остью
погасили. Воспользовавшись  этим,  Ян  притянул  Шей  к  себе,  погладил  по
волосам, а затем их губы слились в страстном поцелуе.
   Как только он прикоснулся кончиком языка к ее губам,  она  разжала  зубы,
позволяя ему проникнуть в рот. Шей тихонько  застонала,  а  он  еще  сильнее
прижался губами к ее губам, чтобы заглушить стон. Еще мгновение, и  они  оба
были  охвачены  невыразимым  желанием  близости,  почти  забыв  о  том,  где
находятся.
   Шей еще раз подумала, как ее чувство к Яну совсем не похоже  на  то,  что
она испытывала к  своему  мужу.  Ее  близость  с  Энсоном  была  результатом
юношеского  любопытства  молодых  людей,  едва  вышедших  из   подросткового
возраста. Сейчас же все было по-другому. Это было весьма устойчивое влечение
вполне зрелой женщины к мужчине, с которым она готова была разделить радость
физической близости.
   Они вышли из концертного зала "Мэдисон-Сквэр-Гарден", увлекаемые  плотным
людским потоком. Шей не любила большого скопления народа, но на этот раз она
была даже рада тому, что они оказались в гуще невообразимой толпы. Благодаря
этому она могла еще крепче прижаться к Яну  и  продлить  приятное  ощущение,
вызванное тем, что он был рядом. А он крепко держал ее рукой за талию, чтобы
поток людей не разъединил их.
   Время от времени его  рука  касалась  ее  груди,  отчего  она  испытывала
удивительный восторг. В  эти  моменты  у  нее  возникали  такие  эротические
фантазии, что ее спутник был бы очень удивлен, узнай он  хотя  бы  часть  из
них. Однако когда она посмотрела ему в  глаза,  то  ей  показалось,  что  он
чувствует нечто подобное. Во всяком случае, его глаза горели таким страстным
блеском, что говорили о многом. 1 Когда  им  наконец  удалось  вырваться  из
толпы зрителей, Ян предложил ей зайти еще в один ресторан,  известный  своей
прекрасной кухней. Он находился недалеко от концертного зала, и  вскоре  они
уже сидели за небольшим столиком  в  уютном  зале,  а  услужливые  официанты
принесли им кофе и целую гору пирожных.
   - Что это? - спросила  Шей,  воткнув  вилку  в  необыкновенное  по  форме
кулинарное сооружение. - Это слишком калорийный продукт.
   - Ты сперва попробуй, а потом будешь  говорить,  -  скомандовал  Ян  и  с
любопытством стал наблюдать за тем, как она  отламывала  куски  пирожного  и
отправляла их в рот.
   Шей закрыла глаза от удовольствия, хотя никогда раньше не обнаруживала  у
себя пристрастия к подобным  вещам.  Пирожное  таяло  во  рту  без  остатка,
оставляя изумительно приятный привкус.
   Выпив по чашке кофе, они поднялись и направились к выходу  из  ресторана.
Ян открыл перед ней дверь,  и  в  этот  момент  у  входа  появился  какой-то
человек, который, увидев Шей, бросился к ней с радостным криком:
   - Шей! Неужели это ты, моя дорогая Шей? Вот это встреча!  Как  поживаешь,
дорогая?
   Он наклонился к ней и манерно расцеловал в обе щеки, стараясь  обнять  ее
за плечи.
   - Привет, Арман, - равнодушно сказала Шей.
   - Мы не виделись с  тобой  тысячу  лет!  -  продолжал  восторгаться  этот
человек, держа ее за руки.
   - Да, что-то в этом роде, - согласилась она, подумав  при  этом,  что  на
самом деле прошло не так уж много времени с того момента, когда они виделись
в последний раз. Если бы это зависело только от нее,  то  она  предпочла  бы
вообще с ним не встречаться.
   Тем временем ее знакомый  повернулся  к  Яну  и  окинул  его  оценивающим
взглядом. Судя по всему, он остался  доволен,  а  его  маленькие  крокодильи
глазки снова уставились на Шей.
   - Арман Боливер, - сказала Шей, представляя его Яну.  -  Ян  Дуглас,  мой
друг.
   - Очаровательно, - пролепетал тот и протянул Яну руку. Ян быстро пожал ее
и сделал шаг назад. - Ты по-прежнему много работаешь,  Шей?  -  спросил  он,
снова посмотрев на Яна.
   - Когда как, - уклончиво ответила Шей, стараясь обойти его.
   - Ты слишком скромна, дорогая, - навязчиво  продолжал  тот.  -  Я  где-то
слышал, что ты собираешься позировать Роберту Глэду на следующей неделе.  Он
делает совершенно божественные вещи на дереве, но только в том случае, когда
может держать в руках резец.
   Шей почувствовала, что в его словах был скрыт какой-то  нехороший  смысл,
но постаралась не обращать на это внимания.
   - Уже поздно, Арман, - прервала она беседу, так и не сказав ему,  что  ей
было очень приятно встретиться с ним, и направилась  к  двери.  -  Спокойной
ночи.
   Не успел Арман ответить, как Шей схватила  Яна  за  руку  и  потащила  на
улицу. Тот охотно поддался,  так  как  не  испытывал  ни  малейшего  желания
присутствовать при  этом  разговоре.  Несколько  кварталов  они  прошли,  не
проронив ни слова. Шей знала, что Ян сгорает от любопытства, но  она  решила
ничего не говорить ему до тех пор, пока он сам не спросит. Когда они  стояли
на перекрестке и ждали зеленого  света,  чтобы  перейти  на  другую  сторону
улицы, Ян повернулся к ней:
   - Ты когда-либо...
   - Нет, - прервала она его, догадавшись, о чем он хочет спросить ее.  -  Я
никогда не позировала ему.
   Они пересекли улицу, и Ян сделал еще одну попытку узнать подробности:
   - Чем он занимается?
   - Он фотограф, - сухо ответила Шей. - К тому же, если говорить правду, не
очень хороший. Когда-то мой агент послал меня  к  нему  на  пробные  съемки.
Войдя в его студию, я  почувствовала  приступ  дурноты.  Это  не  мастерская
фотографа, а  дворец  похотливых  удовольствий.  С  тех  пор  я  никогда  не
появлялась у него и не собираюсь этого делать в будущем.  До  меня  доходили
самые  разные  слухи  о  том,  что  иногда  происходит  в  этом  вертепе   с
леопардовыми шкурами на  полу.  Наркотики,  оргии...  -  Она  вздрогнула  от
омерзения. - У меня от него мурашки по коже. Он не мог  простить  мне  того,
что я рассмеялась в ответ на его предложение раздеться догола и лечь  в  его
ванну.
   Когда Ян выругался сквозь зубы, она даже остановилась  от  удивления.  Он
схватил ее за руку и повернул к себе:
   - Если он тронет тебя...
   - Нет, -  с  уверенностью  сказала  Шей.  Яростный  блеск  в  его  глазах
насторожил ее. Она уже поняла, что он был страстной натурой, но  никогда  не
думала, что у него такой взрывной характер. Правда, она наблюдала  некоторые
проявления этого характера, но не до такой же степени. Если  бы  она  сейчас
намекнула ему о том, что Арман сделал ей что-то плохое, то  он,  несомненно,
вернулся бы в ресторан и проучил бы этого негодяя.
   - Арман слишком труслив, чтобы причинить кому-то  боль,  -  добавила  она
после некоторых раздумий. - Ты слышал, что он сказал про Роберта  Глэда?  Он
всегда так отзывается о людях, имеющих хоть какой-то талант.
   - А кто такой этот Роберт Глэд?
   - Известный скульптор, он работает по дереву, - ответила  Шей  и  поняла,
что настало время менять тему разговора.  Они  коснулись  очень  щекотливого
вопроса, и ей не хотелось вдаваться в подробности.
   - Этот.., этот Арман сказал,  что  ты  собираешься  позировать  Глэду  на
следующей неделе.
   - Да.
   Наступила неловкая пауза, которую через несколько секунд прервал Ян:
   - Ты будешь.., то есть я хочу сказать, это... Шей  резко  остановилась  и
посмотрела на него:
   - Ты хочешь спросить, буду ли  я  позировать  обнаженной?  Ты  подыскивал
именно это слово?
   - Нет. То есть да. Именно это слово. Но нет... Я не подыскивал это слово.
   - Ну конечно же, ты не делал этого, - выпалила Шей. - Сегодня вечером  ты
пролистал  все  журналы,  пытаясь  найти  мою  фотографию,  как   алкоголик,
вынюхивающий запах спиртного.
   - Шей...
   - Ты думаешь, что я могу работать с таким проходимцем, как Арман? С  этим
гнусным декадентским червяком? - Шей сделала многозначительную паузу и гордо
вскинула голову. - К твоему сведению, я так же  тщательно  выбираю  мастера,
как мастер выбирает меня. А чтобы до конца удовлетворить твое любопытство  и
избавить тебя от необходимости подыскивать нужные слова, я скажу тебе вполне
откровенно: я буду позировать с обнаженной грудью, хотя остальная часть тела
будет закрыта. Роберт Глэд - очень известный и весьма  уважаемый  скульптор.
Он получил  заказ  от  Гавайского  исторического  общества  на  изготовление
скульптуры для местного музея. Лицо он сделает с  полинезийской  девушки,  а
торс будет мой. А теперь скажи мне, это соответствует твоим представлениям о
морали?
   - Ты несправедлива ко мне, Шей, - сказал Ян подчеркнуто спокойным  тоном,
что еще больше разозлило ее.
   - Так же, как и ты ко мне. - Она вся напряглась от чувства гнева и обиды.
- Твое мнение обо мне не изменилось с тех пор, как ты увидел, что я наблюдаю
за тобой, когда ты был обнажен. Ну хорошо,  я  согласна,  что  это  смертный
грех. Что дальше? Выколи мои глаза, сожги меня на костре!
   Ян почувствовал, что теряет терпение и выходит из себя. Они  спорили  так
громко,  что  прохожие  стали  глазеть  на  них,  замедляя  шаг.  Ян  и  Шей
распалялись все больше,  не  обращая  внимания  на  проходящих  мимо  зевак.
Ситуация осложнялась еще и тем, что каждый из них имел свою точку зрения  на
предмет спора, считал ее единственно правильной.
   - У тебя прекрасное тело, преподобный отец, - продолжала доказывать  Шей.
- У меня сложилось художественное восприятие красивого  тела,  поэтому  я  с
таким интересом  наблюдала  за  тобой.  Должна  признаться,  что  мне  очень
понравилось то, что я увидела. Но  мое  любопытство  объясняется  не  только
развитым эстетическим вкусом. Черт возьми, как бы мне хотелось, чтобы ты  не
нравился мне так сильно.
   Шей резко отпрянула от него и наткнулась на небольшой стенд с газетами  и
журналами. Она взглянула на них,  и  ее  чуть  было  не  стошнило.  Подборка
журналов была явно целенаправленной. Все они отличались друг от друга только
степенью отсутствия вкуса, а тексты были откровенно  порнографическими.  Она
повернулась к Яну с перекошенным от гнева лицом:
   - Почему ты не купил один из этих журналов? Может быть, ты нашел  бы  там
мое фото? Ты же этого хотел, не правда ли? - Она резко  взмахнула  рукой,  и
несколько журналов полетело на тротуар.
   Продавец вскочил со стула и заорал:
   - Эй, леди, что вы позволяете себе, черт вас побери?
   Шей медленно побрела по тротуару, ничего не замечая перед  собой.  Пройдя
пару  метров,  она,  оглянувшись,  увидела,  что  Ян  протягивает   продавцу
пятидолларовую банкноту, чтобы откупиться  за  причиненный  ущерб.  Продавец
стоял рядом со стендом  и  проклинал  их  обоих.  Расплатившись  с  ним,  Ян
бросился догонять Шей, которая уже успела войти в подземный гараж и  вручила
охраннику свои водительские права.
   Ян подбежал к ней в тот  момент,  когда  охранник  ушел  в  гараж,  чтобы
пригнать машину. Он схватил Шей  за  руки  и  резко  повернул  к  себе.  Она
попыталась вырваться, но он крепко прижал ее к  своей  груди,  не  давая  ей
возможности даже пошевелиться.
   - Ну, ну, успокойся. Шей, ты лучше знаешь все  тонкости  своего  дела,  -
умолял ее Ян дрожащим голосом. Он еще крепче прижал ее  к  себе  и  уткнулся
лицом в ее шелковистые волосы, повторяя одни и те же слова. Они  так  стояли
несколько минут, и она начала постепенно успокаиваться, подчиняясь его  силе
воли.
   Ян поднял голову и поправил ее спутавшиеся волосы.
   - Ты ошибаешься, Шей, - сказал он. - Ничего плохого я о тебе не  подумал.
Я уже давно стараюсь воспринимать тебя такой, какая ты есть на  самом  деле,
то есть прекрасной женщиной, не способной на дурной поступок. Я хорошо знаю,
что ты делаешь, и знаю, что я делаю.  Вот  здесь,  -  он  показал  рукой  на
голову, - я понимаю тебя и принимаю такой, какая ты  есть.  А  здесь,  -  он
положил ладонь на сердце, - все противится такому пониманию. Он  прижался  к
ее щеке:
   - Мне не нравится то, чем ты занимаешься. Я признаю это  и  не  собираюсь
отрицать. Но не по той причине, что ты думаешь. Я  просто  не  могу  вынести
мысли о том, что какой-то Арман, какой-то негодяй, любой мужчина  независимо
от его таланта имеет возможность смотреть на тебя, смотреть на то,  что  так
дорого мне, к чему  я  испытываю  страстное  желание  и  чем  хочу  обладать
безраздельно.
   Она издала короткий радостный стон и посмотрела ему в лицо.
   - О Шей, Шей, - повторял он дрожащим голосом, пока не впился в ее губы  в
безмолвном долгом поцелуе.
   Он выдохнул из груди воздух, а она жадно втянула  его  в  себя,  медленно
покачиваясь.  Ее  руки  поднялись  и  обвили  его  сильную  шею,  а   голова
запрокинулась назад, чтобы ему было удобно целовать ее. Ян  прижался  к  ней
всем телом, чувствуя ее бедра, живот и грудь, его язык тем временем  глубоко
проник в ее рот, возбуждая ее до предела.
   Шей погрузила пальцы в его жесткие волосы и судорожно  прижимала  к  себе
его голову, наслаждаясь его  поцелуем.  Никому  она  еще  не  позволяла  так
глубоко вторгнуться в ее святая святых - душу. Ни ее родители, ни Энсон,  ни
кто-либо другой не могли приблизиться  к  ее  душевному  миру,  который  она
тщательно оберегала от посторонних. Ее душа всегда  была  главной  резервной
силой, дающей ей возможность оставаться самой собой. И вот впервые  в  жизни
она открыла свою душу человеку, потому что безмерно ему доверяла. Она готова
была отдать ее полностью и без остатка.
   Когда поцелуй стал слишком страстным, Ян заставил себя оторваться  от  ее
губ. Затем, наклонившись к ее уху, он прошептал:
   -  Ты  такая  же  вкусная,  как  и  привлекательная.  Теплая,  сладкая  и
золотистая.
   Его руки скользили по ее  телу,  доставляя  ей  огромное  удовольствие  и
ощущение  безопасности.  Она  слишком  долго  томилась   в   одиночестве   и
истосковалась  по  мужской  ласке.  Ей  очень  нравилось  быть   защищенной,
чувствовать на себе сильные  мужские  руки,  ощущать  себя  главным  призом,
принадлежащим победителю, выдержавшему серьезные испытания в  борьбе  за  ее
сердце.
   - Я никак не могу насладиться тобой, - тихо сказал он, оторвав свои  губы
от ее лица.
   Шей не сомневалась, что его душа всецело принадлежит Богу.  Но  в  то  же
время он был простым смертным, он был человеком, мужчиной из  рода  Адамова.
Все ее женское естество требовало близости с ним, рвалось к нему  неудержимо
и страстно, лишая способности к сопротивлению.
   Ян нежно сжал руками ее грудь и глубоко вздохнул.  Шей  закрыла  глаза  и
тоже  глубоко  вздохнула,  чувствуя,  как  его   пальцы   коснулись   самого
чувствительного места - ее взбухших от страстного желания сосков. Ее  сердце
бешено колотилось в груди, и ей показалось, что оно  бьется  в  такт  с  его
ритмичными движениями руки - вверх-вниз, вверх-вниз,  вверх-вниз.  Ее  мысли
смешались и отлетели прочь, оставив после себя блаженную пустоту.
   Так они стояли несколько секунд, не находя в себе достаточно  сил,  чтобы
отойти друг от друга. Ян тяжело дышал, и  ей  казалось,  что  она  отчетливо
слышит удары его сердца.
   - Шей, - обратился он к ней сдавленным голосом. Одна его рука опустилась,
зато другая еще крепче прижала ее к  себе.  Он  снова  наклонился  к  ней  и
уткнулся носом в соблазнительно мягкую ямочку между шеей и плечом.
   Она с трудом подавила в себе желание застонать от  удовольствия.  В  этот
момент послышался шум мотора. Охранник подъехал к ним  и  остановил  машину.
Шей с трудом оторвалась от Яна, подошла к машине и села за руль.
   - Шей...
   Она быстро захлопнула дверцу машины, а затем, немного  подумав,  опустила
ветровое стекло:
   - Я же говорила тебе, что у нас ничего не получится. Это невозможно, Ян.
   Он наклонился над окном, положив ладони на ветровое стекло.
   - Нет, - сказал он и решительно покачал головой. - Нет, ты не права.  Это
совсем не так.
   Шей нажала на педаль газа. Ян успел сунуть голову в машину  и  поцеловать
ее в лоб.
   - Будь осторожна, - сказал он, отходя от машины.

Глава 7

   Все было кончено. Она прекрасно сознавала это. В тот самый момент,  когда
она выехала из подземного гаража, оставив его в темноте узкого прохода,  она
уже  хорошо  понимала,  что  ее  любовь  к  Яну  Дугласу  была  окончательно
проигранной партией. Она проиграла ее так же, как проиграла теннисную партию
в то памятное утро. Вообще говоря, их роман с самого начала был  обречен  на
неудачу.  Для  нее   это   был   самообман,   правда,   очень   приятный   и
соблазнительный. Она обманывала себя, когда думала, что из этого  что-нибудь
получится. Она просто уступила его ласкам,  позволив  своему  телу  обмануть
разум. А он? Он же не мог так легко обмануться? Он все прекрасно понимал. Он
не мог не чувствовать,  что  его  моральные  устои  подвергаются  серьезному
испытанию.
   Почему же она не оказала ему достойного сопротивления? Почему не отвергла
его домогательства и не влепила ему пощечину? Почему  не  убрала  его  руку?
Ведь она могла поцеловать руку священника и предупредить его о том,  что  он
играет с огнем. Почему она этого не сделала? Почему отвечала на его поцелуи,
на его ласки с такой легкостью и  беззаботностью?  Почему  испытывала  такое
волнение, когда он целовал ее?
   Нет никаких сомнений в том, что он  сейчас  воспринимает  ее  как  орудие
дьявола,  пытающегося  любой  ценой  добиться   его   падения,   подвергнуть
испытаниям его веру, разрушить его карьеру священника  и  все  те  принципы,
которые были для него священными.
   К концу следующей недели она окончательно убедила  себя  в  том,  что  он
всеми силами пытается забыть ее, выбросить из  своего  сердца.  Он  не  знал
много языков, но язык плотских искушений ему был достаточно хорошо известен.
Здесь он не мог ошибиться. Она хотела его, стремилась к нему. Об этом весьма
красноречиво говорили все части ее тела - руки и плечи, спина и бедра, грудь
и шея. И язык ее тела был так  понятен,  что  он  не  мог  не  услышать  его
требовательного призыва. Она  не  скрывала  своих  чувств  к  нему,  как  не
скрывала того разочарования, которое пришло, когда он убрал свою руку  с  ее
груди и отошел в сторону. А ее поцелуи? Это ли не самое яркое доказательство
ее чувств?
   К концу третьей недели она немного успокоилась. Да и  почему  она  должна
была волноваться из-за того, что думает  о  ней  какой-то  провинциальный  и
ханжески  настроенный   священник   из   маленького   городка   Бруксайд   в
Коннектикуте? В конце концов  это  был  всего  лишь  небольшой  эксперимент,
закончившийся неудачно. Разве  она  сама  не  использовала  его  в  качестве
любопытного объекта для наблюдения? Это внесло некоторое разнообразие  в  ее
скучную жизнь. А сейчас все закончилось. Ну что ж, прекрасно. Прекрасно.  Ей
плевать на все эти детские штучки.
   Тем более что времени у нее практически не было. Кроме работы в  галерее,
она каждые три дня бывала в Нью-Йорке, где  позировала  Роберту  Глэду.  Шей
очень высоко ценила  его  профессионализм  и  талант  скульптора,  хотя  как
человек он оставлял желать лучшего.
   Когда она приезжала в его студию, бородатый и всегда помятый Роберт  Глэд
почти без слов указывал ей на заднюю комнату, где  она  могла  раздеться,  и
начинал работать. Прикрытая простыней, Шей терпеливо пересаживалась с  места
на место, когда он выбирал  для  нее  позицию.  После  долгих  прикидок  она
наконец замирала без движения и  сидела  так  в  течение  нескольких  часов.
Предварительно он украшал ее  полинезийскими  атрибутами  девственности.  По
окончании работы он не спеша собирал свои инструменты  на  рабочем  столе  и
говорил свое обычное: "Благодарю вас".  Шей  снова  шла  в  заднюю  комнату,
быстро одевалась и покидала студию.
   Ее вполне  устраивало,  что  Глэд  не  обнаруживал  склонности  к  пустой
болтовне. Благодаря этому она могла во время позирования отвлечься от  всего
мира и позабыть все неприятности.
   Разумеется,  большую  часть  этого  времени  она  посвящала  Яну  и   тем
отношениям, которые сложились между  ними.  Она  снова  и  снова  обдумывала
сложную ситуацию, пытаясь найти хоть какой-то выход. Но все ее попытки  были
тщетными. Она раз за разом при