понять чужого горя, мистер Макки. Вы не знаете, что я чувствую.
     - Действительно, я не могу знать, что у вас на душе. Но мне действительно очень жаль, что я не знал о случившемся с вами, когда заставил вас сегодня утром давать показания в суде.
     Она посмотрела на него. Неестественно большие глаза горели ярким огнем, что только подчеркивало бледность ее лица.
     - А если бы даже и знали. Какая вам разница?
     - Я не стал бы вызывать вас в суд.
     - Но как же ваше дело, мистер Макки? Ведь в таком случае оно пострадало бы, - произнесла она с ироничной любезностью.
     Он смущенно потупился:
     - Возможно. Но незначительно.
     - Вы по-прежнему уверены, что добьетесь обвинительного приговора?
     Хантер плохо видел в полутьме, но ему все равно удалось перехватить настороженный взгляд ее глаз.
     - Добьюсь. - Это было произнесено с твердостью, не оставлявшей никаких сомнений в его решимости бороться до победного конца. Кари взволнованно дышала. Он помнил об обещании, данном им Бонни Стрэнд, однако в эту минуту никакие силы не способны были заставить его уйти.
     - Но если вы так уверены в исходе этого дела, то почему вам потребовалось нападать на Томаса и меня?
     - Не на вас я нападаю. Ни в коем случае. Я с самого начала не устаю твердить вам, что у меня и в мыслях нет причинять вам страдания. Говорю это совершенно искренне.
     Кари откинулась на подушки и горько рассмеялась.
     - А вы не задумывались над тем, какие страдания мне причиняют ваши лживые обвинения в адрес Томаса?
     "Но это не ложь!" - захотелось крикнуть ему. Однако он вовремя прикусил язык. Томас Уинн до самой смерти оставался для нее святым и после смерти таким останется. И если он низвергнет Уинна с высокого пьедестала, то ему не останется ничего иного, как ринуться следом в ту же пропасть.
     - Я прилюдно обидел вас и вполне осознаю свою вину. Очень сожалею, что так вышло.
     Воспоминание об утренних событиях всколыхнули в ее душе утихшую было боль, и она закусила нижнюю губу, чтобы не дать волю чувствам. Хантер быстро склонился над ней.
     - Вам больно? - осведомился он.
     - Нет-нет, - затрясла она головой. Вид У нее был довольно жалким. - Прошу вас, уйдите. Я не хочу, чтобы вы здесь находились.
     Даже искаженное гримасой боли, ее лицо все равно оставалось прекраснее всех женских лиц, которые ему приходилось видеть. Ему нестерпимо захотелось взять это лицо в свои ладони, стереть с него маску скорби, утешить ее, успокоить. Ему захотелось снова прильнуть к ее губам. Господи, зачем ты раньше позволил ему поцеловать ее? Не знать вкуса ее губ было для него мучительно, но знать и не иметь возможности снова ощутить его стало адской мукой.
     Выпрямившись, он отошел от ее постели. Ему пришлось засунуть руки в карманы, чтобы побороть в себе искушение дотронуться до нее. Ее запах был так сладок - он был слаще аромата цветов. В приглушенном свете ночника ее кожа, казалось, сама светилась матовым светом, точно жемчужина. Ее волосы казались живыми, словно длинная трава, шелестящая на ветру. У него возникла даже иллюзия, что он может расслышать их тихое шуршание. Разволновавшись, она не замечала, что одеяло сползло и обозначились очертания изящных бедер и даже - еле заметно - треугольник между ними. Ночная рубашка была простой, мягкой и облегающей. Он не видел ее грудей, но воображение услужливо рисовало их ему.
     Одним словом, не в меру живое воображение доставляло ему сейчас немало неудобств. Хантер Макки чертыхнулся про себя, ощутив физические признаки растущего возбуждения. Беда заключалась в том, что душой и телом Кари принадлежала другому, как раньше, так и сейчас. Ситуация, в которой оказался Хантер, была безнадежной. Это был тупик. Судя по всему, сам вид его был для нее невыносим. Да что там, она всей душой ненавидела его.
     В самом деле, какого черта он здесь делает? Зачем заставляет Кари ненавидеть его с каждой секундой все сильнее? Зачем мучит самого себя? И все же, прежде чем уйти, ему нужно было извиниться еще за одну вещь.
     Чтобы сосредоточиться, Хантер отошел от нее подальше, заняв позицию возле туалетного столика. Подбирая нужные слова, он рассматривал личные вещи Кари, которыми она пользовалась каждый день, почти не думая о них. Щетка для волос. Золотые часики. Флакон духов. Его охватило желание поднести эту хрустальную бутылочку к носу, чтобы полной грудью вдохнуть их запах, однако ему и на сей раз удалось обуздать свое желание.
     - Должен принести вам еще одно извинение, - прозвучал его тихий взволнованный голос.
     Реакция Кари была столь болезненной, что можно было подумать, будто он в самом деле притронулся к ней. Она испуганно потянула ноздрями воздух, так что живот ее стал совсем впалым. Кари знала, к чему клонит ее гость, однако говорить с ним на эту тему казалось ей абсолютно бессмыслимым.
     - Слышать ничего не хочу, - подавленно прошептала она. - Уходите!
     - Простите за то, что я поцеловал вас.
     Она застонала, прикрыв рот ладонью.
     - Уйдите. Оставьте меня в покое...
     - Если уж быть честным до конца, то прошу у вас прощения за то, что сделал это, когда вы были не в состоянии действовать сознательно. А о том, что поцеловал вас, я не жалею.
     Кари вскинула голову, вглядываясь в отражение высокого мужчины в зеркале.
     - Разве не достаточно вам того, что вы втоптали в грязь репутацию моего мужа? Не достаточно того, что вы выставили меня перед всем светом на позор? Что из-за вас я потеряла ребенка? - Забывшись, она гневно молотила своими маленькими кулачками по простыням. Слезы текли по ее щекам. - Но даже если забыть обо всем этом, вы в любом случае не имели права прикасаться ко мне. Более того, прикасаться так, как это сделали вы!
     Лицо Хантера страдальчески сморщилось.
     - Все, все понимаю...
     - Но как же тогда хватило вам наглости поцеловать меня? - спросила она дрожащим от слез голосом.
     И тут его словно подменили. Хантер Макки, собравшийся было уходить, круто повернулся на месте. Вина за случившееся лежала не на нем одном. Она тоже была не без греха, и он, черт возьми, вовсе не намерен был соглашаться на роль козла отпущения!
     - А вот представьте себе, хватило! - Перемена его тона была столь неожиданной, что у нее от удивления мгновенно высохли слезы и перехватило дыхание. - И знаете почему? Потому что мне захотелось поцеловать вас еще тогда, когда я впервые увидел вас. С тех пор это желание не покидает меня! И можете орать, визжать, плеваться, бросаться на меня с кулаками, звать своих сторожей... Главное, что теперь вы знаете! Вот именно, мне чертовски хотелось поцеловать вас. Да и вы, кажется, не были против. Кстати, когда я хотел оставить вас в покое, вы даже удержали меня.
     - Удержала?.. Вас?.. Да вы килограммов на сорок тяжелее меня!
     Кажется, Хантер попал впросак. В самом деле, трудно было придумать что-либо абсурднее утверждения о том, что она оказалась физически сильнее его. И все же в словесном поединке он не собирался отступать. Снова подойдя вплотную к ее постели, он решительно выпалил:
     - Но именно ваши руки обнимали меня! И ласкали! Именно вы прильнули ко мне губами. Именно вы...
     - Хватит!
     - ...открыли рот и...
     - Ни слова больше! Я запрещаю вам!
     - ... поцеловали меня!
     Она, вытаращив глаза, хватала ртом воздух. Каждый вдох давался ей с трудом.
     - Я была без сознания, мне мерещилось... Вовсе не вас я целовала тогда! Я грезила о своем муже!
     Уязвленный в самое сердце, Хантер сорвал с носа очки и навис над ней всей громадой своего тела. Нагнувшись, он оперся о кровать Кари. Ее ноги, испуганно поджатые под одеялом, оказались между его расставленными ладонями.
     - Что ж, в таком случае позвольте сделать вам одно признание, Кари Стюарт. Будь я вашим мужем, я не был бы настолько глуп, чтобы рисковать потерять вас.
     Его намек был предельно прозрачен. Выходило, что Томас Уинн, проворовавшись, Показал себя просто недоумком.
     - Убирайтесь! - злобно прошипела она.
     - Можете спорить со мной или с кем-нибудь другим до хрипоты, но вы целовались со мной, и вам это очень нравилось.
     - Не было этого!
     Из-под полуопущенных век он пару секунд смотрел на ее дергающийся рот, а затем, наклонившись еще ниже, прошептал тихо, но убежденно:
     - Было.
     - Убирайтесь!!!
     На сей раз ее визг был достаточно громок для того, чтобы Пинки и Бонни со всех ног бросились к ним, будто услышав сигнал бедствия. Они вбежали в спальню как раз в тот момент, когда Хантер уже направлялся к двери, надевая на ходу очки. Букет чайных роз полетел ему в спину. Однако он, судя по всему, даже не заметил этого. Пробормотав извинения, Хантер Макки бочком, мимо друзей Кари, выскользнул из комнаты, и через несколько секунд из передней раздался стук закрывшейся входной двери.

ГЛАВА 5

     Процесс выздоровления был подобен для нее тюремному заключению, которое она отбыла "от звонка до звонка". И все же, побывав у доктора и получив у него разрешение выйти на работу, она должна была признать, что длительный отдых пошел ей на пользу.
     Она чувствовала себя полностью обновленной. Почти пять месяцев прошло со дня гибели Томаса. Пора было заняться обустройством собственной жизни. До того как у нее случился выкидыш, Кари витала где-то в заоблачных мирах, однако теперь у нее появилась четкая цель - добиться, чтобы исполняющий обязанности окружного прокурора получил по заслугам.
     Хантер Макки добился-таки обвинительного приговора членам городского совета Паркеру и Хейнсу. Хотя Томас Уинн был мертв и не мог защищаться, он был пригвожден к позорному столбу наряду с теми двоими. Этого Кари Стюарт-Уинн прокурору не могла ни забыть, ни простить.
     Она проработала после болезни уже три недели, когда до нее дошел слух, заставивший ее сорваться с места и опрометью броситься к рабочему столу Пинки в главной редакции.
     - Я только что услышала, что Дик Джонсон уходит от нас на Кей-эй-би-си.
     Пинки пустил в потолок столб сигаретного дыма.
     - Языки здесь работают быстрее, чем у проститутки счетчик, - буркнул он. - Мне самому эту новость на хвосте принесли каких-нибудь пятнадцать минут назад.
     - Я хочу на его место.
     Пинки хмуро посмотрел на нее. Его глаза задумчиво застыли на лице Кари, однако это не помешало ему одновременно отдать распоряжение проходившему мимо оператору отправляться с видеокамерой на вертолетную площадку и ждать там репортера.
     - На химзаводе рвануло, так что снаряжайтесь как следует! - проорал он и только потом обратился к Кари, уже более спокойно:
     - Ладно, потом поговорим.
     Она охотно последовала за ним в его служебный кабинет, где директор службы новостей бывал лишь в редких случаях. Комната со стеклянными стенами примыкала к главной редакции. Оттуда было видно все: что происходит, кто занят, кто свободен, а кто и просто сгорает от скуки. Если Пинки приглашал кого-нибудь в свой кабинет, это означало, что разговор предстоит непростой. Закрыв за собой дверь, директор разместился за столом. Кари села на стул напротив.
     - Зачем? - спросил он без всяких предисловий. Она обескураженно заморгала.
     - Как это - зачем?
     - Зачем тебе городское правительство?
     - Я занималась им до того, как вышла замуж за Томаса. Ты сам знаешь, почему мне пришлось отказаться от этой темы, и знаешь также, что она - моя первая любовь.
     - Угу... - Не видно было, чтобы ее объяснение Пинки счел достаточно убедительным. Закурив новую сигарету, он внимательно всмотрелся в собеседницу сквозь поднявшуюся дымовую завесу. - Но ты ведь уже застолбила за собой культуру. Весь шоу-бизнес - твой.
     - Ты не представляешь себе, какая это скукотища, Пинки. Жизнь большого города со всеми его проблемами - вот чего мне не хватает. Кстати, у меня до сих пор сохранились отличные источники в городском правительстве.
     - Что и говорить, умеешь ты лапшу на уши вешать, но я-то не дурак. - Пинки положил коротенькие ручки на стол и многозначительно подался вперед. - Тебе нужна сковорода, чтобы поджарить этого гуся - Хантера Макки.
     Кари смущенно опустила глаза.
     - Но я же профессиональный репортер, Пинки. Я не допущу, чтобы на мою журналистскую позицию влияли личные переживания. - Босс бросил на нее подозрительный взгляд, и она в отчаянии выкрикнула:
     - Честное слово, не допущу!
     Откинувшись в кресле, он положил ноги на край письменного стола.
     - Ну и что же будет с разделом программы, который ты ведешь сейчас? Давай рассмотрим этот вопрос чисто умозрительно. Потому что я еще не сказал, что согласен перевести тебя на другую работу.
     - Отдадим его Салли Дженкинс. Она вполне сносно справлялась с этой работой, пока меня не было.
     - Ты не хуже меня знаешь, какое это хлебное место, Кари. Тебя не то что подсидеть - зарезать готовы, лишь бы на него пробиться. В таких случаях ведь как иной раз бывает, а? Возвращаешься из отпуска - глядь, а местечко-то твое тю-тю... Так что если уступишь свой кусок хлеба с маслом мисс Большой Попке, а сама подашься вон туда и облажаешься, - Пинки мотнул головой в направлении центра города, где располагался комплекс зданий муниципалитета, - тогда уж на себя пеняй. Обратно ничего не получишь! Так стоит ли рисковать? Подумай хорошенько.
     - Ей-богу не облажаюсь, Пинки! Ты что, уже совсем в меня не веришь?
     - Верю. Но знаю также, что ты в первую очередь - женщина, которая живет не разумом, а эмоциями. И к тому же упрямая как осел. Надулась, видишь ли, на окружного прокурора, вот и вздумала...
     - Ни на кого я не надулась.
     - Черта с два не надулась! - взорвался Пинки. - Нечего меня на слове ловить! "Надулась" еще слишком мягко сказано о том, какие чувства ты к нему питаешь. - Он угрожающе поднес к ее носу похожий на обрубок указательный палец. - Короче, заруби себе на носу: мне вовсе не нужно, чтобы наша главная редакция превратилась в поле боя между тобой и Макки!
     - До этого дело не дойдет. Я обещаю.
     - Не позавидую тебе, если ты свое обещание нарушишь, - проворчал он, опуская ноги на пол.
     Ее глаза радостно загорелись.
     - Значит, решено? Новое место - мое?!
     - Твое, твое...
     - Спасибо, Пинки! - Она стремительно поднялась. - Когда приступать?
     - Дик уходит в конце недели. Понедельник тебя устраивает?
     - Значит, понедельник? Отлично! - Она повернулась было, чтобы уйти, но, вспомнив о чем-то важном, замерла на месте. - А можно Майк Гонсалес останется моим оператором?
     - А прибавки к жалованью попросить не хочешь?
     - Об этом я и не мечтаю.
     - В таком случае забирай своего Майка, - ухмыльнулся Пинки, и она подпрыгнула на месте от радости. Поднявшись из кресла, директор отдела новостей глубоко затянулся сигаретой. Вид у него был не очень веселый. - Ты для меня все равно что дочь, Кари, и поэтому я хочу сказать тебе одну умную вещь: кинжал мести - оружие обоюдоострое. Иной раз колешь им кого-нибудь, а попадаешь в собственную задницу.
     Она смешливо наморщила нос.
     - Хорошо, запомню.
     Однако у него оставались серьезные сомнения в том, что его предупреждение надолго задержится в ее белокурой головке.

***

     - Ох, Кари, не нравится мне это.
     - Да будет тебе ныть, трус несчастный. Где твоя любовь к приключениям? Сам подумай: ну что они могут с нами сделать, даже если и застукают?
     Мученически вздохнув, Майк Гонсалес поволок свою тяжелую ношу выше по лестнице. В лифте госпиталя громоздкая видеокамера наверняка привлекла бы к себе излишнее внимание. Именно этого они сейчас пытались избежать.
     - Да пойми же ты, не врачей с санитарками я боюсь, а Пинки.
     Она тихо рассмеялась.
     - Если мы притащим ему слезливую историю, которую можно вставить в шестичасовой выпуск, ему наплевать будет, каким образом мы ее раздобыли.
     - А об окружном прокуроре ты подумала? Он такой тарарам устроит - только держись! Зря, что ли, он этого мужика ото всех прячет?
     - Вот этим я и заинтригована. Отчего такая секретность? Почему никто из нас не видел этого человека, после того как он был арестован за убийство жены? Чего добивается Макки?
     - Но как ты узнала, что его в тюрьме кондрашка хватил?
     - Почаще в суд наведываться надо. Там в кафетерии много чего болтают. - Услышав это объяснение, Майк уважительно хмыкнул. - Мои невольные информаторы уточнили даже, в какой именно госпиталь его уложили.
     - А номер палаты ты откуда вынюхала? - спросил оператор.
     Кари ответила ему озорной улыбкой.
     - А это мой маленький секретик.
     Так за разговором они в конце концов дошли до нужного этажа. Приоткрыв дверь, Кари настороженно вгляделась в глубь коридора.
     - Надеюсь, наш несравненный мистер Макки не выставил охрану.
     Охранников видно не было. Бесшумные и невидимые, телевизионщики шмыгнули в коридор, а затем в палату. Мужчина средних лет лежал на кровати, нервно вцепившись в одеяло.
     - Кто вы? - спросил он, похожий на перепуганного кролика, когда Кари и Майк приблизились к нему.
     - Меня зовут Кари Стюарт, мистер Гопкинс. Как вы себя чувствуете? - вежливо поинтересовалась она.
     Его затравленный взгляд бегал от Кари к Майку, навьюченному устрашающим оборудованием. Затем в его настороженных глазах что-то промелькнуло: он узнал ее.
     - Так вы та самая девушка с телевидения? - спросил пациент. На сей раз в его голосе звучал уже не испуг, а неподдельный интерес.
     За долгие годы репортерской работы Кари усвоила психологическую закономерность: тех, кто каждый вечер появляется на экране домашнего телевизора, люди со временем начинают воспринимать как давних знакомых. В ситуациях, подобных этой, такая иллюзия личного знакомства как нельзя лучше играла ей на руку.
     - Да. - Сев на стул рядом с кроватью, она украдкой нажала на кнопку диктофона. Еле заметного кивка Майку было достаточно, чтобы включить видеокамеру. Палату в ту же секунду наполнило мягкое, почти успокаивающее жужжание. - Вы видели меня по телевизору?
     - О, конечно, мы с Эммой... - Мужчина тут же осекся, его губы затряслись, а в глазах сверкнули слезы. - Теперь ее уже нет...
     - Я читала об этом в газетах. Может быть, вы расскажете нам, что все-таки произошло?
     - Я не хотел убивать ее, даже не помню ничего. - Он заплакал, и камера Майка тут же отобразила его лицо крупным планом.

***

     - Признайся, сильная вещь получилась, а?
     - Что и говорить. Да только вонь от нее еще сильнее будет. А уж в том, что она поднимется, если мы дадим этот кусок в эфир, сомневаться не приходится.
     Раздосадованно вздохнув, Кари повернулась к нему спиной. Она нервно мерила шагами крохотную монтажную, в то время как Пинки во второй раз просматривал интервью с Гопкинсом, обвиняемым в убийстве собственной супруги.
     - Так ведь получилось-то хорошо. Разве не так, Пинки?
     - А я и не говорю, что плохо, - поднялся он со стула. - Но хорошо ли это с точки зрения журналистской этики? Вот в этом у меня серьезные сомнения.
     - Что ты имеешь в виду?
     - В материале должны быть представлены позиции обеих сторон - таков железный закон. А ты этого не сделала.
     - Позиция другой стороны уже представлена. Ты же читал утверждения Макки в газетах. Он добивается для этого человека обвинительного приговора. Причем не просто приговора, а смертной казни.
     - Ошибаешься, он вел речь только об обвинительном приговоре. Но ни слова о том, что это должна быть именно казнь.
     - Все равно он и ее добьется - не мытьем, так катаньем. - Она положила подбородок на сцепленные пальцы. Ее поза была похожа на молитвенную. - Вспомни, сколько раз люди, по сути дела, оказывались осужденными заочно. И только лишь потому, что еще до суда пресса успевала изобразить их отпетыми негодяями.
     - А ты, значит, поставила перед собой святую цель снять этого Гопкинса с крючка?
     - Нет. Я просто дала ему возможность высказаться.
     - Такая возможность у него еще будет. В суде.
     Она с трудом удержалась от того, чтобы вспылить.
     - Пинки, я уже два месяца сижу н