а ли? Паркер ждал ответа, но Марис молчала. Сказать ей было нечего - он ее убедил.
     - Да, я поступил не совсем честно, - негромко добавил Паркер после небольшой паузы. - Но я хотел доказать себе - и всем остальным тоже, что я способен на что-то более серьезное, чем моя детективная серия. Ведь, строго говоря, Дик Кейтон - этот костолом с большим пистолетом в кармане и огромным членом наперевес - вряд ли способен войти в золотой фонд американской литературы.
     - Не могу с тобой согласиться, - покачала головой Марис. - Успех Дика в том и заключается, что, кроме пистолета и... прочих атрибутов мужественности, у него есть душа. Он живой, понимаешь?!
     - Спасибо... Наверное, так и есть. Просто я не был уверен, что ты это понимаешь.
     Марис наклонилась и подняла с пола книгу.
     - Ты передумала меня душить и собираешься насмерть забить этим томом? - осведомился Паркер.
     - Возможно. - Марис еще не успокоилась; гнев ее нисколько не остыл, просто теперь она взяла его под контроль. - Только книгу жалко... Сколько себя помню, я никогда не портила книги. Я даже никогда не загибала странички, а пользовалась закладками.
     - Я тоже очень люблю книги, Марис.
     - Нечего ко мне подлизываться, - огрызнулась она. - Все равно ничего не выйдет. - Она отдала ему книгу и отряхнула руки от пыли. - То, что ты сделал...
     - ...Было ужасно?
     - Я собиралась использовать совсем другое слово.
     - Но именно это слово точнее всего отражает мое состояние, когда я вкладывал пролог в конверт. Ты не поверишь, но у меня буквально поджилки тряслись.
     - Чего же ты боялся? Что твою рукопись отвергнут?
     - Да. Ты могла прислать мне стандартный ответ: дескать, спасибо за сотрудничество, но ваша рукопись нам не подходит. Ты могла бы написать, что моя рукопись - это полное дерьмо и что мне лучше всего заняться вышиванием или плетением циновок. И тогда мне бы не оставалось ничего другого, кроме как купить пачку бритвенных лезвий и запереться с ними в ванной комнате...
     - Это не предмет для шуток, Паркер.
     - Ты права, это не смешно.
     - Кроме того, ты слишком большой эгоист. Такие, как ты, не кончают с собой.
     Паркер только вздохнул. Как же мало она знала! Он хорошо помнил времена, когда душа болела сильнее, чем искалеченные ноги, а сердце истекало кровью и не желало поддаваться лечению. Если бы тогда Паркер был в состоянии двигаться, он, пожалуй, пошел бы по пути наименьшего сопротивления и отрубил все разом.
     Но, как ни странно, именно безысходное отчаяние, в которое он был погружен, разбудило в нем волю к жизни. Именно страдания закалили характер Паркера и вдохнули в него решимость во что бы то ни стало остаться в живых. Это было настоящее чудо, словно какая-то космическая сила вмешалась в его судьбу и сделала то, на что был не способен слабый человеческий дух. Что это было, Паркер не знал. Лишь в одном он был уверен - это не мог быть ни бог, ни кто-то из ангелов, ибо его планы относительно Ноя Рида противоречили всем десяти заповедям сразу.
     Взяв Марис за руку, Паркер крепко ее сжал.
     - Это действительно очень для меня важно, - сказал он. - Ты мне веришь?
     Не ответив на его пожатие, Марис пристально посмотрела ему прямо в глаза.
     Почему ты послал пролог именно мне? Я хорошо знаю редактора, который работал с твоими книгами о Дике Кейтоне. Он настоящий профессионал, один из лучших в стране!
     - Так и есть, - согласился Паркер.
     - Тогда почему я? Ведь существуют сотни отличных редакторов, многие из которых гораздо лучше меня. Почему ты остановил свой выбор именно на мне?
     - Во всем виновата та статья. Помнишь, я тебе говорил?..
     Он лгал, однако ему казалось - его ответ звучит достаточно правдоподобно, чтобы удовлетворить Марис. Но она продолжала пристально смотреть на него, и под ее взглядом Паркер вдруг почувствовал себя неуютно.
     - Некоторые твои высказывания, которые там приводились, убедили меня, что ты подходишь для моей "Зависти" лучше других, - поспешно добавил он. - Например, мне понравилось, как ты говорила о существующей в книгоиздании тенденции развивать коммерческий успех в ущерб качеству, которое в последнее время неуклонно снижается. Именно поэтому твоя реакция была мне особенно интересна.
     Ведь я пишу не ради денег, Марис... Денег у меня гораздо больше, чем мне на самом деле необходимо - Дик Кейтон об этом позаботился. Теперь я могу позволить себе писать не то, что нравится большинству, а то, что нравится мне. Если "Зависть" найдет своего читателя - я буду очень рад. Если же нет, что ж... По крайней мере, ты нашла в ней что-то заслуживающее внимания, а для меня это чертовски много. Другого подтверждения мне и не требуется!
     - "Зависть" обязательно найдет своего читателя. - Марис осторожно высвободила руку. - Об этом позабочусь я. Я слишком много вложила в эту книгу, чтобы теперь бросить ее на произвол судьбы.
     - Пятнадцать "косых" - это, по-твоему, много?
     - Я имела в виду вовсе не деньги.
     Улыбка на лице Паркера сменилась выражением серьезности, под стать серьезному лицу Марис.
     - Я имела в виду...
     На мгновение ему показалось, что в ее глазах блеснули слезы, но это мог быть случайный блик в стеклах очков.
     - Я знаю, о чем ты, Марис...
     Они обменялись долгим, выразительным взглядом, и Паркер поймал себя на том, что ему очень хочется прикоснуться к ней.
     - Я не хочу, чтобы ты уезжала!..
     Эти слова вырвались у него совершенно непроизвольно. Паркер не хотел говорить ничего подобного, но его желание никуда не отпускать Марис было совершенно искренним. И главное - это желание не имело никакого отношения к его мстительным планам.
     Марис вздохнула.
     - Ты должен писать, Паркер.
     - Останься!
     - Я буду звонить... - Пятясь, она отступила на несколько шагов и только потом повернулась лицом к дверям сарая, за которыми сияло и звенело птичьими голосами ясное солнечное утро.
     - Марис!..
     Но она не обернулась и даже не замедлила шаг, и Паркера охватило горькое чувство неизбежного поражения.

16

- Нам давно пора было встретиться. Я рада, что ты смогла выбрать время и прийти, - сказала Надя Шуллер, улыбаясь через стол гостье.
     В качестве места встречи Надя избрала небольшой уютный ресторанчик на Парк-авеню. Меню здесь было простое, без изысков, а обстановка выдержана во французском деревенском стиле. Правда, кружевные занавески на окнах выглядели, пожалуй, слишком старомодно для Манхэттена, однако именно они создавали в ресторане располагающую, почти семейную атмосферу.
     А именно к установлению дружеских, почти семейных отношений и стремилась Надя. Ведь женщина, с чьим мужем ты трахаешься, становится тебе почти родственницей.
     - Спасибо за приглашение, - с натянутой улыбкой ответила Марис и открыла свое меню, давая понять, что готова приступить к трапезе - и закончить ее - так скоро, как только позволяют приличия.
     Тотчас к их столику подошел официант в длинном белом фартуке.
     - Что будешь пить, Марис? - спросила Надя.
     - Лимонный чай со льдом.
     - А я, пожалуй, выпью белого сухого вина. Может, заказать и тебе тоже?.. - Надя произнесла это таким тоном, словно без ее позволения официант ни за что бы не принес Марис ничего более крепкого, чем чай.
     - Пожалуйста, лимонный чай со льдом, - повторила Марис, обращаясь на этот раз непосредственно к официанту. - Положите побольше льда и свежий ломтик лимона. - Повернувшись к Наде, она сказала:
     - Я привыкла к чаю, пока была на Юге.
     - Они там пьют его круглый год, не так ли? Лимонный чай и кукурузный самогон - вот два их излюбленных напитка. - Надя наконец выбрала вино, и официант с поклоном удалился. - Кстати, о твоем путешествии в Диксиленд*<Диксиленд - общее название южных штатов США> мне известно.
     - Известно? Откуда?
     - От твоей секретарши... Джейн, кажется... Когда я позвонила, чтобы пригласить тебя на ленч, она сказала, что ты уехала в Джорджию.
     - А я думала, это Ной тебе сказал.
     - Нет. Его я не видела с... чуть не с того дня когда мы встретились на приеме по поводу вручения литературных премий.
     Некоторое время Надя и Марис болтали о разных пустяках, ожидая, пока вернется официант с напитками. Затем они ознакомились с перечнем фирменных блюд, которые готовились только на заказ, и Надя попросила официанта дать им несколько минут на размышление. Эта небольшая задержка заметно расстроила Марис, однако Надя Шуллер была не из тех, кого смущали подобные мелочи.
     Она терпеть не могла Марис и ни секунды не сомневалась, что та отвечает ей столь же сильной неприязнью. Обе были весьма успешными деловыми женщинами, но на этом сходство между ними заканчивалось. Все остальное - отношение к карьере, к мужчинам, к жизни вообще - было у них разным, если не сказать - противоположным.
     В глубине души Надя была уверена, что Марис Мадерли-Рид пользовалась в жизни всеми преимуществами, которых она сама была лишена. Про таких, как Марис, говорили - она родилась с серебряной, ложкой во рту. Действительно, Марис происходила из респектабельной, состоятельной семьи, и ее детство и юность были счастливыми и безоблачными. Она училась в закрытой частной школе для избранных и была частой гостьей на вечеринках и приемах в фешенебельных особняках Ист-Хэмптона*<Ист-Хэмптон - популярный морской курорт в восточной части Лонг-Айленда>, а ее фотографии то и дело появлялись на страницах светской хроники. Кроме того, Марис много путешествовала и повидала почти весь мир.
     Иными словами, воспитание и благополучие буквально перли у Марис из задницы (любимое выражение Нади) - из аккуратной, подтянутой задницы, которая не нуждалась ни в массаже, ни в многочисленных и болезненных операциях по отсасыванию лишнего жира. Надя, впрочем, была уверена, что безупречная задница Марис только на то и годится, чтобы выставлять ее напоказ при каждом удобном и неудобном случае.
     Надя - она же Надин Шульц - росла в бедности, почти в нищете, но это было еще полбеды. Чего она не могла простить своим родителям - это грубости и невежества. Еще в подростковом возрасте Надин поклялась себе, что ни за что не останется в Бруклине. Выйти замуж за какого-нибудь пьяницу и неудачника и провести остаток жизни в спорах из-за того, как прокормить себя и свое вечно сопливое потомство? Черта с два! Надин была уверена, что судьба предназначила ее для другой, лучшей жизни.
     Девственность она потеряла в тринадцать лет. Владелец галантерейной лавки, где Надин подрабатывала после школы, поймал ее с поличным, когда она пыталась вынести из подсобного помещения тюбик губной помады и флакончик лака для ногтей, и предложил выбирать: либо она с ним трахнется, либо он заявит в полицию, и тогда ее ждет суд и исправительный дом для несовершеннолетних преступников.
     Если не считать того, что Надин не очень понравилось трахаться на ящиках с товаром в сырой и холодной подсобке и дышать чесночным перегаром, которым несло от ее первого кавалера, это был очень неплохой обмен.
     Впоследствии Надин не раз приходилось отдаваться разным мужчинам, чтобы получить что-то, что ей хотелось, или наоборот - избежать чего-то, что грозило ей неприятностями.
     Школу Надин все-таки закончила, хотя в последние два года она чувствовала себя там немногим лучше, чем в тюрьме. Единственным ее развлечением было отбивать ухажеров у одноклассниц. Надин было ровным счетом наплевать, сколько сердец она разбила. Ни одной настоящей подруги у нее никогда не было, но это ее не смущало. Покуда парни ходили за ней табунами, дарили подарки, водили б кино и кафе, а потом умоляли сделать то, что Надин и так нравилось, она чувствовала себя прекрасно. Зачем ей еще подруги - эти глупые накрашенные куклы с опилками вместо мозгов? Разве нельзя прожить без этих дур?
     Когда выяснилось, что из-за низкой успеваемости ее могут не допустить до выпускных экзаменов, Надин сразу нашла выход. Преподаватель математики довольно быстро согласился помочь ей в обмен на миньет. Учительница истории - невзрачная простушка - рыдала в три ручья, когда Надин призналась ей в своей тайной страсти. После визита в ее тесную квартирку, насквозь провонявшую кошачьей мочой, годовая оценка Надин поднялась от двойки до четверки с плюсом.
     Получив аттестат зрелости, Надин решила не продолжать образование. От учебы ее тошнило, и она предпочла обратиться к практической деятельности. С тех пор она регулярно меняла места работы, пока однажды ее не взяли младшим редактором в местную еженедельную газету.
     Это была первая работа, которая понравилась Надин по-настоящему. Точнее, она чувствовала, что это занятие как нельзя лучше соответствует ее склонностям и талантам. Проработав в газете считанные недели, Надин окончательно убедилась, что именно на этом поприще сможет создать новую себя и стать знаменитой и богатой.
     Она начала с того, что изменила имя и упросила выпускающего редактора позволить ей писать небольшие статейки. Переговоры прошли на заднем сиденье машины редактора, припаркованной прямо у стены дома, где он жил с женой и четырьмя детьми, и увенчались полным успехом. Доведенный до полубезумного состояния, редактор обещал Наде, что даст ей попробовать себя в журналистике.
     Первые статьи Нади Шуллер напоминали скорее основанные на слухах забавные истории о более или менее известных людях, живших в районе, где распространялась газета. Вскоре эти истории или анекдотцы стали в газете самой популярной рубрикой, и Надя поняла, что идет по верному пути.
     И вот теперь, двенадцать лет и сотни любовников спустя, она сидела за столиком напротив рафинированной Марис Мадерли-Рид и старательно разыгрывала дружелюбие и симпатию, хотя в сердце Нади продолжал тлеть жаркий огонь ненависти к женщине, которая превосходила ее буквально во всех отношениях.
     И вот странность!.. Если бы Марис ненавидела ее сильнее, Надя, пожалуй, относилась бы к сопернице с большим уважением. Но показное равнодушие Марис, которая держала себя так, словно Надя не заслуживала особенного внимания, доставало ее буквально до печенок. Из-за этого Надя часто срывалась и говорила дерзости, когда разумнее было бы промолчать, однако Марис только улыбалась снисходительно и холодно, и в душе Нади вспыхивал еще более жаркий огонь.
     Например, когда они встретились у входа в ресторан, Надя посчитала нужным отметить ровный золотистый загар, приобретенный Марис во время поездки в Джорджию. Комплимент, однако, не удался, поскольку Надя, не удержавшись, тут же напомнила Марис, какими вредными для кожи могут быть прямые солнечные лучи. На этот выпад Марис преспокойно ответила, что когда она в следующий раз поедет в Джорджию, то непременно захватит с собой шляпу.
     Но вот была подана первая перемена, и Надя, протягивая Марис корзиночку с хлебом, сказала:
     - Ты уже слышала про Говарда Бэнкрофта? Ужасная история!..
     На этот раз ей удалось добиться реакции. Отказавшись от хлеба, Марис печально покачала головой:
     - Действительно, это большое несчастье для всех нас! Я узнала о том, что случилось, только вчера вечером, когда вернулась из поездки.
     - Сколько лет он возглавлял ваш юридический отдел? Десять? Двадцать?..
     - Точно не знаю, но наверняка больше тридцати. Когда я родилась, Говард уже был нашим старшим юрисконсультом.
     - А почему он покончил с собой? У тебя есть какие-нибудь предположения?
     - Надя, я...
     - О, это не для моей колонки. В газетах уже писали о том, что с ним произошло... - Надя нарочито вздрогнула. - Прямо жуть берет!.. А вот в вашем официальном бюллетене почему-то ничего не говорится о том, как он умер, - все больше о том, сколько Говард Бэнкрофт сделал для "Мадерли-пресс". Это, знаешь ли, наводит на размышления...
     Говарда Бэнкрофта нашли в его автомобиле, припаркованном в двух кварталах от дома на Лонг-Айленде, где он жил. Старый юрист выстрелил себе в рот из пистолета крупного калибра, поэтому от его головы почти ничего не осталось.
     - У вас, в "Мадерли-пресс", очень дружная команда, - продолжала Надя. - Неужели никто ничего не знал, не заметил? Ведь должны же быть какие-то тревожные признаки...
     - Нет. - Марис с горечью покачала головой. - Скорее, наоборот... Как раз в тот день Ной был у Говарда незадолго до того, как... все это случилось. Он сказал, что Говард Бэнкрофт выглядел как обычно. Его многие уважали и любили, и не только у нас. В еврейской общине Нью-Йорка он был весьма заметным человеком и даже возглавлял общество переживших холокост. Я даже не представляю, что могло толкнуть его на столь отчаянный шаг!
     Принесли главное блюдо, и обе женщины обратились к менее мрачным темам. Марис заговорила о книгах, которые "Мадерли-пресс" подготовило к изданию этой осенью.
     - Я уверена, новый сезон будет для нас очень успешным, - сказала она. - Может быть, даже самым успешным за последние пять лет.
     - А могу я процитировать эти слова в своей колонке?
     - Пожалуйста...
     Надя достала из сумочки блокнот, с которым никогда не расставалась, и попросила Марис перечислить хотя бы некоторых авторов, чьими произведениями "Мадерли-пресс" собиралось облагодетельствовать читающую публику. Сделав необходимые пометки и убрав блокнот, она отправила в рот изрядный кусок морского окуня, зажаренного на овощной подушке.
     - А что ты можешь рассказать о проекте, ради которого ездила в Джорджию? - спросила она.
     - Ничего, - ответила Марис. Надя даже перестала жевать.
     - Почему?
     - Потому что этот проект не подлежит оглашению. Кроме того, я связана определенными обязательствами...
     - Потрясающе!.. - воскликнула Надя. - Мои читатели обожают разного рода издательские секреты.
     - Но это действительно секретный проект, и таковым он должен остаться, - предупредила Марис. - Ты не должна о нем даже упоминать.
     Задумчиво глядя на Марис, Надя сделала глоток вина из бокала.
     - Ты разбудила мое любопытство, - проговорила она. - И профессиональное, и человеческое... Может быть, хотя бы намекнешь?
     - Нет, - отрезала Марис.
     - Скажи хотя бы, что это за автор, с которым ты работаешь!..
     - Автор тоже пожелал оставаться неизвестным, и я ему это твердо обещала. Это, кстати, тоже не для публикации.
     Его настоящее имя знаю только я, так Что можешь даже не пытаться выудить что-то из сотрудников издательства.
     - Его и правда никто не знает? Совсем-совсем никто?
     - Я не говорила, что это "он".
     - Да, да, ты не говорила. Значит, это "она"?
     - Это значит, что я не хочу об этом говорить.
     - И все же я почему-то уверена, что это мужчина... - Надя вздохнула почти жалобно. - Марис, пожалуйста, расскажи мне хоть что-нибудь! Хотя бы по старой дружбе, а?
     - Разве мы друзья? С каких это пор?!
     Тон, каким она это сказала, застал Надю врасплох. Резкое заявление Марис круто изменило тему беседы, и анонимный автор из Джорджии оказался забыт. Наде, впрочем, удалось сохранить на лице улыбку.
     - Это правда, Марис, - согласилась она. - Мы действительно относились друг к другу довольно прохладно - ведь нам обеим надо было делать карьеру, а это отнимает очень много времени и сил. Но я хотела бы изменить это положение. Нам надо лучше узнать друг друга и...
     - Мы никогда не будем друзьями, Надя.
     И снова прямота Марис заставила Надю сбиться с мысли.
     - И... почему, можно узнать?..
     - Потому что ты хочешь соблазнить моего мужа.
     Эти слова произвели на Надю еще более сильное впечатление. Оказывается, Мисс Добродетель была не совсем близорука и обладала довольно острой интуицией. Кроме того, Марис только что продемонстрировала характер, какой трудно было заподозрить в избалованной папенькиной дочке. Что ж, откровенность за откровенность...
     Отбросив всякое притворство, Надя посмотрела на Марис в упор:
     - Не понимаю, почему это тебя так удивляет. Твой Ной - весьма привлекательный мужчина.
     - Но он женат!
     - Ну, меня это никогда не останавливало.
     - Да, я наслышана...
     Вместо того чтобы обидеться