показалась Лидии необыкновенно вкусной. До того, как ее нашли Лэнгстоны, она ни разу не пробовала такой вкусной еды, все же остальные, казалось, принимали ее как должное.
     Лидия старалась не думать о той минуте, когда Росс снова покинет ее, чтобы спать снаружи. Но неизмеримо больше не хотелось этого Россу. Земля за эти сутки совсем разбухла от сырости, и ему совсем не улыбалось снова искать всю ночь сухой пятачок под фургоном. Внутри было так тепло, уютно мигал свет лампы, пахло пеленками Ли и... Лидией. Ее присутствие - присутствие женщины - сделало старый фургон настоящим домом.
     Он пытался продлить свое пребывание внутри, взявшись чинить уздечку, которая вполне могла подождать еще несколько дней. Чтобы покончить с этим несложным делом, ему потребовалось на сей раз удивительно много времени, но на всем протяжении его он старался, чтобы две тени, отбрасываемые на покрышку фургона в свете масляной лампы, оставались на почтительном расстоянии друг от друга - вдруг кто-нибудь наблюдает за ними. Когда предлогов задерживаться внутри более не осталось, он молча взял свою постель и направился к выходу.
     - Не забудьте на ночь потушить лампу.
     Он старался не смотреть в дальний угол, где она сидела, держа Ли у обнаженной груди. Ребенок уже насытился, но она не спешила положить его в колыбель. Ей нравилось ощущать у своей груди эту драгоценную ношу, чувствовать всем телом биение его сердечка.
     - Доброй ночи, мистер Коулмэн.
     Смутившись, она смотрела, как он уходит. По правде говоря, он имел полное право пинком вышвырнуть ее под дождь и расположиться внутри. Но она и сама уже предлагала ему здесь остаться - просто из соображений здравого смысла. А он чуть голову ей не оторвал. Но она упряма не меньше, чем он. Больше никогда ему этого не предложит.

***

     Поспать ей не удалось - удар грома заставил ее вскочить, и она застыла, сидя на тюфяке. Последний раз она слышала гром в ту ночь, когда Клэнси пробрался туда, где она спала, и сжал ей горло своей грязной лапой, пытаясь заставить лежать тихо. На ее лбу и верхней губе выступили капли пота. Ей снова почудились его руки на ее горле, боль, мучительное и безнадежное сопротивление.
     В небесах снова загремело, и рванул пронизывающий ветер. По покрышке фургона яростно хлестал дождь. Он звучал, как тысячи маленьких грохочущих барабанов. Лидия вздрогнула - от страха перед бушевавшей стихией и словно стряхивая с себя приснившийся кошмар. Она взглянула на Ли. Ребенок спал крепко. И тут она подумала о Коулмэне, там, под дождем, и, прежде чем успела сообразить зачем, начала пробираться к выходу.
     К тому моменту, когда Лидия очнулась от привидевшегося сна, Росс под фургоном окончательно убедил себя в том, что поступил как последний дурак, отказавшись от тепла и уюта ради шлюшки, которая наверняка в ближайшее время от него смоется. Он промок до костей, каждый порыв ветра бросал его в дрожь, а дождь, казалось, поставил своей целью выжить его и из-под фургона. Эта девчонка может убираться ко всем чертям и заодно прихватить с собой и старуху Уоткинс, и всех, кого захочет. А он идет в фургон. Выбравшись из-под днища, он потянулся уже к пологу, когда с противоположной стороны его откинула Лидия.
     Удивленные, они уставились друг на друга, замерев на секунду и даже забыв про дождь. Потребовалась еще одна слепящая вспышка молнии, расколовшая небо сверкающим кривым шрамом, чтобы вывести их из этого состояния и вернуть к действительности.
     Дотянувшись, Лидия поймала его руку и в следующую секунду уже втягивала в фургон. Взобравшись, он упал на колени, дрожа всем телом, а вокруг него растекалась по полу обширная лужа.
     Не обращая внимания на намокшую ночную рубашку, Лидия встала перед ним на колени и принялась расстегивать пуговицы его рубахи.
     - Так и до смерти замерзнуть можно, - приговаривала она, стягивая промокшую насквозь рубашку с его плеч. - Снимайте штаны.
     Мозг и тело Росса слишком застыли для того, чтобы он смог ей возразить; он лишь слепо повиновался. Лидия бросила рубашку на ступеньки снаружи. Мокнуть ей все равно уже было больше некуда. Он зажег светильник, но лишь настолько, чтобы он едва тлел. Оглянувшись через плечо, она увидела, что он трудится над пряжкой ремня.
     - Давайте все мне. Я вывешу их наружу.
     Все это время она оставалась к нему спиной, но слышала, как он снимает с себя одежду. Его штаны впитали столько воды, что весили, наверное, все десять фунтов, но она умудрилась, не глядя, принять их в протянутую назад руку, перенести и вывесить снаружи - вместе с носками и нижним бельем.
     Когда она оглянулась вновь, Росс уже завернулся в одеяло.
     - Вы весь дрожите. Еще не вытерлись? - Она дотянулась до корзины с полотенцами и передала ему сразу два. - Нужно высушить волосы.
     Намотав полотенце на голову, он принялся яростно тереть. Она тем временем приложила другое к его груди, руки ее ритмично задвигались, его - на миг замерли, но задвигались вновь, когда она легкими движениями начала вытирать его плечи, грудь и плоский живот.
     Ее поразило, каким сильным оказалось его тело. Бронзовая от солнца кожа туго обтягивала сухожилия, мускулы и кости. Вся она была испещрена царапинами, небольшими затянувшимися шрамами; а один, длинный, тянулся прямо под левым плечом - словно кусок плоти был вырван некогда рукой какого-то гиганта. Она подумала, как, в какой переделке получил он этот шрам; и ей захотелось прикоснуться к нему, приласкать эту давнюю метку боли.
     Привлек ее внимание и лес жестких волос на его груди. Он был похож на темное облако, влажное и кудрявое. Но чем ниже скользили ее руки по его торсу, тем волосы становились тоньше и шелковистее, сходясь темной дорожкой к пупку.
     Росс задохнулся, когда пальцы его коснулись ее пупка, и стиснул зубы, когда почувствовал, как ладони ее взбираются вверх по ребрам. Запахнув на шее полотенце, он поймал обеими руками ее запястья, легонько потянув ее на себя и обратно. Он хотел лишь остановить движение ее рук и никак не думал, что она окажется такой податливой и легкой, как лесная пичуга, и что малейшего движения будет достаточно, чтобы она оказалась крепко прижатой к нему, ее груди - к его груди, а ее колени... Бог мой! Неужели она почувствовала его вздымающуюся плоть?
     Долгую, немую секунду они смотрели прямо в глаза друг другу, их дыхание слилось в одном ритме, а сердца стучали так бешено, словно соревновались с раскатами грома снаружи.
     Эти ее глаза! Взгляд его вновь впился в ее зрачки, блестевшие, как огромные бриллианты; мириады их сверкающих граней отнимали у него последние силы. И почему именно у нее должны быть такие сочные губы, подобные редким драгоценным плодам, из которых черпают нектар сами боги? Кончик его языка горел от желания погрузиться в этот нектар и ощутить его вкус... и еще, и еще раз. А ее тело - словно совсем без костей... И вся она такая податливая и мягкая - ни острых углов, ни резких линий.
     Он пылал от желания поцеловать ее, разрушить совершенство ее губ своим поцелуем; все тело его молило эту невероятную, зовуще теплую плоть страстным, рвущимся наружу желанием. Он умрет, если не поддастся этому яростному, безумному зову.
     Но если поддастся - будет жалеть об этом всю жизнь. И разум его справился с плотью.
     Его пальцы стали постепенно слабеть, и он выпустил ее руки. Почувствовав, что свободна, Лидия метнулась в дальний угол фургона. Огонь, зажегшийся в его зеленых глазах, испугал ее. Встав на колени, уже на безопасном от него расстоянии, она прошептала:
     - Вам... теперь лучше?
     - Вроде того.
     - У вас зубы не стучат больше.
     - Я согрелся. - Да, согрелся чертовски основательно. Ему было даже жарко. Жарко так, что он удивлялся, как до сих пор не опалило на теле волосы.
     - Жаль, что у нас нет ничего горячего - вам бы хорошо сейчас выпить.
     - Да, было бы неплохо. Может, утром удастся разжечь костер.
     Никто из них в это не верил, но по крайней мере он смог откликнуться, и они оба - согласно кивнуть друг другу. Теперь, когда кризис явно миновал, нужно было все же договориться, как спать обоим в фургоне.
     - Мне бы одеться.
     - Ой! - Она в замешательстве подняла руку, словно стараясь унять бьющуюся на горле жилку. Почему сердце билось так бешено и перехватывало дыхание - она до сих пор не могла понять. Но каждый взгляд на темные завитки волос, прятавшиеся в складках одеяла, обернутого вокруг его бедер, кидал ее в пот. - Конечно. - Она повернулась к нему спиной и сделала вид, что расправляет покрывало на постели.
     - Все в порядке, - отозвался он через минуту.
     Сидя на полу уже в бриджах, Росс натягивал носки. Рубашку он еще не надел, и под взглядом Лидии его плечи и грудь снова начали покрываться гусиной кожей.
     - Мистер Коулмэн, - позвала она, отодвинувшись в сторону, - вы бы легли под одеяло, а то точно подхватите воспаление легких.
     - Нет уж. Я прилягу здесь.
     - Нет. Я тут уже и согрела.
     Именно этого он и боялся.
     - Да и потом, эта кровать вообще ваша.
     Ладно, хоть это по крайней мере она помнит.
     - Нет уж...
     - Пожалуйста, ну хоть сейчас не упрямьтесь!
     - Я и не собираюсь упрямиться.
     - Нет, собираетесь. Если бы я не заняла вашу кровать, вам вообще не пришлось бы спать под фургоном. Так не заставляйте меня чувствовать себя виноватой больше, чем надо. - Она видела, как он поджал губы, и не удержалась от еще одной шпильки. - А если вы заболеете, то не скоро сможете добраться с Ли до Техаса.
     - Не заболею.
     - Или вдруг умрете. Что тогда станет с Ли?
     - Не собираюсь я умирать.
     - Да почем вы знаете?
     - Ладно, ради всего святого! - взорвался он.
     Согнувшись, он прополз к тюфяку и растянулся на нем, чувствуя себя более усталым, чем ему бы хотелось казаться. Приподнявшись, он натянул сверху теплое одеяло.
     - Ну вот. Довольны?
     - Да, - ответила Лидия, улыбаясь.
     Она протерла пол фургона сырым полотенцем, вывесив его затем наружу, вместе с его одеждой. Сколько времени им потом придется все это выжимать - она не знала, но оставлять мокрое в фургоне тоже было ни к чему. Потушив лампу, она отползла в противоположный угол, завернулась в одеяло и села, прислонившись к борту.
     Черт возьми! Росс знал, что следует сделать - но как он мог? Как мог он предложить этой девице, которая спала Бог знает с какой уймой мужчин, в которой соединилось все, что он ненавидел и от чего всю жизнь пытался избавиться, предложить лечь в одну с ним постель? Предложить ей лечь возле него, туда, где Виктория, - выглядевшая достойно и благовоспитанно даже в постели в своей ночной рубашке, отделанной атласными бантами и кружевами, - спала все это время?
     Нет, из этого ничего не выйдет. Эта девица решительно ему не нужна. Ну уж, хихикнул где-то внутри гнусный голосок. Да, он хочет ее. Желание перерастало в тупую боль, которую он ощущал физически. Но ведь он человек - не животное. Любовь Виктории навсегда освободила его от низменных инстинктов. И если ему не подвластны желания собственного тела - то по крайней мере подвластен отклик на них его собственного разума.
     - Мисс... м-м... Лидия, - позвал он в темноту.
     - Да? - голос ее звенел от испуга. Что это он задумал? Ведь обычно именно ночью мужчины проделывают с женщинами Бог знает что. Она вспомнила рыдания матери, делившей постель с Отисом Расселлом. И из памяти ее не исчезли ночные налеты Клэнси на ее собственное убогое ложе.
     - Нечего вам сидеть там всю ночь. Ложитесь на другой конец тюфяка, если хотите.
     - Мне и здесь хорошо.
     - Не будьте дурочкой. - Приподнявшись на локтях, он смутно различил во тьме ее силуэт. - До рассвета еще несколько часов. И если просидите так всю ночь, утром будете совсем разбитой.
     - Ничего. Я сильная. Все будет в порядке.
     Упрямства этой девчонки, затеявшей с ним очередной спор, расшатавшиеся нервы Росса уже не выдержали. В этих спорах он и так то и дело сдавал позиции. Терпению его пришел конец.
     - Давайте сюда, черт возьми, говорю я! - Протянув руку, он схватил ее за запястье и проволок через весь фургон к месту, где лежал.
     Из глаз Лидии покатились слезы. Она-то думала, что Коулмэн не способен сделать с ней то же, что делал Клэнси, но, оказалось, ошиблась. Она боролась изо всех сил - пока не поняла наконец, что бороться ей не с кем. Коулмэн, бросив ей одеяло, отвернулся к борту, даже до нее не дотронувшись.
     Лидия пролежала с открытыми глазами еще несколько долгих минут, чувствуя, как успокаивается постепенно ее тело. Когда дыхание Коулмэна стало глубоким и ровным, она позволила себе поверить, что он все-таки не обидит ее, и только завернулась поплотней в одеяло.
     Снаружи лил по-прежнему дождь, хотя раскаты грома слышались уже в отдалении и молнии не сверкали. Даже без прикосновения тепло, исходившее от тела Росса, согревало ее. Она уснула.

***

     Когда Росс проснулся, то с минуту не мог понять, где он находится. Взгляд его скользнул по левой стенке фургона. В щель между бортом и парусиновой покрышкой он увидел, что уже рассвело, но дождь льет по-прежнему. Здесь, однако, было почему-то сухо, тепло, он чувствовал себя отдохнувшим и еще смутно помнил о чем-то очень приятном...
     В мгновение он обернулся. Рядом лежала Лидия. Она не спала, лежа поодаль от него на противоположном краю матраца; в гнездышке ее полусогнутой правой руки устроился Ли. Ее рубашка была расстегнута, и Ли с наслаждением сосал грудь.
     Она слегка повернулась к Россу.
     - Простите, что мы вас разбудили. Вы вроде спали так крепко...
     - Вы и не разбудили. Я вообще привык рано вставать.
     Росс пытался отвести глаза от нее, от мирно сосущего сына, от ее груди - но не мог. Он не думал о том, что лежал в одной постели с ней - и оба почти без одежды. Не думал и о Виктории. Не думал ни о чем, кроме того, как она хороша, когда вот так сонно ему улыбается.
     - Вряд ли стоит сегодня рано отправляться в путь, - тихо сказала она. - Дождь такой же сильный, как ночью.
     - Похоже на то, - рассеянно отозвался Росс.
     Он как раз думал, как могли ее волосы раньше казаться ему некрасивыми. Им овладело неистовое желание дотронуться до этой кудрявой копны, и он удержался лишь усилием воли. Приподнявшись на локте, он посмотрел через ее плечо на сына.
     - А он потолстел.
     Лидия рассмеялась грудным, мягким смехом, буквально разрывавшим на части все тело Росса.
     - Иначе и быть не могло. Он ведь только и делает, что ест да спит.
     Они все смотрели, как Ли, не подозревавший, какая важная выпала ему роль - связующего звена между двумя людьми, совершенно чужими друг другу, - умиротворенно посасывал грудь. Сосал он жадно, и капля молока, упав с губ, скользнула по его подбородку и ниже - по груди Лидии.
     Меньше всего Росс догадывался о том, что сделает в следующую секунду, и, возможно, содрогнулся бы при одной мысли об этом. Но все случилось прежде, чем он это осознал. Протянув руку к Лидии, он снял пальцем с ее груди молочную капельку и, поднеся палец ко рту, жадно слизнул ее.
     Осознав - но слишком поздно - содеянное, он так и застыл, парализованный собственным поступком. Лидия, повернувшись, уставилась на него, не веря глазам. Ее взгляд скользил по его усам, губам под ними, пальцу, все еще прижатому к губам, - словно злоумышленник, захваченный с поличным.
     - Я... я не хотел. - Голос Росса прозвучал подобно скрежету пилы по твердому дереву.
     Лидия продолжала смотреть на него с немым удивлением, как будто пытаясь постичь что-то, выходящее за пределы ее понимания. Почему он не сдернул одеяло с них обоих и не сбежал - он не знал. Знал только, что был не в состоянии ни пошевелиться, ни отвести глаз от ее встревоженного взгляда.
     Наконец Лидия повернулась снова к ребенку.
     - Ой, он снова уснул. - Она произнесла это тихо и ровно - так, словно и не случилось ничего из ряда вон выходящего.
     Росс снова откинулся на постель, прикрыв ладонью глаза. Уши его ловили каждое ее движение - как она отняла Ли от груди и спрятала ее в мягкое убежище рубашки, застегнула ее, устроила ребенка рядом с собой. И снова уснула.
     Он же до сих пор не мог оправиться от совершенного. Но не мог и уйти. И до сих пор чувствовал вкус ее молока на своих губах.
     Ее аромат еще не сошел с них, когда его снова одолел сон. Во сне, повернувшись на бок, он просунул руку под одеяло, чтобы согреть ее. Его щека коснулась завитков рыже-каштановых волос; их концы запутались в щетке его усов. Тело его инстинктивно прильнуло к очагу тепла - другому телу, более округлому, мягкому, хрупкому, чем его собственное. Все его существо благодарно потянулось к нему.
     Все трое крепко уснули.
     Именно в таком положении час спустя обнаружил их мистер Грейсон.

VII

     Росса Коулмэна никогда не подводила его реакция - молниеносная, как у гремучей змеи. За годы, проведенные в партизанском отряде, а позже - в бегах, у него появилось своего рода шестое чувство, безошибочно улавливавшее всякое непрошеное присутствие. Но в то утро оно изменило ему. Он все еще крепко спал, и начальник каравана, чтобы разбудить его, громко откашлялся.
     Открыв глаза, Росс увидел Хэла Грейсона прямо во входном отверстии фургона. Тот стоял, уставившись в пол и нервно перебирая пальцами поля шляпы.
     Реакция Росса запоздало сработала - он вскочил с тюфяка, ища правой рукой у бедра что-то, чего там не было, и, подался вперед, словно готовый к атаке.
     Глаза и рот Грейсона широко раскрылись от изумления - он не подозревал, что человек способен двигаться с такой быстротой. Подняв обе руки, он, заикаясь, выдавил:
     - П... прошу... п... прощения... я... я стучал...
     Очнувшись, Лидия метнулась к борту фургона, подхватив на руки испуганно копошащегося Ли. Она не могла понять, что происходит; волосы спутанной гривой окутывали голову.
     - В ваши обязанности, значит, входит врываться в чужие фургоны? - сурово вопросил Росс вконец смущенного Грейсона.
     - Нет, не входит, но...
     - Но кроме тех случаев, когда он собирается выгнать из лагеря недостойных!
     Этот дребезжащий голос принадлежал Леоне Уоткинс, чьи острые, налитые злобой глазки показались над полом фургона, - она стояла на земле у самого борта. Теперь она пыталась пробраться внутрь, глядя на Лидию и Росса с выражением праведной ненависти.
     Россу удалось заставить тело расслабиться, а сердце - умерить бешеный стук.
     - Выгнать? О чем она говорит? - спросил он Грейсона, который старательно отводил взгляд от глаз Росса.
     - Прости, Росс, но миссис Уоткинс собрала тут народ. Они проголосовали, чтобы тебя и девушку заставили покинуть караван, если вы... м-м... решили тут... хм... сожительствовать.
     - Сожительствовать?! - взревел Росс. - Мы проспали в одном фургоне одну ночь - потому что снаружи лило как из ведра!
     - Да я понимаю... - начал было Грейсон, но Леона перебила его.
     - Вы спали в одной постели! - завизжала она, почти упираясь в них костлявым пальцем. Затем, обернувшись, она обратилась к заспанной группке людей, собравшихся перед фургоном:
     - Я все видела. Они лежали вдвоем в одной постели! Он даже и не одет еще полностью! Не иначе Господь покарает меня слепотой за то, что я видела все эти мерзости!
     Более Лидия уже не могла вынести. Она видела десятки пар глаз, с любопытством уставившихся на нее через раздвинутые занавеси фургона. Вжавшись в тюфяк и прижимая к груди начавшего кричать Ли, она выдохнула:
     - Вы не видели ничего, кроме двух людей, лежавших на одном тюфяке!
     При виде Лидии, прикрытой только ночной рубашкой, с волной волос, свободно спадавших на полуобнаженные плечи, Леона Уоткинс натянулась как струна. Лидия, однако, не обратила на это внимания.
     - Конечно, я зря согласилась спать на месте мистера Коулмэна. Я сама предложила ему спать в фургоне - снаружи было холодно, и он весь продрог. Вот и все. Я просто лежала с ним рядом - ведь другой постели в фургоне нет.
     - Я-то знаю, что я видела! - прошипела старуха; ее костля