цание Ренни.
     Когда стейки поджарились, они отнесли их в дом. Один раз, пока они ели, ее босая нога под столом коснулась его лодыжки. Ренни не извинилась, что показалось ему своего рода прогрессом. Хотя она просто сделала вид, что ничего не случилось.
     Ренни нашла пожелтевшую свечу в ящике комода и поставила ее на блюдце в центре стола, чтобы создать романтическую атмосферу и несколько скрасить убожество его кухни. Но единственной, кто стал выглядеть лучше при свете свечи, была сама Ренни.
     Когда она распускала волосы, у нее появлялась привычка причесывать их пальцами. Она делала это бессознательно, но Вику нравилось, как волосы стекали по ее пальцам и снова падали на плечи. "Жидкий лунный свет", - подумал он и удивился: когда это он стал поэтом?
     От пламени свечи появились треугольные тени на ее шее и в ложбинке между грудями. Весь вечер он старался не смотреть туда, но есть вещи выше человеческих сил, и это была одна из них.
     Ужин получился вкусным и сытным. Он набил себе желудок, но его мучил голод другого сорта. Не надо было ему еще раз целовать ее. Никакой в этом не было необходимости. Он перестарался. Их прогулка в полосе прибоя выглядела достаточно романтично и без поцелуя. Теперь же он хотел ее так, что терпеть не было мочи.
     Ренни допила вино и посмотрела на него.
     - Ты на меня пялишься, - заявила она.
     - Стараюсь наглядеться.
     - Наглядеться?
     - На тебя, - сказал он. - Запомнить, как ты выглядишь. Когда все это закончится, как бы оно ни вышло, ты вернешься к своей работе и прежней жизни, в которой меня не будет. Ведь не будет, Ренни.
     Она медленно покачала головой: не будет.
     - Вот я и пялюсь.
     Она отодвинула стул, взяла свой поднос, но, когда она проходила мимо него к раковине, он схватил ее за руку.
     - Остынь, Ренни. Может, тебе еще повезет и Лозадо меня убьет.
     Она выдернула руку, отнесла поднос в раковину и с грохотом поставила.
     - Как ты можешь говорить такие ужасные вещи?
     - Так тебе будет жалко?
     - Конечно!
     - Ну, ладно, ладно. Ты же занимаешься спасением людей, что меня удивляет... потому что ты играешь со смертью.
     Она засмеялась:
     - Играю со смертью?
     - Постоянно. Ты бесшабашная. Рискуешь без всякой нужды.
     - О чем это ты, черт побери?
     - Ни в одном из твоих домов не установлена охранная сигнализация. Глупо, если женщина живет одна. Ты скачешь сломя голову на лошади без седла и прыгаешь через заборы. Какой бы хорошей наездницей ты ни была, это опасно. Ездишь в такие уголки мира, где каждый день смерть собирает богатую жатву. Ты с ней флиртуешь, Ренни.
     - Ты слишком много выпил. Он подошел к ней ближе:
     - Ты не проживаешь жизнь, Ренни, ты бросаешь ей вызов.
     - Ты или пьян, или сошел с ума.
     - Нет, я прав. Никаких друзей и закадычных подруг. Не выходишь на люди. Ничего, кроме тех невидимых стен, которые ты воздвигла, чтобы никто не смог к тебе приблизиться. Ты даже своих пациентов держишь на расстоянии вытянутой руки. Ты поэтому и предпочла хирургию другим областям медицины? Потому что твои пациенты находятся под наркозом? Ты можешь их лечить, не вступая с ними ни в какие эмоциональные связи.
     В наушнике раздался голос Питерсона:
     - Эй, Треджилл, у вас там все в порядке?
     - Мне бы хотелось услышать, что он ей говорит, - заметила женщина. - Мне не нравится его поза.
     Вик их проигнорировал.
     - Ты обожаешь своих лошадей. Ты таешь при виде щенка. Ты скорбишь по дикому зверю, которого пришлось пристрелить. Но если тебя касается другое человеческое существо, ты либо не обращаешь на это внимания, либо бежишь без оглядки.
     - Не правда.
     - Разве? - Да.
     - Докажи.
     Он наклонился над столом и задул свечу, погрузив кухню во мрак. Он выдернул из уха наушник, обнял ее одной рукой за талию и привлек к себе.
     - Вик, нет.
     - Докажи, что я ошибаюсь. - Он прижался губами к ее рту. Когда она промолчала, он поцеловал ее. Сдерживая свой гнев, он мягко раздвинул ее губы языком.
     Она резко отвернула лицо.
     - Вик...
     Он целовал ее шею, слегка покусывая кожу. Она положила руки ему на плечи и впилась в них пальцами.
     - Пожалуйста.
     - Я могу сказать то же самое, Ренни.
     Он наклонил голову и поцеловал ее грудь в вырезе футболки.
     - Нет. - Она с силой оттолкнула его.
     Руки Вика опустились. Он сделал шаг назад. В темноте слышалось только их учащенное дыхание. Наушник болтался у него на груди, но он все равно слышал, как материт его Питерсон.
     Вик старался сдержать гнев, но против природы не попрешь. Желание становилось нестерпимым. Вик с явной обидой сказал:
     - Не понимаю, и все.
     - Что ты не понимаешь?
     - Почему ты говоришь: "Нет".
     - У меня есть право сказать: "Нет". Он аж застонал от досады:
     - Ведь так замечательно, Ренни. Что тут может не нравиться?
     - Мне нравится.
     Решив, что он не правильно расслышал ее, Вик протянул руку и зажег свет.
     - Что?
     Она моргнула от внезапного яркого света, затем заметила его изумленный взгляд.
     - Я никогда не говорила, что мне не нравится.
     Он таращился на нее с таким глубоким недоумением, что не сразу услышал телефонный звонок. Ренни спросила:
     - Это твой?
     Он схватил телефон, пристегнутый к поясу, затем покачал головой:
     - По-видимому, твой.
     Она пошла за своим сотовым. Вик снова сунул в ухо наушник и как раз застал конец гневной тирады. Включил микрофон:
     - Успокойся, Питерсон, мы в порядке.
     - Что происходит, Треджилл?
     - Ничего. Тут что-то с электричеством. Предохранитель, видно, перегорел.
     - Теперь все в норме?
     - Ага, я собираюсь мыть посуду, а Ренни говорит по своему...
     Он замолчал, разглядев выражение ее лица.
     - Стойте, ребята. Кто-то только что позвонил ей по сотовому.
     Она держала маленькую трубку обеими руками. Послушала секунд пятнадцать, потом медленно опустила и отключилась.
     - Лозадо? - спросил Вик. Она кивнула. - Сукин сын... Что он сказал?
     - Он здесь.
     - Он так сказал?
     Ренни машинально поднесла руку к горлу, как будто защищалась.
     - В этом не было необходимости. Он нас видел.
     - Ребята, вы слышите? - сказал Вик в микрофон. Получив подтверждение через наушник, он кивком предложил Ренни продолжить.
     - Он сказал, что мне надо чаще носить черное. Что этот цвет мне подходит. Спросил, можешь ли ты приготовить приличный стейк.
     - Он так близко?
     - Наверное.
     - Что еще?
     Она многозначительно и с мольбой взглянула на него. Он медленно поднял руку и отключил микрофон. Потом ему за это нагорит, но его больше беспокоила Ренни, чем негодование полицейского управления Галвестона.
     - Они орут мне в ухо, как резаные, но тебя они не услышат. Давай. Повтори, что он сказал.
     - Он говорил... такие отвратительные вещи. О тебе и мне. О нас. Вместе.
     - Вроде того, что он говорил раньше?
     - Хуже. Он сказал, что прежде чем я... прежде чем я... - Она скрестила руки и сжала собственные локти. - Если перефразировать, то он сказал, что, прежде чем я влюблюсь в тебя по уши, мне стоит спросить, каким образом ты похерил расследование убийства твоего брата.

***

     - Она стеснялась повторить все слово в слово. Думаю, он был очень груб.
     Орен так устал, что болели глаза. Он постоянно тер их, слушая отчет Вика об их последнем контакте с Лозадо.
     - Он заговорил о расследовании убийства Джо, как я все испортил, потому что хотел рассорить нас с Ренни. С этой же целью он раньше врал мне об их любовных утехах.
     - Сработало?
     - Не совсем, но определенная напряженность в отношениях есть. Ренни сейчас в душе. Уже второй раз после приезда. Надо признать, она чистюля.
     - Меня больше волнует местонахождение Лозадо, чем гигиенические привычки доктора Ньютон. Никто из моих полицейских его не заметил?
     - Ни малейшего следа.
     - Как мог он подобраться так близко, чтобы разглядеть, что ты жаришь, и не попасться им на глаза? Наверное, смотрел в бинокль.
     - Или зарылся в песок по уши в десяти футах от входной двери. С Лозадо нет ничего невозможного. Его не поймать, если следовать уставу. Питерсон выглядит вполне компетентным, но...
     - Ты плохо ему помогаешь.
     - Это он так сказал?
     - А ты обиделся?
     - Мне не нравится, когда со мной обращаются, как с ребенком.
     - Тогда не веди себя, как ребенок. Он говорит, ты редко оставляешь микрофон включенным и часто даже наушник вынимаешь.
     - Я держу его в ухе по меньшей мере половину времени.
     - Шутить изволите? Эти люди там, на пляже, жизнью ради тебя рискуют, - сердито заметил Орен. - Сообрази, если Лозадо так близко, он наверняка их всех разглядел.
     Орен услышал, как Вик тяжело вздохнул:
     - Знаю, я об этом думал. И я не шучу. Правда. Я ценю их усилия, честное слово.
     - Не помешало бы и им это сказать.
     - Первым делом.
     - Вполне вероятно, что Лозадо их увидел и именно по этой причине не сделал никакой попытки с вами разделаться.
     - Я об этом тоже думал, - сказал Вик.
     - Одно меня удивляет.
     - Только одно?
     - Почему он звонит? Совсем не его стиль. Не в его характере такая беспечность. Он никогда раньше не предупреждал жертву.
     Вик немного подумал.
     - На этот раз он делает это не из-за денег. Это не работа, а личное дело.
     Грейс всунула голову в дверь и вопросительно посмотрела на Орена. Он жестом предложил ей зайти. Она села рядом с ним на диван и положила голову ему на плечо. Он взял ее руку, поднес к губам и поцеловал. Каждый раз, когда Орен думал, что Лозадо мог с ней сделать, если бы захотел, он немножко умирал. В трубку он сказал:
     - Что же, по крайней мере мы знаем, что он в Галвестоне. Мы уже всех известили.
     - Надеюсь, их предупредили об осторожности. За что его можно арестовать?
     - Он сегодня звонил и говорил пакости, вы с доктором Ньютон можете подтвердить, что он ее преследует.
     - Слабовато, Орен.
     - Больше ничего нет.
     - Ладно, сейчас пойду и приглажу перышки Питерсону, - сказал Вик. - Пока.
     Повесив трубку, Орен рассказал Грейс о последних событиях.
     - Как это переносит доктор Ньютон?
     - Вик говорит, что она молодец. Чистюля.
     - Она ему нравится.
     - Ему ее внешность нравится, - буркнул Орен.
     - Думаю, на этот раз он по-настоящему влюбился.
     - Влюбился? - Он фыркнул. - Что тут нового? Вик влюбляется в каждую бабу, с которой переспит. Его романы начинаются с эрекции и кончаются оргазмом.
     - Он что, один такой? - засмеялась она. - Таких полно, почти все такие.
     - Только не я.
     - Ты не все.
     Он снова поцеловал ее.
     - Я соскучился по девочкам.
     - Я тоже. Я сегодня с ними разговаривала. Они прекрасно проводят время. Мама их всячески развлекает, но им не хватает друзей, так что они уже спрашивают, когда смогут вернуться домой.
     - Скоро не получится, Грейс. Пока есть хоть какой-то шанс, что Лозадо...
     - Я знаю, - сказала она, похлопав его по спине. - И я полностью с тобой согласна. Я девочкам все объяснила.
     - Они поняли?
     - Может, и не совсем, но поймут, когда сами станут родителями. А теперь пошли в постель.
     - Я не могу сейчас спать. Мне еще надо вернуться в офис.
     Она встала и потянула его за руку:
     - С какого это времени мы с тобой только спим в постели?
     - Прости, милая. Я слишком устал, чтобы хорошо себя проявить в этом смысле.
     Грейс наклонилась, поцеловала его и сказала, призывно улыбаясь:
     - Положись на меня.
     - Там женщина-полицейский на кухне.
     - Мы с ней душевно поговорили. Нас никто не побеспокоит, разве что в случае крайней необходимости.
     Идея показалась ему соблазнительной, но, взглянув на часы, он нахмурился:
     - Я обещал через полчаса вернуться. Грейс улыбнулась и потянулась к нему:
     - Мне нравятся трудные задачи.
     За свой стол в управлении Орен вернулся через сорок пять минут и, хотя он даже не вздремнул, чувствовал себя посвежевшим после получаса в постели с Грейс. Господи, как же он любил эту женщину.
     Даже не спрашивая, он сразу понял, что никаких вестей из Галвестона нет. Если бы были, ему бы позвонили или прислали сообщение на пейджер. Но он все равно спросил.
     - Ничего, - ответил другой детектив. - Но там вон тебя какой-то парень ждет.
     - Какой парень?
     - Вон тот.
     Раздрызганный человек в очках, сидящий в углу, ссутулив плечи, с таким остервенением грыз ногти, что казалось, он не рассчитывал когда-нибудь иметь возможность поесть.
     - Чего он хочет?
     - Не говорит.
     - Почему ко мне?
     - И этого не говорит. Настаивает, что должен поговорить с тобой и только с тобой.
     Орен снова посмотрел на замухрышку, но только лишний раз убедился, что никогда его раньше не видел. Наверняка бы запомнил.
     - Как его зовут?
     - Это любопытно. Плакса Сойер. Так он представился.

30

     Ренни приподнялась на локте. Последние полчаса Вик стоял у окна. Он стоял неподвижно, одна рука на оконной раме сверху, вторая опущена вниз. В этой руке он держал пистолет. Опирался он в основном на левую ногу, щадя рану.
     - Что-нибудь не так? - шепотом спросила она. Он взглянул на нее через плечо:
     - Да нет. Прости, что побеспокоил.
     - Ты что-нибудь слышал...
     - Нет, ничего. - Вик вернулся к кровати и положил пистолет на столик. - Иногда мелькают полицейские, а в остальном все тихо.
     - Ничего о Лозадо?
     - Ни звука. Хоть бы этот сукин сын появился, и все бы закончилось. Ожидание сводит меня с ума. - Он лег рядом с ней и закинул руки за голову.
     - Который час? - спросила Ренни.
     - Еще целый час до восхода. Ты хоть поспала?
     - Подремала.
     - Я тоже.
     Ради микрофона, болтающегося у него на груди, они оба врали. Они всю ночь лежали рядом, молчаливые и напряженные, спать они не могли, но по разным причинам не желали в этом признаваться.
     - Тебе бы не мешало поспать, Ренни.
     - Когда я работала интерном, привыкла спать очень мало. Мне сейчас страшно вспоминать о пациентах, которых я лечила в полусонном состоянии.
     - Ты всегда знала, что хочешь стать врачом?
     - Нет. Только на втором курсе колледжа я решила пойти в медицину.
     - С чего это вдруг?
     - Причина довольно банальная.
     - Ты хотела помогать людям?
     - Я же сказала, звучит банально.
     - Я так не думаю, - сказал он. - Потому что именно по этой причине я стал копом.
     - А я думала, ты хотел пойти по стопам старшего брата.
     - И не без этого.
     - Это хороший выбор, Вик.
     - Ты думаешь?
     - Не могу себе представить, как ты сидишь восемь часов за письменным столом. Даже восемь минут. Я должна была догадаться, что ты лгал, когда выдавал себя за разработчика компьютерных программ. Впрочем, ты выполнял свое задание.
     - Его еще никто не отменил.
     Это снова напомнило им о Лозадо. Ренни перевернулась на бок, лицом к Вику.
     - Как ты думаешь, что он сделает?
     - Честно? - Да.
     - Не имею ни малейшего представления.
     - А детектив Уэсли?
     - Орен тоже не знает. Я изучал Лозадо многие годы, но единственное, что я о нем знаю, так это то, что он наносит удар внезапно. Как укус одного из этих его скорпионов. Мы ничего не увидим.
     - Неприятная мысль.
     - Совершенно верно, черт побери. Именно поэтому он и считается таким мастером. - Они немного помолчали, потом он повернул голову и взглянул на нее. - Он тебя сексуально домогался, Ренни?
     - Он разорвал мою блузку, чтобы посмотреть, нет ли на мне "жучка".
     - Я не о Лозадо. - Вик подчеркнутым жестом выключил микрофон. - Т. Дэн.
     - Что? Нет! Никогда!
     - Кто-то другой?
     - Нет. Почему ты так решил?
     - Иногда девушки идут в разнос в подростковом возрасте, если они подвергались насилию в детстве.
     Она печально улыбнулась:
     - Перестань искать оправдание моим грехам, Вик. Его нет.
     - Я не пытаюсь найти тебе оправдание, Ренни. Мне тоже трудно оправдать мое стремление затащить в постель каждую встреченную девушку. Но ведь так было.
     - Для мальчиков другие правила.
     - Это несправедливо.
     - Да, и тем не менее.
     - Только не для меня. Поверь, не мне бросать в тебя камень. - Он взял ее за руку. - Одного я не могу понять: зачем ты наказываешь себя за то, что случилось двадцать лет назад?
     - А каков срок для самонаказания? - Что?
     - Сколько лет прошло после убийства Джо? Он отвернулся:
     - Это не одно и то же.
     - Разумеется. Но показательно. Вик вдруг резко повысил голос:
     - Лозадо возбудил твое любопытство. Так? Он тебя предупредил, что... Что он сказал тебе? Прежде чем ты в меня влюбишься, ты...
     - Прежде чем я пущу тебя в задницу. Вот что он сказал.
     Вик вздохнул и запустил пальцы в волосы. Сел на край кровати спиной к Ренни, наклонил голову и потер лоб.
     - Извини, Ренни. Какую пакость тебе приходится слушать. - И тихо добавил:
     - И я не должен был заставлять тебя повторять.
     - Неважно. Я спросила про Джо без всякой связи с Лозадо.
     - Знаю.
     - Что произошло, когда его убили? Вик обхватил голову руками.
     - Поначалу я вообще не мог ни о чем думать. Я не мог с этим смириться, понимаешь? Джо мертв. Мой брат ушел. Навсегда. Он был рядом всю мою жизнь. И внезапно он превратился в труп в морге с биркой на большом пальце ноги. Это казалось, - он развел руки в сторону, как будто пытался подыскать нужное слово, - нереальным, ненастоящим.
     Он встал и заметался вдоль кровати туда-сюда, и снова, и еще раз.
     - Я так толком ничего и не осознал до похорон. Орен работал круглосуточно. Я был убит горем, а он его превозмог и старался достать Лозадо. Он заставил своих перевернуть каждый камень на парковке, заглянуть под каждую травинку на лужайке, чтобы найти хоть какой-то след. Ведь Орену для получения ордера на обыск или даже для вызова на допрос требовалась хоть какая-то улика, говорящая о том, что Лозадо был на месте преступления. И вот как раз перед похоронами Орен сказал мне, что они кое-что нашли. Шелковую нитку. Всего лишь нитку, серую, длиной в два дюйма. Ее уже проверили в лаборатории и пришли к выводу, что она от очень дорогого материала, какой продается здесь только в самых роскошных магазинах. Как раз такую одежду и носит Лозадо. И если они найдут у него одежку, сшитую из такой ткани, они его прищучат.
     Вик замолчал. Ренни не торопила его. Наконец он продолжил:
     - Народу на похороны пришло прорва. Пришли полицейские, чтобы почтить память погибшего, ты знаешь, так всегда бывает. Церковь даже всех не вместила. Пел церковный хор, ангелы не спели бы лучше. Все говорили очень трогательные слова. И священник тоже. Но я ничего не слышал. Ничего. Ни пения, ни прощальных речей, ни слов пастора о загробной жизни. Я мог думать только об одном - этой шелковой нитке.
     Он снова отошел к окну и встал там, глядя на океан:
     - Я с трудом высидел службу на кладбище, последнюю молитву, салют из двадцати одной винтовки. Грейс и Орен устроили поминки. В их дом набилось до сотни народу, так что мне удалось улизнуть незамеченным. Лозадо тогда жил в доме недалеко от студенческого городка.
     Вик обхватил себя руками, будто в ознобе:
     - Ты сама можешь догадаться, что случилось. Я перевернул у него все вверх дном. Рылся в стенных шкафах, как маньяк. Переворачивал ящики. Перерыл весь дом. И знаешь, что он в это время делал? Смеялся. Живот надрывал от хохота, потому что знал, что я уничтожаю последний шанс привлечь его к суду за убийство Джо. Когда я не нашел того, что искал, я напал на него. Помнишь шрам у него над глазом? Моя работа. Он носит его с гордостью, он - свидетельство его самой большой победы. Откровенно говоря, я бы его тогда убил, если бы не появился Орен и силой не оттащил меня от него. Я в долгу у Орена за это, в тот раз он спас мою жизнь. Лозадо не убил меня, чтобы потом сослаться на необходимость самообороны, только потому, что знал, наск