но мало платит общество тем, кто его защищает и охраняет.
   Конечно, для Дюваля не представляло никакой трудности  получить  на  руки
копии  его  налоговых  счетов.  Проще  всего,  наверное,  через   налогового
инспектора. Но Берку было наплевать, известно ли Дювалю, сколько он  получал
на своей работе. Его беспокоило другое: почему адвокат так легко  признается
в этом. Хочет продемонстрировать свое всесилие?
   - Я больше не полицейский, - сказал Берк, - но не делай  ошибки,  Дюваль.
Мы по-прежнему по разные стороны. Мы с тобой на противоположных полюсах.
   -  Прежде  чем  заявлять  о  своей  высоконравственной  позиции,   может,
послушаете, что за работу я предлагаю?
   - Да мне плевать, какая работа и сколько ты собираешься платить. При всей
этой  шикарной  обстановке,  -  продолжал  Берк,  обводя  глазами  роскошный
интерьер кабинета, - ты глист, сидящий на куче дерьма. Да я бы не  помочился
на тебя, окажись ты в огне. Так неужели ты  думаешь,  я  соглашусь  на  тебя
работать?
   Бейзил встал и направился к двери. Дюваль приказал ему  сесть  на  место.
Бардо кинулся к нему и непременно бы сбил с ног, если бы  Берк  не  обхватил
его железной рукой за шею.
   - Если  двинешься,  я  тебе  шею  переломаю.  Видимо,  угроза  прозвучала
достаточно убедительно. Бардо  стоял  неподвижно,  глаза  его  горели  дикой
ненавистью.
   Берк повернулся к Дювалю.
   - Меня не заинтересовало ваше предложение.
   - Да? Странно. - Ни капельки не смутившись, Дюваль оперся руками о крышку
стола. Он даже улыбнулся и вкрадчиво заметил:
   -  У  меня  есть  серьезные  основания  полагать,  что  оно  вас  все  же
заинтересует. А, Бейзил?
   Они оба молча смотрели друг на друга. Берк видел свое отражение в  черных
зрачках Дюваля. На него смотрел человек, похожий на загнанного зверя.
   Берк ослабил хватку и отпихнул от себя Бардо.
   - Пошел ты куда подальше, Дюваль. Адвокат улыбнулся еще шире.
   - Вопрос остается открытым. Подумай хорошенько, Бейзил, и возвращайся.
   - Ага. Я обязательно вернусь. - Только не так, как  ты  думаешь,  поганый
сукин сын. Берк взглянул на Бардо. - Не надо меня провожать. - Потом  кивнул
Дювалю. - Я знаю дорогу.

Глава 14

   Ровно в два тридцать Реми Дюваль вошла в церковь. Время исповеди  было  с
трех до пяти, но, поскольку  Дюваль  являлся  щедрым  пожертвователем,  Реми
обладала привилегией приходить на исповедь раньше. Пинки позаботился о  том,
чтобы к трем часам, когда начинают подходить остальные прихожане,  Реми  уже
возвращалась домой в лимузине.
   Эррол расположился в дальнем  углу  церкви,  так,  чтобы  Реми  постоянно
находилась в поле его зрения. Идя по проходу, она  на  мгновение  преклонила
колени, потом села на  дальний  конец  скамьи,  достала  из  сумочки  четки,
опустилась на колени и начала молиться.
   Даже окончив молиться, Реми не подняла головы  и  не  открыла  глаз.  Эти
полчаса,  проводимые  каждый  день  в  церкви,  она  очень   ценила.   Пинки
подсмеивался  над  ее  чрезмерной  набожностью;  но,   кроме   католического
воспитания, у Реми была еще одна веская причина аккуратно посещать  церковь:
только в эти полчаса она могла побыть совершенно одна.
   Даже когда она уходила в беседку, присутствие людей постоянно  ощущалось.
С того самого дня,  когда  Реми  вышла  замуж  за  Пинки,  она  ни  разу  не
оставалась дома одна. До этого, в школе монастыря Святого Сердца, она делила
комнату в общежитии с другими девочками. А еще раньше жила в одной комнате с
матерью. И оставалась одна на целую ночь, когда Анджела уходила работать. Но
тогда шум с улицы и крики из соседней квартиры пугали  маленькую  девочку  и
мешали ей оценить прелесть одиночества.
   Здесь же, в соборе, Реми наслаждалась им. Она была одна, и  ей  ничто  не
угрожало. Ей нравилось разглядывать мозаичные оконные витражи, отбрасывавшие
цветные тени на стены. Мерцание свечей и тихая органная  музыка  действовали
умиротворяюще. Как хорошо хоть на миг ощутить себя  свободной  от  постоянно
наблюдающих глаз.
   В сегодняшней молитве она просила у Господа мудрости и мужества. Мудрость
нужна была, чтобы разработать план по защите Фларры, а мужество - чтобы  его
исполнить. Пока Фларра  в  безопасной  тиши  монастыря  и  пробудет  там  до
окончания школы. А что потом? Реми переложила решение этой проблемы на плечи
Господа, но все же беспокойство не оставляло ее.
   Потом она попросила прощения. Вернее, попыталась это сделать, потому  что
не могла подобрать слов. Даже самой себе Реми отказывалась признаваться, что
совершила страшный грех, отравляющий все  ее  существование.  Подобный  грех
слишком тяжек, чтобы предъявлять его Господу. Если она сама  себя  не  может
простить, то почему Он простит ее?
   Она заметила, что зажегся  огонек  исповедальни.  Значит,  священник  уже
ждет. Она зашла внутрь.
   - Благословите меня, отец, ибо я грешна. Со дня моей  последней  исповеди
прошла неделя.
   Она  перечислила  свои  мелкие  грехи,  но  тянула  время,  собираясь   с
мужеством, чтобы признаться в главном грехе, хотя ей  не  хотелось  делиться
этим ни с кем, даже со священником. Но она  чувствовала,  что  он  терпеливо
ждет, сидя по ту сторону тонкой металлической сетки.
   В конце концов священник осторожно кашлянул.
   - Что-то еще?
   - Да, отец.
   - Расскажите мне.
   Может, если она расскажет, то наконец обретет некоторое  спокойствие?  Но
при одной только мысли о  признании  сжалось  горло  и  бешено  заколотилось
сердце. Из глаз полились слезы. Решившись, она заговорила:
   - Несколько месяцев назад я зачала. Мужу я об этом не говорила.
   - Это ложь путем умолчания.
   - Я знаю, - тихо всхлипнула она. - Но я... я не могла. Я боролась сама  с
собой, отец.
   - Из-за чего?
   - Из-за ребенка.
   - У церкви однозначное отношение к появлению ребенка: дитя -  дар  Божий.
Вы не хотели этого ребенка?
   Глядя на обручальное кольцо  с  огромным  бриллиантом  ,  она  произнесла
сквозь слезы:
   - Ребенка больше нет.
   Она надеялась,  что,  проговорив  все  это,  испытает  хотя  бы  какое-то
облегчение, но этого не произошло. Наоборот: сердце сдавило с  новой  силой.
Шумные судорожные вздохи вырывались из ее груди.
   Священник спокойно ответил:
   - Вы знаете отношение церкви к абортам.
   - Это был не аборт. На десятой неделе произошел  выкидыш.  Он  подумал  и
спросил:
   - Тогда в чем ваш грех?
   - Я спровоцировала выкидыш, -  прерывающимся  голосом  пояснила  Реми,  -
своей неблагодарностью и неверием. И Бог наказал меня.
   - Помыслы Господа не ведомы никому.
   - Я хотела ребенка. - Она всхлипнула, потрогала свой живот. - Я  его  уже
заранее полюбила. Но я боялась.
   - Боялись? Чего?
   Боялась, что Пинки сдержит слово и заставит меня сделать аборт.
   В этом нельзя признаваться, даже священнику. Когда они поженились,  Пинки
недвусмысленно дал ей понять,  что  детей  у  нее  не  будет.  И  точка.  Не
обсуждается. Тема закрыта. Он не хотел делить ее ни с кем.  Он  заявил,  что
если у нее возникнет потребность о ком-то заботиться, то пусть ухаживает  за
ним, не уродуя при этом фигуру.
   Поэтому, когда противозачаточные таблетки подвели,  Реми  ничего  ему  не
сказала. Она боялась, что он заставит ее сделать аборт.
   И в то же время боялась, что  не  заставит.  Что,  если  он  смягчился  и
передумал насчет детей? Что, если он обрадуется? Хочет ли она,  Реми,  чтобы
ее ребенка воспитывал Пинки?
   Пока она терзалась сомнениями, проблема разрешилась сама  собой.  В  один
ужасный день начались сильные боли и Реми увидела кровь, текущую по ногам; и
тогда она поняла, что в  глубине  души  желала  именно  этого.  За  трусость
пришлось заплатить жизнью ребенка.
   Священник снова спросил, чего же она боялась.
   - Божьей кары, отец. Господь знал, что я сомневаюсь, иметь или  не  иметь
ребенка, и отобрал его у меня.
   - Вы предприняли какие-то действия, повлекшие за собой выкидыш?
   - Нет, но я виновна в том, что колебалась. Отпустите мне мой грех, святой
отец.
   Отчаянно нуждаясь в прощении  и  утешении,  Реми  инстинктивно  приложила
ладони к металлической сетке, опустила голову и горько заплакала.
   Вдруг ее пальцы и  ладони  ощутили  теплоту  человеческого  тела,  словно
священник с другой стороны перегородки приложил свои руки  к  ее.  Это  было
секундное прикосновение, и, когда Реми  подняла  голову,  на  полупрозрачной
сетке была лишь ее рука.
   Однако, коснулся он ее или  нет,  на  Реми  вдруг  снизошло  удивительное
спокойствие, которого она давно не испытывала. Тяжкий обруч вины,  сжимавший
грудь, разжался.
   Священник  произнес  слова  утешения,  дал  отпущение  грехов  и  наложил
умеренную епитимью во искупление ее вины.
   Реми  медленно  отняла  руки  от  решетки,  вытерла  слезы   и   покинула
исповедальню со словами:
   - Спасибо, святой отец.
   Реми ушла, оставив после себя аромат духов, а  Берк  продолжал  сидеть  в
исповедальне.
   Надо уходить. Нельзя больше оставаться  в  этой  будке.  Сейчас  появится
священник,  начнут,  собираться  прихожане  на  исповедь.  На  счету  каждая
секунда.
   И все же он с явной  неохотой  оставил  исповедальню.  Здесь  он  испытал
странное чувство единения с женщиной  его  фантазий,  женщиной  из  беседки,
залитой лунным светом.
   Которая неожиданно оказалась неверной  женушкой  Пинки  Дюваля.  А  Пинки
Дюваль был врагом, которого Берк поклялся уничтожить.
   Эта мысль заставила Берка подняться и оставить  исповедальню.  Выйдя,  он
обшарил взглядом церковь в надежде еще раз увидеть Реми Дюваль, но ее  нигде
не было видно. Берк обернулся к  выходу.  Телохранитель,  сопровождавший  ее
тогда на Французский рынок, исчез со своего поста. Значит, она ушла.
   Берк достал из бокового кармана черных брюк платок и вытер вспотевший лоб
и верхнюю губу. Без усов он чувствовал себя  непривычно.  Сегодня  утром  из
зеркала на него посмотрел незнакомец с гладко выбритой физиономией.
   Бейзил торопливо покинул церковь через боковой вход. Грегори  Джеймс  уже
ждал его в машине. Берк молча сел за руль и тронулся с места. В салоне  было
невыносимо жарко. Он включил кондиционер на полную мощность. Черная  рубашка
прилипла  к  спине.  Воротник-стойка  сдавливал   горло.   Берк   резко,   с
раздражением его рванул.
   - Как все прошло? - взволнованно спросил Грегори.
   - Прекрасно.
   - Леди появилась вовремя?
   - Как по расписанию.

***

   Бейзил следил за Реми Дюваль несколько дней и обнаружил, что она  никогда
не остается одна. Либо она дома - и потому совершенно  недоступна,  либо  ее
сопровождает муж или телохранитель. Она никогда и нигде  не  появляется  без
сопровождения. Единственное место, где она остается одна, - это церковь.
   - Церковь? - ошарашенно переспросил он, когда Руби Бушеро рассказала ему,
где она встречает миссис Дюваль.
   Мадам оскорбление подняла бровь.
   - Что вас так удивляет, мистер Бейзил? Что в церковь ходит миссис  Дюваль
или что туда хожу я?
   - Я никого не хотел оскорбить, - смущенно пробормотал Берк. - Просто...
   - Достаточно. - Мадам подняла руку, давая понять, что ее не  обидело  его
изумление. - Я изредка вижу Реми  Дюваль  в  церкви.  Я  никогда  с  ней  не
заговариваю. И никто этого не делает. Она туда ходит не  покрасоваться.  Она
очень набожна и всегда одной из первых приходит на исповедь.
   Берк несколько дней подряд следил за женой Дюваля и убедился  в  точности
сведений, полученных от Руби Бушеро.
   Прекрасно, решил он.
   Если хочешь узнать что-то о человеке, нет ничего лучше, чем выслушать его
исповедь. Она тоже принимает  наркотики,  как  ее  мать,  Анджела?  Или  она
расскажет о любовной связи с Бардо? В каких мерзких  грехах  признается  она
священнику? Это будет очень полезно узнать тому, кто  собирается  уничтожить
ее мужа.
   Словом, Берк твердо решил занять место священника в  исповедальне,  когда
Реми Дюваль придет на исповедь. План был несколько подловатым, но блестящим.
За исключением двух моментов: как задержать на время настоящего священника и
как вести себя, чтобы она не догадалась о подмене.
   В последний раз Бейзил был на исповеди на следующий  день  после  похорон
матери, да и то лишь в дань ее памяти. Он слегка подзабыл  процедуру,  хотя,
конечно, тот, кто воспитан  в  католической  семье,  не  сможет  забыть  все
окончательно. Но даже если бы  ему  удалось  сносно  изобразить  священника,
оставалась проблема с настоящим.
   Вот тут Берк и вспомнил о Грегори Джеймсе, который когда-то учился  и  на
священника, и на актера.
   - Ты все говорил правильно? - спросил его Грегори.
   - Ты меня крепко натаскал, -  ответил  Берк,  ругнулся  на  медлительного
водителя и обогнал его. - Я все говорил правильно.
   - Она не догадалась?
   Ее голос дрожал  от  слез,  такое  искреннее  раскаяние  невозможно  было
изобразить.
   - Она не догадалась.
   - Хорошо, что она не видела твою ухмыляющуюся физиономию.  На  священника
ты все же мало похож.
   - Она не видела, так что успокойся.
   - Я спокоен. Это с тебя пот льет градом, и машину ты ведешь как псих.
   Грегори откинулся на сиденье, улыбнулся. Постучал пальцами  по  колену  в
такт какой-то мелодии.
   - Я свою роль исполнил великолепно. Отвлекал священника, как ты велел.  Я
сказал ему, что разыскиваю отца Кевина, с которым вместе учился в семинарии.
Естественно, он о нем никогда не слышал. "Вы уверены? -  спросил  я.  -  Его
мать мне сообщила, что он приписан к церкви святого Михаила в  Нью-Орлеане".
Изобразил акцент, которому меня учили на  уроках  фонетики  в  Нью-Йорке,  -
пояснил он Берку. - Священник сказал, что наверняка отца Кевина хорошо знают
в церкви святого Михаила, но здесь-то церковь святого Матфея.
   Мы посмеялись. Я сказал, что,  видимо,  таксист  перепутал  церкви.  "Или
святых", - ответил отец. И мы еще посмеялись. Чтобы его задержать  подольше,
я поинтересовался: родился ли он сам в Нью-Орлеане. Он  ответил,  что  живет
тут десять лет. Но знает здесь все хорошие рестораны. Не то чтобы  он  может
себе позволить туда ходить, поспешил добавить святой  отец,  но  многие  его
прихожане - люди весьма щедрые и часто его приглашают. Слово за  слово,  так
мы убили добрых десять минут. Как оказалось, достаточно?
   - Вполне. А теперь не мог бы ты заткнуться?
   Ему не хотелось болтать  с  Грегори.  Хотелось  поразмыслить  о  минутах,
проведенных в исповедальне рядом с Реми Дюваль. Они находились  так  близко,
что он ощущал запах ее  духов,  слышал  ее  тихие  всхлипывания,  когда  она
рассказывала ему о грехе, который поставил Берка в совершеннейший тупик.
   Наркотики, пьянство, измена - ничто бы его не удивило. Но она винила себя
в выкидыше. Этого он никак не ожидал и был крайне озадачен.
   И все же он должен воспользоваться этим в своих целях. Ее духи  чертовски
кружат голову, и Берк от души порадовался, что не  принял  обет  целомудрия;
однако полицейский остается полицейским: голова Берка уже работала в  другом
направлении, он прикидывал, как использовать полученную информацию. В порыве
вдохновения (отнюдь не божественного) созрела идея, как может ее грех помочь
общему плану.
   Но Берка его великолепная идея почему-то не радовала.
   Он бы очень хотел забыть о том, что она потеряла ребенка. Это  делало  ее
более человечной.
   Он бы очень хотел забыть о том, что коснулся ее рук  через  решетку.  Это
делало более человечным его.
   - Эй, Бейзил, на тебя что, снизошло Божье озарение, или как?
   Вопрос прервал его размышления, и Берк мрачно посмотрел на Грегори.
   - Ты какой-то чудной. Когда ты выскочил из  собора,  у  тебя  было  такое
выражение лица, словно ты только что увидел Господа Бога.
   Берк снова кинул на Джеймса суровый взгляд.
   - Ладно, ладно. Наверное, мне просто непривычно видеть тебя без усов и  с
зализанными волосами. Тебя бы сейчас мать родная не узнала.  С  очками  тоже
здорово придумано.
   Только сейчас до Берка дошло,  что  он  забыл  снять  очки  в  квадратной
роговой оправе. Он сорвал их и швырнул  на  приборную  панель.  Стекла  были
простые, но все равно странно, что он про них и  не  вспомнил.  Из-за  таких
мелочей люди жизни лишаются. Неважно, полицейский ты или  преступник,  горят
обычно именно на подобной ерунде.
   Очнись,  приказал  он  себе.  Если  начнешь  колебаться,  то   пошатнется
решимость отомстить за Кевина. А если отступишься - не сможешь жить  дальше.
Надо  действовать  или  кончать  с  этой  жизнью.  Правая   рука   на   руле
автоматически сжималась и разжималась.
   У дома Джеймса Берк на полной скорости вдавил тормоз, машина дернулась  и
остановилась.
   Грегори взялся за ручку двери.
   - Неохота признаваться, но мне  понравилось.  Пока,  Бейзил.  Может,  еще
увидимся. Но только, если мне сильно не повезет.
   Тут лицо Грегори выразило крайнюю степень замешательства: Берк  вылез  из
машины и зашагал рядом с ним по дорожке, ведущей к дому.
   - Рад, что ты получил удовольствие.  Потому  что  мы  еще  не  закончили,
святой отец.

Глава 15

   Пинки разрезал свой филе-миньон с кровью.
   - Как это называется?
   Реми отвела глаза от сочащегося кровью мяса.
   - "Дом Дженни". Названо так в честь трехлетней девочки,  которую  бросила
мать. Когда девочку нашли, она умирала от голода. Ее не удалось спасти.
   - Кошмар какой! - воскликнула  Фларра.  -В  Америке,  где  перекормленные
богачи тратят бешеные деньги на диеты, ребенок умирает от голода!
   - Ужасно, правда?
   Реми специально выбрала для разговора с Пинки вечер,  когда  они  ужинали
вместе с Фларрой. Реми знала, что  сестра  встанет  на  ее  сторону.  Фларру
всегда возмущала любая несправедливость.
   Пинки покрутил коктейльную соломинку.
   - Этот священник, отец...
   - Грегори, - подсказала Реми. - Он позвонил и спросил,  не  могли  бы  мы
встретиться и обсудить этот проект.
   - Им, конечно, нужны деньги. Она кивнула.
   - Он сказал, они собирают деньги, чтобы "Дом  Дженни"  как  можно  скорее
открылся и начал функционировать.
   - Вечно они клянчат деньги. Почему ты не ешь? - спросил он,  взглянув  на
ее тарелку.
   - Не хочу.
   - У тебя испортился аппетит после этих разговоров о голодной  девочке.  У
моей жены чувствительная натура. - Он потянулся через  стол  и  взял  ее  за
руку. - Если тебе от этого станет лучше, я завтра прикажу секретарше послать
чек твоему отцу Грегори.
   - Этого недостаточно, - возразила она,  мягко  отнимая  руку.  -  Я  хочу
помогать им напрямую.
   - У тебя нет времени.
   Уверенный, что разговор на эту тему  окончен,  Пинки  вернулся  к  своему
миньону. Но Реми не собиралась отступать. Это было не упрямство и не желание
чем-то себя развлечь, нет. Это была душевная потребность. Священник  сказал:
"Может быть, вы тоже сможете чем-то помочь бедным детям..."
   Появление "Дома Дженни" было словно ответом на ее молитвы. Она  молила  о
возможности искупить свой грех, и  вот  эта  возможность  появилась  в  виде
утреннего звонка священника, отца Грегори. Если Господь  хочет,  чтобы  Реми
этим занялась, то даже Пинки Дюваль не сможет ее остановить.
   С деланной небрежностью она произнесла:
   - Я вполне могу выделить несколько часов  в  неделю,  когда  я  ничем  не
занята.
   - Я думаю, ей это будет полезно, Пинки, - включилась в разговор Фларра. -
Реми в последнее время какая-то грустная.
   - Вовсе нет, - возразила Реми.
   - Ты тоже заметила? - игнорируя реплику Реми, обратился к Фларре Пинки.
   Девочка кивнула, тряхнув черными кудряшками.
   - Вот уже несколько месяцев она ведет себя как жуткая зануда.
   - Спасибо.
   - Но это правда, Реми. Раз и я, и мой любимый зять это заметили. - Фларра
похлопала ресницами и посмотрела на Пинки. - Можно мне еще вина?
   - Нет, нельзя, - ответила за него Реми.
   - Господи! Обычная школа - нельзя. Мальчики - нельзя. Вино - нельзя.  Как
будто я живу на Марсе!
   - Да сестра Беатриса в обморок упадет,  если  ты  вернешься  в  монастырь
пьяная.
   - Готова поспорит