  обоих. Особенно Пери. Она,
как могла, пыталась заглушить его, но все же оно прорывалось  наружу. Каждый
раз, когда  они  занимались  сексом. Пери  вела  себя так,  будто их вот-вот
оторвут друг  от друга. Ей не пришлось долго ждать. Когда над лесом раздалс
рев  тяжелого армейского  флайера, они  сразу  поняли, что это  значит,  и в
последний раз прильнули друг к другу.





XXXI

     "Как  сообщила  мне  Сокольничий  Джоанна, Эйден  поначалу  был  весьма
несговорчив, - писал  командир  Сокольничих Тер Рошах.- В своем  рапорте она
указала, что вынуждена была поднять на Токасе  настоящую шумиху, чтобы выйти
на Эйдена.
     Отчиталась она передо мной с глазу на глаз, чтобы не оставлять ненужных
бумаг. Все  ее  прежние донесения я уничтожил,  едва узнал, что Эйден  в  ее
руках.
     Помимо  ее донесений, мной была получена жалоба от представителя  касты
ученых, который  именует  себя Уотсоном  (наверное,  одно  из  их ублюдочных
лабораторных  имен).  Этот Уотсон обижался на  обращение  с ним Сокольничего
Джоанны, нанесшей ему тяжкие увечья, и требовал ее  наказания.  Естественно,
жалобу постигнет участь всех подобных кляуз представителей низших каст - она
будет проигнорирована. Уотсон, если у него есть голова на плечах, должен это
понимать, ученым не следует проявлять чрезмерную щепетильность. Им стоило бы
побыть один день в шкуре воина, чтобы понять почем фунт лиха.
     Могу представить  себе, что там  происходило.  Джоанна  метелила  этого
Уотсона до тех пор, пока он не признался, что укрывает у себя Эйдена.
     Уотсон является руководителем  нашей Пери. Жаль, что не довелось видеть
ее  физиономию,  когда в лабораторию,  где она работала, как танк ворвался -
кто бы вы думали? - ее недавний офицер-инструктор. Собственной, так сказать,
персоной.
     По словам Джоанны, Пери заявила ей в лицо, что Эйдена здесь больше нет.
Мне  доводилось слышать, что у сибов иногда могут восстанавливаться  прежние
связи.  Похоже, мы имели  дело именно с  таким случаем. А вот  я,  например,
как-то не припомню, чтобы мне хотелось вновь увидеться с кем-нибудь  из моей
группы.
     Но Пери - это что! Вот  на Эйдена  бы посмотреть, когда он  помчался  в
сторону леса, а там на опушке  его поджидал...  Да, да,  техник по  прозвищу
Кочевник, начальник Эйдена. И не просто поджидал, а с автоматом в руках. Мне
рассказывали,  что Эйден,  и глазом  не  моргнув, будто не замечая, что  его
противник вооружен, бросился на Кочевника. У того, к счастью, хватило мозгов
не нажимать на курок, а треснуть нашего героя прикладом по  голове. Кочевник
утверждает, что  пришлось  ударить  не один, а  два или три раза, прежде чем
Эйден отключился. Но даже в  отключке тот не отпускал лодыжек противника, не
давая Кочевнику подняться. Следы от  пальцев Эйдена у того  остались  до сих
пор, он мне их демонстрировал. Все-таки этот парень настоящий воин.
     Сейчас Эйден содержится в подземном складе, где мы храним боеприпасы. Я
не хочу  рисковать. Вдруг кто-нибудь  его  узнает? По  моему  плану никто не
должен  даже  догадываться,  кто он такой. Особенно  те, с кем ему предстоит
служить.
     Полностью в мой план не посвящен никто. Даже Джоанна. Эйден тем  более.
Для  Джоанны  гибель  подразделения  вольнорожденных  должна  выглядеть  как
несчастный случай. Даже если она что-то и заподозрит, ей все равно ни за что
не  докопаться до истины. Так что личина, которую  я подготовил для  Эйдена,
надежна. Я знаю, парень согласен на все, чтобы стать воином. Я прочел это  в
его глазах, когда в первый раз спустился в склад навестить его.
     Вольнорожденные погибнут на минном поле. Это решено. После того как все
кончится, я заявлю, что Сокольничий Эрика была проинформирована о минах, но,
по всей  видимости, не  удосужилась довести это  до сведения кадетов.  Далее
будет заявлено, что, оказавшись  на минном поде,  вольнорожденные  поддались
панике, в результате чего из группы уцелел лишь один человек.
     Прядя навестить Эйдена, я первым дедом устроил ему образцовый разнос за
то,  что он покинул свой трудовой пост,  и прочее и  прочее. Я  старался изо
всех сил.  Меня  можно  было  ставить в пример  - именно так надо  проводить
воспитательную работу  среди несознательных представителей  низших  каст. Но
только парень и ухом не повел, пока я перед ним распинался.
     - Вряд  ли бы  вы стали гоняться за  беглым техпомом по всему  Шаровому
Скоплению, не имея на то серьезных причин, - сказал он мне, когда я выдохся.
     Я положил  руку-протез  ему на плечо. Он было дернулся, но потом замер,
видимо, все еще чтил во мне командира.
     -  Я  собираюсь  вернуть тебя  в  кадеты.  Пройдешь  обучение  с другой
группой.
     - Почему?
     Мне понравилось, как он  это сказал. С  вызовом. Настоящий прирожденный
воин. Даже его упрямая подозрительность говорила об этом.
     - Я  так решил. Это все, что  тебе нужно знать. Или ты  не хочешь  быть
воином?
     - Больше всего  на свете, -  яростно прошептал  он. Единственный раз за
все  время  нашей  беседы  он  позволил  обуревавшим  его  чувствам  на  миг
проявиться. И если до этого я все еще сомневался, тот ли это человек и стоит
ли  ради  него затевать такой  сыр-бор,  то  теперь мои  сомнения исчезли. Я
сделал правильный выбор.
     - Тогда выполняй все, что я тебе прикажу, и не скули, - грозно произнес
я.
     - Но как я смогу войти в сиб-группу? Они никогда не примут чужака.
     - Может,  и так, только тебе не об  этом  надо беспокоиться.  Ты должен
будешь слепо довериться мне. Твоя новая группа  примет  тебя. И все, что мне
хотелось бы узнать от тебя на данный момент: согласен ли  ты  следовать моим
приказаниям? Когда мы с тобой в следующий раз увидимся, ты должен быть готов
возобновить тренировки - тренировки  завершающего этапа. Причем, невзирая на
то,  какими  бы  обстоятельствами  ни  сопровождалось  твое   возвращение  к
занятиям. Ты согласен?
     - Вы же знаете мой ответ, разве нет?
     - Да, я знаю.
     -  Вы  должны  были  знать  его  еще  до  того, как пришли сюда.  Да,
согласен. От меня требуется что-нибудь еще?
     - Нет.
     Он кивнул. Я ушел удовлетворенным. Завтра подразделение вольнорожденных
отправится на  занятие.  Они будут отрабатывать передвижение по пересеченной
местности.  У   меня   уже   все   подготовлено.   Заряды   установлены.   Я
собственноручно  уничтожу  это  подразделение. В  таком  деле  нельзя никому
доверять".





XXXII

     Кроме Хорхе в подразделении  на данный момент  насчитывалось всего семь
человек.  Они  все были вольнорожденными  и  все,  как  и  Хорхе, ненавидели
вернорожденных кадетов, считая, что  ни в чем не уступают им. А может  быть,
даже и превосходят,  потому  что  так называемые вернорожденные были  просто
ублюдками,  зачатыми  в  "канистре",  куда  сливают  генетический  материал,
полученный  от  других вернорожденных.  Ублюдки  ублюдков,  не  более  того.
Настоящий человек  и настоящий воин должен  рождаться,  как положено,  а  не
созревать в  вонючей "канистре" в инкубаторе. Хорхе знал, что  остальные его
товарищи  всецело согласны с  ним  в этом вопросе. Впереди Аттестация, и они
ждут  ее с не  меньшим нетерпением, чем  вернорожденные.  Одно  удручает: им
никогда  не стать воинами, даже если они и преуспеют. Самое большее,  на что
они  могут  рассчитывать  -  на  место  в  гарнизоне  какой-нибудь  паршивой
крепостишки. И ни разу  в жизни им больше  не доведется сойтись  в  почетной
схватке с воином. Вот это жаль.
     "Неважно", -  думал Хорхе, шагая вместе со своим подразделением к месту
проведения очередного зачета. Впереди колонны  топала Сокольничий Эрика - их
офицер-инструктор.  Эрика  была  высокой  и  мускулистой  женщиной,  котора
никогда   не  скрывала   своего   неудовольствия   полученным   назначением.
Вольнорожденным под ее началом  приходилось смотреть в оба глаза и слушать в
оба  уха, потому что Эрика частенько  забывала их проинструктировать.  Более
того,  часто было, что  в самый  нужный момент  ее не  было на  месте. Ходил
слушок про ее нездоровое пристрастие к дрянному самодельному вину. И в самом
деле, стоило оказаться рядом  с ней - и тебя окатывала волна гнусного запаха
перебродившей кислятины.
     Они пришли к месту  назначения. Здесь начиналась полоса препятствий. Им
уже  приходилось  ее  проходить.   Эрика  объяснила,  что  их  подразделению
приказано повторить  зачет,  дабы  выяснить, не  утратили  ли  они  навыков,
полученных три  месяца  назад. Услышав  это, кадеты зароптали.  Насколько им
было известно, к сиб-группам  отношение иное, их навыки никому не приходит в
голову  перепроверять. Эрика  заставила  их замолчать  и заметила, что,  чем
скорее они  выполнят задание, тем быстрее вернутся в бараки. И добавила, что
лично   ей  также  не   улыбается   вторично   тащиться  сюда  с   компанией
вольнорожденных ублюдков. Хорхе  подумал,  что, возможно, зачет устраиваетс
не для  них, а для нее.  Возможно, ее  начальство узнало про ее  пьянство  и
решило прогнать ее  через полосу  препятствий, чтобы посмотреть, способна ли
она  еще тренировать кадетов. Он от души пожелал ей сверзиться с  лестницы в
грязь, чтобы не задирала больше нос.
     Будто желая еще  больше  унизить кадетов, она  на первом отрезке полосы
ушла  далеко   вперед.  Остановившись   на   вершине   холма,   она  осыпала
карабкавшихся по склону кадетов насмешками.
     Затем они  переправились через  ручей, потом проползли по  дну  оврага,
затем пробрались по краю обрыва. Далее нужно было  перебраться через  боевую
машину  (неуклюжий макет,  дешевка) и выйти на  минное поде. Мины  были тоже
липовыми" простые  взрыв-пакеты.  Хорхе,  у  которого была отличная  память,
двинулся впереди  остальных,  вспоминая,  как они  проходили  тут три месяца
назад, стараясь не наступать на взрыв-пакеты.
     Когда  он  услышал один за другим несколько взрывов позади  себя, то  в
первый момент не поверил своим ушам. Поверить его заставил истошный крик.
     Повернувшись  назад, Хорхе сначала ничего  не мог  различить в дыму. Но
вот из-за дымовой завесы показался, шатаясь,  один из его товарищей-кадетов.
Лицо  его заливала кровь, одна рука, почти оторванная, висела, держась  лишь
на сухожилии. Хорхе так и  не понял, кто это был. Кадет внезапно  упал у его
ног,  лицом  вниз.  Больше  никого не было видно,  однако  повсюду  валялись
какие-то  тряпки.  Хорхе  догадался,  что  это  все,  что  осталось  от  его
подразделения.
     Он обнаружил, что тоже ранен в руку. Должно быть, осколок, скользнув по
касательной, оставил рваную рану.
     И тут Хорхе  охватил безумный ужас.  Он повернулся и побежал  прочь  от
этого  страшного  места.  Что могло  произойти? Ведь было известно,  что это
минное поле не настоящее, что здесь установлены только взрыв-пакеты. Неужели
все  остальные  погибли?  Если  да,  то  что,  почему,  черт  возьми,  такое
случилось?
     Чьи-то руки  схватили его,  развернули  и оттолкнули прочь.  Хорхе чуть
было не упал, но сумел удержаться на ногах. Повернувшись, он узнал человека,
стоящего перед них. Это был  командир  Сокольничих Тер  Рошах. Что он  здесь
делает? Прибежал на  грохот взрывов? В таком случае как  он оказался  здесь,
неподалеку от минного поля? Что ему здесь делать?
     - Ты Хорхе, так? - спросил  Тер Рошах.  Вопрос удивил Хорхе. Удивило  и
то, что командир Сокольничих знает его. Хорхе промямлил:
     - Да, сэр.
     - Я рад.
     - Рады?
     Хорхе сморщился. Боль в  руке  нарастала, становилась  нестерпимой.  Он
зажимал рану другой рукой и чувствовал, как кровь течет по пальцам.
     -  Да. Я рад, что раз  уж кому-то суждено  было уйти из моей  маленькой
ловушки, так это тебе. Лишнее подтверждение правильности моего выбора и моей
веры в того, кто отныне будет тобой.
     - Будет... мной? Ловушка? Я не понимаю...
     - А тебе и  не  нужно ничего  понимать.  Внезапно  в руках  Тер  Рошаха
оказался автомат.  Быстро  вскинув  его, командир  расстрелял Хорхе  почти в
упор.
     Хорхе медленно перевел взгляд себе на грудь. Здоровой  рукой  он рванул
ворот комбинезона,  распахнув  его. В  груди было  пять или шесть аккуратных
кроваво-красных  кружков. Хорхе смотрел на  них, и по мере того,  как в  его
глазах темнело, кружки росли, становились все больше и больше, а Хорхе стоял
и смотрел. И вдруг все исчезло.





XXXIII

     -  Отлично,  отлично, ястребы  вы  мои клюворылые. Прохлаждаетесь? А ну
быстро   подняли    свои    задницы   и   построились!   -    раздался   рев
офицера-инструктора  у  входа  в барак.  Офицера  звали Сокольничий  Ози. Он
отличался  хриплым  и зычным  басом, который  хорошо подходил его  сложению.
Офицер  был  невысокого  роста, но на диво широк  в плечах. По расстегнутой,
мятой  и  измусоленной  форме  можно  было  понять, отчего выпала  ему така
немилость - готовить к Аттестации подразделение вольнорожденных.
     Четверо  его  подопечных,  которые  проходили  сейчас   последний  этап
подготовки, выполнили команду и построились нарочито медленно, чтобы позлить
офицера.  Привыкший  к этому,  Ози  терпеливо  ждал.  Что  с  них  взять,  с
вольнорожденных? Единственным утешением была  мысль, что  скоро Аттестация и
ему недолго осталось лицезреть эти морды.
     -  Что  за  бардак в  помещении?!  Вы здесь  нужду справляете, что  ли?
Заросли  дерьмом! Пока  не вылижете все, никто сегодня  не отправится спать,
поняли?
     Среди  вольнорожденных  раздались  громкие  стенания.   Ози   прекрасно
понимал, что  одной  уборки  здесь мало. Но  пусть хоть верхний  слой  грязи
отскребут.
     - Как вы уже слышали,  на пятом участке,  там, где полоса  препятствий,
произошел  несчастный  случай  с  подразделением вольнорожденных.  Несколько
человек погибло. А если точнее - в живых остался всего один. Командир решил,
что  он закончит свою подготовку в  нашем подразделении. Так что  принимайте
пополнение.
     Глядя на молча стоящих перед ним  вольнорожденных,  Ози  на миг пожалел
новичка. Если до этого парню что-нибудь и светило, то теперь... Впрочем, что
может  светить  вольнорожденному? Никаких  перспектив. Рассказывают, правда,
что некоторым  вольнорожденным удается  отличиться на военной службе, но он,
Ози, ни разу таких не встречал.
     -  Заходи,  Хорхе,  заходи,  -  позвал Ози  и  посторонился,  пропуска
новичка. - Кадеты, это Хорхе. В своем подразделении он был одним из  лучших.
Так что не бойтесь, груп