лся, сейчас, перед лицом смерти, когда  жизнь вот-вот покинет
его  тело.  Он  смотрел  на солнце за Джоанной,  и оно,  как  ему  казалось,
вырастало все  больше  и  больше. Из последних сил Эйден  попытался вдохнуть
хоть чуть-чуть воздуха - и не смог.
     - А ну  кончай,  Джоанна!  -  крикнул кто-то. Ее лицо приняло  свирепое
выражение, и стало ясно, что кричавший  будет ее следующей жертвой. Странно,
но  у  Эйдена еще хватило  самообладания  перевести взгляд  на рукоять бича,
которую  Сокольничий  держала в  руке.  Сустав  и  ноготь  большого  пальца,
лежавшего на кнопке, резко выделялись своей мертвенной белизной.
     И в этот миг мир вокруг начал стремительно темнеть.  Эйдену показалось,
что он слепнет.
     Вдруг давление на шею прекратилось. Эйден  ощутил, как бич скользнул по
его  плечам  и упал,  расправляясь.  С  закрытыми  глазами  Эйден  стоял  на
подгибающихся ногах и чувствовал  непреодолимое желание упасть. Изо всех сил
он  сопротивлялся  этому  желанию.  Что  угодно, только  не упасть  к  ногам
Сокольничего Джоанны. Эйден не желал доставлять ей эту радость.
     Каким-то образом,  чудовищно напрягая мышцы  ног, ему удалось сохранить
равновесие и устоять.
     И снова  этот  голос.  На  этот  раз Эйден  узнал  его.  Это был  голос
Сокольничего Эллиса.
     - Слишком уж легко  ты убиваешь, Джоанна. Перегибаешь палку, особенно с
этим парнем. Ты просто боишься, что он превзойдет тебя, оттого и бесишься.
     Эйден с  трудом разлепил  веки и  увидел,  что Сокольничий  Эллис стоит
возле Джоанны, перехватив ее руку. Бич, очевидно вырванный у нее, валялся на
земле,  похожий  на убитую змею.  Со  стороны  Сокольничего Эллиса  это  был
странный жест, нарушающий и  закон  Круга и  кодекс  офицера. Никому,  кроме
старшего по званию, не позволено входить в Круг, когда там происходит дуэль.
Здесь так мог поступить только командир Сокольничих Тер Рошах.
     У Эйдена все плыло перед глазами. Джоанна и Эллис все время исчезали из
его поля зрения.  Эйден с трудом заставлял себя концентрировать внимание  на
офицерах,  смутно понимая,  что  происходит  нечто исключительно важное.  Он
знал, стоит только  ему чуть-чуть расслабиться  - и сознание  тут же покинет
его. И он будет валяться в грязи, как этот бич, к вящей радости Сокольничего
Джоанны.
     Внезапно  кто-то  жестко  и больно  ухватил его  за предплечье.  Голова
Эйдена безвольно мотнулась, как у тряпичной куклы. Потом он напряг мышцы шеи
-  как они  болят! -  и медленно  посмотрел вверх. Взгляд уперся в страшное,
каменное  лицо командира Рошаха. Эйден перевел взгляд ниже и обнаружил,  что
его  предплечье  крепко  сжато пальцами руки-протеза. Это  объясняло, почему
боль  была так ужасна. В какой-то  мере  Эйден  обрадовался, что  именно Тер
Рошах схватил  его.  Силу хватки  протеза командир, похоже, не  очень-то мог
контролировать.  Окажись на  его  месте кто-либо  другой, Эйден инстинктивно
попытался бы освободить  руку, что, в  свою очередь, могло быть  истолковано
как открытое неповиновение. Тогда  ему точно было бы  несдобровать. Железна
же  хватка  протеза  исключала  любое  сопротивление.  Эйден  позволил  себе
чуть-чуть расслабиться. Единственное, что ему сейчас оставалось,  - пассивно
наблюдать за развитием событий.
     А события развивались следующим образом. Джоанна яростно повернулась на
каблуках, и в ее  голосе прозвучало столько неукротимой  ненависти, что даже
Эйдену  в  его  теперешнем состоянии  было  ясно:  ненависть эта копилась  и
множилась не один день.
     - Итак, Сокольничий Эллис, дуэль чести?
     - Этого можно избежать.
     Ответ Эллиса был чисто ритуальным. Тот, кого вызывают  на дуэль, обязан
сделать попытку  разрешить спор более  мирным способом. Предполагалось,  что
воин, предлагающий  дуэль, возможно,  находится в  этот момент  под  властью
сиюминутных  эмоций или же он ошибается, располагая неверной  информацией. В
любом случае  считалось, что воин - инициатор дуэли  может неверно оценивать
последствия  своих  действий. Поэтому  офицерский  кодекс чести  предписывал
вызванному воину-инициатору путь  к отступлению, по возможности не наносящий
урона чести.  Правда,  воины Клана  редко  пользовались такой  возможностью.
Джоанна, например, не раз говорила кадетам, что  отступление  с честью - это
не  что иное,  как  бесчестье, что  бы  по  этому  поводу ни утверждалось  в
воинском кодексе Клана.
     - Итак, дуэль чести? - повторила Джоанна.
     - Дуэль чести, - кивнул Эллис.
     - Боевые роботы с полным боекомплектом.
     - Нет. Простое оружие. Выбор твой.
     - Нет. Вообще без оружия. Голыми руками. Здесь. Сейчас. До смертельного
исхода.
     На лице Эллиса  на миг отразилось легкое  замешательство. Но  когда  он
заговорил, голос его был спокоен. Он повторил:
     - До смертельного исхода.
     Сказал, будто припечатал.
     - Заявки сделаны и приняты.
     - Заявки сделаны и приняты.
     Эйден и не предполагал, что Спор Благородных может развиваться  в таком
стремительном темпе и  противники  так  легко  придут к  обоюдному согласию.
Причем следовало учесть, что заявки предлагались исходя  из эмоций, а не  из
стратегии.
     -  Видишь  теперь,  что  ты  натворил, кадет? -  прошептал  Тер Рошах.-
Болваны вроде тебя  по дурости вызывают  лавину  событий,  которая  ведет  к
катастрофе. И это - судьба.
     Эйден хотел  было возразить, что никаких лавин он не вызывал и  Джоанна
сама  вытащила его  в Круг, поскольку ей угодно было  выместить  на нем свое
дурное  настроение.  Но  он  промолчал,  потому  что иначе  ему пришлось  бы
обратиться  к командиру Сокольничих, а этого он делать не хотел.  Тем  более
теперь, когда Тер Рошах пребывал в столь мрачном расположении духа.
     - Дурак! - неожиданно  заорал Тер  Рошах. Он еще крепче сжал предплечье
Эйдена  и вдруг,  оторвав парня  от земли, швырнул через ограждение, прямо в
толпу сибов,  которые  повели  себя  неожиданно: расступились,  будто  Эйден
внезапно  подхватил  какую-то  страшную  заразу.  Даже  Марта  держалась  на
расстоянии,  нервно переминаясь с ноги на ногу.  Вид у нее был  такой, будто
она не могла  решить, подойти к Эйдену или не  делать  этого. Он чувствовал,
как его охватывает злость. Никогда раньше Марта так бы не повела себя с ним.





VI

     Довольно долго Эйден просто сидел на земле и тупо  смотрел перед собой.
Группа не на его стороне, это ясно. И черт с ними со всеми. Чтобы отвлечься,
он  сосредоточил все  свое  внимание  на камушках, что  валялись  между  его
вытянутыми  ногами. Головокружение не проходило, временами перед глазами все
плыло. Когда голова на миг прояснялась, Эйден пытался посмотреть туда,  где,
как   он  знал,  шла   дуэль.   Однако  малейшее  движение   вызывало  дикое
головокружение и тошноту. Что-то странное творилось и с глазами: впечатление
было  такое,  будто  долго смотришь  на  яркий огонь  и тебе  начинает вдруг
казаться, что темнота заволакивает все. Эйден попытался потрясти головой, но
дикая боль в шейных мышцах едва не заставила его закричать.
     Единственное, что  оставалось, - сидеть и смотреть на камушки, лежавшие
перед ним. Камушки почему-то притягивали к себе  внимание, заставляли думать
о них. Внезапно  Эйден понял почему. Камушки  располагались строго по прямой
линии.  И их  размеры -  от  большего к меньшему. И эта закономерность,  эта
правильность - они были случайны. Камушки валялись здесь и раньше, но пришел
Эйден, сел и вытянул ноги, ограничив  участок почвы. Случайно  сел именно на
это место. Случайно  вышло так, что камушки  именно здесь лежали так,  а  не
иначе, заставляя его, Эйдена, видеть в их расположении некий порядок. Пришла
мысль: на поверхности этой каменистой планеты разбросано столько камней, что
задай  любой  закон расположения -  и  ты найдешь  в  конце  концов  участок
поверхности, где камни расположены в соответствии  с заданным тобой законом.
А  в  целом  камни  разбросаны  случайно. Все,  что регулярно,  всегда  надо
рассматривать как исключение, а  все, что случайно, - как  правило. С другой
стороны,  вся  жизнь  человека  основывается  на  правилах.  Человеку  нужна
регулярность и стабильность. Стабильность и регулярность - это одно и то же,
случайность отрицает стабильность. Вот  он, Эйден, вырос в сиб-группе. В его
жизни ничто не  было случайным, все шло по правилам. Все было определено раз
и навсегда и расписано  до мелочей.  И день и ночь  сиба расписаны до минут.
Есть  расписание  дня,  есть  расписание  занятий. От сиба ожидается, что  к
такому-то времени он  будет там-то  и там-то и будет к этому моменту знать и
уметь то-то  и то-то. И  сам  сиб это  знает.  И даже если заданный  процесс
каким-то образом  будет нарушен, Эйден мог  быть уверен, что и в этом случае
Клан предложит ему  нечто другое, иной регламент, который точно так же будет
определять в  его, Эйдена, жизни все и  вся.  Только  по-другому - вот и вс
разница.  Все  спланировано  заранее. И  их пребывание  здесь,  на  Железной
Твердыне, тоже является частью плана - одним из его этапов.
     А  вот  расположения камушков  никто  не  планировал.  И  все-таки  они
выстроились по  порядку. Но  в  этом порядке не  было смысла.  Почему-то это
беспокоило Эйдена. Его  всю  жизнь учили видеть смысл ВО ВСЕМ. А что делать,
если  смысл  отсутствует? Эйден взял один из камушков и  переложил его  так,
чтобы тот образовывал с двумя другими равносторонний треугольник. Пусть этот
треугольник будет островком порядка в океане хаоса и анархии. Но треугольник
Эйдену решительно не нравился.  Треугольник был нарочит. И на нем невозможно
было концентрироваться. Может быть, потому, что Эйден сам создал его, своими
руками.  Ладно,  вернемся к  хаосу. Эйден  сгреб три  камушка,  составлявших
треугольник, и подбросил их вверх, не глядя, куда они упадут.
     Звук, пришедший  со стороны Круга, отвлек его  от  размышлений, на  миг
прояснив  сознание. Это  был  крик  Джоанны,  крик  боли.  Однако Эйдену  не
хотелось поднимать голову.  Какая разница, что там происходит! Он понял, что
ему наплевать, страдает Джоанна или нет. Это удивило его. Еще совсем недавно
он мечтал увидеть ее корчащейся в агонии  в грязи. Мечтал увидеть, как кровь
потечет по ее загорелой коже. Как она будет лежать со сломанной шеей. Мечтал
увидеть  Джоанну,  которая едва  шевелится,  с переломанными, раздробленными
конечностями  -  Джоанну  БЕСПОМОЩНУЮ.  А  теперь эти  радужные  перспективы
казались ему столь же отталкивающими, как и сама Джоанна. Какая ему разница,
жива Джоанна или сдохла? Ни живой, ни мертвой он не хотел ее  видеть. Просто
не хотел видеть, и все.
     А чего бы он желал? Пусть хоть  раз  бы сказала  ему, Эйдену: вот, мол,
это   ты  сделал   хорошо.  Пустые  ожидания.   После  детского   лагеря   -
учебно-тренировочный лагерь и так далее.  Все, что  ты делаешь, ты не можешь
не делать  потому, что так  запланировано, потому что этого от тебя  ждут. И
все твои  достижения  - они есть  в плане. За что  хвалить?  За  то, что  ты
делаешь полагающуюся  работу?  У  сиба  может  быть лишь одно  достижение  -
великое  достижение  - победа на Аттестации. Победа на Аттестации  ожидаетс
лишь от  немногих из  тех,  кому вообще  суждено дотянуть до Аттестации. Это
действительно достижение. Но  победителю на  Аттестации уже не нужны никакие
похвалы  -  он выше их. Дерворт как-то  сказал: похвала замедляет реакцию. И
луч лазера  чиркает  по  твоей шее, а  не по шее противника. Вот  что  такое
похвала для воина.
     Стоящие неподалеку сибы  вдруг как-то разом,  непроизвольно ахнули. Это
вынудило Эйдена все-таки сделать усилие и поднять голову.
     Эллис  стоял, упираясь  коленом Джоанне в грудь.  Та бешено извивалась,
пытаясь  освободиться. Но тщетно.  В глазах Эллиса вспыхнул жестокий триумф.
Неожиданно для зрителей он сцепил пальцы  обеих рук и откинулся назад, почти
к ногам Джоанны. В  следующий миг,  разогнувшись  как пружина, он обрушил на
голову Джоанны  страшный удар,  который,  казалось, должен был проломить  ей
основание черепа.
     Но Джоанна  сделала невозможное. Эйден был уверен, от этого удара ей не
уйти. Она и  не  стала уходить. Вместо  того, приподнявшись в нечеловеческом
усилии, она блокировала удар головой. И тут Эллис просчитался. Вложив в удар
всю  свою  силу,  он надеялся, что  даже несмотря  на  блок, Джоанна  должна
отключиться, и поэтому потерял на миг бдительность. -
     Джоанна не раз  хвасталась,  что  у  нее  несколько жизней, как у  того
мифического животного  (о нем упоминалось в  Предании), с которым вступали в
схватку герои  седой древности. Может, и  вправду были у нее какие-то особые
ресурсы? Так или  иначе, однако Джоанна не только  не  потеряла сознания  от
удара, но  и  сумела воспользоваться моментом и,  вывернувшись,  высвободить
одну  руку. В следующий  миг  она ударила  Эллиса  локтем в  живот. Удар был
слабый,  но свое дело он сделал  -  отвлек  Эллиса,  что  позволило  Джоанне
высвободить и вторую руку. В следующее мгновение, схватив Эллиса за отвороты
кожаной куртки, Джоанна рванула его на себя.  Все еще упиравшийся ей в грудь
коленом Эллис попытался сохранить равновесие, но тщетно. Удар коленом в бок,
перекат - и Джоанна на ногах.
     Эллис начал было подниматься, но удар ногой в лицо свалил его на землю.
Быстрый  кувырок  назад, чтобы  уйти от нового удара,  еще  один - и Эллис в
нижней  стойке, лицом  к Джоанне, готовый  к  атаке. Это был  коронный прием
Эллиса.  Джоанна его предвидела. Вместо  того чтобы  броситься  вперед,  она
неожиданно  нагнулась. И - не разгибаясь,  не  целясь -  неожиданно  метнула
Эллису   в   лоб  подобранный  камень.   Эйдену   показалось,   что   камень
медленно-медленно плывет к Эллису, хотя на самом деле он летел  со скоростью
ракеты. Потом Эйден  припоминал этот случай. Тогда  он впервые столкнулся со
своей  странной способностью - видеть движения противника будто замедленными
и  предугадывать их. Камень угодил в голову Эллису в тот самый миг, когда он
уже бросился вперед. Удар пришелся в правую  часть  лба. Эллис несколько раз
недоуменно моргнул,  -  вид у него  при этом  был  такой, будто  он  силитс
понять, что произошло, - потом вдруг свирепо зарычал и ринулся на Джоанну.
     Джоанна  спокойно  ждала.  Губы  ее  кривила презрительная  усмешка.  В
каком-то  смысле  поединок был  закончен. Она  выиграла.  Все,  что  от  нее
требовалось,  - прикончить Эллиса. Было множество простых способов  дать ему
быструю смерть. Но не такова была Джоанна.
     Ее  следующие  движения, изящные и грациозные, напомнили Эйдену  танец.
Джоанна  непринужденно отступила в сторону,  пропустив не помнящего себя  от
боли и ярости Эллиса и подставив ему подножку. Глядя на то, как неуклюже тот
пытался  сохранить  равновесие, Эйден,  наверное бы,  улыбнулся,  если б  не
огонек убийства, горевший в глазах Джоанны. Джоанна  не раз  говорила сибам,
что  ничто так  не пьянит, как тот  миг, когда  враг  в  твоих  руках и лишь
секунды отделяют его от смерти.  Сейчас, наблюдая за ней, Эйден вспомнил эти
слова.
     Эйдену, который сам убил бандита, каждый раз хотелось спросить, неужели
она  не испытывает  отвращения после  того, как  все  кончено? Но вопрос был
праздным,  и  он сам  это  понимал.  Джоанна  - воин,  а воину  не  положено
оглядываться  назад.  Какое  ему  дело,  что  думает  и  чувствует   жертва?
Настоящего воина не должны занимать подобные пустяки.
     Должно быть, от командира  Тер Рошаха тоже не укрылся зловещий огонек в
глазах  Джоанны. Иначе с чего бы он вдруг сорвался с места и бросился в Круг
к дуэлянтам? Но он опоздал.
     Джоанна  прыгнула. Извернувшись в воздухе,  она  ударила Эллиса в спину
обеими  ногами. Удар бросил того на землю,  лицом вниз. Теперь Эллис полз по
грязи, пытаясь выбраться за  пределы  Круга, что  означало  капитуляцию. Это
означало в общем-то позор, но тем  не менее на  это  иногда шли. Воины Клана
предпочитали  вспоминать  о  своих  победах,  а  не  о  поражениях,  поэтому
капитулировавший  воин всегда  мог надеяться избыть  неприятные воспоминани
блистательной победой в будущем.
     Если  бы Эллису удалось оказаться  вне Круга,  Джоанна  была бы ему  не
страшна. Его  пальцы  уже тянулись  к ограждению,  оставался  сантиметр,  не
больше,  -  и  в  этот  миг  Джоанна, высоко  подпрыгнув,  всем своим  весом
обрушилась  Эллису  на  спину,  приземлясь  на  колени.   Начало  ее  броска
ускользнуло от внимания Эйдена, потому что метавшаяся от возбуждения Рена на
мгновение  заслонила все своей  спиной.  Поэтому  Эйден увидел  лишь  момент
приземления.
     Раздался хруст. Одно колено, попавшее на шею Эллиса, сломало ее. Другое
ударило в спину. Эйден так и не  узнал,  какой  из ударов прикончил  Эллиса.
Возможно, Джоанна сломала ему также и позвоночник. Как  бы то ни было, Эллис
был мертв. Тер Рошах приказал унести тело, после чего  о смерти Сокольничего
Эллиса было заявлено официально. Позднее Эйдену довелось услышать  множество
версий того, что произошло. Причины  смерти выдвигались всевозможные, вплоть
до абсурдных: так, например, утверждалось, что Джоанна вырвала у него сердце
из  груди. Самое смешное,  что  кое-кто  из  сибов, кажется,  верил  в  это,
несмотря на  то, что сам был всему  свидетелем. В  какой-то мере это  было и
неудивительно: сибам Сокольничий Джоанна казалась способной на все.
     Дождавшись,  когда  труп  Эллиса  вынесли  из  Круга, Тер  Рошах  резко
повернулся на каблуках к  Джоанне. Вплоть до этого момента он подчеркнуто не
замечал ее. Гневное  выражение  его лица, вся его поза, говорившая о крайнем
напряжении,   являли  собой  разительный  контраст   с  его  обычным,  столь
безучастным видом.  Эйден ни разу прежде не видел, чтобы человек так всецело
отдавался гневу.
     -  Сокольничий  Джоанна, это вам так просто не сойдет  с рук. Эллис был
отличным воином и...
     - Я тоже воин, - спокойно возразила Джоанна.
     - Слишком. Не было нужды его убивать.
     - Это было бы бесчестным.
     - Нет никакого бесчестия в помиловании.
     - Хотите  сказать, что лучше  было оставить  его  калекой, паралитиком,
неспособным...
     - Вы  отлично понимаете, что  я имею в виду. У вас  не первый  подобный
случай. Мы здесь не на войне. Вам не следовало...
     - Как вы  смеете критиковать меня публично? Здесь,  перед ЭТИМИ!  - Она
мотнула головой в  сторону сибов, обступивших со всех  сторон  Круг.  Быстро
окинув взглядом сибов, Эйден увидел, что его товарищи сейчас  разделились на
два лагеря. На лицах одних явственно читалось сочувствие к Джоанне, на лицах
других  было  злорадное  выражение.  Сам  он старался не  проявлять  НИКАКИХ
эмоций, пусть считают его хранящим нейтралитет. Эйден не понимал, почему  он
так  поступает. Ведь он же ненавидит Джоанну. Но что-то мешало ему  мысленно
причислить себя к противникам  Джоанны.  Что-то  в нем яростно протестовало.
Внезапно он понял, что все это время он в глубине души совершенно безотчетно
восхищался  Джоанной.  Тем более восхищался  сейчас,  когда  она  бесстрашно
противостоит  самому  Тер Рошаху... Эйден опомнился. Какие глупости. Слишком
много досталось сегодня его голове. Завтра все пройдет.
     Тер Рошах разъярялся  все больше и больше. Джоанна вела себя откровенно
вызывающе.  Командир Сокольничих  явно  нервничал,  покачиваясь с  пятки  на
носок. Протез его подергивался.
     - Я могу  говорить ПУБЛИЧНО все, что сочту нужным. Сокольничий Джоанна!
И я  спрашиваю, как  ВЫ смеете разговаривать подобным  образом со  МНОЙ в их
присутствии?
     - Командир, вы же ПРИСЯГАЛИ.
     - Да. И я не вмешивался в ваш с Эллисом поединок.
     - А вы и не имели права вмешиваться. Вы не имеете права  входить в Круг
Равных во время спора, если только вас не пригласят.
     Тер Рошах смутился. Или Эйдену показалось? Наконец командир ответил.
     - Но я, данной  мне властью, легко нарушил бы это правило, если б знал,
что от этого будет зависеть спасение жи