ов к образованию каст, специализирующихся в тех или иных
профессиях. В армии остались лишь лучшие из лучших.
     Демобилизация не везде и не всегда  проходила гладко.  Многое из  того,
что необходимо воину для выживания в военное время, в мирной жизни оказалось
ненужным. Некоторые так и не смогли найти свое место в мирной жизни в рамках
зарождающихся  каст.  Некоторые  из  таких "застрявших  на  войне" солдат  и
офицеров  становились  Кдзимбо. Происхождение этого  слова теряется  в седой
древности. На некоторых планетах Кдзимбо стали настоящим бедствием. Зачастую
объявленные вне  закона, они бродили то сельской местности, избегая  крупных
поселений, в поисках пропитания. Мало  кому нужны были их военные  навыки  -
лишь время от времени отдельным счастливчикам  удавалось  наняться в отряды,
сколачиваемые  местными  князьками.  идзимбо  умели только  воевать. Крепкие
мышцы и боевой опыт - вот и все, что они могли предложить.
     Это  были  тяжелые смутные времена - времена Кдзимбо - между  Исходом и
зарождением Кланов.  Непроглядно-темное будущее, утраченные традиции, грязь,
холод  на необжитых планетах, тоска по утраченной  навек родине - все вело к
развитию  циничного эгоизма в людях. И  если  б не гений Николая Керенского,
эта   опасная  тенденция  привела   бы   к  войне  между  планетами  Кланов.
Политическому единству пришел бы конец...
     Дерворт на миг замолчал, потом продолжил.
     Теперь он говорил о том, как Пять Миров распространили  свое господство
на  группу  ближайших  звезд,  именуемую  Шаровым Скоплением.  Эйдену всегда
хотелось жить в те времена, времена подвигов и свершений. Он часами напролет
мог  слушать  истории  о воинах-первопроходцах, присоединявших  к  владениям
своих Кланов все новые и новые  планеты. Унылое и монотонное изложение голых
фактов в подаче Дерворта вызывало в Эйдене внутренний протест...
     Они были  тогда  еще  совсем детьми,  а  их сиб-группа  еще  оставалась
полной.  Отчисления  только ждали  неудачников.  А  тогда они,  как  молодые
соколята,  уже  били   крыльями  на  перчатке,  но   боялись  улетать.   Они
инстинктивно держались тесной кучкой, а сиб-родители казались им всемогущими
героями. Среди сиб-родителей  особенно выделялась женщина по имени Глинн. Ее
отличал очень высокий рост, который не давал Эйдену с  Мартой покоя, вызыва
в них зависть,  и худоба. Эйден с Мартой все мечтали: вот  вырастем и станем
выше, чем Глинн. Но  к  тому времени, когда они с  Мартой выросли настолько,
что  могли сравниться с Глинн, та  давно  уже умерла. И неизвестно теперь, в
самом ли деле Глинн была столь высокой, или же просто детям свойственно  все
преувеличивать.
     В свое время Глинн тоже хотела стать воином, но не прошла какой-то тест
и была отчислена на одном из этапов. Сибы ее просто обожали. Она казалась им
красивейшей из женщин.  Уже потом, когда Эйден  слегка подрос,  он обнаружил
вдруг, что  никакая Глинн не красавица. Просто открытое и  симпатичное, хот
несколько худое лицо.  Но  что ее  несомненно украшало - так  это  роскошна
светло-соломенная грива. Ни у кого потом Эйден не  видел таких пышных волос.
В  детстве  Глинн  казалась  сибам  сказочной героиней,  которая  бесстрашно
вступает  в  схватку  с  жуткими  огнедышащими  чудовищами  и шутя побеждает
бесчисленные орды варваров.
     Эйден вспоминал.  Вот он  сидит рядом с Мартой. Их тянуло друг к другу,
когда они были еще совсем малышами.
     "...И  вот  Мифун   стоял  и  смотрел  на  своих  противников,  которые
загородили  широкую дорогу, не давая  ему пройти",- рассказывала  Глинн. Это
была  очередная история о похождениях  легендарных  Кдзимбо. Глинн знала  их
множество. Почему-то во всех ее историях  главный герой носил странное, даже
абсурдное имя - Мифун.
     "В строю  преграждавших  ему путь  злодеев Мифун узнал  по крайней мере
четверых, которые,  как ему было известно, принадлежали к  благородной касте
Кдзимбо".
     Сибы отлично знали, что во времена Кдзимбо никакой кастовой системы еще
не было, но  не  мешали Глинн рассказывать. В ее изложении эти странствующие
рыцари удачи были  самыми что ни на  есть благородными воителями, чуть ли не
основателям" Кланов, а  вовсе не бандитами,  которых Керенский своим эдиктом
приказал уничтожать как бешеных псов.
     "И вот, держа в правой руке бич, что подарила ему сама Королева Льда, а
в левой - Тосиро в богато украшенных ножнах, - так назывался волшебный  меч,
подаренный герою самим генералом Керенским,  которому он помог очистить край
от злобных крестьян, - бесстрашный Мифун издал соколиный крик и бросился  на
противников, которые  тоже  кинулись на него" - по рассказам Глинн выходило,
что Мифун был пращуром Клана Кречета и уже поэтому личностью исключительной.
     "Первым Мифун атаковал коварного торговца Кэнфилда,  который  уже навел
на героя свой лазерный  пистолет и готов был  нажать на курок. Но  быстр как
молния  был  Мифун. Стремительно  выхватил он из  ножен Тосиро, и меч описал
сверкающую  дугу. Ловок  и проворен  был Кэнфилд, но  не  успел уклониться -
Тосиро рассек его пополам, и кровь брызнула фонтаном и окрасила лезвие".
     Слышались  ахи и охи сибов. Как всегда, когда  в рассказах  Глинн герой
поражал  негодяя.  Рассказывая, Глинн  жестикулировала  - вот и теперь  дети
ежились, когда  ее рука  со свистом рассекла воздух.  А  Глинн  тем временем
продолжала свой рассказ.
     "Кэнфилд  упал, а лезвие в тот же миг волшебным образом  очистилось  от
крови и  снова  засверкало  ослепительным блеском. Краем  глаза Мифун  успел
увидеть, как к нему бросился Кдзимбо Пабло, в чьих глазах горел огонь мести.
Ибо  в свое время Мифун сразил Кдзимбо по имени Сьюзан, которую Пабло любил.
Было это на залитой лунным светом дороге, что вела в Брендер Кемп".
     Тут  Глинн  вдруг  сделала  страшные  глаза, чтобы показать, каким  был
Пабло, когда бросился на Мифуна.
     "Мифун   понял,   что  он  не  успеет  взмахнуть   мечом,  поэтому   он
воспользовался  бичом  Королевы  Льда.  Это   был   не   простой   бич,  ибо
вмонтированная в него система самонаведения реагировала на тепло, излучаемое
целью. Он  разил без промаха.  И на  этот раз не успел Пабло опомниться, как
бич обвился  вокруг его горла. Тщетно пытался  он  вырваться, тщетно пыталс
вдохнуть - и вот уже мертвый лежит он в пыли".
     Выпучив глаза  и вывалив  язык,  Глинн  показала, как  задыхался Пабло,
потом вернулась к повествованию.
     "Наступив  ногой   на  поверженного   негодяя,  Мифун  одним  движением
освободил  бич.  Повернувшись,  он  приготовился  встретить своего  злейшего
врага..."
     - Эй,  Глинн! -  Это был  голос  Гонна - старшего из  опекающих  группу
сиб-родителей.  Казалось,  он специально  следил  за  Глинн, чтобы  оборвать
рассказ на самом интересном месте. - Опять забиваешь им головы чепухой?
     И случилось странное.  Гордая и непобедимая воительница, какой виделась
она сибам, Глинн вдруг сникла, плечи ее опустились, она ссутулилась.
     - Это не чепуха, - проговорила она, будто оправдываясь. - Это сказка.
     Гонн пренебрежительно фыркнул.
     - А что такое сказки? Сказки - это вранье. Дети сейчас верят всему, что
ты им мелешь. Зачем врать? Всем известно, что Кдзимбо были негодяями.
     А у  тебя они вдруг оказались героями. Какой пример ты подаешь ребятам?
Хочешь,  чтобы они выросли  Кдзимбо? Разве это путь  для сиба? Ведь  нет же,
нег?
     - Нег, - ответила Глинн, понурясь. - Путь Кдзимбо и путь сиба - разные.
     - Путь сиба совпадает с путем его Клана, воут?
     - Ут. Путь сиба совпадает с путем его Клана.
     - Мы сильны правдой. Сиб никогда не врет сибу, воут?
     - Ут. Правдой мы сильны. Сиб никогда не врет сибу.
     - Очень хорошо. Мы верим только тому, что видим. И выбросить на помойку
все сказки!
     Так случалось часто, и стало почти ритуалом. По всякий  раз, когда Гонн
распекал Глинн перед группой, Эйден чувствовал смутную вину. Как, впрочем, и
другие  сибы.   Им  очень  хотелось   знать,  чем  же  закончится  очередное
приключение Мифуна и что с ним  произойдет дальше. Пусть герой Кдзимбо,  чей
путь  не был  путем сиба, чей  путь  не совпадал с  путем  Клана,  но  Эйден
чувствовал - и это  было  для него главным,  - что путь Кдзимбо Мифуна - это
путь его, Эйдена.





IV

     Дерворт, когда декламировал, имел обыкновение делать долгие паузы перед
словами, которые казались ему ключевыми.  Слушать его было невыносимо. Вот и
сейчас Дерворт  наизусть  читал длинный кусок  из Предания -  великой  саги,
описывающей историю Кланов от времен их основания до нынешних дней. Тот, кто
лишь читал Предание - тот не  знает Предания. Предание бесполезно  читать  -
его  надо  слушать.  Тогда  безыскусные  на  вид  строфы  вдруг  наполняютс
эпической мощью.  Конечно, если декламирует  не Дерворт.  Сейчас он  как раз
перешел к главам, где Николай Керенский произвел коренные реформы в обществе
после разорения планет Пяти Миров теми, кто верил, что иметь землю  означает
иметь власть.
     Все внимание Николая Керенского обратилось на вновь завоеванные планеты
Шарового  Скопления.  Именно  там   он  задумал  построить  новое  общество.
Разрозненные  группы людей -  вот  и все, что  осталось от имперской армады,
которую   Александр  Керенский  увел  из  Внутренней   Сферы.  План  Никола
Керенского был таков: прежде  всего ликвидировать  причины непомерного роста
индивидуализма  и  затем дать  выход агрессивным наклонностям  индивидуумов,
направив их в  нужное  русло.  В  новом обществе энергия каждого должна быть
направлена на благо всего народа. Именно такое общество могло бы осуществить
величайшую мечту Николая - завоевать Внутреннюю  Сферу и, беспощадно подавив
всякое сопротивление, восстановить Звездную Лигу.
     И вот Николай Керенский начинает действовать.  Все, что непосредственно
связано  с  Внутренней  Сферой, объявляется табу.  Одновременно  объявляетс
война национализму и традиционализму. Начинается отсчет новой эры.
     Сами же Кланы считают, что начало  им было положено несколько раньше, и
ведут свою летопись с  того момента, когда  Николай Керенский  покинул  Пять
Миров, отправившись  на  планету  Страна  Мечты. Обосновавшись там,  Николай
Керенский разделил сопровождавший его отряд  на двадцать групп,  или Кланов,
по сорок человек в каждом. Каждый Клан Николай  в  свою очередь разделил  на
группы  по пять  человек.  Называли такое подразделение "звеном",  поскольку
пять  человек  символизировали  крепко  выкованное  кольцо  единой  цепи.  И
одновременно - пятиконечную звезду.  Впоследствии, когда Кланы разрослись до
нынешних  размеров,  в  их  структуре  по-прежнему  сохранялся  все  тот  же
пятичастный принцип, начало  которому  положил  Николай Керенский. Но мнению
Керенского, со временем Кланы должны были вобрать в себя или уничтожить всех
аутсайдеров.  Кроме  того,  клановая система, по  замыслу  Керенского,  была
эффективным  оружием  в  борьбе   с   традиционалистами  и   националистами.
Национальное деление заменялось клановым. Аналогично и старые  традиции, как
считал   Керенский,   в  скором  времени  должны  были  вытесниться  новыми,
плановыми. (Говоря о клановых традициях, Дерворт  возвысил голос.  Последние
строфы  он  уже не  говорил -  рычал, очевидно стремясь придать своим словам
особую значимость.)
     Когда  Дерворт дошел  до перечисления кланов, кадеты подхватили и стали
скандировать  их  названия.  Эйден машинально орал  что было мочи вместе  со
всеми, а сам вспоминал, вспоминал...
     Когда до отлета на Железную Твердыню оставались считанные дни,  Эйден с
Мартой  пошли  в  последний  раз навестить дорогие  им могилы.  Сначала  они
отправились  на  могилу  Забияки,  которого  Эйден  похоронил  сразу  же  за
кладбищенской  оградой,  воткнув  рядом  в  землю  палку,  чтобы  легче было
находить  это  место.  До  обидного  глупо  и бездарно  погиб Забияка.  Один
сиб-чужак вообразил,  что принесет своей группе почет и славу,  сбив  камнем
сокола  конкурентов. И  не потеряй Забияка  в  свое  время глаз  в  жестокой
схватке  с  диким  сапсаном, он конечно  же с  легкостью ушел  бы  от камня,
заложив  знаменитый вираж, который только  Забияка  и умел  делать. Но он не
заметил камня, и тот  поразил цель.  Эйден увидел,  что его любимец, который
только что описывал круг за кругом, вдруг будто споткнулся в полете, а затем
стал  падать.  Когда  Эйден  подбежал.  Забияка  неподвижно  лежал  с нелепо
подвернутой шеей. Вне себя от ярости Эйден нашел убийцу и забил его почти до
смерти. Из-за  этого  инцидента между  двумя  сиб-группами долго сохранялись
неприязненные отношения, то  и  дело выливавшиеся в драки. Война между двум
группами окончилась внезапно, когда пришло известие, что убивший Забияку сиб
сам погиб в драке между своими.
     Теперь же,  придя сюда,  к кладбищенской  ограде,  Эйден неожиданно дл
себя обнаружил, что не  может найти нужное место.  Палка по-прежнему торчала
из земли, но вокруг все изменилось. Раньше по тысяче мельчайших примет Эйден
с легкостью находил маленький клочок земли, где он зарыл птицу. Сейчас он не
мог обнаружить ни одной из них. Кроме того, все вокруг густо заросло травой.
Это еще  более затрудняло поиски. Когда он  хоронил  Забияку, никакой  травы
здесь не  было. Каждый раз, приходя к  нему на могилу, Эйден мелкими шажками
обходил место захоронения -  глупый детский ритуал, который он сам придумал.
Но на этот раз, похоже, исполнить ритуал не удастся. Эйден стоял и задумчиво
смотрел на землю: могила точно была здесь, но где именно? Он провел пальцами
по отвороту своей кожаной куртки. Забияка почему-то любил  хватать клювом за
это место. Следы остались и по сию пору.
     - Не расстраивайся, - сказала ему тогда Марта. -  Мы  все равно улетаем
отсюда и, быть может, никогда не вернемся. А если и  вернемся, то кладбище к
этому времени уже разрастется и  ограду перенесут.  Рано или поздно, мы  все
равно бы потеряли могилу Забияки. Мы ведь все время что-то теряем, воут?
     Потом они зашли за ограду  и отправились к могиле Глинн.  Дав, наиболее
художественно одаренный в их группе,  вырезал на стандартном могильном камне
стилизованный  меч,  так что  найти  место,  где  покоилась Глинн, труда  не
составило. Над могилой росло раскидистое  дерево. Дав  изобразил меч лезвием
вверх так, будто  тот, кто покоился в земле, пытался вытолкнуть меч на свет,
отдавая его живым.
     Стоя в молчании  подле  могилы,  Эйден  вспоминал,  как погибла  Глинн.
Погибла глупо, как и Забияка. Однажды их сиб-группа проходила очередной тест
на  выживание,  который  проводился  в  глухой  и  дикой  местности.  Группа
разместилась на  ночлег  в  старом  лагере,  разбитом  в  свое  время другой
сиб-группой. Для ночлега приспособили брошенный геодезический купол. Уже под
вечер к их стоянке подобралась бродячая шайка бандитов. Старый Гонн решил на
всякий случай - стратег он все-таки был никудышный - поставить ограждение по
всему периметру лагеря.  Именно ограждение и привлекло внимание бандитов. Не
будь его - и они прошли бы мимо: лагерь был хорошо замаскирован.
     Эйден  вспоминал,  как он  тогда  лежал  на  земле,  сжимая  маломощный
лазерный пистолет, который входил в стандартный комплект и выдавался каждому
сибу  по  достижении им  десяти лет.  Убить из такого  пистолета нельзя,  но
доставить уйму неприятных ощущений  - очень даже возможно. Эйден испытал это
на собственной шкуре. Однажды, когда они  играли в войну. Пери - в их группе
она  была самая  маленькая и слабая, ее  еще  дразнили "недокормышем"  и она
имела привычку ябедничать, - так вот, Пери  взяла и  выстрелила в  него. Луч
угодил Эйдену в шею. Незабываемое ощущение. Головная боль, мышечный спазм  и
все вместе,  усиленное стократно. Из глаз Эйдена брызнули слезы, и  он упал.
Пери, увидев это, испугалась и бросилась  к нему. Убедившись, что Эйден жив,
она залилась  ликующим смехом. Она  всегда стремилась показать побежденному,
насколько рада  победе. Правда, победы доставались ей не часто. Вот и  в тот
раз  Эйден превозмог боль и,  схватив Пери за  ноги,  свалил на землю, где и
разоружил.  Он был так зол, что приставил ствол ее собственного лазерника ей
к виску и  уже готов был нажать спусковой крючок - пусть Пери  сама испытает
действие   этой   игрушки,   но  его  вдруг  пронзила  острая   жалость.  Он
довольствовался  тем, что  продержал  ее  пять секунд  на земле,  как  этого
требовали   условия  игры,  после   чего  Пери  мрачно  поплелась  к  группе
побежденных ждать следующего тура. Победу он все-таки у нее отнял.
     И вот  Эйден  лежал и  смотрел,  как приближаются бандиты.  Слой  грязи
покрывал  их лица,  черты  которых  были  почти  неразличимы. Казалось,  что
бандиты специально  вывалялись  в грязи.  Одеты они были  в  обноски, но  на
некоторых  Эйден  заметил  еще  относительно  новые  и  незатрепанные  вещи,
очевидно захваченные в недавних грабежах. У того, кто шел  во  главе отряда,
волосы были заплетены  спереди в три косички, наподобие поросячих хвостиков,
и  тряслись при каждом шаге. Эйден понял,  что перед ним антихан. "Поросячие
хвостики"  указывали на то,  что  их обладатель объявил  войну всей воинской
касте.  Вне всякого сомнения, это был  либо отчисленный  кадет, либо офицер,
изгнанный из Клана и объявленный  вне воинской  касты.  Сам  титул "антихан"
подразумевал неприятие политической структуры Кланов,  чьи  вожди титуловали
себя Ханами. Тот же, кто стоял во главе всех Ханов, носил титул ильХан.
     По мере того как бандиты подходили все ближе, Эйдену  казалось, что они
увеличиваются в  размерах.  Мальчик понимал, что это всего  лишь  оптическа
иллюзия - ведь он лежал на земле, - но  тем не  менее отметил,  что в первых
рядах шли мрачные мускулистые детины - воины-изгои, вне всякого сомнения.
     Эйден,  вспомнив последнюю историю о приключениях  Мифуна, рассказанную
им недавно Глинн, не спеша прицелился в лоб  тому, кто шел во главе  орды  -
антихану. Нужно подпустить его  поближе.  Гонн  не раз говорил,  что  задача
часового - охранять  порученный ему  участок и,  если нужно, открывать огонь
без  колебаний,  пусть  даже   тебе  одному  противостоит  целая  сиб-группа
противников. А еще  Гонн говорил, что раз ты взял  в  руки  оружие, то  будь
готов  к  тому,  что  тебе придется  им  воспользоваться.  Но  предупреждал:
открывая огонь первым,  всегда думай о возможных  последствиях.  Вот Эйден и
думал о возможных последствиях, держа на мушке лоб антихана и выжидая, когда
тот подойдет поближе. В группе Эйден входил в тройку  лучших стрелков,  если
верить Гонну.
     Наверное, он и выстрелил бы, приблизься антихан еще на несколько шагов.
Возможно,  ему удалось бы парализовать вожака, и тогда,  не исключено, атака
бандитов захлебнулась бы. Кто знает, что было бы,  если б не Глинн? Никто не
понял, зачем она так поступила, хотя  Гонн потом ворчал,  что,  должно быть,
дурь, которой Глинн забивала голову себе и другим, вытеснила мало-помалу все
навыки выживания, которые она когда-то усвоила. Кто знает? Может быть, Глинн
и вправду возомнила себя благородным Кдзимбо,  отважно защищающим коммуну от
мародеров? Кто знает?
     А произошло вот  что.  Глинн  в несколько прыжков оказалась на открытом
пространстве перед периметром  ограждения  и  устремилась  навстречу  банде.
Высокая, выше остальных, она сейчас  казалась  настоящей  великаншей  сибам,
которые  следили за ней, затаив дыхание. Казалось,  ноги  сами  несли  Глинн
навстречу  бандитам,   которые  остановились,   повинуясь   властному  жесту
предводителя.
     Тот  стоял  и  смотрел  на  приближавшуюся Глинн.  Несомненно,  антихан
заметил, что женщина вооружена одним лишь мечом. Ножны  мотались у Глинн  за
спиной, в такт бегу, и  колотили ее  по ногам. Антихан  ухмыльнулся, обнажив
ослепительно белые зубы, отчего Эйдену  показалось,  будто  невидимая  кисть
вдруг нарисовала на покрытом грязью лице вожака бандитов улыбку. И не