и спустил нога с кровати. Боль пронзила бедро, ринувшись по всем нервам его тела, отчего его затошнило. Сжав зубы, он силился побороть подступившую дурноту. Он стал слабее котенка и вынужден был опереться руками о матрац, чтобы сохранить вертикальное положение.
     - Я выберусь отсюда, - пообещал он сквозь зубы, сжатые от боли и ярости.
     - Вы скоро поймете, что шансы на это у вас ничтожны, особенно если учесть, что ходить вы не сможете еще несколько дней.
     Он все же уловил почти сочувствие в ее мелодичном голосе.
     - Вы не помните, как мы сюда добирались, но, да будет вам известно, что курорт находится на другой стороне острова. Между ним и этой деревней - скалистая местность. Ни шоссе, ни населенных пунктов. Дороги - практически лишь козьи тропы. А в деревне всего один джип. Он принадлежит моему отцу и тщательно спрятан. Никто из жителей ни за какую плату вам его не покажет. Пожалуйста, не оскорбляйте их подобными попытками. А пешком, особенно с больной ногой, вам не удастся добраться до того, что вы называете цивилизацией.
     - Хочешь, поспорим, принцесса?
     Она лишь улыбнулась.
     - Поступайте, как знаете. Вы голодны?
     - Коня бы съел.
     - Прекрасно. Именно это вы и получите.
     Она ушла, оставив его с раскрытым ртом. Он вполголоса выругался, проклиная свою боль, беспомощность, слабость и невезение.
     Ему с самого начала следовало догадаться, что она слишком хороша, чтобы стать легкой добьией. Надо же быть таким идиотом! Не обнаглей он от их местного пьяного зелья, он бы действовал осторожнее. Так нет же, как последний дурак, влез по уши, а теперь, видно, завязнет с головой.
     Он продолжал сидеть на краю постели, хотя на это требовались силы, которыми он не располагал. Но, пребывая в таком положении, он казался себе менее беспомощным. Если он ляжет, то вновь окажется в ее власти.
     Она вернулась с еще одним подносом, на котором стоял чайник и стакан с мутной жидкостью.
     - Я больше не желаю пить эту гадость, - упрямо заявил он, надеясь, что в его голосе прозвучало больше уверенности, чем он ощущал.
     - Тогда мне придется кормить вас насильно.
     Он угрюмо наблюдал, как она наливала дымящийся отвар в чашку.
     - Это что, в самом деле бульон из конины?
     - Во многих частях света конина считается деликатесом.
     - Как и собачье мясо. Я не собираюсь есть ни то, ни другое.
     - Эта лошадь пожертвовала ради вас жизнью. Вы можете хотя бы сделать вид, что признательны ей за это?
     - Вы не пожелали резать корову ради меня, так почему же не пощадили лошадь?
     - По правде говоря, - пояснила она, нахмурившись, - мы нашли бедное животное в придорожной канаве уже мертвым. Но мясо еще не начало портиться.
     - В таком случае и думать об этом забудь, Флоренс Найтингейл. - Он оттолкнул протянутую чашку.
     Она одарила его чарующей улыбкой.
     - Вы же хотите набраться сил, чтобы придушить меня, верно? Или передумали?
     Он выхватил чашку у нее из рук и по неосторожности выплеснул немного обжигающей жидкости себе на грудь.
     - О, черт!
     Шанталь отреагировала мгновенно: протянув руку за льняной салфеткой, что лежала на подносе, она кинулась вытирать сверкающие капли с покрытой густым волосом груди. Когда она наклонилась вперед, пряди ее волос коснулись его колена, не прикрытого простыней.
     Реакция Скаута была однозначной. Ощутив, как ее темные волосы, словно черные атласные ленты, ласкают его кожу, он едва совладал с собой. Может, она и сумасшедшая, и опасна, ему все равно! Ему захотелось дотронуться до нее, погладить эти волосы и зацеловать ее всю, с головы до ног.
     Он ухватил эти тяжелые пряди и сжал руку в кулак, а затем отвел ее упавшие волосы со своих колен. Ее рука замерла в нескольких сантиметрах от его груди, и взгляды их встретились. Их лица при этом оказались так близко, что он ощутил ее быстрое дыхание, слетавшее с влажных, полураскрытых губ. Черт, ему снова захотелось почувствовать ее рот своими губами.
     - Со мной все в порядке, - грубовато заметил он.
     Она выпрямилась и швырнула салфетку на поднос, а он поспешил разделаться с отвратительным бульоном и состроил ужасную гримасу, допивая последний глоток.
     - Когда мне дадут что-нибудь посущественнее? Или в твои планы входит держать меня впроголодь, подпитывая одним бульоном из конины?
     - Нет, я хочу, чтобы вы поскорее набрались сил.
     - Чтобы я мог... как это? Сконструировать мост?
     - Совершенно верно, - ответила она с предельной серьезностью.
     - Ты, верно, перегрелась на тропическом солнце, принцесса, - рассмеялся он. - Я не собираюсь ничего конструировать для тебя, кроме разве уголовного дела, которое тебе ни за что не выиграть. Между прочим, со времен второй мировой войны остров Пэрриш является территорией Соединенных Штатов. Каким бы языческим и отсталым он ни был, - продолжал он, многозначительно взглянув на керосиновую лампу, - все цивилизованные законы имеют силу и здесь. Как только я смогу двигаться, ты угодишь за решетку.
     - Возможно. Но сначала вы построите мне мост.
     - Какой мост? А это что еще такое, черт побери? - сварливо полюбопытствовал он, когда Шанталь попыталась вручить ему принесенный на подносе стакан с жидкостью.
     - Кокосовое молоко. Вам понравится.
     Он выпил. После бульона вкус показался ему приятным - что-то вроде молочного коктейля.
     - Ладно, я выпил. Теперь ответь на мой вопрос.
     - Какой вопрос?
     - Про какой это мост ты постоянно твердишь?
     - Мы поговорим об этом утром. Вам не надо в туалет?
     - Настолько, что аж слеза прошибает.
     - Могли бы сказать. - Она сунула руку под кровать и достала фарфоровое судно.
     Скаут взглянул на "утку" и почувствовал, что краснеет.
     - Черта с два!..
     - Несколько поздновато испытывать застенчивость, мистер Ритленд, поскольку я уже несколько дней забочусь о вас. Стало быть, у вас нет от меня секретов. Распоряжайтесь посудиной, или вам же хуже будет!
     Он закусил щеку изнутри. Вид у Шанталь был решительный. Его организм в свою очередь тоже требовал своего.
     - Не будет ли дерзостью с моей стороны попросить тебя оставить меня одного?
     Она повернулась и вышла. Дивные ножки, подумал он, провожая ее взглядом. На ней были обычные шорты, а не саронг, который носят местные женщины. К тому же Скаут почти испытывал благодарность за то, что Шанталь носила блузку из тончайшего хлопка, полы которой узлом завязала на талии. Наблюдая за мягким колыханием ее бюста, он готов был побиться об заклад на последний грош, что под полупрозрачной тканью ничего больше не было. Но рубашка была - вот что его радовало! Трудно было бы на нее злиться, ходи она голой по пояс. Ему и так с трудом удавалось сдерживать эмоции при виде ее голых ног.
     Прежде чем войти, она постучала. Он насупился, ибо никогда в жизни не чувствовал еще себя таким униженным. Она быстро вынесла судно.
     - Мне кажется, вам следует прилечь, мистер Ритленд. Вы побледнели. - Она положила ладони ему на плечи и попыталась заставить его лечь.
     Быстрым движением руки он обнял ее за талию. Другая рука столь же стремительно схватила ее за волосы. Он видел, что она недовольно поморщилась, но лишь слегка ослабил хватку.
     - Твой выбор пал на меня случайно? - спросил он, и губы его побелели от гнева, боли и огорчения.
     - Нет.
     - А те призывные взгляды, что ты так недвусмысленно бросала на меня, не имели никакого отношения к тому факту, что тебе приглянулась моя внешность, так? Ты выбрала меня из толпы не потому, что сочла привлекательным?
     - Я понимаю, что это удар по вашему самолюбию, мистер Ритленд, но - нет. Как вы выглядите, не имело для меня никакого значения.
     - Ты подставила меня с самого начала.
     - Верно.
     - Ты наметила мою кандидатуру заранее и сделала все, чтобы я наверняка обратил на тебя внимание во время приема.
     - Правильно.
     Его рука крепче обхватила ее талию. Он притянул Шанталь к себе. Ее колени столкнулись с его коленями, но на пронзившую его боль он почти не обратил внимания: он ничего не видел, любуясь ее гладкой кожей.
     - Но зачем, черт побери?
     - Я же сказала. Все ради моста.
     - Какого моста, мать твою?..
     Она вывернулась из его объятия и одним сердитым взмахом головы перебросила волосы за спину.
     - Я все объясню, когда вы окрепнете, возможно, утром.
     Не отрывая от нее глаз, Скаут позволил ей уложить себя на подушки. Устроив его поудобнее, она убедилась, что вода в пределах его досягаемости, а москитная сетка надежно защищает ложе, и погасила лампу.
     Он слышал шаги ее босых ног по деревянному полу, а потом увидел, как она выскользнула за дверь.
     Скаут долго смотрел в темноту, но заснуть ему не удавалось. Он даже не сумел расслабиться. В голове все путалось, но сон не приходил.
     Он ругал себя за мягкотелую уступчивость. Какого черта он позволяет всему этому продолжаться? Верно, она хитра, но ведь и он далеко не дурак. И есть люди, которые даже считают его довольно хитроумным.
     Он крупнее ее, весит намного больше. Она, правда, рослая, выше, чем другие островитянки, но он помнил, что даже на высоких каблуках она едва доходила ему до подбородка... Да, у них обоих удачный рост - очень удобно целоваться, очень...
     - Дьявол! - Он выругался, ворочаясь в темноте, едва разбавленной лунным светом из окна. Не стоит ему вспоминать об их поцелуе, или он оправдает мнение тех трех женщин, что сравнили его с маленьким дьяволом - тем божком с перманентной эрекцией. И потом, ему следует сосредоточиться на случившемся и обдумать ситуацию, в которую он попал.
     Судя по всему, Шанталь Дюпон пользовалась в деревне большим авторитетом и неограниченной властью, но при этом он не заметил, чтобы у дверей дежурили вооруженные охранники. Интересно, трудно ли будет скрутить ее и заставить признаться, где спрятан джип, или принудить отвезти его на этом джипе на другую сторону острова? Кстати, куда подевался пистолет, из которого она его ранила? Пока он валяется в этой постели, которая больше подошла бы для лилипута, ему уж точно не найти ее пистолет.
     При этой мысли он решительно откинул простыню и москитную сетку. Затем сел, однако на этот раз осторожно спустил ноги с кровати. И все равно левую ногу словно огнем ожгло.
     Встав на одну ногу, а другую держа на весу, Скаут еще вспомнил, что он совершенно голый. Он дотянулся до висевшего полотенца и, завладев им, обернул его вокруг талии. Слишком солидно, но все же лучше, чем ничего.
     Еще раньше он заметил в углу метлу. К ней он и запрыгал на правой ноге, хватаясь по пути за мебель, чтобы не упасть.
     К тому времени, когда он добрался до метлы, на лбу у него выступил пот. Он дышал открытым ртом, будто пробежал пять километров в гору. Опираясь на метлу, он с этим импровизированным костылем направился к двери. Голова у него кружилась, и дверь оказалась несколько в стороне от того места, где, как он прикинул, она должна находиться.
     В доме царила тишина, нарушаемая только ропотом океана. Стихия где-то совсем рядом. Скаут поискал на ощупь какие-нибудь выключатели, но, как он и ожидал, никаких признаков электричества не оказалось. Не было и телефона. Однако дом был хорошо обставлен, безукоризненно чист и полон красивых вещей. Повсюду книги, их стопки на столах, полках, даже на полу. Некоторые на французском, какая-то часть на английском.
     Стараясь производить как можно меньше шума, он, превозмогая боль, с трудом прошел через просторную гостиную и направился по коридору мимо еще одной спальни, где постель была расстелена, но пуста, дошел до следующей большой комнаты, разделенной резной ширмой на спальню и кабинет.
     На огромной кровати тоже никого не было. Шанталь сидела в кабинете. Тусклая керосиновая лампа слабо освещала помещение, и лицо Шанталь оставалось в тени. Женщина полулежала в кожаном кресле, положив ноги на угол заваленного бумагами письменного стола, на котором царил полный беспорядок. Она была в очках. На коленях у нее лежала книга.
     Шанталь настолько углубилась в чтение, что не услышала его приближения. Ее темные волосы подобно плотному занавесу свисали со спинки кресла, и лишь несколько прядей обрамляли безукоризненное лицо. Она расстегнула и развязала рубашку - видимо, собиралась ее снять, но потом передумала.
     При виде идеально округлых грудей, увенчанных сосками, словно созданными для мужских губ, Скаут ощутил пульсацию отнюдь не в больной ноге. Он попытался отогнать похотливые мысли, но когда заговорил, голос его прозвучал хрипло:
     - Ты все объяснишь мне прямо сейчас.
     Она вздрогнула. Ноги бухнулись на пол, и книга слетела с колен. Шанталь резко подняла голову. Сквозь толстые стекла очков она вглядывалась в полумрак, различила наконец размытые очертания его силуэта, и потребовалась несколько секунд да его сверлящий взгляд, пока она сообразила, что ее рубашка распахнута. Она поспешно запахнулась и сняла очки.
     - Мистер Ритленд, каким образом...
     - Кончай с этим "мистер Ритленд", а? Я же не официальное лицо и не гость в твоем доме. Я твой пленник. Ты видела меня голым, и я бы тоже не отказался полюбоваться тобой, особенно когда целовал тебя и массировал твой сосок. Так что мы вполне можем обращаться друг к другу по имени.
     Он испытал какое-то извращенное удовольствие, заметив, как обидело Шанталь его заявление. Но одновременно он поразился собственному цинизму. Дома он никогда не посмел бы так разговаривать с женщиной... с любой женщиной. Он читал о мужчинах, дичавших в отрыве от цивилизации и привычного окружения, но от себя такого не ожидал. Тем более в такие короткие сроки. Хотя, конечно, его жестоко провоцировала именно эта женщина с потрясающими синими глазами, которая теперь с надеждой смотрит ему в лицо, словно ожидая извинений. Смущенный, он шумно выдохнул. Обиженное выражение ее лица заставляло его чувствовать себя дурным человеком.
     - По меньшей мере хоть согласись, что у меня есть все основания, чтобы злиться и расстраиваться.
     - Я согласна, - негромким голосом признала она. - Но, честное слово, я вовсе не хотела вас ранить. Мне очень жаль.
     - Да ладно, дело уже сделано, так ведь? Ну что там насчет моста?
     - Вы уверены, что хотите услышать мои объяснения именно сегодня?
     - Абсолютно.
     - Тогда садитесь, пожалуйста. - И, улыбнувшись, добавила:
     - Скаут.
     Он с благодарностью опустился в стоявшее напротив кресло.

4

     Даже при свете керосиновой лампы Шанталь заметила, как побелели его губы. Она знала, что он страдает от боли. В его ослабленном состоянии путь от спальни до кабинета равносилен долгому путешествию. Кожа у него приобрела серый оттенок, лоб покрылся испариной, пряди волос, упавшие на глаза, стали влажными и слиплись.
     Но несмотря на слабость и мучения, он был полон решимости, и Шанталь сочла, что достаточно долго держала его в неведении. С чего же начать?
     - Вы не помните, поскольку были без сознания, - заговорила она, - но когда мы добирались до деревни, нам с Андре пришлось нести вас по подвесному мосту над глубоким ущельем. Там настоящая пропасть, она разделяет нашу деревню и остальную часть острова. Мост в ужасном состоянии. Его требуется срочно заменить. Я затащила вас сюда, чтобы вы построили для нас новый мост.
     Она следила, как он молча переваривает услышанное: выражение лица вроде бесстрастное, но искорка интереса мелькнула в его глазах, и она уловила это. Интерес в его глазах. Очень недурных. Светло-карих с золотом.
     Она отвела взгляд и вдруг заметила, что он машинально массирует больное бедро.
     - Болит?
     Он оставил ногу в покое, скорчил недовольную мину и соврал:
     - Нет.
     - Я могу дать вам что-нибудь.
     - Не выйдет, мисс Дюпон. Стоит тебе дать что-нибудь мне, как я теряю сознание на несколько часов.
     - Может, таблетку аспирина?
     - Давай рассказывай про мост, - нетерпеливо прервал он. - Насколько я понимаю, речь идет не о маленьком, коротком мосте.
     Она небрежно взмахнула рукой, стараясь казаться спокойной.
     - Какие-нибудь шестьдесят метров.
     - Черт! - Он рассмеялся и покачал головой.
     - Я рада, что вы находите это забавным, - съязвила Шанталь. - Уверяю вас, для нас этот мост - жизненная необходимость. Мой народ...
     - Твой народ? - закричал он. - Да кто же ты такая, черт побери?
     Посчитав этот вопрос резонным, она ответила:
     - Шанталь Дюпон.
     - Это я знаю. - Он снова машинально потер ногу, но, поймав ее взгляд, прекратил это занятие. - Ты что здесь, жрица? Ее величество королева? Миссионерка? Кто ты?
     Этот вопрос вызвал у нее улыбку.
     - Ничего такого королевского. Я здесь родилась, в этой деревне. - Протянув руку, она взяла со стола фотографию в серебряной рамке. - Мои родители.
     Он с любопытством взглянул на фото: белый мужчина и полинезийка. Шанталь внимательно следила за его реакцией. Поставив фотографию на стол, он заметил:
     - У тебя отцовские глаза. Но все остальное ты унаследовала от матери.
     - Благодарю вас. Она была очень красивой.
     - Была?
     - Она умерла много лет назад. Я понимаю, вам любопытно, но из вежливости вы стесняетесь спросить.
     Он смущенно заерзал в кресле, тем самым подтверждая ее правоту.
     - Мой отец, - начала Шанталь, - доктор Джордж Дюпон, служил в военно-морских силах Франции. Его послали на этот остров как раз перед началом второй мировой войны. Как вы, вероятно, заметили, остров весьма привлекателен. После войны Франция оказалась в руинах, так что он вернулся сюда, чтобы заниматься научной работой, хотя здесь уже была американская территория. Он познакомился с моей матерью, Лили, полюбил ее, и они поженились.
     - Судя по задумчивому выражению твоего лица, я полагаю, они жили счастливо, пока смерть не разлучила их.
     - Мать приняла католичество. Но несмотря на это, когда она последовала за отцом во Францию, от нее шарахались. От них обоих. Дюпоны - старинный аристократический род. Неважно, что они потеряли большую часть своего состояния при нацистах. Все члены этой семьи по-прежнему считают себя элитой.
     - Принять в свой клан полинезийку да еще в качестве члена семьи - об этом нельзя было даже подумать, так?
     Шанталь опустила голову. Каждый раз, когда она рассказывала о своей красавице матери и о том, как страдала бедная женщина, сердце ее сжималось от жалости. Шанталь сама до известной степени сталкивалась с предрассудками, а ведь она лишь наполовину была тем, что вызывало неприязнь в случае с Лили, отталкивало от нее Дюпонов и всех старых друзей и коллег ее отца.
     - Так вот, - продолжала Шанталь, прерывисто вздохнув, - они вернулись на остров. Отец продолжил здесь свою работу и ранее начатые исследования. Он построил этот дом и приложил все силы, чтобы сделать его по возможности удобным. Он научил местных жителей пользоваться некоторыми современными удобствами. В результате так вышло, что аборигены привыкли полагаться на него и стали от него зависеть.
     - Он был для них вроде отца.
     - Вот именно.
     - А когда же появилась ты? Тебе ведь не так уж много...
     - Многие годы после замужества моя мать никак не могла забеременеть, и это, как я потом узнала, сильно тревожило ее. Наконец это произошло. Она писала в дневнике, что дни беременности были самыми счастливыми в ее жизни. - Шанталь сдвинула брови. - Но она была уже в таком возрасте, что роды не могли пройти без осложнений. За ней не было надлежащего ухода во время беременности. А она проходила сложно. Мама так окончательно и не оправилась после родов, умерла, когда я была совсем маленькой. У меня очень смутные воспоминания о ней, я запомнила только улыбающееся лицо да еще французские колыбельные, которые она мне пела.
     Они несколько минут помолчали. Шанталь погрузилась в горькие, но одновременно приятные воспоминания. Скаут прервал их, спросив:
     - Почему твой отец не вернулся с тобой во Францию после смерти Лили?
     - К тому времени остров стал для него домом, ближе, чем Париж. Он привык к местно