ак что ты о нем думаешь?
   - Он хороший человек. И будет  хорошим  шерифом,  -  искренне  сказал
Эззи.
   - Может, и так, но он не Эззи Хардж.
   - Спасибо на добром слове.
   - Прости, что не был вечером на банкете. Как он прошел?
   - Ты ничего не потерял. Ужасная скучища. - Войдя в свой кабинет, Эззи
включил свет - возможно, в последний раз. - За всю свою жизнь не  слышал
столько речей. И почему люди становятся такими многословными, когда им в
руки попадает микрофон?
   - Им есть что сказать про живую легенду.
   Эззи фыркнул.
   - Я больше тебе не начальник, Фрэнк, но все  равно  не  искушай  меня
такими разговорами. У тебя не найдется чашки кофе? Я был бы  тебе  очень
благодарен.
   - Сейчас принесу.
   Не в состоянии заснуть после той эмоциональной встряски,  которую  он
получил сегодня вечером, не говоря уже об отказе со стороны  Коры,  Эззи
полчаса назад встал, оделся и, стараясь не шуметь, выскользнул из  дома.
У Коры была радарная система не хуже, чем у  летучих  мышей-вампиров,  а
Эззи не хотел с ней ругаться из-за того, что он тратит ночные часы на ту
работу, на которую округ отвел ему неделю.
   Тем не менее Эззи отдавал себе отчет в том, что  сколько  бы  его  ни
заверяли, что в управлении шерифа округа Блюэр ему всегда  рады,  отныне
не стоит мозолить здесь глаза. Он совсем не хотел превратиться в жалкого
старика, цепляющегося за  воспоминания  о  прежних  славных  днях  и  не
понимающего, что он больше не нужен.
   Он поблагодарил помощника, поставившего на стол  дымящуюся  кружку  с
кофе.
   -  Пожалуйста,  закрой  за  собой  дверь,  Фрэнк.  Я  не  хочу   тебя
беспокоить.
   - Да ты меня и не беспокоишь. Ночь была тихой.
   Однако дверь он  все-таки  закрыл.  Эззи  в  общем-то  не  волновало,
побеспокоит ли он дежурного. Ему просто ни к чему лишняя болтовня.  Дело
в том, что сейчас Эззи собирался разобрать папки, накопившиеся  за  годы
его работы.
   Конечно, не  те  официальные  отчеты,  которые  хранились  в  архивах
городской  полиции,  Департамента  общественной   безопасности   Техаса,
"Техасских  рейнджеров"  -  короче   говоря,   всех   правоохранительных
структур,   с   которыми   его   контора   сотрудничала   в   проведении
расследований.
   Нет, папки в его кабинете содержали  личные  заметки  Эззи  -  списки
вопросов, которые нужно  задать  подозреваемому,  даты  и  имена  людей,
связанных с данным делом, сведения, сообщенные  надежными  информаторами
или свидетелями, пожелавшими остаться неизвестными. Большей  частью  эти
записи были выполнены Эззи собственноручно на первых попавшихся под руку
клочках бумаги  карандашом  номер  два,  причем  он  всегда  использовал
придуманную  им  самим  систему   сокращений,   которую   никто   больше
расшифровать не мог. Эззи считал  эти  материалы  чем-то  вроде  личного
дневника. В них было зафиксировано  все,  что  произошло  за  время  его
службы.
   Он отпил кофе, подкатил кресло  к  металлическому  шкафу  и  выдвинул
нижний ящик. Папки были более или менее разложены по годам. Эззи  достал
несколько самых ранних, быстро пролистал и,  посчитав,  что  их  незачем
хранить, бросил в поцарапанную коричневую корзину  для  бумаг,  стоявшую
здесь с тех пор, как он впервые появился в этом кабинете.
   Методично продолжая  работу,  Эззи  неуклонно  приближался  к  тысяча
девятьсот семьдесят пятому году. К тому времени, когда  он  добрался  до
папок с материалами этого периода,  весь  кофе  уже  перекочевал  в  его
желудок.
   Одна папка отличалась от остальных прежде всего тем, что была толще и
имела более потрепанный вид. Собственно, это была связка  из  нескольких
скоросшивателей, скрепленных вместе толстой резинкой. За эти  годы  Эззи
неоднократно доставал ее и просматривал содержимое, каждый раз засовывая
связку обратно в кипу менее значительных дел.
   Сняв резинку, он нацепил ее себе на запястье поверх медного браслета.
Он носил этот браслет потому, что, как считала Кора, медь  помогает  при
артрите, хотя сам Эззи в это не верил.
   Положив папки на стол, он сделал глоток  свежего  кофе,  который  без
всякого напоминания с его стороны только что принес помощник, и  раскрыл
верхнюю. Папка открывалась страницей из ежегодника средней  школы.  Эззи
хорошо помнил тот день, когда он вырвал эту страницу. Третий ряд сверху,
второй снимок слева. Патриция Джойс Маккоркл.
   Она смотрела прямо в объектив фотоаппарата с таким выражением, словно
знала какой-то секрет, который фотограф был бы  тоже  не  прочь  узнать.
Надпись под ее фамилией сообщала, что  Патриция  занимается  в  хоре,  в
испанском клубе и клубе будущих домохозяек. Ее совет школьникам помладше
был таким: "Развлекайтесь, развлекайтесь и развлекайтесь!"
   На  такого  рода   фотографиях   люди   обычно   выходят   не   очень
привлекательно, но Пэтси выглядела просто ужасно - главным образом из-за
того, что и в жизни была отнюдь  не  красавицей.  Глаза  маленькие,  нос
широкий и плоский, губы тонкие, подбородок почти полностью отсутствует.
   Тем не менее Пэтси пользовалась в школе огромной популярностью.  Эззи
очень скоро выяснил, что в том году Пэтси Маккоркл  бегала  на  свидания
чаще, чем любая другая старшеклассница, включая первых красавиц.
   Почему? На его недоуменный вопрос один из ее одноклассников - который
теперь владеет заправочной станцией на Крокетт-стрит - ответил:
   - Пэтси была доступна, шериф Хардж. Вы понимаете, что я имею в виду?
   Эззи понимал. Он сам когда-то учился в средней школе, и все мальчишки
знали, кто именно из девочек доступен.
   Однако подмоченная репутация Пэтси нисколько не облегчила его миссию,
когда Эззи жарким августовским  утром  отправился  к  ней  домой,  чтобы
сообщить новость, которую никто  из  родителей  никогда  не  пожелал  бы
услышать.
   Маккоркл руководил в городе коммунальным хозяйством.
   Эззи знал его в лицо, но близкими знакомыми они не были.
   Маккоркл заметил шерифа прежде, чем  тот  успел  подойти  к  веранде.
Открыв дверь, он сразу же спросил:
   - Что она натворила, шериф?
   Эззи попросил разрешения войти. Пока они шли на кухню,  где  Маккоркл
уже готовил кофе, хозяин дома рассказывал шерифу о том, что в  последнее
время его дочь совсем отбилась от рук.
   - Мы ничего не можем с ней  поделать.  Пэтси  чуть  ли  не  вдребезги
разбила свою машину, гуляет где-то до утра, напивается допьяна, а  потом
ее рвет. Она курит  сигареты,  и  боюсь  даже  подумать,  что  еще.  Она
нарушает все наши правила и не делает из  этого  тайны.  Пэтси  даже  не
говорит мне или своей матери, с кем уходит, но я слышал, что она шляется
с этими братьями Херболд. Недавно я спросил ее, как она может общаться с
такими подонками, и она сказала мне, чтобы я занимался своими делами. Ее
собственные слова! Дескать, ей не возбраняется встречаться с кем угодно,
в  том  числе  с  женатыми  мужчинами,  было  бы  желание.  Учитывая  ее
поведение, шериф Хардж, меня бы это не удивило. - Он подал  гостю  чашку
свежего кофе. - Я думаю, рано или  поздно  дочь  неизбежно  нарушила  бы
закон. Так как сегодня она дома не ночевала, я, в общем, вас  уже  ждал.
Что же она натворила? - повторил он.
   - Миссис Маккоркл здесь?
   - Наверху. Она еще спит.
   Эззи кивнул,  посмотрел  на  свои  черные  форменные  ботинки,  затем
взглянул на рыжего кота, вытянувшегося  возле  ножки  стола,  и  перевел
взгляд на занавеску.
   - Ваша девочка сегодня утром была найдена мертвой, мистер Маккоркл.
   Эту часть своей работы он просто ненавидел. Слава  Богу,  такие  вещи
случались редко, иначе он стал бы заниматься чем-нибудь  другим.  Трудно
смотреть человеку в глаза, сообщая ему, что кто-то из его домочадцев  не
вернется домой. И вдвойне трудно, если всего несколько  секунд  назад  о
покойном плохо отзывались.
   Глаза Маккоркла мгновенно погасли, мышцы лица бессильно повисли,  как
будто оторвались от костей. Как потом  говорили  в  городе,  Маккоркл  с
этого дня сильно изменился, став совсем не тем, что прежде. Эззи мог  бы
с точностью до секунды сказать, когда в нем произошла эта перемена.
   - Что, автокатастрофа? - прохрипел Маккоркл.  Эззи  печально  покачал
головой. Если бы так!
   - Нет, сэр. Ее, гм, нашли на рассвете, в лесу, вниз по реке.
   - Шериф Хардж!
   Он повернулся и увидел, что в дверях стоит миссис Маккоркл  в  летнем
халате, разрисованном маргаритками. На голове у нее были бигуди, а глаза
припухли после сна.

***

   - Шериф Хардж! Эззи!
   Эззи посмотрел на дверь кабинета и увидел стоявшего там помощника. Он
совсем забыл, где находится. Воспоминания унесли его в  прошлое.  Сейчас
он был на кухне Маккорклов, и не Фрэнк, а миссис Маккоркл  звала  его  с
ноткой ужаса в голосе. Эззи потер покрасневшие глаза.
   - Да-да, Фрэнк. Что там такое?
   - Не хочу мешать, но звонит Кора,  спрашивает,  здесь  ли  ты.  -  Он
подмигнул. - Как, ты здесь?
   - Угу. Спасибо, Фрэнк.
   Не успел он сказать "Алло!", как Кора уже на него набросилась:
   - Мне совсем не нравится, когда ты выскакиваешь из дома, пока я сплю,
и не говоришь, куда идешь.
   - Я оставил тебе записку.
   - Ты сказал, что  идешь  на  работу.  А  так  как  вчера  вечером  ты
официально ушел на пенсию,  я  представления  не  имею,  где  ты  теперь
работаешь.
   Он улыбнулся, думая о том, как она сейчас выглядит.
   Стоит, уперев руки в бока, глаза сверкают. Пусть это  уже  штамп,  но
Кора действительно в гневе кажется красивее.
   - Я вот думал пригласить тебя на завтрак, но раз  ты  в  расстроенных
чувствах, то я могу позвать какую-нибудь другую девушку.
   - Разве какая-нибудь другая девушка тебя  вынесет?  -  Помолчав,  она
добавила:
   - Я буду готова через десять минут. Не заставляй меня ждать.
   Прежде чем покинуть кабинет, он прибрался  и  уложил  то,  что  хотел
забрать, в несколько коробок, предусмотрительно  заготовленных  округом.
Фрэнк помог ему перенести коробки в машину. Погрузив все в багажник, они
обменялись рукопожатиями.
   - Надеюсь, скоро увидимся, Эззи.
   - Будь осторожней, Фрэнк.
   Дождавшись, когда дежурный скрылся в здании, Эззи положил сверху дело
Маккоркл. Пока Кора поблизости, он не будет  разгружать  багажник.  Если
она увидит дело, то поймет, почему он встал среди ночи и  чем  занимался
последние несколько часов. Вот тогда она действительно расстроится.

Глава 3

   - Значит, завтра - помнишь? - прошептал Карл.
   - Конечно, Карл. Я помню, - ответил ему Майрон.
   - Так что не делай ничего, что  могло  бы  помешать  тебе  попасть  в
дорожную бригаду.
   - Не буду, Карл.
   Тупой как дуб, подумал Карл,  заглянув  в  интеллектуальную  пустыню,
простиравшуюся в голове Майрона.
   Конечно, было не совсем справедливо говорить Майрону о его поведении,
когда сам Карл чуть не сорвал весь их план.
   Хотя, с другой стороны,  он  всего  лишь  пытался  защитить  себя  от
избиения. Но  если  что-то  подобное  повторится,  он  больше  не  будет
драться.
   После того как этот ниггер напал на него, Карл прямо-таки обезумел от
ярости.  Чтобы  отправить  его  в  изолятор  и  привязать   к   кровати,
потребовались усилия четырех человек. Но даже тогда он попытался укусить
за руку санитара. Поскольку Карл получил травму черепа,  а  характер  ее
был пока неясен, успокоительных ему не давали.
   Не обращая внимания на ужасную головную боль, он бушевал остаток  дня
и всю бесконечную ночь.  Он  завывал,  словно  баньши,  проклиная  Бога,
дьявола и гнусных ниггеров, которые лишили его  единственного  шанса  на
побег.
   Он должен был лежать там в грязи, и пусть этот тяжелоатлет избивал бы
его до тех пор, пока не появились вертухаи. За столь короткое  время  он
не успел бы его серьезно покалечить.
   Врачи определили у Карла легкое сотрясение мозга.
   Несколько раз его рвало. Перед глазами немного кружилось, но к вечеру
следующего дня зрение совершенно восстановилось.
   Голова сначала болела так сильно, что не помогали никакие  лекарства,
но в конце концов боль прошла сама по себе. Болели почки, но док сказал,
что с ними будет все в порядке.
   В общем, несколько дней пришлось помучиться. Ну да это и  к  лучшему,
потому что так надзиратель сразу  понял,  что  пострадавшим  был  именно
Карл, а негра он ударил по яйцам только в целях самообороны.
   Покидая изолятор, Карл испытывал огромное удовольствие.
   Он-то был уже вполне здоров, а у ниггера яйца по-прежнему  оставались
распухшими,  что  вызывало  неописуемое  веселье   у   всех   обитателей
изолятора. В хрен у него  была  вставлена  трубочка,  чтобы  можно  было
мочиться (это также давало повод для постоянных насмешек), а при  каждом
движении он плакал как ребенок.
   Так что в итоге все обошлось как нельзя лучше.
   Док объявил, что Карл может работать в дорожной бригаде, так что и  с
этой стороны ему теперь ничто не грозило.
   После того как Карл покинул изолятор, он старался не  общаться  ни  с
кем из заключенных, кроме Майрона. Он не вступал в разговоры, не  говоря
уже о том, чтобы ссориться с кем-нибудь  -  особенно  с  черными.  Карлу
ужасно хотелось убить кого-нибудь из них, чтобы отплатить  за  все,  что
ниггеры ему сделали за эти  годы,  но  положа  руку  на  сердце  овчинка
выделки  не  стоила.  Возможно,  вид  льющейся  крови  и  доставит   ему
кратковременное удовольствие, но тогда он больше  не  увидит  солнечного
света. А Карлу очень хотелось посмотреть, как светит солнце в Мексике, и
вкусить все экзотические прелести, которыми славится эта страна.
   Но сначала надо выбраться отсюда.
   Сегодня в списке появились его с  Майроном  фамилии.  Все  произойдет
завтра. Он ждал этого дня. Через  несколько  часов  он  будет  свободным
человеком - если все пойдет так, как  он  запланировал.  А  ведь  многое
может пойти наперекосяк. Вот почему Карл так нервничал,  что  за  ужином
чуть не подавился.
   Однако он все  же  доел  свой  ужин,  чтобы  не  привлекать  внимания
надзирателей.
   - Майрон,  сегодня,  перед  тем  как  ты  пойдешь  спать,  постарайся
хорошенько вспомнить наш план.
   Майрон отправил в рот очередную порцию кислой капусты.
   - Какой план, Карл?
   - О Господи! - пробормотал  Карл.  Этот  тип  совершенно  безнадежен.
Сколько раз они уже говорили о побеге - не сосчитать!  Если  этот  идиот
его подведет,  Карл  убьет  его  голыми  руками.  -  Ладно,  не  обращай
внимания, Майрон, - тяжело вздохнув, сказал Карл. - Просто завтра  липни
ко мне, как мухи липнут к дерьму, ладно?
   - Ладно, Карл.
   - Когда я тебе скажу что-то сделать, ты это сделаешь, понял?
   - Понял.
   - Без всяких разговоров - просто сделаешь, и все, понял?
   - Понял.
   Сунь свой хрен в мясорубку, Майрон! - Хорошо, Карл.
   Вконец расстроенный, Карл напомнил  себе,  что  именно  такое  слепое
подчинение ему и требуется. Он здесь главный. Он умный,  проницательный,
с приятной внешностью, производящей хорошее  впечатление  на  женщин.  В
такого рода операции босс может быть только один. Ну и мулы тоже нужны.
   Даже хорошо, что Майрон такой тупой и послушный.
   Ведь когда Карл велит ему что-то сделать - скажем, перерезать  глотку
ублюдку-охраннику, - Майрон это сделает.
   Судя по тому, что Майрон рассказывал  -  без  каких  бы  то  ни  было
признаков раскаяния -  о  своем  детстве,  в  юности  он  был  настоящим
маньяком.  Прежде  чем  власти  успели  его  поймать  и   отправить   на
психиатрическую экспертизу, он перебил в округе массу домашних  зверюшек
и мелкой живности. Члены его семьи забросали властей штата петициями,  и
Майрона освободили из психушки,  о  чем  впоследствии  его  родственники
сожалели до конца своей жизни - который, впрочем, наступил очень скоро.
   О том, как он их убивал, Майрон говорил совершенно спокойно:
   - Бабушкина голова дернулась, и парик с нее слетел. Он упал  прямо  в
кастрюлю.
   Эту часть истории Майрон излагал с особенным удовольствием, поскольку
бабушка, завивая парик, имела привычку надевать его на  голову  Майрону.
Вся семья истерически хохотала, глядя на высокого, неуклюжего Майрона  в
бабушкином парике, завитом розовыми бигудями.
   Когда же его отец напивался, то голова Майрона использовалась также в
качестве боксерской груши. Один  подобный  эпизод  и  послужил,  видимо,
причиной его умственной отсталости: любящий папаша несколько раз  ударил
двухлетнего сына головой о батарею центрального отопления.
   Стояло лето, и батарея была холодной, но результат все равно оказался
плачевным.
   С этого дня  Майрон  постоянно  подвергался  словесным  и  физическим
оскорблениям. В школе его нещадно третировали хулиганы. Но больше  всего
над ним издевалась, находя это очень забавным, его собственная  семья  -
папа, мама, сестра и бабушка.
   Им всем, однако, стало не до смеха,  когда  в  один  прекрасный  день
Майрон вышел к ужину с дробовиком в одной руке и с топориком в другой.
   Он превратил своих родственников в сплошное кровавое месиво. Странно,
что при таких обстоятельствах его не признали психически неполноценным и
не  отправили  в  психиатрическую  больницу.   Скорее   всего   прокурор
аргументировал  это  тем,  что  если  отправить  Майрона  не  в   строго
охраняемую тюрьму, а  в  больницу,  то  какой-нибудь  сердобольный  врач
когда-нибудь объявит его "излечившимся" и выпустит на свободу - прямо  к
ничего не подозревающей публике. А Майрон убивал не  раздумывая.  Жуков,
животных, людей - кого угодно. Более того, Карл  не  раз  наблюдал,  как
Майрон часами мучит несчастных созданий, перед тем как их убить.
   Да, Майрон был  ему  нужен.  При  этом,  пожалуй,  он  эксплуатировал
Майрона не менее безжалостно, чем школьные хулиганы, но Карл старался об
этом не думать.
   Почувствовав внезапный приступ симпатии к человеку, который явно  его
боготворит, Карл перегнулся через стол и улыбнулся своему сообщнику.
   - Я тебе говорил, что сделаю, когда выйду отсюда, Майрон?
   - Найдешь себе какую-нибудь сладкую мексиканскую письку.
   Карл засмеялся.
   - Это ты запомнил, Майрон.
   - Ага, это я запомнил, - с набитым ртом проговорил тот.
   - А что еще? - спросил Карл. - Что еще я собираюсь сделать?
   Майрон с усилием проглотил пищу.
   - Убить тех гадов, которые засадили тебя в тюрьму.

Глава 4

   Джек Сойер вылез из кабины своего пикапа.
   - Чем-нибудь помочь?
   Шаркая ногами по гравию, он  вздымал  легкие  облачка  пыли,  которая
садилась на  щегольские  ботинки  из  змеиной  кожи,  десять  лет  назад
сделанные вручную одним мексиканским  седельщиком.  Старик  был  большим
любителем текилы, так что левый ботинок Джека оказался  чуточку  длиннее
правого. Джек потом так и не стал обращаться  к  сапожнику,  а  нога  со
временем привыкла к этому маленькому неудобству.
   Мальчик, к которому он обращался, смотрел  на  Джека  с  нескрываемым
любопытством. На вид ребенку было лет пять.  Пытаясь  привлечь  внимание
матери, он толкнул ее в бедро, но она никак на это  не  отреагировала  и
продолжала возиться с двигателем машины.
   Мальчик двинулся к Джеку, и вскоре они уже встретились на  полдороге.
Задрав голову кверху, ребенок прищурился под лучами  яркого  полуденного
солнца.
   - Привет! - сказал Джек.
   - А у меня есть книжка про динозавров.
   - Правда?
   - И еще видео.
   - Гм!
   - Тиранозавры мне больше всего нравятся.
   - Да что ты говоришь? Мне тоже, - сказал ему Джек.
   - Правда?
   - Угу.
   - Здорово! А как насчет птеродактилей?
   - Они очень страшные, эти птеродактили.
   Мальчик довольно улыбнулся, обнажив неровный ряд зубов, в котором  не
хватало одного переднего. На его месте криво  торчал  коротенький  новый
зуб.
   Это был симпатичный мальчик. Одетый в шорты и футболку, он походил на
какого-то персонажа из мультфильма, имени которого  Джек  никак  не  мог
припомнить. На испещренной веснушками мордашке выделялись полные розовые
щеки, со лба свисали мокрые от пота темные волосы.
   - Как вас зовут?
   - Джек. А тебя?
   - Дэвид.
   - Рад с тобой познакомиться, Дэвид. - О