а чувствовала, что заснуть ей будет нелегко, и надеялась, что приключения Дика Кейтона отвлекут ее от ненужных размышлений.
     И от пустых фантазий, если они вдруг придут ей в голову.

***

     Приехав на следующий день в хлопкоочистительный джин, Паркер спугнул енота, который рылся в мусоре.
     - Эй, парень, уже утро! Ну-ка, брысь отсюда!.. - прикрикнул он, и енот стремглав бросился к пролому в стене. Мелькнул полосатый хвост, и зверек исчез в густых зарослях.
     Паркеру нравилось приезжать сюда рано утром, еще до рассвета, пока воздух был относительно прохладен, а с океана дул легкий ветерок. Сидя неподвижно в своем кресле, он смотрел, как сквозь щели в досках протискиваются внутрь первые несмелые, нежно-розоватые лучи утреннего солнца. В такие моменты ему казалось, что старая постройка - живое существо, которое каждое утро пробуждается в надежде, что наступающий день вернет ему молодость.
     Эта мысль была особенно близка Паркеру, потому что ему самому слишком часто хотелось, чтобы какое-нибудь чудо вернуло ему подвижность и радость полноты жизни.
     Кроме того, он хорошо понимал, что чувствует каждый - будь то человек или старый джин, - от кого все отвернулись, на кого махнули рукой, решив: эта старая развалина ни на что путное больше не сгодится.
     Сколько раз по утрам Паркер просыпался с этим гнетущим ощущением! Только иногда, еще находясь наполовину во власти сна, он забывал о своих невеселых обстоятельствах и - как в ранней юности - встречал новый день с волнением и надеждой. Но уже в следующее мгновение боль наваливалась на него всей тяжестью, и вместе с окончательным пробуждением приходило горькое сознание, что и этот день не принесет ничего, кроме все того же одиночества и балансирования на грани отчаяния.
     Слава богу, он сумел в конце концов справиться с собой, хотя это потребовало почти нечеловеческих усилий и напряжения всей его воли. Он наполнил свои дни содержанием, поставил Себе цель, от которой не отступал, хотя страдания - и физические, и моральные - были порой таковы, что другой, более слабый человек давно опустил бы руки. И вот теперь до осуществления его мечты остались считанные недели.
     Какая-то птица, впорхнув в сарай сквозь открытые ворота, вывела Паркера из состояния задумчивости. Усевшись на край настила, она принялась охорашиваться, и Паркер сумел ее рассмотреть. Коричневая пичужка величиной с кулак, покрытая мелкими желтыми крапинками... Майкл, любивший птиц, определил бы, что это за птица, с первого взгляда, но он в этой области был не силен.
     Наклонив хохлатую головку, птица озадаченно посмотрела на Паркера блестящим глазком.
     - Готов спорить - негромко проговорил он, - ты гадаешь, какого хрена я сюда приперся?
     Впрочем, Паркер и сам не мог бы объяснить, почему он сидит здесь и разговаривает с животными и птицами, однако это его мало беспокоило. Паркер твердо знал, что не сошел с ума, и не испытывал страха. Все было в норме, он сам был и норме. Но были времена (и Паркер слишком хорошо их помнил), когда он разговаривал, нет - кричал на орды воображаемых крыс, которые вылезали из щелей в стенах и в полу, карабкались по его неподвижным ногам, ползали по коленям, копошились в паху, взбирались по животу вверх и, скрежеща длинными желтыми зубами, подбирались к горлу и лицу. Именно из того мрачного периода своей жизни Паркер вынес привычку беседовать вслух с каким-нибудь безобидным, живым, реальным существом вроде енота или этой пестренькой птахи. Такие разговоры успокаивали его, к тому же настоящих птиц и зверьков можно было легко прогнать одним движением руки, если их общество почему-то переставало ему нравиться.
     Тут Паркер вспомнил: он прикатил в эти развалины, чтобы еще раз обдумать свой план и попытаться выявить не замеченные раньше ошибки. Он явился сюда, чтобы убедиться в своей готовности привести этот план в исполнение. Наконец, он просто хотел без помехи помечтать о том, как насладится своей местью, когда она наконец свершится.
     Говорят, месть - блюдо, которое лучше подавать охлажденным. Что ж, он последовал этому правилу: он ждал достаточно долой - целых четырнадцать лет. И теперь ему, пожалуй, уже ничто не помешает.
     Усмехнувшись, Паркер снова посмотрел на птицу, которая, успокоенная его неподвижностью, снова принялась чистить перышки. Почему-то он вдруг решил, что это виргинский дрозд, хотя полной уверенности у него по-прежнему не было. Дрозд чем-то напомнил ему Майкла, и Паркер улыбнулся, вспомнив, как иногда он убегал сюда, чтобы скрыться от своего домоправителя. Ситуация, когда двое убежденных холостяков живут в одном доме ("два медведя в одной берлоге", - невольно подумал он), была взрывоопасной просто по определению. Впрочем, когда разражалась ссора, виноват почти всегда оказывался Паркер. По сравнению с ним Майкл обладал терпением святого.
     При этом Паркер отлично понимал, что без Майкла он обойтись не может, - понимал и со страхом думал о том, что когда-нибудь им все-таки придется расстаться. Майкл упорно отказывался сказать, сколько ему лет на самом деле, но Паркер почти наверняка знал - ему уже за семьдесят. И, говоря откровенно, ему следовало день и ночь благодарить бога за то, что, несмотря на свой почтенный возраст, Майкл сохранил достаточно сил и энергии, чтобы ухаживать за ними обоими.
     Паркер любил Майкла. Нет - боготворил!
     И все же бывали дни, когда даже многострадальный и долготерпеливый Майкл начинал безмерно его раздражать. Это случалось в те мрачные периоды, когда Паркеру необходимо было полное одиночество и когда даже самая большая комната становилась ему тесна, не в силах вместить всех демонов, с которыми он был вынужден сражаться.
     Но сегодня утром Паркер удрал в джин не столько для того, чтобы скрыться от укоризненного взгляда своего друга, сколько для того, чтобы подумать о Марис. Именно здесь, среди этих ветхих стен, в его голове зародился план, как заманить ее на Санта-Анну, как подчинить своему влиянию и сделать послушным орудием своей мести. Все сработало так, как он хотел, кроме одного...
     Он не рассчитывал, что Марис так глубоко его взволнует, овладеет всеми его помыслами. Паркер понимал: если уж он решил заставить Ноя Рида на своей шкуре испытать, что такое настоящий ад, использовать его жену было бы не только логично, но и необходимо. Но он не учел, что в результате осуществления его плана Марис может оказаться в жерле действующего вулкана.
     "Ну и пусть, - подумал Паркер сердито. - Она этого заслуживает, раз вышла замуж за такого подонка!"
     - Выйти замуж только потому, что влюбилась в героя книги, которую он написал, - ну не глупо, а?.. - спросил он у дрозда. - Разве можно быть такой непроходимо наивной?!
     Он не должен жалеть Марис Мадерли-Рид - это решено. Да, она рассмешила его; да, с ней приятно было поговорить - ну и что с того? Допустим, ему понравился ясный, прямо-таки акварельный взгляд, который Марис бросила на него, когда заметила его изуродованные ноги, но ведь это могло быть просто случайностью. И даже если Марис сочувствовала ему по-настоящему, это ничего не меняло. Ему не нужна была ее жалость. К тому же она, несомненно, не пожалела бы его, если бы догадывалась, какую дьявольскую штуку он приготовил для...
     - Грязный сукин сын!
     Паркер резко повернулся вместе с креслом и едва успел уклониться от увесистой книги, летевшей ему прямо в голову.

15

Подняв тучу пыли, книга упала в двух шагах позади него, но Паркер узнал обложку. Это была первая книга из серии о детективе Дике Кейтоне.
     В дверях стояла Марис, и вид у нее был самый воинственный. Когда она пришла сюда в первый раз, она вошла в помещение с опаской, но сегодня решительность сквозила в каждом ее жесте. Гнев и возмущение бурлили в ней, били через край, и Паркеру даже показалось - Марис испускает ослепительный свет, словно готовая взорваться сверхновая звезда. Вряд ли она испугалась бы, даже если б за порогом, на который она взошла столь решительно, начинался ад.
     Но ее ярость не произвела на Паркера большого впечатления - главным образом потому, что лучи только что вставшего над горизонтом солнца били ей в спину, и он ясно видел просвечивающие сквозь тонкую юбку ноги - длинные, стройные, идеальные ноги. Взгляд Паркера поднялся по ним вверх и остановился на смутно очерченном трусиками треугольнике лобка, однако он постарался справиться с собой и остановил свой взгляд на более нейтральной зоне - чуть выше пояса и значительно ниже бурно вздымающейся груди. Он знал: Марис буквально кипит, и ему не хотелось провоцировать ее на необдуманные действия и поступки.
     - Тебе не понравилась книга? - поинтересовался он самым вежливым тоном.
     - Будь ты проклят!..
     - Я уже проклят.
     Сжимая кулачки, Марис шагнула вперед.
     - "По крайней мере они расстались, сохранив друг о друге самые светлые воспоминания"!.. - процитировала она, остановившись в нескольких шагах от его кресла, и Паркер с удивлением заметил у нее на носу очки. - Либо ты плагиатор, либо обманщик, но и в том, и в другом случае ты - проклятый сукин сын!
     - Ты это уже говорила, - заметил Паркер.
     - Так кто же ты?! - воскликнула Марис, потрясая перед его носом сжатым кулаком. - Скажи, чтобы я знала, с кем связалась. Впрочем, плагиатор ничем не лучше лжеца!
     - Насколько я помню, - хладнокровно проговорил Паркер, - это глава семнадцатая, страница двести сорок третья... Дик Кейтон на могиле жены. - Он попытался изобразить удивление. - Я не знаю законов, которые бы запрещали автору цитировать самого себя. Или пока я сидел на Санта-Анне, появилось какое-то новое правило?
     Марис хотела что-то сказать, но гнев не позволил ей произнести ни слова.
     - Кейтон, конечно, убит горем, - продолжал Паркер, - но вместе с тем он благодарен судьбе за то, что в его жизни была такая женщина, как Сабина. Мне казалось - это весьма удачная фраза.
     - Действительно удачная. Настолько удачная, чтобы использовать ее еще раз. В "Зависти".
     Когда, спросил себя Паркер, она взяла эту книгу? Когда наткнулась на этот абзац? Было ли это вчера вечером или сегодня утром, когда она читала за завтраком? Впрочем, где и когда значения не имело, важно было другое: теперь Марис знала его секрет. Не удивительно, что она разозлилась и начала метать икру.
     - Почему ты солгал мне, Паркер?
     - Я не сказал тебе ни слова лжи, - парировал он. - Если бы ты спросила, не я ли знаменитый Маккензи Рун, написавший популярную детективную серию о приключениях Дика Кейтона, я бы сказал - да. Но вчера вечером, пока мы обсуждали его... то есть мои книги, ты ни разу...
     - Хватит нести чушь, Паркер! Ты промолчал, а это такой же обман, как и прямая ложь. Кстати, хотелось бы знать, почему ты скрыл от меня, кто ты такой на самом деле?
     - Разве это так важно? - Паркер пожал плечами. - Я думал, для тебя важно качество текста, а не моя репутация. Впрочем, повторю: если бы ты спросила, я...
     - Ты бы придумал какую-то глупую сказку, - отрезала она. - С самого начала ты только и делаешь, что лжешь, лжешь, лжешь!..
     - Если бы я хотел сохранить тайну, я бы не вставил эту фразу в "Зависть". И уж, конечно, не стал бы советовать тебе прочесть первую книгу из серии о Дике Кейтоне.
     - А вот я уверена, что это был очередной твой дурацкий тест на сообразительность! - раздраженно бросила Марис. Волосы ее растрепались, а щеки порозовели, словно всю дорогу от дома до сарая она бежала бегом, но пахло от нее не потом, а разгоряченным женским телом и немного - ванилью, как от свежеиспеченных булочек. Даже в гневе Марис была очаровательна, но Паркер понимал - сейчас не самое подходящее время для комплиментов.
     - Я еще не видел тебя в очках, - сказал он. - Вероятно, обычно ты пользуешься контактными линзами; так почему же сейчас...
     Но Марис отмахнулась от него.
     - Я хочу знать только одно - почему?.. - спросила она, слегка понизив голос, хотя это и стоило ей большого труда. Паркер ясно видел, что ее грудь так и ходит ходуном, а в глазах сверкают молнии. - Почему ты решил сыграть со мной в эту глупую игру, Паркер? Или как там тебя зовут по-настоящему? Рун? Маккензи?
     - Паркер Маккензи Эванс. Маккензи - девичья фамилия моей матери, поэтому, когда я подыскивал себе псевдоним, я решил: она мне подходит. Мама была польщена, к тому же Маккензи очень неплохо звучит. Я бы сказал - звенит, слышишь? Мак-кен-зи. - проговорил он по слогам. - Наконец, это довольно распространенная фамилия, и следовательно...
     - Ты не ответил на мой вопрос.
     - ...И следовательно, наиболее подходящая.
     - Подходящая для чего?
     - Для псевдонима, конечно. А надежный псевдоним - это безопасность.
     Он произнес это последнее слово, словно бросил перчатку, однако она так и осталась не поднятой. Марис молчала, и Паркер вынужден был продолжить:
     - Когда я работал над первой книгой о Дике Кейтоне, я решил, что никто не должен знать моего настоящего имени. Я этого не хотел и до сих пор не хочу.
     - Но ведь эта серия пользуется бешеным успехом! Неужели ты настолько скромен, что... Зачем прятаться за вымышленным именем - я не понимаю!
     Паркер сложил руки на груди и посмотрел на Марис в упор.
     - А ты подумай.
     Ее губы чуть заметно дрогнули, словно она хотела что-то сказать, потом крепко сжались. Марис поняла - поняла и отвернулась, чтобы он не видел краски стыда, заливавшей ее лицо и шею.
     - Вот именно... - с нажимом сказал Паркер. - Дик Кейтон нравится всем: и мужчинам, и - если верить тебе - женщинам. Он силен, ловок и быстр, он способен догнать самого быстроногого преступника и отнести женщину в постель на руках. Как ты сама говорила, многие читатели отождествляют автора с его героем. Так зачем мне компрометировать популярного героя, появляясь на презентациях в инвалидной коляске?
     - Теперь я понимаю, - задумчиво проговорила Марис, - почему на суперобложках книг Маккензи Руна не было портретов автора. Ни презентаций, ни встреч с читателями, ни раздач автографов... Признаться, подобная маркетинговая политика твоего издателя меня всегда озадачивала, но сейчас мне ясно: они тебя берегли!
     - Ничего подобного, - возразил Паркер. - Я сам себя берег. Мой издатель не знает, кто такой Маккензи Рун. Мой редактор не знает моего настоящего имени, не знает даже, кто я - мужчина или женщина. Ни один человек в мире этого не знает, кроме моей агентши. Она как-то рассказывала мне, что в издательском мире обо мне ходят самые дикие слухи. Говорят даже, что меня вовсе не существует и что мои романы...
     - Ну конечно!.. - воскликнула Марис. - Ведь у Маккензи Руна есть литературный агент, ее зовут Сильвия Фицгерберт. Я неплохо ее знаю, но... Почему же ты послал "Зависть" по почте, а не через нее?
     - Потому что Сильвия ничего не знает об этой книге.
     - Вот как? А почему - можно спросить?
     - Потому что я ничего ей не сказал. Свой процент от издания она все равно получит, потому что, когда дело дойдет до подписания официального договора, торговаться с вами, миссис Мадерли-Рид, будет именно она, а не я. Но до того, как настанет этот момент, я бы хотел сделать все сам.
     - Почему?
     - Что ты заладила - почему да почему? По кочану!
     - И все-таки, - ледяным тоном заявила Марис, - прежде чем я задушу тебя голыми руками, мне бы хотелось понять, почему ты решил поступить именно так, а не иначе.
     Несмотря на угрозу, она выглядела скорее озадаченной, чем сердитой, но Паркер боялся, что гнев Марис может снова разгореться, как солома на ветру.
     - Объясни, зачем такая секретность! - требовательно добавила она и тряхнула головой.
     - Просто я хотел написать другую книгу. Быть может, не такую динамичную и захватывающую, зато более философскую, чем сериал про Дика Кейтона. И значительно более серьезную... - Он натянуто улыбнулся. - Я давно собирался написать нечто подобное, потому что, между нами говоря, Дик Кейтон - это ерунда, ширпотреб... качественный ширпотреб, но не больше того. Только теперь - с твоей помощью - я понял, почему мои книги обрели такую популярность, но мне от этого не легче... Впрочем, - добавил Паркер после небольшой паузы, - от Дика мне все равно не уйти, хотя он и надоел мне хуже горькой редьки. Я слишком хорошо знаю, что для моих читателей он стал чем-то вроде близкого друга или члена семьи, и я не могу обмануть их ожидания. Эти люди ждут от меня того же самого и вместе с тем - другого. Иными словами, в каждой новой книге я должен рассказывать о новых головоломных похождениях Дика, однако, если я отклонюсь от их излюбленной темы, мне этого не простят.
     Он вздохнул, покачал головой, потом снова повернулся к Марис.
     - Должен сказать, что писать популярные детективы на самом деле непросто. Но у меня, кажется, получилось неплохо. Во всяком случае, каждая новая книга из этой серии расходилась лучше, чем предыдущая, и я рад этому. Но теперь мне уже нельзя работать спустя рукава и опускать мою Личную планку, ведь от чемпиона ждут только рекордов и второе место - уже неудача. От книги к книге психологическое давление только нарастает; я уже не могу позволить себе расслабиться и сделать "проходную" вещь. Каждый новый роман о Дике Кейтоне обязательно должен попасть в верхние строки списка бестселлеров, иначе... иначе я просто перестану себя уважать.
     - ...Или потеряешь веру в себя, - добавила Марис задумчиво. - Я знаю, Паркер, так думает абсолютное большинство популярных авторов. После первого успеха они стараются прыгнуть выше головы в своих следующих книгах, а это... изматывает. Превзойти самого себя - что может быть сложнее? Так говорил мне и Ной после успеха "Побежденного"...
     Она ждала, что Паркер что-то скажет по этому поводу, но он, похоже, был не расположен обсуждать Ноя и его успешный роман.
     - Вот, - сказал он, - я тебе все рассказал как на духу. Теперь и ты ответь честно и откровенно, какой была бы твоя реакция, если бы Сильвия позвонила тебе и сказала: "Знаете, Марис, у меня на столе лежит совершенно новый, только что законченный роман автора популярной серии про Дика Кейтона, но это не детектив и не триллер. Это совершенно другая, серьезная книга, и мы хотели бы, чтобы вы увидели ее первой". Готов спорить, ты бы писала кипятком от счастья!..
     Это выражение покоробило Марис, но она даже глазом не моргнула, а продолжала спокойно смотреть на Паркера, который буквально сверлил ее взглядом.
     - Но я хотел, чтобы ты писала кипятком от "Зависти", а не от того, что такой популярный и прибыльный автор обратился именно в ваше издательство, - закончил он.
     Только теперь Марис сочла возможным отвести глаза. Поправив очки, она рассеянно смахнула с руки какого-то жучка и сказала:
     - О'кей, ты прав. Я действительно... была бы рада подобному звонку. Но что такого ужасного, если бы я с самого начала знала, что автор рукописи - Маккензи Рун?
     - Потому что я хотел быть уверенным в твоей непредвзятости. Мне нужна была объективная оценка...
     - И поэтому ты решил сделать из меня дурочку?
     - Черт, нет, конечно! Я просто... - Паркер почувствовал, что тоже начинает сердиться, и он догадывался почему. В том, что говорила Марис, был здравый смысл, от которого нельзя было так просто отмахнуться, и Паркер решил начать все сначала.
     - Я отправил пролог по почте, подписавшись одними инициалами, потому что только это гарантировало мне объективное отношение к рукописи. Я даже думал, что ты будешь к ней особенно строга - ведь в вашем издательстве обычно не рассматривают рукописи, которые поступают не через лит-агентов. Ты спросишь, зачем это мне было нужно? - Паркер усмехнулся. - Как ты говорила - чтобы не утратить веры в себя. Я должен был точно знать: то, что выходит из-под моего пера, хорошо само по себе, и моя репутация популярного и плодовитого автора здесь ни при чем.
     - Твоя рукопись понравилась бы мне и без этих сложностей, - заметила Марис. - Уверяю тебя - если бы я знала, что автор пролога - Маккензи Рун, я бы отнеслась к нему точно так же.
     - Но я не мог знать наверняка, не правд