я. И в этот  раз  она  просто  нуждалась  в  хорошей
драке, чтобы  выплеснуть  наконец  накопившуюся  в  ней  злобу.  Выместить
раздражение на Кочевнике, как бы он ни нарушал субординацию, не  составило
бы для нее чести. Джоанна была воином и обретала истинное счастье,  только
занимаясь своим прямым делом.
     Какая удача, что Каэль Першоу решил использовать этот  корабль  и  ее
тринарий! Джоанна, правда, не знала, решился ли на это полковник,  имея  в
виду какой-нибудь гениальный план или просто  от  отчаяния  -  ведь  шаттл
предназначался  только  для  транспортировки  войск  и  не   был   снабжен
средствами для орбитального нападения. В общем, этот  ход  с  его  стороны
Джоанну удивил, но она не могла не восхищаться  решимостью  своего  нового
командира.
     "Я надеюсь, что мы успеем выгрузиться из корабля прежде, чем начнетс
бой, - думала Джоанна. - Я просто не смогу  болтаться  на  орбите  Глории,
оставаясь сторонним наблюдателем".



3

     У  Каэля  Першоу  действительно  не  было  никаких   разведданных   о
готовящемся нападении Клана Волка. Клан Кречета не ждал  атаки,  поскольку
было непонятно, зачем врагу может понадобиться станция на Глории.
     Когда техник,  выполнявший  обязанности  курьера,  принес  полковнику
информацию о том,  что  несколько  неидентифицированных  точек  у  внешней
границы сектора -  это,  скорее  всего,  корабли,  Першоу  не  обратил  на
сообщение внимания. Вероятно, торговые корабли прибыли на месяц раньше или
пираты ищут убежища. Пиратам  Першоу  позволил  бы  спрятаться,  при  том,
конечно, условии, что они не захотят сделать это на его половине Глории.
     Волновало полковника в данный момент совсем другое, а именно человек,
который сейчас спокойно стоял перед ним. Даже униформа у  командира  звена
Хорхе не хранила следов недавней драки. Можно было подумать,  что  одежда,
даже сильно помятая,  сама  расправляется  на  этом  крепком  теле.  Хорхе
принадлежал к тому типу людей, которые выживают везде. "Хорошая черта  дл
воина, - подумал Першоу, - но этот конкретный воин, несмотря на  все  свои
положительные качества, - вонючий недоносок".
     - Кажется, мы совсем недавно  встречались  по  такому  же  поводу,  -
проговорил Першоу. - В прошлый раз вы тоже подрались  с  командиром  звена
Вдетом, не правда ли?
     Хорхе  кивнул.  Першоу  сердито  на  него  посмотрел.  Воин   казалс
монолитом, грубо обработанной глыбой камня. Его надо было сокрушить.
     Между тем лицо Каэля Першоу, которое видел перед  собой  Эйден,  было
спокойным, почти безмятежным. Эйден знал,  что  у  командира  это  признак
гнева. Чем больше Першоу злился, тем меньше он выказывал свой гнев.  Воины
говорили, что, когда Каэль Першоу сходит с ума от ярости, он выглядит так,
будто впал в кому. И вдруг Эйден понял, что именно  сейчас  командир  базы
как раз и похож на человека в коматозном состоянии.
     Он встал, чтобы поприветствовать Эйдена. Когда их глаза  встретились,
Першоу широко улыбнулся. Еще один дурной знак. Если бы он засмеялся, Эйден
решил бы, что пора выразить свою последнюю волю и сделать завещание.
     - На этот раз, однако, Баст  мертв,  -  сказал  Першоу,  все  так  же
излучая необъяснимую радость.
     - Да, он выглядел именно так, когда я видел его в последний раз.
     - Вы решили держаться нагло даже в такой момент?
     - Нет, сэр. Я просто изложил факт, сэр.
     - Я знаю вас, Хорхе. Вы излагаете факты  так,  как  этого  делать  не
следует.
     - Я не понимаю, сэр.
     - Вы не понимаете? Все вы понимаете. Вы  делаете  вид,  что  говорите
серьезно, а на самом деле иронизируете. Вы говорите, что не  лжете,  а  на
самом деле лжете. Конечно, вы понимаете. Нет никаких сомнений.
     В глазах  Першоу  зажегся  какой-то  огонек,  когда  он  рассматривал
Эйдена, окидывая его взглядом так, словно снимал мерку для гроба.
     - Баст не был блестящим воином. Но  он  научился  тому,  что  у  вас,
Хорхе, не получится никогда, - он умел заставить БМР думать  за  себя.  Он
был ценным воином, пусть даже и спровоцировал  не  один  десяток  драк.  И
является для меня большей потерей, чем вы, паршивый "вольняга".
     - Мне кажется, что я хорошо вам служил.
     - Вам не занимать самонадеянности, раз вы мне это говорите.  Что  же,
самонадеянность - хорошая  черта  для  воина,  и  я  вас  не  виню  за  ее
проявление. Временами вы прямо-таки вернорожденный по своим манерам, речам
и способностям.
     - А если бы на моем месте действительно был вернорожденный?
     Першоу  издал  смешок,  предаваясь  неподдельному  веселью,  и  Эйден
почувствовал, что по спине у него поползли мурашки.
     - Не кощунствуйте, - ласково  проговорил  командир.  -  Из  некоторых
вольнорожденных получаются вполне приличные воины, и - я должен с неохотой
это  признать  -  вы  один  из  них.  Но  "вольняге"  никогда   не   стать
вернорожденным,  и  вы  поливаете  грязью  идеал  евгеники,  даже   просто
предполагая равенство между ними. Ваши слова - еще  одно  черное  пятно  в
вашем и так уже сильно запятнанном послужном списке.
     - Сэр, должен ли я полагать, что вы вините меня в смерти Баста?
     Улыбка Каэля Першоу стала еще шире.
     - Виню вас в смерти Баста? Как вы можете даже задавать такие вопросы?
Конечно, я виню вас в его смерти. Вы, паршивый недоносок, убили  отличного
воина, а до этого в предыдущей драке ранили его. Мы не должны терять наших
людей паза глупых ссор, мы обязаны беречь воинов,  как  бережем  оружие  и
боезапас. Это в обычаях Клана. Смерть Баста -  бессмысленная  потеря.  Тем
более   что   она   просто   удовлетворила   мелкие   чувства   никчемного
воина-вольнорожденного.
     Выслушивая все новые и новые оскорбления, Эйден все больше  внутренне
свирепел. Он хотел вызвать своего командира на поединок в  Круг  Равных  -
единственное место, где воин мог сражаться со старшим по званию  офицером.
Но Каэль Першоу запретил Круг, мотивируя это тем, что он  не  предназначен
для решения мелких ссор.
     Першоу, без сомнения, чувствовал, что внутри "вольняги"  все  бурлит,
но Эйден поклялся никак не выдавать своих чувств. И выполнять  эту  клятву
становилось все труднее, по мере  того  как  ширилась  улыбка  полковника,
выражая серьезную и неприкрытую угрозу.
     -  Только  соображения  экономии  спасут  вас,  командир  Хорхе,   от
наказания, которое вы заслужили. Если бы я мог, я отказал бы вам  в  праве
на Шуркай и пристрелил на месте. Но в вашем звене нет никого, кто  мог  бы
занять место командира. Я думаю, вы не сочтете оскорблением, если я  скажу
вам, что ваше подразделение самое разношерстное, неумелое и  никчемное  из
всех,  которыми  мне  выпадало  несчастье  командовать.  Вы,  вне  всякого
сомнения, единственный подходящий для них командир, и, к сожалению, только
вас я могу туда назначить. Так что давайте  исполним  Ритуал  Прощения,  а
затем приступим к текущим обязанностям.
     Першоу обошел вокруг стола, готовый принять Шуркай,  и  был  поражен,
когда Эйден заявил:
     - Нет. На этот раз я отказываюсь исполнить Шуркай. Я имел право убить
Баста, и мне не за что просить прощения.
     Першоу был явно взбешен. Иначе почему его голос вдруг упал до шепота?
     - Я требую, чтобы вы исполнили Шуркай, командир Хорхе.
     - Нет. Я его не исполню.
     - Я вам приказываю.
     - Ни один  офицер  не  может  приказать  мне  исполнить  Шуркай.  Вам
процитировать соответствующее место из Предания?
     - Не надо.
     Он обошел Эйдена и встал около  единственного  в  комнате  окна.  Оно
потемнело от испарений Кровавого болота,  и  только  в  нескольких  местах
сквозь стекло  можно  было  что-то  разглядеть.  Несколько  секунд  Першоу
простоял возле него, сцепив руки за спиной, затем резко обернулся.
     - Хорошо. Тогда мы можем прибегнуть к более суровому наказанию. Ланж!
     Немедленно появилась Ланж. Эйден понял, что до этого  она  стояла  за
дверью, ожидая приказаний своего командира. У  Першоу  были  предусмотрены
все варианты. С первой же секунды,  когда  он  открывал  глаза  после  сна
(кстати, засыпать Першоу тоже сам себе приказывал), его  день  был  жестко
расписан. Имел он, без сомнения, и план на тот случай, когда провинившийс
воин отказывается от Шуркая.
     Ланж внесла небольшую коробку, держа ее так, будто исполняла какой-то
обряд.
     - Ланж, положите коробку на мой стол.
     - Да, сэр.
     - Теперь откройте ее.
     Ланж подчеркнуто медленно открыла коробку, как всегда точно  выполн
приказание своего командира. Эйден знал, что теперь последует. Если бы его
не сдерживала верность Клану, он,  возможно,  задушил  бы  в  этот  момент
Першоу вместе с адъютантом.
     Осторожно двумя руками Ланж вынула из  коробки  Черную  Ленту,  затем
протянула командиру, который принял ее так же  осторожно,  как  будто  это
была драгоценность.
     -  Командир  Хорхе,  вы  опозорили  свое  звено.  Нет  ничего   более
постыдного, чем убийство без необходимости. В течение следующего месяца вы
должны будете носить Черную Ленту и это изображение на груди. Ланж?
     Осторожно  взяв  кончиками  пальцев,   чтобы   не   повредить,   Ланж
продемонстрировала голографическую фотографию Баста, который был изображен
на ней в мрачном настроении - фото  относилось  к  любимому  воинами  типу
"сурового портрета". Сотни подобных экземпляров можно было найти  в  любой
картотеке.
     - Перед тем как я надену на вас Черную Ленту,  вы  можете  попытатьс
оправдать свои недостойные действия. Давайте, Хорхе. Отвечайте.
     - А есть ли в этом какой-нибудь смысл?
     - Да. Я беспристрастен. Отвечайте.
     - Баст оскорбил меня.
     - Если бы вы были вернорожденным, это могло бы оправдать вас.  Но  вы
вольнорожденный. Басту разрешалось оскорблять вас. Что-нибудь еще?
     - Нет.
     - Хорошо. Наденьте на него Черную Ленту, Ланж.
     Адъютант, сохраняя мрачное  выражение  лица,  обернула  Ленту  вокруг
талии  и  груди  Эйдена.  Некоторое  время   она   разглаживала   морщины,
образовавшиеся вокруг фотографии Баста,  затем  отступила  на  шаг  назад,
будто хотела критически оценить свою работу.
     Улыбка исчезла с лица Першоу, и он  теперь  отдавал  приказы  обычным
своим голосом. Он проинформировал Эйдена, что все будут его избегать, пока
он  носит  Ленту,  и  он  не  имеет  права  с  кем-либо  заговаривать  без
разрешения.  Кроме  того,  Эйдену  запрещается  без  Ленты  появляться   в
общественных местах, а также отвечать, если кто-нибудь заговорит с  ним  о
ней. Он должен  все  время  помнить  о  том,  что  Черная  Лента  призвана
напоминать ему и другим о бесполезном убийстве, которое он совершил.
     Когда Каэль Першоу закончил, Эйден отдал ему честь, затем  повернулс
и прошел мимо нахмурившейся Ланж, думая, что мог бы  убить  их  обоих.  Но
прежде всего Першоу. Так же, как после  драки  с  Бастом,  он  получил  бы
огромное  удовольствие,  постояв  некоторое  время   над   трупом   своего
командира.


     Когда Хорхе вышел, Ланж, внимательно наблюдавшая за ним,  повернулась
и сказала:
     - Очень гордый человек. И умный. Даже ношение Черной Ленты  он  может
обратить в доблесть.
     Прежде чем ответить, Першоу тяжело вздохнул. Такое проявление  эмоций
не было ему свойственно.
     -  Мы  принадлежим  Клану  и  можем  следовать  только   предписанным
ритуалам. Я бы, конечно, лучше  повесил  его  на  рее,  или  пригвоздил  к
позорному столбу, или даже сжег бы на костре.
     Ланж вдруг рассмеялась.
     - О чем ты говоришь?
     - Это все старинные унизительные казни. Ты думаешь, Хорхе  такого  не
заслужил?
     - Я так не говорила, я просто сказала, что он гордый.
     - Но разве в твоем голосе не было восхищения?
     - Восхищения? Возможное и было. Есть  что-то  называющее  уважение  в
способности носить Черную Ленту с гордостью.
     - Значит, наказание не достигло цели?
     - Я этого не говорила. Ты сам так думаешь, воут?
     - Ут. В этом человеке скрывается нечто,  не  поддающееся  объяснению,
его нельзя унизить любым наказанием.
     - Разве это тебя не восхищает?
     - Нет, не восхищает.
     Они так долго бы еще проговорили и зашли бы, вероятно, очень  далеко,
но  их  разговор  прервал  курьер,  принесший  официальное  сообщение   от
представителей Клана Волка.


     Возвращение в казарму,  где  размещалось  его  звено,  оказалось  дл
Эйдена сущим мучением. Вернорожденные выстроились так, что он  должен  был
пройти сквозь  строй,  и  издевались  над  его  Черной  Лентой.  Насмешки,
язвительные замечания, грубые выкрики, злые остроты так и сыпались со всех
сторон. Эйден пытался, насколько возможно, сдерживать  себя,  не  замечать
этого и шагал, глядя прямо перед собой.  Он  думал,  что  если  встретитс
взглядом хотя бы с одним из оскорбляющих его, то не сможет  удержаться  от
искушения опять начать драку. Но врезать хоть разок  в  ухмыляющиеся  рожи
Эйден не мог - запрещала Лента. Нарушать  порядки,  символичные  для  пути
Клана, несмотря на все свое бунтарство, он не хотел.
     Жеребец стоял неподалеку от входа  в  казарму,  наблюдая,  как  гордо
вышагивает Эйден. Несколько вернорожденных, которым  было  мало  словесных
издевательств, теперь еще передразнивали его походку. Жеребец вышел, чтобы
встретить командира.
     Хотя ничего  не  было  сказано,  Эйден  почувствовал,  что  его  друг
безмолвно советует ему не обращать внимания на болванов.
     - Правильно, - буркнул он свирепо самому себе.
     Жеребец присоединился  к  Эйдену,  и  они  вдвоем  вошли  в  казарму.
Зубоскалы еще некоторое время  топтались  возле  дверей  казармы,  жестами
показывая "труса". Детский, нелепый знак "трус"  -  несколько  хлопков  по
горлу, груди и гениталиям. Наконец, устав от  этой  игры,  они  постепенно
разошлись. Однако даже после того, как они  исчезли  из  виду,  ветер  еще
долго доносил их хриплый хохот.
     Некоторое время Эйден молчал и смотрел  вперед,  не  опуская  головы,
чтоб не видеть Черной Ленты. Жеребец,  тоже  молча,  завалился  на  койку.
Наконец Эйден произнес:
     - Думаю, я должен убить Каэля Першоу.
     Жеребец пожал плечами.
     - Может быть, и так. Но сейчас, по-моему, не лучшее для этого время.
     Эйден улыбнулся.
     - Ты хочешь сказать, пока я ношу Черную Ленту? Сразу после того,  как
я уже убил одного урода из "отстойника"? Ничего, придет время, и...
     - Ты не убийца.
     - Я не был им. Теперь, однако, я, наверное, им стал.
     - Среди твоих книг есть  одна  про  человека,  который  задумывает  и
совершает  убийство  и   потом   не   может   жить,   постоянно   терзаясь
воспоминаниями об этом.
     - Да, я знаю. Но здесь присутствует мораль,  а  я  не  очень-то  верю
книжной морали. Книги неприменимы к нашей жизни.
     Жеребец пожал плечами.
     - Может, и так.
     - А может быть, и нет?
     - Как тебе угодно.
     - Временами, дружище, ты говоришь загадками.
     - Может быть.
     Полуулыбка Жеребца заставила Эйдена рассмеяться. Он так  и  продолжал
смеяться, пока его взгляд случайно не упал на шелковую поверхность  Ленты.
Интересно,  это  только  ему  кажется  или  она  действительно  затрудняет
дыхание, давит на грудь?
     - Мы должны  отсюда  выбраться,  -  сказал  Эйден.  -  Чтобы  наконец
заниматься делом, которое...
     - Ты велел остановить тебя, когда вновь начнешь оплакивать нашу жизнь
на этой захудалой планете.
     - Ты всегда...
     Его речь прервал оглушительный сигнал  тревоги.  Репродуктор  издавал
длинные, режущие слух гудки, и это означало, что базе  грозит  немедленна
атака противника. Повинуясь выработанному годами службы рефлексу, Эйден  с
Жеребцом бросились к шкафам, где хранилось их  боевое  снаряжение.  То  же
сделали и другие воины звена.
     - Жеребец, - крикнул Эйден, - я думаю, нам наконец  предстоит  что-то
стоящее!
     - Не стал бы держать пари.
     Временами Жеребец  вызывал  раздражение,  особенно  когда  оказывалс
прав.



4

     Эйден был убежден, что даже мебель для вольнорожденных тщательно и  с
коварным умыслом подбирается  вернорожденными.  Глядя  на  экран,  который
сейчас показывал начало формального объявления Испытания  Права  Владения,
он  не  мог  сидеть  спокойно.  Пытаясь  поудобнее  устроиться  на  желтом
пластиковом  стуле,  он  находил  все  новые  и  новые  шишки  и  впадины,
разместиться на таком стуле  с  комфортом  могла  бы  только  какая-нибудь
прямоходящая ящерица. Каждая шишка или впадина была еще одним напоминанием
"вольнягам" о том, какое низкое положение они занимают в касте воинов.
     - Как тебе удается сидеть на этом? -  спросил  он  Жеребца,  который,
кажется, вполне удобно расположился на своем стуле.
     - Я борюсь с системой, убеждая себя, что  все  неудобства  -  это  на
самом деле  удобства,  потому  что  неудобства  -  это  единственное,  что
разрешается вольнорожденным. Что-то вроде утилитаризма.
     - Ути...
     Жеребец приложил к губам палец - знак,  что  он  узнал  это  слово  в
книгах, которые командир тайно хранил у себя. Эйден  улыбнулся.  Он  знал,
что, возможно, нет необходимости прятать книги. Большинство вернорожденных
посчитали бы увлечение Эйдена литературой просто блажью  и  ничего  бы  не
сделали.  Но  все  же  могли  найтись  мерзавцы,  которые   раскопали   бы
какой-нибудь закон, позволяющий конфисковывать книги. Лучше было  все-таки
про них молчать. В конце концов, там, где он их нашел, они были  спрятаны.
Ведь большинство воинов  читали  лишь  от  случая  к  случаю.  Технические
руководства, военные стратегические предписания да бесчисленные цитаты  из
Предания - вот и все, что их интересовало. Эйден был  большим  почитателем
основной эпической поэмы Клана. Но даже ему казалось неестественным, когда
Предание читали воины, чьи грубые голоса уничтожали всякую поэзию.
     Эйден обнаружил книги в тайнике на Брайеновских шахтах - в  одном  из
множества подземных складов,  служивших  для  хранения  боевых  роботов  и
воинского снаряжения. Одна из секций этого укрытия была  полностью  занята
компьютерами и банками данных. Она  была  создана  еще  в  те  дни,  когда
великий и благородный генерал  Керенский  предписал  своим  людям  хранить
знания и данные, которые они принесли с собой из Внутренней Сферы.  Каждый
человек - воин или техник, владевший каким-либо искусством, записал  тогда
все, что знал, в память компьютеров.
     Однажды, когда  Эйден  дежурил  в  одном  из  отсеков  хранилища,  он
попытался развеять  скуку,  просматривая  записанные  на  дисках  файлы  с
информацией. Случайно заглянув за полку, он увидел стену, на фоне  которой
выделялся более светлый прямоугольник, словно когда-то там висела картина.
Нигде больше во всем хранилище не было никаких украшений, и Эйден подумал,
что здесь что-то не так. Он нажал на  край  прямоугольника,  и  вся  плита
скользнула в сторону, открыв углубление. Внутри его  находилось  несколько
коробок  с  настоящими  книгами,  напечатанными  краской  на  бумаге.   Не
дискетами, не распечатками, не руководствами, а именно  книгами,  которые,
как утверждала легенда,  можно  было  найти  только  в  квартирах  высшего
начальства. Воспользовавшись помощью Жеребца и других  своих  подчиненных,
он постепенно перенес книги в свой  собственный  тайник,  находившийся  за
тонкой фальшивой стеной  в  казарме  вольнорожденных.  С  тех  пор  редкое
свободное  время  они  с  Жеребцом  посвящали  чтению.  Книги  определенно
помогали Эйдену тянуть лямку унылой службы на станции и переносить  дурное
отношение полковника.
     Эйден как-то совсем уж  немыслимо  извернулся  на  своем  стуле.  Его
движения вызвали усмешку Жеребца.
     - Это ведь тебя не стул нервирует, не правда ли? - сказал он. - А то,
что ты находишься не там, с остальными, которые решают,  включать  тебя  в
Заявку или нет. Вмести этого мы с  другими  "вольнягами"  должны  паритьс
здесь, отдельно.
     Жеребец  был  прав.  Эйдена  возмущало,  что  только   верно