же темно, и цветки закрылись на ночь. Сад освещался расставленными среди растений фонарями. Они бросали длинные тени на белые оштукатуренные стены дома.
     - Ты что здесь делаешь? - спросил Эдди.
     От шезлонга раздался вежливый голос:
     - Думаю.
     Думал он о Кэрол - о том, как он вошел и увидел в зеркале ее отражение. Она сияла. Темные глаза светились такой радостью, как будто его появление было для нее событием особенным. Несомненно, это была игра, но какая талантливая! Он даже потерял голову и едва не клюнул на эту удочку. Вот идиот.
     Если бы он просто вышел из комнаты, не дотрагиваясь до нее, если бы он в душе не пожалел, что у них все так сложилось, то сейчас все было бы иначе. Ему не пришлось бы злиться на друга и накачиваться виски, безуспешно борясь со своим взбунтовавшимся против воздержания мужским естеством. Недовольный собой, он протянул руку к бутылке и плеснул в стакан, где на дне еще оставались кусочки льда.
     Эдди устроился в соседнем шезлонге и озабоченно посмотрел на приятеля. Перехватив его откровению критический взгляд, Тейт сказал:
     - Если я тебе не нравлюсь, смотри на что-нибудь другое.
     - Ох-ох-ох. Мы что-то не в духе.
     Он был возбужден и хотел свою неверную жену. Ее неверность он, может, и мог простить, но не все остальное. Никогда.
     - Ты виделся с Кэрол? - спросил Эдди, догадываясь о причине плохого настроения Тейта.
     - Да.
     - И передал ей текст завтрашнего выступления?
     - Да. Знаешь, что она с ним сделала?
     - Велела выбросить?
     - Почти. Она разорвала его пополам.
     - Я сочинил это для ее же блага.
     - Скажи ей об этом сам.
     - В последний раз, когда я говорил ей нечто в том же духе, она обозвала меня задницей.
     - Сегодня она тоже была близка к этому.
     - Понимает она или нет, но первая ее встреча с прессой после болезни будет испытанием не для слабонервных. Все сходят с ума от любопытства.
     - Я объяснял ей, но она отвергла все советы и просила ей ничего не диктовать.
     - Ну, что ж, - Эдди устало потер затылок, - не стоит волноваться раньше времени. Может быть, она справится.
     - Да она как будто в этом не сомневается. - Тейт сделал глоток и стал крутить бокал в руке, наблюдая за мотыльком, вьющимся в кустах вокруг фонаря. - Она...
     Эдди подался вперед.
     - Что - она?
     - Черт, даже не знаю. - Тейт вздохнул. - Изменилась, что ли.
     - В каком смысле?
     В том смысле, что целуется по-другому, подумал он, а вслух сказал:
     - Стала как будто мягче. Приятнее в общении.
     - Приятнее? Но ведь ты говоришь, что сегодня она устроила скандал.
     - Да, но это в первый раз. Мне кажется, несчастье и все, что было потом, отрезвили ее. Выглядит она моложе, но ведет себя как более зрелый человек.
     - Я тоже это заметил. Да это и понятно, правда? Кэрол вдруг осознала, что она смертна. - Эдди уткнулся взглядом в плитки под ногами. - А как... там... как у тебя с ней? ( Тейт бросил на него гневный взгляд.) Если это не мое дело, можешь мне так и сказать.
     - Это не твое дело.
     - Мне известно о том, что было на прошлой неделе в Форт-Уорте.
     - О чем ты? Не понимаю.
     - О женщине, Тейт.
     - Там было много женщин.
     - Да, но только одна из них пригласила тебя после митинга к себе. По крайней мере, я знаю только об одной.
     Тейт почесал лоб.
     - Господи, от тебя хоть что-нибудь может ускользнуть?
     - Только не в твоих делах. По крайней мере, пока ты не стал сенатором Соединенных Штатов.
     - Ну, можешь не волноваться. Я не поехал к ней.
     - Я это знаю.
     - Тогда зачем вспомнил?
     - Может быть, тебе стоило поехать?
     Тейт удивленно рассмеялся.
     - Тебе ведь хотелось?
     - Возможно.
     - Хотелось, - ответил за него Эдди. - Ничто человеческое тебе не чуждо. Твоя жена на несколько месяцев выбыла из строя, да и до того...
     - Эдди, замолчи.
     - Ни для кого в семье не секрет, что вы в последнее время жили врозь. Я только констатирую факт. Давай не будем хитрить.
     - Ты можешь не хитрить. А я пошел спать.
     Эдди перехватил его за локоть.
     - Ради Бога, Тейт, не злись и не делай обиженный вид. Я здесь для того, чтобы тебе помочь. - Он выдержал небольшую паузу, давая Тейту возможность умерить пыл. - Я только хотел сказать, слишком длительное воздержание никому не идет на пользу. Если ты почувствуешь, что для полного счастья тебе не хватает пылкой красотки, скажи мне.
     - И что ты сделаешь? - спросил Тейт угрожающе. - Займешься сводничеством?
     Эдди взглянул на него с упреком:
     - Зачем ты так? Все можно сделать так, что никто об этом не узнает.
     - Скажи об этом сенатору Гэри Харту.
     - Он всегда был туповат.
     - А ты?
     - Я-то? Конечно, нет.
     - Знаешь, что сказал бы отец, если бы сейчас тебя слышал?
     - Он идеалист, - бросил Эдди небрежно. - Нельсон искренне верит в чистоту нравов и яблочный пирог. Его второе имя - моралист. Я же, напротив, реалист. Внешне мы выглядим чистыми, но внутри человек по-прежнему остался животным. Короче, если тебе необходимо потрахаться, а жена к этому не расположена, - всегда есть кто-то другой. - После столь грубого резюме Эдди красноречиво развел руками. - В твоей ситуации, Тейт, я думаю, небольшая супружеская неверность была бы тебе полезна.
     - С чего ты взял, что мне позарез нужно с кем-то переспать?
     Эдди с улыбкой поднялся:
     - Не забудь, что я сто раз видел тебя в деле. У тебя вокруг рта такая зажатость, какая бывает, когда ты долго не спал с бабой. Ты можешь баллотироваться куда угодно, но от этого ты не становишься другим человеком. Твой член-то не знает, что до выборов ему надлежит вести себя хорошо.
     - Эдди, все мое будущее поставлено на карту. Ты это сам прекрасно понимаешь. Я вплотную подошел к тому, чтобы осуществить свою мечту и попасть на Капитолийский холм. И ты думаешь, что я могу поставить все на карту ради двадцати минут супружеской неверности?
     - Нет, я так не думаю, - со вздохом отозвался Эдди. - Я только хотел тебе помочь.
     Тейт встал и криво ухмыльнулся:
     - Теперь ты скажешь: для чего тогда друзья?
     Эдди хохотнул.
     - Такая банальность? Смеешься?
     Они направились к дому. Тейт дружески положил руку Эдди на плечо:
     - Ты настоящий друг.
     - Спасибо.
     - Но в одном Кэрол была права.
     - В чем это?
     - Ты действительно задница.
     Смеясь, они вошли в дом.

14

     Эйвери надела темные очки.
     - Мне кажется, лучше обойтись без них, - заметил Эдди. - А то кто-нибудь подумает, что мы хотим что-то скрыть.
     - Ладно. - Она сняла очки и убрала в карман шелкового жакета, который надела в пару к широким брюкам. - Я нормально выгляжу? - взволнованно спросила она, обращаясь к Тейту и Эдди одновременно.
     Эдди сжал кулак и выставил большой палец:
     - Класс!
     - Точно, - поддакнул с ухмылкой Тейт.
     Эйвери провела рукой по коротким волосам:
     - А волосы?
     - Шикарно, - сказал Эдди и, потирая руки, добавил:
     - Ну, мы, кажется, слишком раздразнили эту братию под окнами. Пошли.
     Они в последний раз вышли из палаты и направились по коридору к вестибюлю. Все прощальные слова персоналу были уже сказаны, но, когда они проходили мимо поста дежурной сестры, им вслед раздались пожелания удачи.
     - Лимузин? - спросила Эйвери, когда они подошли к зеркальному стеклу фасада.
     Толпа репортеров еще не могла их видеть, зато они видели все, что творилось снаружи. У обочины стоял черный кадиллак с шофером в форме.
     - Да, а мы оба будем тебя охранять, - объяснил Эдди.
     - От чего?
     - От толпы. Водитель уже загрузил вещи в багажник. Иди к микрофону, скажи свою речь, вежливо отклони вопросы - и сразу в машину. - Он минуту смотрел на нее, будто убеждаясь, что его наставления поняты верно, после чего повернулся к Тенту. - Ты можешь ответить на пару вопросов. Посмотрим, как они настроены. Если дело пойдет гладко, надо выжать из этого все, что можно. Если же станут докучать, закругляйся под предлогом, что надо доставить Кэрол домой. Ну, что, готовы?
     Он прошел вперед и распахнул перед ними двери. Эйвери посмотрела на Тейта:
     - Как ты только терпишь его начальственный тон?
     - Ему за это платят.
     Она сделала про себя заметку, что Эдди критиковать не стоит. С точки зрения Тейта, менеджер его кампании действовал безукоризненно.
     Эдди придержал им дверь. Взяв под локоть, Тейт вывел ее на крыльцо. До этого момента репортеры и фотожурналисты являли собой шумную и бесформенную толпу. Сейчас же меж ними пробежал шепоток, и все затихли, выжидательно глядя на жену кандидата в Сенат, которая появилась впервые после многих месяцев затворничества.
     Эйвери, как и велел Эдди, прошла прямо к микрофону. Она знала, что выглядит как Кэрол Ратледж. Она была довольна, что даже самые близкие Кэрол люди не обнаружили подмены, в том числе муж. Правда, ни у кого не было оснований сомневаться. Они не пытались обнаружить подлог, поэтому и не замечали его.
     Но, направляясь к микрофону, Эйвери боялась, как бы то, что укрылось от близких, не разгадали чужие люди. И тогда над толпой раздастся чей-нибудь крик: "Самозванка!"
     Поэтому внезапный взрыв аплодисментов при ее появлении на трибуне ее ошеломил. Не только она, но и Тейт, и даже Эдди, который всегда держал себя в руках, были потрясены. Ноги её заплелись. Она неуверенно взглянула на Тейта. Он ответил ей своей ослепительной улыбкой, за которую она готова была вновь пережить всю боль, выпавшую на ее долю. Она вновь обрела уверенность в себе.
     Изящным жестом она попросила тишины. Когда аплодисменты стихли, она застенчиво произнесла слова благодарности. Потом откашлялась, легонько тряхнула головой, облизала губы и начала свою заученную речь.
     - Благодарю вас, леди и джентльмены, за то, что вы приехали приветствовать меня после продолжительной болезни. Я хотела бы прежде всего выразить глубокие соболезнования всем, кто потерял своих близких в страшной катастрофе, которая постигла рейс 398. Мне все еще кажется невероятным, как нам с дочерью удалось остаться в живых. Что до меня, то я вряд ли поправилась бы, если бы не ощущала ежечасно поддержку и помощь своего мужа.
     Последнюю фразу она прибавила от себя. При этих словах она взяла его за руку. После минутного замешательства, которое могла заметить только она, он нежно сжал ее пальцы.
     - Миссис Ратледж, не считаете ли вы, что в катастрофе повинна компания "Эйр-Америка"?
     - Мы предпочли бы воздержаться от комментариев до того, как завершится официальное расследование и Управление безопасности на транспорте объявит его результаты, - ответил за нее Тейт.
     - Миссис Ратлсдж, не собираетесь ли вы подать в суд на компанию, чтобы получить компенсацию за ущерб?
     - Пока мы не намерены возбуждать дело, - снова ответил Тейт вместо нее.
     - Миссис Ратледж, вы помните, как спасали из огня свою дочь?
     - Теперь да, - сказала она, опередив Тейта. - Но сначала я действовала чисто инстинктивно. Я не помню, чтобы мое решение было осознанным.
     - Миссис Ратледж, были ли во время вашего лечения минуты, когда вы сомневались, что вашему лицу может быть возвращен его прежний вид?
     - Я ни на миг не сомневалась в хирурге, приглашенном моим мужем.
     Тейт наклонился к микрофону, чтобы его голос можно было расслышать в общем шуме.
     - Как вы понимаете, Кэрол не терпится попасть домой. Прошу нас извинить.
     Он повел ее к машине, но их сразу окружила толпа.
     - Мистер Ратледж, ваша жена не собирается с вами в предвыборное турне? - Перед ними вырос какой-то особенно настырный корреспондент и ткнул микрофон Тейту в самое лицо.
     - Для Кэрол запланировано несколько поездок. Но, боюсь, она предпочтет остаться дома с ребенком.
     - Как себя чувствует ваша дочь, мистер Ратледж?
     - Спасибо, хорошо. А теперь я просил бы...
     - Не отразилась ли на ней пережитая катастрофа?
     - Как ваша дочь относится к небольшим переменам в вашей внешности, миссис Ратледж?
     - Прошу вас, больше никаких вопросов.
     Эдди стал расчищать им путь в надоедливой толпе. Пресса была настроена дружелюбно, не тем не менее от такого обилия людей Эйвери как будто стало недоставать воздуха.
     До сих пор она всегда находилась по другую сторону - в качестве репортера, сующего микрофон под нос человеку, пережившему какой-либо кризис. Такова работа журналиста - добыть новость, сделать запись, которой нет ни у кого, и использовать для этого все возможные средства. Она как-то не задумывалась, каково это - быть по ту сторону микрофона. Собственно, она никогда не получала особого удовольствия именно от этого аспекта работы. И ее роковая ошибка в эфире была вызвана не черствостью, а, наоборот, чрезмерной чуткостью.
     Краем глаза она заметила видеокамеру с эмблемой студии "Кей-Текс". Она непроизвольно повернулась туда. Вэн!
     На какой-то миг она забыла, что они как бы не знают друг друга. Она чуть было не окликнула его по имени и не помахала рукой. Каким знакомым и родным показалось ей это тощее бледное лицо и жидкий хвостик волос на затылке! Ей хотелось броситься к нему на грудь и сжать его в объятиях.
     К счастью, лицо ее осталось бесстрастным. Она отвернулась, не показывая, что узнала Вэна. Тейт помог ей сесть в лимузин. Оказавшись на заднем сиденье под надежной защитой затемненного стекла, она посмотрела вперед. Как и все остальные, Вэн с камерой на плече пробирался ближе к отъезжающему автомобилю, прильнув к видоискателю.
     Ей до боли захотелось очутиться опять в редакции, вечно заполненной табачным дымом, телефонными звонками, треском радиоперехвата и стуком телетайпов. Этот непрекращающийся поток входящих и выходящих корреспондентов, операторов и посыльных казался ей светлым пятном из далекого прошлого.
     Лимузин отрулил от здания, в котором она провела последние несколько недель, и она ощутила невыразимую тоску по прежней жизни, в которой она носила имя Эйвери Дэниелз. Что стало с ее квартирой и вещами? Неужели их раздали чужим людям? Кто теперь ходит в ее одежде, спит на ее простынях, вытирается ее полотенцами? У нее вдруг появилось такое чувство, будто ее насильно связали, и проделали с нею что-то, против чего восставала вся ее душа. Но она понимала, что сама приняла безоговорочное решение на неопределенное время проститься с Эйвери Дэниелз. На карту были поставлены не только ее карьера и жизнь, но будущее и сама жизнь Тейта Ратледжа.
     Рядом с ней устроился Тейт. Он задел ее ногу своей ногой и слегка коснулся груди локтем. Рядом со своим бедром она ощутила его сильное бедро. На какое-то время она погрузилась в уют и спокойствие.
     Эдди, который сидел напротив на откидном сиденье, потрепал ее по коленке.
     - Ты превосходно держалась, даже на вопросах. И ты здорово придумала, что взяла его за руку. Как по-твоему, Тейт?
     Тот тем временем ослабил узел галстука и расстегнул воротничок.
     - - Она все сделала отлично. - При этих словах он погрозил Эдди пальцем. - Только мне не нравятся вопросы о Мэнди. Какое она имеет отношение к моей предвыборной кампании и результатам выборов?
     - Никакого, просто люди очень любопытны.
     - К черту любопытство. Она моя дочь. И я хочу ее защитить.
     - Может быть, она чересчур защищена? - Хрипловатый голос Эйвери заставил Тейта резко повернуться.
     - Что ты хочешь этим сказать?
     - Сейчас, когда я показалась на людях, - сказала она, - они отстанут от тебя с расспросами обо мне и перейдут к более важным вещам.
     В клинике она внимательно следила за ходом предвыборной кампании Тента по газетам и телевидению. Он одержал стремительную победу на предварительных выборах, но настоящая битва была еще впереди. В ноябре его соперником будет сенатор Рори Деккер.
     Деккер был, можно сказать, постоянно действующим фактором в техасской политике. Он заседал в Сенате, сколько Эйвери себя помнила. Это будет схватка Давида с Голиафом. Невероятное преимущество Деккера, вкупе с отчаянной решимостью Тейта противостоять столь грозному сопернику, как никогда за все последние годы подняли интерес общества к предвыборной борьбе.
     Почти в каждом выпуске новостей хотя бы пятнадцать секунд были посвящены предстоящим выборам, а уж Эйвери-то знала цену каждым пятнадцати секундам. Но в то время, как Деккер разумно использовал эфирное время для разъяснения своей предвыборной платформы, Тейт был вынужден тратить его на ответы на вопросы о болезни Кэрол.
     - Если мы перестанем держать Мэнди под замком, - осторожно продолжала она, - любопытство прессы скоро угаснет. И тогда, я надеюсь, они станут интересоваться чем-то еще - например, твоей программой помощи фермерам, оставшимся без земли.
     - В этом что-то есть, Тейт. - Эдди смерил ее недоверчивым взглядом, но в глазах его она прочла сдержанное уважение.
     На лице Тейта нерешительность боролась с гневом.
     - Я подумаю, - только и сказал он, отвернувшись к окну.
     В молчании они доехали до штаба кампании. Эдди сказал:
     - Всем не терпится тебя поскорее увидеть, Кэрол. Я попросил их очень уж не таращиться, но гарантировать ничего не могу, - предупредил он, пока она с помощью шофера выбиралась из машины. - Я думаю, если ты немного с ними побудешь, их доброжелательность только возрастет.
     - Она побудет. - Не оставляя места возражениям, Тейт взял ее за руку и повел к двери.
     От его самоуверенности и бесцеремонности у нее пробежал холодок по коже, но ей и самой было интересно увидеть штаб, поэтому она миролюбиво подчинилась. Однако, когда они подошли к двери, у нее от страха разболелся живот. Каждая новая ситуация, в которой она оказывалась, была для нее испытательным полигоном, минным полем, по которому ей предстояло аккуратно пройти, не сделав ни одного ложного шага.
     За дверью их ждала атмосфера полного хаоса. Добровольные помощники Эдди говорили по телефону, одни вскрывали почту, другие запечатывали конверты, одни сшивали бумаги скоросшивателем, другие - доставали какие-то документы из папок, одни вставали, другие в это время садились. Все находились в движении. После тишины и покоя клиники Эйвери почувствовала себя как в сумасшедшем доме.
     Тейт снял куртку и завернул рукава рубашки. При его появлении все добровольцы как один стали рваться поговорить с ним. Эйвери видела, что для всех в этой комнате он был героем и каждый считал своим священным долгом помочь ему победить на выборах.
     Ей также было ясно, что слово Эдди Пэскела здесь закон, ибо все искоса на нее поглядывали и вежливо здоровались, но ни один не смотрел на нее с откровенным любопытством. Испытывая неловкость и неуверенность в себе и не понимая толком, чего от нее ждут, она неотвязно следовала за Тейтом, который не торопясь продвигался по комнате. Он находился в своей стихии, от него шли волны уверенности, которая передавалась окружающим.
     - Здравствуйте, миссис Ратледж, - сказал какой-то молодой человек. - Вы прекрасно выглядите.
     - Благодарю.
     - Тейт, сегодня утром губернатор сделал заявление, в котором поздравил миссис Ратледж с выздоровлением. Он высоко оценил ее мужество, но тебя назвал - я цитирую - "мягкотелым либералом, которого техасцам следует опасаться". Он предостерег избирателей, чтобы сострадание к миссис Ратледж не повлияло на их голосование в ноябре. Как ты намерен ответить?
     - Никак. Пока никак. Этот надменный сукин сын хочет меня спровоцировать, заставить меня метать громы и молнии. Я не доставлю ему этого удовольствия. Да, "надменный сукин сын" - этого я не говорил.
     Засмеявшись, молодой человек поспешил к своему компьютеру составлять пресс-релиз.
     - Каковы данные последнего опроса? - спросил Тейт у всех разом.
     - Ты ведь знаешь, мы не придаем большого значения опросам, - спокойно произнес Эдди, идя навстречу Тейту и Кэрол. По дороге к нему присоединилась Фэнси. Она смотрела на Кэрол со своим обычным вызовом.
     - Так я тебе и поверил, - сказал Тейт в ответ на лукавство Эдди. - На сколько пунктов я отстаю?